"Хватит тупить!". Меч
Еще не успев ничего увидеть, я понял, что Тэсс ошиблась.
Какой-то большой кусок памяти, привыкший самостоятельно, не считаясь с остальными "Я", брать контроль над телом и вести его по заданной программе, проснулся и потянулся к рычагам.
Открыв глаза и увидев, он властно вцепился в рычаги, отшвырнув меня.
Страх взорвался ядерной бомбой, стал больше меня, исчез из воспринимаемых эмоций.
Эмоций не стало.
Был только пустота и тупая боль во всем теле, перестраивавшемся так, как того хотел тот, древний я, очень хорошо умеющий реагировать на опасность.
Мудрый дядечка сообщил, что это – не моя память, а имплантированная злоблинами. Потом он исчез, задавленный новым, холодным я, обычно безразличным ко всему и вспыхивающим гневом, когда что-то пытается убить тело.
Гнев вспыхнул, потому что ко мне, зажатому в полукруг высоких каменных стен, шли десять самураев-зомби.
Лестница. Уклон вниз, в тоннель. Тоннель к горе. На склоне – замок.
Выпрыгнуть из полукруга? Высоко.
Десять дрессированных зверей в доспехах с длинным и коротким мечами.
Скучкованы.
У меня? Два меча за спиной.
Доспех. Стесняет.
Пальцы зацепили край нагрудной пластины, окаменели, повинуясь скрученному в ломающуюся от напряжений пружину полю усилий. Рука получила мощный импульс остановленного гнева, готового выплеснуться в тело и порвать все связки чудовищным сокращением мышц. Нагрудник отлетел с хрустом разрываемых ремней.
Стало свободней.
Пластины на руках, животе.
Стесняют движение.
Не настолько, чтобы гасить скорость.
Я рванул тело вперед.
К выходу.
Выход в замке.
Руки вытянули из-за спины мечи и сознание, окончательно запуганное скоростью, с которой гнев гнал тело, забилось в угол и фиксировало только отдельные куски происходящего, превратившись в систему наведения, скидывающую задачи поражения безошибочным рефлексам.
Две пары глаз за лезвиями.
Оттолкнуть трупы.
Вниз по лестнице.
Лучник справа.
Кинуть меч в живот.
Длинный коридор.
Свет в окошечки.
Бегут навстречу по коридору.
Первый, снизу мечем под локоть.
Плывущий в воздухе меч с обрубком руки.
Взять меч.
Трое.
Перегораживают коридор.
Оттолкнуть два меча, полоснуть два горла, сбить два брызнувших кровью трупа.
Четыре лучника.
Гнев выплескивает в ноги порцию силы, скручивая поле усилий в тугие жгуты. Жгуты распрямляются. Тело, переворачиваясь, летит длинным кувырком над стрелами.
Падает.
Рубит.
Мгновения бега. Еще одно. Еще одно. Из распахнувшихся дверей в конце коридора выбегает доспех с копьем. Еще один. Еще…
Уклониться от копья.
Рубануть.
Уклониться.
Рубануть.
Отбить-рубануть.
Отбить два, изогнуться, пропуская по ребрам третье. Рубануть.
Впрыгнуть в дверь.
Большой круглый зал, освещенный факелами.
Копейщик справа.
Уже сзади.
Трое в черных доспехах посередине зала.
Черный проход в стене напротив.
Трое прыгают, замахиваясь.
Прыжок. Отодвинуть локтем меч. Рубануть.
В проход.
Лестница вбок и вверх.
Еще зал.
Свет в окна.
Посереди зала столб с привязанным к нему белым и большой черный доспех. Окна высоко.
Выхода нет.
Доспех шагает, медленно замахиваясь большой алебардой.
Навстречу, уклониться, проводив алебарду мечом. Второй – в щель под шлемом.
Еще раз осмотреться.
Выход?
Тело в белом на столбе кричит. От тела исходит ощущение очень живого. Оно вроде не опасно. Но слишком живое. Непредсказуемо. Еще раз закричало. Что-то знакомое.
– Харш! Ха-а-а-арш!
Я посмотрел на привязанную к столбу Тэсс. Потом сложился на пол, выключенный усталостью. Гнев высосавший все, что могло отдать тело, исчез, оставив меня валяться на полу куклой, у которой кончился завод.
– Харш, вставай… пожалуйста… не-е-е-е-ет!
