Всех беженцев, которых они могли перехватить, фашисты сгоняли в концлагерь под Минском. Пять дней подряд тысячи заключенных – взрослых и детей – морили голодом. На шестой день узникам выдали гнилые селедки – одну на три человека. На тысячу заключенных привозили в день одну бочку воды, и это при том, что во всем лагере имелась одна-единственная ржавая кружка. Сотни умерших лежали по неделе. Каждый день комендант отбирал по спискам людей, и утром их расстреливали. Однажды он приказал большой группе евреев копать котлован. Когда тот был вырыт, евреев связали, побросали в яму, а белорусам приказали их засыпать землей. Белорусы отказались, и их расстреляли вместе с евреями. На советскую землю приходил "новый порядок"…
…К 5 июля спецотряд "Олимп" разросся до полутора тысяч человек за счет окруженцев – уцелевшие в боях красноармейцы пробирались к линии фронта маленькими группками, а люди Судоплатова их перехватывали. Одних, подлечив и подкормив, слали дальше, а других оставляли при отряде – пограничников, бойцов частей НКВД, "безлошадных" танкистов.
Павел подумал и разделил отряд на два, выделив опергруппу "Победители" под командованием Медведева. "Отпочковавшись", отряд ушел в рейд на Ровно, а Судоплатов готовил маленький "блицкриг". Когда агент "Вежа", заброшенный в Брест, сообщил, что к отправке готовится состав с подкреплением, Павел вывел к железной дороге четыре танка и столько же "ЗИСов", тянущих на прицепе зенитки. Танки и пушки расположили по обе стороны путей, замаскировав в лесочке. Состав проследовал с немецкой точностью. Кусая губы от нетерпения, Судоплатов ждал. Радист был при нем, но никаких команд он не подавал – все ЦУ были розданы.
Залп из зенитных орудий не впечатлил особо, зато эффект был потрясающим – пробитый котел немецкого военного паровоза "BR-44" рванул, словно фугас, разве что вместо дыма восклубился пар. Снаряды терзали пассажирские пульманы и товарняк, иногда, правда, простреливая их насквозь, но зенитчики с танкистами не боялись попасть по своим – пути располагались немного выше позиций, занятых "тридцатьчетверками" и орудиями. Танки долбили вагоны в упор, доставалось и платформам.
– Репнин! – крикнул в микрофон Павел. – Репнин!
– Слушаю! – прорвался голос сквозь помехи.
– Последние две платформы не трогай! Там машины с рациями! Пригодятся!
– Понял!
На последних платформах горбились восьмиколесные бронеавтомобили "Панцерфункваген" с большими рамочными антеннами, поднятыми над башнями на кронштейнах. Одну из них снаряд нашел-таки, но вторая вроде уцелела.
А пушки били и били, грохотали и грохотали. Вагоны горели, из тех, в которых были сложены боеприпасы, разлетались убийственные "фейерверки". Гитлеровцы, расхристанные, без касок, порою и без сапог, выскакивали наружу, пытаясь отстреливаться или попросту спастись – и попадали под перекрестный огонь пулеметов. Тут и курсовые на "Т-34" вносили свой вклад, и "ДШК" в кузовах "ЗИСов", и "Дегтяревы" залегших бойцов. Автоматчики тоже старались – кашель ППД сливался с сухим треском трофейных "Шмайссеров".
Только раз возник офицер, безуспешно пытавшийся взять ситуацию под контроль – снайпер снял его, чтобы тот не портил общей картины разгрома. Вскоре огонь стих, лишь патроны, сложенные в вагонах, продолжали рваться.
– Танкам отходить! – приказал Судоплатов. – Зенитчики! Вы тоже отбываете. Спасибо за работу.
– Рады стараться, товарищ майор! – отозвался Сапаров.
