Антон вышел в центральный коридор и свернул в рубку. Аппаратура медленно выходила из режима консервации – зажигались экраны, принимались кривляться синие мнемографики, а индикаторы словно подмигивали командиру корабля.
Из коридора донеслись гулкие голоса:
– Это имеет вид! Сара, посмотри только… Это что, вообще?
– Чудышко ты мое ископаемое! Это кристаллофон.
– Костя! А где твоя каюта?
– А я помню? Мне тогда едва девять исполнилось… Где-то здесь была.
– Осмотрите весь корабль! – громко скомандовал Алехин, выглядывая из рубки. – Берите все, что найдете, что может пригодиться внизу. И сносите к аварийному боту – это в среднем коридоре, налево!
– Щас мы! Всего понахапаем…
– Пойду посмотрю, – заспешил Воронин, и Антон остался в рубке вдвоем с Кузьмичевым.
– Хотел с тобой поговорить, – серьезно сказал командир корабля, оглянувшись на выходившего ученого.
– Валяй.
– Думаю, мое место в будущей битве – здесь, на борту "Зари". Не спеши отрицать! На звездолете стоят все нужные приборы, и я первым узнаю о прибытии боевых кораблей себум. И сразу сообщу вам. Это не все…
Командир корабля сжато поделился с координатором своим планом.
– Это опасно, – поугрюмел Кузьмичев. – Что я Еве скажу?
– А что делать? – тоскливо сказал Алехин. – И еще не ясно, где окажется опаснее – на орбите или на поверхности. Скауты – это мелочь, на них не ставят мощное оружие вроде изгибателей пространства или шаровых излучателей антиматерии. Крейсера – это крейсера, от них не спрячешься, и камуфляжные модули не помогут. Себумы обязательно проверят местность через гравископы и масс-уловители. В иллюминаторе они увидят пустошь, и на обзорнике тоже, а масс-детектор покажет присутствие предметов и тел! И накроют вас ха-арошим залпом…
– Не пугай… Если что, спрячемся в лесу – там тел хватает… Ладно, оставайся. Но смотри, чтоб вернулся обязательно – я терпеть не могу женских слез.
– Да кто ж их любит… Ну пошли, разблокирую бот, и грузитесь.
– А кто поведет?
– Аркаша или Костя.
В центральном коридоре стояли шум и гам, молодежь бегала по каютам и отсекам, вытаскивая все нужное и ненужное и заваливая коридор средний.
– Это чего?
– Проектор.
– Брать?
– А зачем?
– На ночь почитать… Тут книг – до фига и больше!
– Ну бери…
– Во, дохи с электроподогревом! Пять штук.
– Гоша, сейчас лето!
– А продукты брать?
– А что там?
– Сгущенка!
– Спрашиваешь! Конечно!
Алехин еле протиснулся к люку, за которым находился аварийный бот – спасательная шлюпка грави-табля. Раскрыв дверцу настежь, он сказал:
– Заноси!
Вещи кое-как распихали, а поверх постельных принадлежностей и женского белья уложили главное сокровище – противометеоритную пушку, демонтированную с кормы "Зари". Снятую, ее уже никто не заблокирует.
– Как припечем себум – сажей станут!
– А мы-то хоть вместимся?
– Тебя я возьму на руки.
– Не удержишь!
– Я?!
– Тихо! – грозно сказал Кузьмичев. – Пилоты космоистребителей – по машинам! Остальные – на борт "аварийки". Аркадий, ты поведешь.
– Есть! – выдохнул осчастливленный нормал.
Погрузка закончилась, началась посадка. Последним в люк пропихнул себя Кузьмичев и подал руку Алехину.
– Ждем!
– Как договорились, – улыбнулся командир корабля. Улыбнулся как можно безмятежней.
Захлопнулся внутренний люк, Антон прикрыл внешний и отжал рычаг выпуска. "Заря" вздрогнула – это прошло разделение, аварийный бот отчалил от корабля-матки.
Улыбка на губах Алехина угасла, а вот брови сошлись в древней гримасе тревоги и заботы.
– Все по местам! – скомандовал сам себе командир корабля и пошагал в рубку.