Сделав гигантское усилие, я повернул глаза и увидел двух недорезанных в черных доспехах, входящих в зал. Повертев шлемами от меня к Тэсс, они гнусно рассмеялись и сняли шлемы. Две гадких белобрысых конопатых хари. Блекло-зеленые глазки.
Мне было хорошо. Я знал, что сейчас они меня убьют, и я окажусь где-то, где смогу отдохнуть.
– Допрыгался… – злорадно просипел один, осторожно подходя. Колено сообщило, что по нему сильно пнули. – Точно, выдохся.
– Харш, вставай, пожалуйста. – сквозь всхлипы страха выдавила Тэсс. Всхлипы сменились ударом и вскриком.
Я посмотрел на нее, на искаженное болью лицо, на струйку крови, побежавшую из разбитой губы. Потом посмотрел на спину ударившего ее злодея и понял, что я повернул голову. Обида на Тэсс, решившую сделать из меня героя-принцесоспасителя, и злорадное желание посмотреть, как ее за это наказывают, капнули сил вращать головой и глазами.
Второй злодей отошел от меня к ней и ударил в живот. Тэсс повисла, изогнувшись в веревках и хватая воздух открытым ртом. Мне стало завидно. Никаких других чувств не было. Только зависть к этим двоим. Я сам хотел бить ее по лицу, по животу, по коленкам, больно тискать грудь, кусать соски, раздирать очко членом. Эти двое этого не заслужили. Гады. Куклы.
– Стеклянный блеск в ее глазах… – прошептал я себе под нос.
Злодеи дружно пнули ее по коленкам.
– И клей засохший в волосах. – вплелось в ее визг.
– Целуешь час, целуешь два… – руки, обретя способность двигаться, стиснули рукояти. Злодеи обернулись, один шагнул, замахиваясь мечом.
Бзинь.
– Но ее плевать – она мертва. – прорычал я, вставая.
– Ты… ты… – испуганно прохрипел второй, вытягивая мечи.
– Тебе девчонки не нужны.
Они капризны и пьяны
А с куклой раз. А с куклой два.
Но ей плевать. Она мертва. – пропел я в их испуганные рожи, с хрустом суставов и скрежетом лат потягиваясь.
– И будет кукла тебе верна.! – прорычал я, шагая на них. Выставив мечи, они попятились к выходу.
– И будет кукла тебе жена! – мои мечи начали выписывать сложные фигуры, постепенно ускоряясь. Злодеи сменили лица с испуганных на сумасшедше-злобные и встали плече к плечу.
– Плевать на холод, плевать на метель
Она улыбнется и ляжет в постель.– проревел я, приближая посвистывающие лезвия к кончикам их мечей.
Завизжав, они прыгнули. Руки, на секунду зажив своей жизнью, поймали их лезвия на гарды и круговыми движениями чиркнули мечами по горлам.
Посмотрев, как они упали, схватившись за фонтанчики крови, я повернулся к Тэсс. Она широко раскрытыми глазами смотрела на два тела, широко дыша ртом.
– Так вот что тебя возбуждает – побои и кровь. – прохрипел я, опирая на мечи пошатывающее тело. – Может, тебе даже целку еще не порвали?
Она повернула ко мне глаза, потом лицо. Лицо исказилось яростью.
– Крысоеб! – завизжала она.
Стены с грохотом осыпались, открыв извергающие лаву вулканы. Крыша исчезла. Веревки, удерживающие ее на столбе, ожили, превращаясь в металлически поблескивающих змей. Змеи, оплетя ее запястья, заглянули ей в глаза, кивнули и метнулись ко мне.
Страх за свою жизнь вернулся, вырос, стал больше, чем я мог почувствовать, вытянул гнев.
Мечи снесли головы змей. Ноги толкнули тело в прыжок к горлу, открытому для нацеленных в него лезвий…
Темнота.
"Живите долго!". Из протокола 18-го заседания геморроя, радикулита, гайморита, зубной боли, язвы желудка и др.
Вдох-выдох. Гнев исчезает.
Вдох– выдох. Страх возвращается. Вдох-выдох Страх прячется в живот. Вдох.
– Снять шлем.
Легкие схлопнулись болью.
Шипящий сквозь стиснутые зубы вдох. Перекрыть трахею и напрячь живот в безуспешной попытке выдохнуть, но в успешной – расправить два залитых слизью мешочка.
Выдох.
Срывается на кашель.
Откашлять, проглотить.
Вдох.
Откашлять, проглотить.