Павел приблизился к "месту казни". Отдельные трупы иногда сменялись кровавыми грудами мяса, ошметками плоти, перемешанных с рваной тканью одежд. Все это текло и мокло, вызывая тошноту, но Судоплатов испытывал мрачное удовлетворение. Немцы получили по заслугам. "Цивилизованная" нация, позволявшая себе творить чудовищные непотребства на оккупированных территориях, не заслуживала легкой смерти. "Зольдатен унд официрен" должны были умирать медленно и страшно за все свои преступления, за причиненные страдания. Сгинули "по-быстрому"? Скажите: "Спасибо"…
Павел обошел вагон – под обстрелом тот расцепился с соседними – и велел собрать оружие. Пригодится в хозяйстве…
Дрезина фельджандармерии в тот же день обнаружила расстрелянный состав и подняла тревогу. Агент в Барановичах передал Судоплатову срочное сообщение: в район "инцидента" движется бронепоезд – "Панцерцуг" № 28, тот самый, что громил Брестскую крепость.
– Муха! – гаркнул Павел.
Данила подбежал, и командир поставил ему задачу. Прихватив помощников-саперов, Муха убыл.
Судоплатов, подозвав Володю, занял место в "Татре" – надо было перетолковать с танкистами, не покидавшими своего убежища в придорожном лесу. Десять автоматчиков запрыгнули в кузов. Со связью в оперотряде, как и во всей РККА, были проблемы. "Панцерфункваген", пригнанный на базу "Олимп", оказался цел и невредим, но вот пользоваться им для связи с теми же "тридцатьчетверками" пока не получалось – раций на танках не стояло…
Встретить 28-й было решено подальше от "секретного разъезда". Прибыв в расположение "танковой части", Судоплатов созвал экипажи и поставил задачу.
– Встретим! – ухмыльнулся механик-водитель, черноусый Михаил Пагава. – Приголубим!
– Бронебойными! – подхватил командир танка, молоденький курсант Ваня Копылов.
– Тогда вперед!
Танки двинулись вперед, ломясь через подлесок, "Татра" покатилась следом. Выбравшись на позицию, танки заняли свои места. А позиция была подобрана с умом – в этом месте от путей отходила насыпь, где еще в 30-х планировали построить запасной путь, да руки не дошли. Зато теперь "Т-34" удобно устроились за кучами наваленного гравия, пряча за ними корпуса – одни башни выглядывали. Впрочем, редкая лесополоса и их скрывала, защищая не от снарядов, а от взглядов.
– Приготовиться!
Далеко, у еле видимого поворота, мелькнул красный флажок.
– Едут!
Из-за ельника показался бронепоезд – жалкая пародия на советских железнодорожных монстров. За тепловозом, толкавшим перед собою контрольную платформу, катился артиллерийский вагон со 105-мм полевой гаубицей, затем командно-штабной и зенитно-артиллерийский. Главной же убойной силой служили платформы с французскими танками "Сомюа", отдаленно походившими на "Т-34".
Высокие борта "танковых" платформ служили заодно и сходнями – "Сомюа" могли покинуть свои места и вступить в бой, как и полагается бронетехнике. Особой защиты наклонные стенки вагонов не предоставляли, броня в 15–30 миллиметров могла остановить только пули да осколки.
– Давай, давай… – цедил Судоплатов.
Словно в ответ на "многочисленные просьбы трудящихся", в полусотне метров перед бронепоездом взорвался фугас. Вскидывая тонны земли и щебня, взрыв разорвал рельсы и загнул их бивнями мамонта.
Немецкий "дизель", у которого одна лишь будка была бронирована, резко затормозил, пуская метелочки искр из-под колес. Завизжали колеса, однако задний ход немцам тоже был заказан – расколов воздух, ударил еще один взрыв, корежа пути за бронепоездом. Двадцать восьмой нумер угодил в ловушку.
– Огонь!
Орудия танков рявкнули, продалбливая артвагоны и тепловоз. "Т-34" успели выпустить по два бронебойных, когда, наконец, развернулись башни "Сомюа". Два снаряда ушли в лес, поднимая фонтаны земли и веток, а третий "пробил" по лобовой броне "тридцатьчетверки". Не тут-то было. Взрываясь, снаряд ушел в небо рикошетом.
Бабахнула немецкая гаубица, но от нее толку было еще меньше – уж слишком близко располагались танки. 105-миллиметровый снаряд разорвался далеко-далеко в лесу, потревожив местных белок.