2
Настроив следящие системы и дав задание компьютеру, Антон отправился бродить по кораблю, прощаясь с ним. План, который он задумал, ставил жирный крест на существовании "Зорьки". Было очень жалко гравитаблик, но у войны иной подход: "Все для фронта, все для победы!"
Командир свернул в поперечный коридор и выбрался в задний тор. Тут работала своя гравиустановка, и можно было ходить по кольцевому коридору, как бы зависая вниз головой по отношению к главному корпусу. Практика относительности…
Алехин отворил дверь капитанской каюты и вошел. Давненько он тут не был… В каюте царил образцовый порядок, только какой-то холодноватый, типично холостяцкий. Да и кому было наводить уют? Ева тогда в пятый класс ходила…
Он присел на пухлый выдвижной диван и осмотрелся. Всегда мечтал построить свой дом и обставить кабинет так, как ему хотелось. Не получалось. А каюта – это не дом, это временное пристанище. И все равно…
Тут все, как метки. Вот кристалл со Сварты, большой сросток, весом с кило. Первые дни он сверкал, искорки пробегали по многочисленным граням, а потом угас. Умер?
Сросток подарил ему планетолог. Обычный образец. И только потом ксенологи додумались, что те кристаллические образования на берегу тяжеловодного озера могли оказаться живыми. Старший биолог яростно противился этим "вздорным измышлениям", потом подуспокоился, рассудил, признал отдельные факты, но все равно предложил применять к кристаллам термин "псевдожизнь". Только у самих кристаллов спросить забыли…
А вот скрученный вчетверо бич-жало коверного ската с Европы. Это любопытное создание водится в подледном океане, постоянно шныряя от горячих источников на дне спутника Юпитера до ледяного панциря, куда поднимаются теплые восходящие потоки, неся с собой мутные облака бактерий, спутавшихся ворсинками в подобие губчатых шаров и овалов, слабо фосфоресцирующих в темноте. На глубине бактерий так много, что всем не хватает метана и сероводорода на первое и второе, и верхние пласты одноклеточных отрываются от общей массы, всплывают над суетой.
Бледными привидениями реют бактериальные кластеры, а из вечного мрака появляется пузатая мелочь, европеанский суперпланктон, и проедает в микробных сгущениях дыры. А тут и морские репьи занимают очередь в столовую, и сегментные рыбки не прочь отведать планктонный супчик. Пищевая цепочка все удлиняется… и кончается на коверном скате. Скат развертывает свое плоское тело, играет светящимися рисунками…
Рыбки погружаются в транс от его цветомузыки, и тут-то проголодавшийся хищник выбрасывает бич-жало. Ловись, рыбка, большая и маленькая!
Алехин поднялся и потрогал бич. Этот скат молодой был, размером с одеяло…
Он погладил красивую раковину, похожую на дорогую фарфоровую вазочку – плетеная чашечка, четыре лепестка-крышечки. Внутри – гладкая и нежно-розовая, снаружи – терракота.
Эта красивость – с Марса. В его время "корзиночки" были очень редки и стоили больших денег. Они водились в подледных марсианских озерах, на глубине, где текла жидкая вода. Теперь на Марсе есть и открытые водоемы, а Долина Маринер обещает со временем превратиться в море под тем же названием. И корзинки расплодились – легкий прибойчик на Южном море (размером с Ладогу) выбрасывает на берег сотни таких, выеденных мелкими рыбозмеями.
"Эх! – огорчился Алехин. – А шкатулочку надо было Еве передать! Красивая такая шкатулочка… Красная и будто светится изнутри. Ева обожает всякие коробочки, шкатулочки, футлярчики…"
Эту он сам вырезал из радиосиликата, когда лежал в госпитале Венусборга. Материал гибкий, но не мнется. На Венере многие мастерили из него сувениры. Радиосиликат – это наполовину коллоидный газ, наполовину колония микроорганизмов-радиофилов. Таким на Венере самое место…
– Внимание, капитан! – раздался голос корабельного компьютера. – Регистрирую финиш двух кораблей мегатонной массы. Классифицирую как малые крейсера вескусианского флота.