Вдох. Выдох.
Руки, нечувствительно легкие, вынимают клапан.
Тело медленно выплывает из кресла.
Медленно, ничего не чувствуя, достает трубку.
Я ложусь в нишу и закуриваю.
Горячий едкий дым. Хоть какое-то ощущение, как далекий хруст сучка под ногой в озере густого безвкусного тумана. Дым напоминает, что где-то есть еще кто-то, кто курит, и о чем-то думает, что-то переживает.
Но мне на них все равно. Я блуждаю в тумане.
Раскрывшаяся дверь родила ветерок, разогнавший туман. Из рассеивающихся клубов дыма показалась Джейн, волокущая за руку Тэсс.
– Вы извиняться или добивать? – жалобно простонал я жидким облачком дыма.
– Дракон устал, его не трогать. – пропела Тэсс себе под нос. Потом собралась с силами, шумно вдохнула и сообщила:
– Харш, я не знала, что японская обстановка сделает с тобой это.
– Ты еще виноватой себя почувствуй. – посоветовал я. – И Джейн заодно захвати на коленях поваляться. Авось полегчает. А там, глядишь, дойдет, что я сам не знал, как на меня подействуют десять самураев. Ну а после можно будет мне сообщить, с очень виноватым лицом, чтобы не разбить сердце навсегда, что ты меня не любишь и после того, что случилось, никогда полюбить не сможешь. Я так и быть, при встречах буду старательно мучаться от неразделенной любви, временами срываясь на истерическое издевательство. И никто так и не поймет, что все будет задумано с целью время от времени иметь возможность хамить тебе, не получая пяткой в нос. В общем, план я изложил – можете приступать.
Тэсс сияла лучезарной улыбкой заполированного заварного чайничка. Добродушно-скептический взгляд Джейн гулял между мной и Тэсс. Так, наверно, выглядела бы мать, только что застукавшая братца с сестренкой за самостоятельной попыткой помириться после драки.
– Не дождешься. – грозно пообещала Тэсс. – И вообще, я зашла не извиняться, и не добивать, а сказать, что люблю тебя и гадости слушать будешь ты! – выпалив это, она выскочила за дверь и захлопнула ее.
– Джейн, где ближайший священник, который может нас обвенчать?
– Сначала вам надо получить гражданство. Потом тебе оформить попечительство над Тэсс, сделав фальшивые документы, по которым тебе 50. А потом – к любому компьютеру за обручальными браслетами. По моему, проще просто переспать. Раз двести. Если в промежутках ни одного из Вас не убьют из-за того, что он слишком за… мечтался о другом, то можно думать о браке. Кстати четверть полевой агентуры гибнет в первые десять лет.
– А потом? – вяло поинтересовался я с полным безразличием к тому, попаду ли я в эту четверть.
– Потом пять процентов вляпывается в действительно безвыходную ситуацию. Десять – пятнадцать не вовремя перерасслабляются и попадают под случайный танк. А остальные 55 укладываются в обычные статистики смертности. То есть доживают до старости.
– Под случайный танк – это звучит заманчиво. – мечтательно протянул я, выколачивая трубку об вентиляцию.
– Да нет, ты на валькирию нарвешься.
– Может быть. И она будет меня обстреливать ракетами, а я протараню ее своим пылающим самолетом.
– При чем тут самолет?
– А при чем тут валькирия? Ты бы еще сказала, что меня гидралиск заплюет…
– Какой гидралиск?… А… Кто о чем, а маньяк – обо всем.
Джейн присела на пол.
– Раз уж ты пропустил вводную лекцию, слушай вкратце о силовых полях.
В процессе коррекции на главной базе у зарекрутированных и по достижению половозрелости у граждан компьютер перекраивает механизм управления силовыми полями тела. Как это происходит – почитай учебник. Счас интересно то, что коэффициент ускорения зависит от состояния вышерасположенных по шкале полей – эмоционального, ментального и нирванического. Максимальное ускорение получают люди с разбалансированным нирваническим. На практике мы получаем человека, который то и дело срывается в припадки, двигаясь чуть быстрей тех, кто его ловит. Печально, конечно… Так вот, по рейтингу коэффициентов ускорения первые тысяча (номер раз – семь и четыре, номер тысяча – два и девять) автоматически считаться маньяками. Некоторые уничтожаются сразу, некоторых пытаются приспособить.