Любуясь уничтожением гитлеровской матчасти, Судоплатов не сразу расслышал зов радистки Ани Камаевой.
– Павел Анатоли-и-ич! Павел Анатолич!
– Что, Аня?
– Брест на связи!
Павел быстренько покинул "Татру" и поспешил к "Панцерфунквагену".
– Да! "Вежа"? Слушаю!
– На Барановичи ушел состав с провизией и амуницией! Ни оружия, ни патронов, только мука, крупа, консервы…
– Очень хорошо! – обрадовался Судоплатов. – А то мы на голодном пайке. "Вежа", надеюсь, ты не забываешь менять точки, откуда выходишь на связь?
– Я помню! Сейчас я и вовсе за городом.
– Будь осторожен. Конец связи.
Покинув восьмиколесник, Павел вызвал Муху, Трошкина с Иволгиным и Шатова, своего зама по тылу.
– Все грузовики – сюда. Скоро "наш" поезд!
…Ящик с тротилом, прикопанный на путях, взорвался под паровозом, слегка подкинув локомотив, отчего тот сошел с рельсов. Тут же, будто слабое эхо взрыва, захлопали винтовки, затрещали отрывистыми очередями автоматы, заколотились "ручники". Немногочисленная охрана на площадках вагонов и на платформах, усиленных вдоль бортов мешками с песком, выбита была основательно. Последними в "очереди на тот свет" оказались немцы на концевой платформе, упорно долбившие из пары "MG-34". Этих забросали гранатами.
Паровоз, что тянул состав, еле тащился – машинист хорошо слышал выстрелы и взрывы дальше по дороге, где танки добивали бронепоезд. А теперь, когда стоял перекособоченный, то и вовсе изображал памятник предосторожности. Бойцы бросились к поезду, постреливая по редким стражам немецкого добра, а грузовики подъезжали к самой насыпи.
С грохотом откидывались борта, и кузова стали наполняться мешками с мукой, с крупами, с картошкой, ящиками с консервированной ветчиной, колбасой, фасолью, португальскими сардинами, тушенкой, со сливочным маслом, кофе натуральным и суррогатным (ячменным), печеньем, плавленым сыром, джемом, чаем, макаронами, вермутом, шнапсом, соевым шоколадом…
– Добро пожаловать в наше сельпо! – провопил Муха. – По две штуки в одни руки, ха-ха-ха!
Стрельба в отдалении стихла. Видать, уделали бронепоезд. И тут же, лишь бы испортить настроение, в небе закружилась любопытная "рама".
– Сапаров! Слышишь меня?
– Слышу, товарищ майор! – отозвался зенитчик, оставленный на разъезде.
– "Раму" наблюдаешь?
– Где? А-а… Наблюдаю! А немцам станцию не видать, тут везде деревья и масксети!
– Зато они видят нас здесь! Сбивай!
– Есть!
Вдалеке тотчас же забахали зенитки. Совсем рядом с "Фокке-Вульфом" распушились клубки разрывов. Самолет-разведчик прянул влево, пытаясь выйти из зоны обстрела, потянул вверх, набирая высоту, да только 52-К доставала и до десяти тысяч метров, куда "раме" не забраться.
– Есть! Попал!
"Фоккер" задымил и потянул к западу, но еще пара снарядов добили его – самолет посыпался вниз.
– Готов!
– Парни, работаем поживее! Немцы наверняка истребители на нас навели да бомбовозы!
– Мы по-стахановски, товарищ майор!
Шесть тяжело нагруженных грузовиков "ЗИС" скрылись в лесу, когда с запада подлетели "Мессершмитты". Пройдясь над двумя расстрелянными поездами, истребители не сделали ни одного выстрела – непонятно было. Оба состава принадлежат Вермахту, и груз из вагонов перетаскивается на немецкие грузовики. Правда, параллельно железной дороге пылили советские танки… Ну, наверное, трофейные… Покрутившись, "мессеры" улетели. А "ЗИСы" успели сделать еще одну ходку.