Алехин швырнул шкатулку на стол и бросился вон из каюты. Финишировали, гады! Ну ладно, я вам устрою вторжение…
Панорамный экран в рубке был девственно-чист, его полнили звезды и разбросанная шаль туманности. Слева калился Гелиос, справа, наполовину скрытый Воданом, пышел голубым светом Хорс.
– Далеко корабли себум?
– Четыре миллиона километров, капитан.
– Ясно… Предполагаемое время прибытия?
– Одни земные сутки. Плюс-минус десять часов.
– Закодируй и передай сообщение координатору в экстренном импульсе!
– Выполняется, капитан…
Алехин глубоко вдохнул, отер ладонями лицо и начал приводить свой план в исполнение.
* * *
Уделом звездолета "Заря", крутившегося по орбите без Д-камеры, оставались межпланетные сообщения. Дважды Антон перебрасывал ученых к планете, названной в честь бога Озириса – горячему, сухому, безжизненному мирку наподобие Меркурия, – и к Сульдэ, третьей по счету, скрытой за бешеной атмосферой из углеводородов. А вот к естественным спутникам Водана никто никогда не наведывался. Теперь он исправляет ошибку.
…"Заря" проплывала над серой поверхностью Селены, меньшей из лун Водана – это был густо кратерированный шар диаметром шестьсот километров. Гравитабль играл в прятки с крейсерами себум, скрывался за "спиной" Селены, дожидаясь, когда же боевые корабли сядут. И перейдут в стационарное состояние. Тут-то он и… Ладно, об этом после.
– Физическая станция на видимой стороне Селены докладывает: крейсера совершили посадку в районе Космограда.
Алехин выслушал доклад компа и кивнул. Выждем еще пять минут.
Секунды будто в часы растянулись…
– Активировать двигательные установки, – скомандовал Антон. – Расчет готов?
– Да, капитан. Звездолет войдет в атмосферу на второй космической скорости. Параметры баллистического спуска корректируются.
– Молодец, продолжай в том же духе.
– Да, капитан…
– И вот еще что – перестыкуй космоистребитель, поставь его на место "аварийки", а то как бы его не сдуло.
– Выполняется, капитан.
Алехин откинулся в кресле. Можно и полениться малость…
Никто не видит, не надо "соответствовать высокому званию".
Лететь было недалеко, и Водан быстро разрастался на экране, четкий диск планеты приобретал размытую кромку – примету атмосферы.
Гелиос засвечивал сбоку, бросая блик на поверхность океана.
В блеске и сверкании плыли большие острова – Фео, Авалон, Мист…
Замечательные места – никаких чудовищ, никаких растений, опасных для жизни. Только песок и океан, мягкая, глянцевая красень и огромные бабочки с прозрачными, как у стрекоз, крыльями. Каждое крылышко – в две ладони. Бабочки ловили мелкую рыбку в лагунах, пользуясь тем, что их порхание почти невозможно было разглядеть из-под воды. А потом запивали нектаром из огромных, развесистых цветов – в каждом по чайной ложке "пищи богов"!
– Начинаем спуск по баллистической траектории!
– Начинаем, начинаем… – проворчал Алехин. – Давно пора.
На скорости одиннадцать километров в секунду "Заря" вошла в атмосферу Водана. Пробила верхний облачный слой. Внизу, за розовым разливом страто-сферы, клубились облака нижних слоев.
Толстая атмосфера планеты еще не нагревала обшивку, но сполохи небесного электричества уже пробегали по корпусу, змеясь голубой поземкой.
Смутно очертился берег залива. Комп отметил звездочкой местоположение города-колонии, а рядом поставил крестик. Это была цель. Мишень. Малый крейсер. Не промахнуться бы…
Внешняя акустика донесла слабый вой рассекаемого воздуха.
– Регистрируется слабый нагрев корпуса, – доложил компьютер.
– Принято.
Вой усиливался, и Антон отключил звукоприемники. Но растущую температуру вырубить не просто – делалось все теплее, кондиционеры работали на пределе. А потом по обзорному экрану зазмеились яркие струйки расплавленного металла. Керамитовая броня держалась еще, антенны с радиаторами сгорели первыми и отвалились. За падающим звездолетом потянулся белый дымный хвост. Пора уматывать.