Для мужчин и женщин с высоким ускорением есть определенные названия, которые на твой язык можно перевести примерно так: джагернаут и валькирия. Кстати, если они не позанимаются сексом хотя бы раз в день, то у них начинается глубокая депрессия из-за напряженности нирванического поля. Приспособленные валькирии обычно работают проститутками.
Вот что я имела в виду, когда желала тебе умереть в своей постели. но не от старости, а от прокравшейся туда дикой валькирии.
– Ну спасибо! – возмутился я. – конечно лучше, чем танк, но все равно, что-то общее есть. А уж с джагернаутами – вообще. Ты мне, кстати, не свою мечту пересказываешь, леди маньячка?
– Нет. А теперь скажи, что ты чувствовал, когда в поле Тэсс двигался с пятикратным ускорением.
– А что, уже можно гордо называться джагернаутом или ты ищешь себе убийцу погорячее и понеопытней?
– Харш! Я серьезно…
– Знаю. Вот и пошлю со страху. Ты объясни, в чем дело. – проныл я как мог жалобней.
– Ну в общем… Тебя еще не перекорректировали, а ты уже морально готов выдать пятерку. Я боюсь, как бы тебя не допустили до перестройки или не ликвидировали сразу после, когда выясниться, что у тебя семь.
– А…
Щелк!
Мудрый дядечка покопался в папочках и выдал в развернутом виде записи о некоем проекте, учиненном злоблинами в японских горах лет пятьсот назад.
– … это злоблинская штуковина. За счет гипертрофирования страха и создания контр давления гнев-убить против страх быть убитым, поле усилий ненадолго разгоняется. Но только при испуге за существование своего тела. В общем, не трогайте меня – и все будет хорошо.
– А что ты чувствовал? – с настойчивостью автомата переспросила Джейн.
– Ну… – я попробовал припомнить, что я чувствовал. – Да почти ничего…
Рация Джейн громко взвыла. Джейн заткнула ее выдергиваем из гнезда и налепила на щеку.
Выслушав треск, издаваемый ею, она молча вернула коробочку на пояс и задумчиво уставилась на меня.
– Что? – спросил я, изобразив заинтересованную озабоченность.
– Блейд. – протянула Джейн.
– Что – "Бле-е-ейд"?
– Ничего. – быстро выстрелила она куда-то мне в нос. – Залезай в шлем, пригодишься, заодно посмотришь.
– Что – посмотрю?
– Не забудь при загрузке сказать "Hellfire". – сказала она уже от двери.
– Что?
Закрывшаяся дверь промолчала, предоставив мне прекрасную возможность ответить самому себе, а заодно побухтеть в свое удовольствие.
– Хелфаер, блин! Значиться в квак побаловали. Уровни попрограмровали, на порнографию вздрочнули – пришло время в Херфраер поиграться. Еще бы воркрафту – и вообще как не улетал никуда.
Темнота шлема заставил заткнуться.
– Вор… отставить. Hellfire!
Поборов стиснутые страхом легкие и набрав воздуха, я выдал себе:
– Блин, вот заболтался… Чуть в Воркрафт не загремел. Ладненько, что тут деется, в этих мрачных подземельях?
– Харш! – позвал откуда-то из под пола голос Джейн.
– А? – нервно отозвался я и полез за трубкой, надеясь совместить выслушивание подпольных объяснений с курением.
– Вылазь в город. Лестница справа… Ты в Hellfire играл?
– Ага! – более подробные рассказы о том, насколько я играл, остались в трубке, которую я увлеченно раскуривал.
– Тогда иди к Грисвольду, скажи, что от Джейн, вооружайся и прыгай на тринадцатый уровень. Догоняй.
– Ну вот… – пропыхтел я прыгая через три ступеньки. – Ни со скелетиками подраться, ни юникумного барахла.
– Ничего. Зато тут полно голых крылатых девушек.
– Тогда не дождешься. Я голых девушек, да еще и с крыльями, боюсь. Они же поди, шариками огня кидаются? А я даже колдовать не умею. – пробухтел я в трубку и выскочил на солнечный свет.
До деревни было метров сто. Деревня как деревня. Срубы, трубы, из пары дымок.
Разглядев ручей и мальчишку-инвалида, приторговывающего классными вещичками, я с чувством вернувшегося домой странника – сладкое дрожание в брюхе, розовый туман в глазах, колотье в сердце – все ли в селе на месте? – потрусил на площадь, укрепляясь в намерении ободрать бедолагу Грисвольда, как липку.