Военинженер 3-го ранга П. Палий:
"Перейдя мост, мы вскоре наткнулись на одну из машин беженцев, что прорвались на переправу без очереди. Около перевернутого грузовика на земле среди разбросанных вещей, узлов и корзин лежали трое убитых, с края у тропинки лежала женщина с торчащими из-под задравшейся юбки ногами.
Я нагнулся, чтобы одернуть юбку, и вдруг увидел, что за ее телом, полуприкрытый упавшим узлом, лежал еще живой ребенок, мальчик лет четырех. Вся нижняя часть его тела была разорвана, одна ножка была полностью разворочена и торчала сломанная кость.
На полузакрытых глазах малыша чуть-чуть вздрагивали веки, а пальчики на обеих раскинутых в стороны руках сжимались и разжимались.
"Доходит пацанок, и тронуть его нельзя… кровью изошел, – сказал пожилой старший сержант, "бездомный", приставший к нашей группе. – Помрет он сейчас. А может, и промучается еще час или больше… Ишь ты, беленький какой… – Он посмотрел на небо, потом на нас и вынул из кобуры "Наган". – Идите вперед, ребята… негоже на такое смотреть… идите. Все равно ничего сделать нельзя, а оно, малое дитятко, может, и страдает еще…"
Мы все рванулись вперед по тропинке.
Я видел, как сержант, не снимая пилотки с головы, перекрестился. Когда после выстрела я повернул голову, то увидел, как он прямо через луг уходит в сторону от нас. Встречаться с нами опять не захотел…"
Глава 15
Неофициальный визит
В начале июля Судоплатов задумал навестить Барановичи – туда должен был пожаловать некий проверяющий из самого Берлина. Цель была не ахти какая, но Павел планировал совершить налет на склады горючего и боеприпасов за городом, пока основные силы полиции, жандармерии и СС будут стянуты к аэродрому.
Замысел был прост, как столовая ложка: когда мобильные группы уберут часовых, а Муха подготовит склады к взрыву, небольшой отряд Репнина обстреляет аэродром из пары минометов. Мин, правда, имелось всего пятнадцать штук, но этого хватит, чтобы испортить фашистам праздник…
…Глухими окольными тропами двигалась пара "Ганомагов", волокущих на прицепах по 45-миллиметровой противотанковой пушке – сделанные в СССР, они тоже достались как трофеи, немцы эти орудия уважали. Лишь пару раз бронетранспортеры выбирались на дорогу, чтобы разогнаться, проехать пару километров и снова углубиться в лес.
Подъезжая к дому лесника, где бойцы "Олимпа" обычно встречались с подпольщиками из Барановичей, Судоплатов заметил усердно махавшего им старичка, весьма бодрого Беню, прозванного Раввином за глубокие познания в Пятикнижии Моисеевом. Это был хитрый, но честный человек, промышлявший шитьем. Лучший портной Барановичей, он обшивал до войны все местное начальство, хотя разбогател не слишком. Комсомольцы и коммунисты, ушедшие в подполье, спасли дочь Бени от расстрела, и тот проникся к ним горячей благодарностью.
– Что случилось? – спросил Судоплатов.
– Ах, и не спрашивайте! – запричитал Раввин. – Гоняют старого, больного еврея, как последнего… Минай Филиппович просил вам передать, что в Барановичи вот-вот наведается сам Эрих фон дем Бах, наиглавнейший эсэсовец во всей Белоруссии! И он таки прибудет дотемна. С ним грузовик охраны и броневик. Изя дежурит у Двух деревьев, Минай Филиппович велел ему вас дожидаться, сам таки не поспевает.
– Ага… Спасибо. Медведев! Трошкин! Выдвигаемся.
Прямая дорога из Минска в Барановичи в одном месте делала полупетлю, огибая берег реки, в этом-то месте и росла пара огромных сосен, высившихся по разные стороны шоссе. От двух деревьев хорошо было наблюдать за дорогой в обе стороны – удобное место для засады. Поимка такого гада, как фон дем Бах, повинного в массовых казнях, была сама по себе удачей, но в голове у Судоплатова уже зароились мысли, складываясь в замысел, куда более губительный для немцев.
"Ганомаг" съехал с дороги, и Павел, подняв бронещиток, громко крикнул:
– Изя! Свои! Я от Раввина Бени!