– Немедленно покиньте корабль, капитан, – потребовал комп.
– Слушаюсь, – криво усмехнулся Алехин.
Покинув рубку, он на четвереньках пошагал к "аварийке" – донимала перегрузка. Выпрямился у люка и отжал рычаг. Рычаг легко поддался, но люк и не подумал открыться.
– Зорька! – крикнул Антон. – Люк не открывается!
– Сожалею, капитан. Люк оплавился.
– Что-о?!
И тут до Алехина дошло. Он все очень точно рассчитал, кроме одного. Он забыл, что плотные слои на Водане куда толще земных. Забыл, и не успел.
Панику Антон скрутил в зародыше. Унял тоску, прогнал отчаяние. И поплелся обратно. Отдыхая перед последним броском в рубку, вынул коммуникатор и очень спокойно сказал:
– Вызываю Кузьмичева.
– …зьмичев слу…ет, – пробилось через помехи.
– Это я, Антон. У меня не получится вернуться.
– Что-о?!
– Только что сказал то же самое… – командир корабля криво усмехнулся. – Представляешь, забыл о разной толщине плотных слоев атмосферы на Земле и Водане! Сижу жду… А время ушло.
– Антоша! – ворвался девичий голос, и Алехин мысленно застонал. – Антошечка!
– Ева, мне так жаль… Ах, Ева…
– Я так не хочу-у!..
– Ева, ты только не плачь, хорошо? Ну что уж тут поделаешь… И не расстраивайся. Никогда. Я тебя прошу! Будь счастлива. Целую тысячу раз! Прощай. Прощайте!
Алехин решительно выключил коммуникатор и отбросил его.
– Больше не понадобится, – хихикнул он. – Лучше займемся прицеливанием…
Жара в рубке стала невыносимой, пульт обжигал. Оптические интеграторы один за другим переставали выдавать "картинку" на панорамный экран, и целеуказателем для Антона стал малый монитор. В экране уже был виден толстый километровый диск малого крейсера – на нем дрожал крестик.
– Захват цели… – прохрипела "Зорька".
Алехин представил себе, какой вой сотрясает небо над Космоградом, какой грохот рушится вниз, и улыбнулся.
Так он и умер – с улыбкой на лице. "Заря" врезалась в малый крейсер на чудовищной скорости, и уже никакое оружие не спасло себум от гнева небес. Ослепительно сияющий болид сверзился, вытягивая хвост огня и дыма, врезался в крейсер и взорвался. Изжелта-белая полусфера взрыва поднялась и потянулась вверх сверкающим "грибом" цвета пламени. Огненная туча исходила раскаленным пеплом и мельчайшими окатышами – оплавленными кусочками двух звездолетов.
Оглушающий рев падения разом сменился непереносимым, инфернальным грохотом. Воздушной волной вырывало псевдобураки, сметало дюны песка, поднимая вихри и самумы. Сама планета вздрогнула так, что рухнули еще уцелевшие здания Космограда.
Поднялся сильный ветер и отнес пламенную тучу остывать и сеять керамитовую пыль. Упали все обломки. Осели пыль и песок. Развеялись дымы. И теперь только глубокий черный кратер на берегу залива напоминал о рукотворном катаклизме. О последнем таране Антона Алехина.
Глава 6. Борьба миров
1
Давным-давно, кажется, в прошлом году, то есть двести пятьдесят лет тому назад, Кузьмичеву попался на глаза журнал с рисунками художников-фантастов. Сейчас ему вспомнилась репродукция, на которой был изображен некий посадочный модуль в форме тупого конуса. Модуль выпускал четыре опоры и подрабатывал планетарными двигателями…
Совсем как "аварийка". И внешне бот похож был на ту давнюю картинку – воображения старинного рисовальщика и современного инженера-конструктора пришли к общему знаменателю.
Георгий вздохнул. Что для него теперь старина и что – современность? Настоящее перемешалось с будущим, завязалось в такой узел, что и не знаешь, кому поручить его распутывать – физикам или психологам. Или психотерапевтам?