Из кустов робко выглянул худой парень, из тех, кого дразнят в школе за отличную учебу и умение играть на скрипке.
– Так я вас знаю! – обрадовался он. – Вы оружие Батьке Минаю передавали!
– Было дело. Ну, проезжал фон дем Бах?
– Таки нет.
Ладно, подождем. Больше ждали.
– Трошкин! Медведев! Дозорных выставить. Как покажется кортеж, выводим "Ганомаги". На виду чтоб торчали только в немецкой форме. Пушки на позицию. И запомните: стрелять по машине Эриха фон дем Баха запрещаю! Пригодится в хозяйстве…
– Есть! – расплылся в улыбке Трошкин.
Сам Павел щеголял в мундире оберштурмбаннфюрера СС, перешитом на него все тем же Раввином Беней. Повернувшись к Изе, он спросил:
– Как там Батька Минай?
– Так он сейчас в Пудоти, это под Суражем. Отряд собирает из тех, кто на картонной фабрике работал. Да что там – собирает! Собрал уже немножечко. На колонну немецкую напал, мост через Усвячу сжег…
– Молодец! А детей он с собой увел?
– Нет еще. Говорит, в лесу жить трудно.
Судоплатов досадливо поморщился. "В той жизни" Батька Минай пережил страшную трагедию – фашисты захватили четырех его малых детей в заложники и расстреляли.
– Вернешься, Изя, передашь через связного мой приказ Батьке Минаю – немедленно увести детей! Иначе немцы их пустят в расход.
– От же ж звери…
– Люди, Изя, люди. Звери не способны на подлость.
Больше часа прошло в ожидании.
– Еду-ут! – разнесся крик дозорного.
– По местам! К бою!
Из кузова "Ганомага" Павел глянул в бинокль на приближавшиеся машины. Впереди ехал восьмиколесный "горбатый" бронетранспортер "Бюссинг" с орудийной башней наверху, позади – "Шихау", схожий с "Ганомагом", только побольше размерами, а посередке грузно покачивался роскошный черный лимузин – бронированный "Майбах". "Бюссинг" поначалу снизил скорость, пушка его шевельнулась, но затем водитель узнал "своих" и газанул.
– Володя, готовься!
– Всегда готов!
Головы панцергренадиров в касках, высовывающиеся над бортом "Шихау" и из люка на башне "Бюссинга", синхронно повернулись, оглядывая "встречающих". Судоплатов не отдавал команды – все было обговорено заранее. Мирно клокотавшие моторы взревели, гусеницы лязгнули – и оба "Ганомага" буквально выпрыгнули на шоссе, запирая "Майбах" между собой. Тормоза лимузина завизжали, машину повело, но водитель справился – передний бампер едва коснулся ленивцев "Ганомага". "Шихау" малость прозевал, и его приложило к борту партизанского броневика.
Все произошло почти мгновенно, а когда немцы очухались и башня затормозившего "Бюссинга" стала разворачиваться, свое веское слово сказали пушки. Артиллеристы били в упор, бронебойными. Экипаж "горбатого" сгинул сразу – снаряд попал весьма удачно, и боекомплект сдетонировал, почти отрывая башенку и вышибая люки. "Шихау" тоже не повезло – подкалиберным разворотило кабину, "выдув" бронещитки, – но половина панцергренадиров уцелела.
Застрочил пулемет, долбя по борту "Ганомага", и тут же прилетела ответка – грянул пушечный выстрел. Снаряд разорвался прямо в кузове "Шихау". И тишина…
Судоплатов мигом вылез из люка и в два приема соскочил на землю. Подбежав к "Майбаху", он распахнул заднюю дверцу, ей же прикрываясь, как щитом, и мотнул "Вальтером".
– Раус аус дем вагн!
Грузно ворочаясь, Эрих фон дем Бах покинул лимузин. Щекастый, губастый, очкастый и слегка растрепанный – фуражка осталась на кожаном сиденье. Тем лучше. Бесцеремонно развернув группенфюрера, Павел ударил его рукояткой пистолета по затылку. Фон дем Бах обмяк, и его тут же подхватили двое бойцов.