Аварийный бот сел рядом с каньоном, и его вышло встречать почти все население бывшей базы квазимодов.
Спустившись по трапу, Георгий оглядел лица встречающих. На лицах застыло выражение тревоги и усталости, даже покорности судьбе, тупого равнодушия. Дети не шумели, стояли тихо и были не по возрасту серьезны.
Впрочем, чего еще ожидать от беженцев? Однако Кузьмичев старательно искал в "зеркалах души" иные отражения и с радостью их находил. Он видел людей обозленных и сосредоточенных, смотревших на него твердо, не отводя пугливых взглядов. Иногда за прищуром мелькал настоящий металлический блеск. Да, потрепала "нормалов" война… Покривила людские души, всадила в них негатива по самое "не хочу". Волей-неволей, а в аномала обратишься…
– Все тут? – проговорил полковник, оглядывая толпу. – Надо нам решить кое-какие вопросы. Думаю, всем ясно и понятно – себумы нас в покое не оставят. И вынудят защищать свои жизни, свою планету. Выбора у нас нет, но альтернатива для детей должна быть!
Толпа зашумела.
– Тише, тише… – проворчал Кузьмичев, поднимая руку и вытягивая ее в сторону гор. – Там, за хребтом, расположен наш старый лагерь. А неподалеку от него – еще одна база пришельцев из космоса, которых я назвал лонгструмпами. Детей и воспитателей мы переправим туда, и сейчас же! Алла Миньковская и Наташа Мальцева покажут базу. За один рейс не получится, сделаем два. Третьим рейсом отправятся женщины и раненые. Воин – это древнейшая мужская профессия, так что пусть нас дамы извинят. Ну что стоите? Организовываем посадку!
Толпа зашумела, распадаясь на группы споривших, но Георгий не стал призывать людей к порядку – покричат и поймут, что правда – на его стороне. Да и воспитатели знали свое дело туго.
– Дети! Собираемся! – строгим высоким голосом распоряжалась худенькая девушка в белом комбинезоне, изрядно выпачканном в саже. – Машенька, сюда! Яна, а ты чего ждешь? Залезаем в бот!
– А там дяди! – пропищала девочка с двумя бантами, делавшими ее похожей на Чебурашку.
– Сейчас дяди уйдут…
"Дяди" – деловитые пилоты космоистребителей – как раз вытаскивали из "аварийки" противометеоритную пушку. ПМП весила немало, поэтому к люку подогнали задом песчаный танк.
– Удерживай, удерживай! Во!
– Сдай еще маленько! Еще! Стоп!
– Жека, принимай!
– Подстели под нее что-нибудь…
– Что?
– Ну вон же ящик стоит! Оторви крышку…
– Щас я…
Общими усилиями ПМП затолкали в кузов, и танк, ворча мотором и лязгая "гусянками", отъехал.
– Решил от меня избавиться? – сказал за спиной Кузьмичева знакомый, родной голос. Полковник обернулся. Алла стояла и смотрела на него почти круглыми глазами. Георгий решительно шагнул к девушке. Обнял ее, прижал к себе.
– Мне очень – понимаешь? – очень нужно, чтобы ты была в безопасности, в тылу, – заговорил он прочувствованно и проникновенно. – Это самое важное – крепкий тыл. Когда я буду знать, что себумы до тебя не доберутся, мне будет спокойнее.
– А мне? – жалобно сказала девушка. – А мне будет спокойнее, когда ты тут один?
– Я не один, нас много. И потом, я офицер, война – моя профессия, так что доконать меня себумам будет непросто. Иди садись, а то малышня все места займет…
– Я тебя люблю… – прошептала Алла и всхлипнула.
– Я тоже тебя люблю, только зачем плакать? А-а… Ты, наверное, представила, что это последняя наша встреча и мы с тобой больше никогда не увидимся, и никто не узнает, где могилка моя? Очень романтично, но, как говорится, не дождетесь! Я обязательно вернусь, и буду к тебе приставать, и ревновать, и выводить. Буду всюду раскидывать грязные носки, буду лениться помыть за собой посуду…
– Раскидывай… Ленись…
Кузьмичев оторвал от своей шеи узкие Аллины ладошки и поцеловал их.