- Распахните врата Ада! Нижние небесные сферы да будут служить вам! Правьте теми, кто правит! Свергайте оступившихся. Возвеличивайте окрепших и уничтожайте слабых. Для них места нет, пусть останутся единицы. Добавляйте и убавляйте до тех пор, пока звезды не будут сочтены. Восстаньте! Давайте же! Предстаньте пред полученным из уст Его заветом, тем, что Он передал нам в справедливости своей. Откройте тайны вашего сотворения и разделите с нами НЕОСКВЕРНЕННУЮ МУДРОСТЬ.
- Все, - просто сказал Артем. - Последний ключ.
Он достал из наплечной кобуры штатный "Макаров", снял с предохранителя, передернул затвор. Посмотрел на Савву почти весело.
- Ну? Пойдем? И они пошли.
Савва выскочил из машины, рванулся ко входу в подвал. Дверь оказалась запертой. Он дважды со всей силой приложился плечом, но запор не поддавался. Корняков уже почти готов был прострелить замок, но его остановил Артем. Тяжело дыша, командир сказал:
- Подожди… ключи… есть.
Чернышов заранее раздобыл ключи в управе, но Савва бросился к дверям с такой скоростью, что угнаться за ним не смог бы никто.
Скрипнув несмазанными петлями, дверь открылась. Контроллеры загрохотали ботинками по ступеням.
Почти сразу по ушам ударила низкая музыка, согнула, мешая идти, била в лицо, как порыв ледяного ветра.
Навстречу выскочил голый, потный парень, весь в татуировках, с растрепанными волосами. Глаза его сверкали безумием. Зарычав, сатанист метнулся наперерез контроллерам.
- Стояятьььь!! - крик его больше походил на звериный рев.
Корняков ухватил парня за шею, рванул вперед, точно на подставленное колено. Сатанист всхлипнул, обмяк и бессильно сполз на пол. Из носа и рассеченной губы хлестала кровь, быстро заливая нижнюю половину лица.
Пинком отшвырнув с дороги еще двоих, - правда, больше занятых друг другом, чем незваными гостями, - Савва ворвался в сам темпл. Следом влетел Артем. Музыка грохотала совсем уж невыносимо, душный, сладковатый запах потных, разгоряченных тел накрыл контроллеров, как саваном. На полу творилось невообразимое. Разум отказывался видеть людей в этой многорукой и многоногой сороконожке, в извивающемся клубке из тел.
- Суки, прекратить!! - заорал Корняков и выстрелил. Музыкальный центр на стеллаже разлетелся кучей пластиковых брызг. Музыка смолкла.
- Стоять! Анафема! - громко сказал Артем в наступившей тишине. - Вы в нашей юрисдикции! Я - старший (контроллер Артем Чернышов. Цыганков! Хабаров! Не двигаться!
Наверное, если бы не животное состояние, сатанисты все-таки попытались бы напасть на контроллеров. Но сейчас пары хлестких затрещин и тычков рукоятью пистолета в зубы оказалось достаточно. Самые слабые и трусливые - среди них Чернышов мельком заметил Эйзару - отползли в сторону или вообще бросились к выходу.
А вот главари оказались не робкого десятка. Цыганков спокойно, будто и не было за его спиной двух вооруженных людей, сказал Хабарову:
- Заканчивай. Иначе дитя потеряет силу. Я разберусь.
Помощник кивнул, взял с подноса поблескивающий металлом скальпель, нагнулся к проститутке. Главарь повернулся к контроллерам, поудобнее перехватил ритуальный меч и молча бросился вперед. Нехорошо улыбаясь, Корняков поднял пистолет на уровень глаз. Цыганкова это не остановило - Савва едва успел уклониться от удара. Лезвие вспороло куртку на плече, достало до кожи. Рукав моментально пропитался кровью.
Глаза Цыганкова блеснули торжеством, он уже почти видел себя победителем. Махнул мечом еще раз, намереваясь добить врага, и наткнулся на сокрушительной силы встречный удар в печень. Сатаниста скрутило от боли, он хрипло закашлялся, кровь рвалась наружу, мешаясь со слюной в черную пену. Савва оттолкнул согнувшегося Цыганкова от себя, добавил ребром ладони по шее. Не успев даже застонать, главарь рухнул навзничь, ударился затылком и потерял сознание.
Второй раз в мерцающей полутьме подвала хлопнул выстрел, ударил по ушам. Противно потянуло порохом. Корняков оглянулся: Хабаров выронил скальпель, осел на пол и тоненько завыл, зажимая ладонью простреленное колено. Прикрывая раненое плечо, Савва подошел к алтарю. Ночная бабочка лежала неподвижно, без сознания, безвольно . откинув голову. Свечи выпали из ее рук и валялись на полу.
Корняков нагнулся. Смуглая кожа, непослушная грива, вымазанная кровью, но все равно такая знакомая …
- Аурика!
Девушка очнулась, мягкие губы дрогнули. Она прошептала:
- Савелий… Я так и знала, что это будешь ты.
- Что с ней, Сав? У нее кровь!
Корняков с ужасом посмотрел на живот девушки. На коже кровоточили несколько царапин, но глубоких порезов не было.
Лысый вивисектор не успел.
- А ребенок? Кукла?
Савва выдернул из гнезда белую свечу, поднес поближе и вздрогнул.
- На ребенке… волосы.
- Что?
Артем, надевавший наручники на Хабарова, поднялся, подошел ближе.
Корняков сдернул ЭТО с окровавленного живота Аурики и чуть не выронил от неожиданности. ЭТО когда-то было живым. Сейчас в нем еще сохранилось немного тепла.
- Это не ребенок, - сказал Савва, разглядывая обмякшее тельце.
- А кто?
- По-моему, детеныш. Обезьяний детеныш.
С улицы донесся рев мотора, перестук дверей, какие-то крики. Артем поспешил наверх, выглянул наружу. Микроавтобус "опричников" лихо вывернул на середину двора, заблокировав сразу три или четыре машины, на которых пытались сбежать полуголые сатанисты.
Рассыпавшихся по двору беглецов нагоняли и валили с ног крепкие парни в черной, немного напоминающей монашеские рясы, форме. Оружия у них не было, "опричники" прекрасно справлялись и без него. Некоторые сатанисты пытались сопротивляться, вырывались, но все их усилия оказались тщетными.
- Сав! - крикнул Чернышев в проем. - Подмога пришла. Все нормально! Что у тебя?!
Он хотел было снова спуститься в подвал, но навстречу уже поднимался Корняков с Аурикой на руках. Из распоротого плеча текла кровь, Савва не обращал на это внимания.
- Вот и хорошо… - сказал Артем и только сейчас заметил, что все еще держит в руке пистолет. Сунул "Макаров" в кобуру, добавил:
- Пойду посмотрю, как там Даня.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВРАГ
"Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить, дай мне терпение смириться с тем, что я изменить не могу, и дай мне мудрость, чтобы отличить первое от второго".
1. 2008 год. Весна. Приход
Новую пристройку на школьном дворе закончили еще в начале недели, а в субботу, когда еще не просохла смола на свежеоструганных бревнах, уютный одноэтажный флигелек освятил отец Базиль.
На следующее утро, едва успев позавтракать, Марина и засобиралась в школу. Посмотреть, все ли в порядке, не упустили ли, как всегда, какую-нибудь досадную мелочь. Конечно, в воскресенье работать вроде как и не пристало, положено сходить в храм и посвятить весь день богоугодным делам. Но как раз на сегодня отец Базиль назначил в только что отстроенном флигеле первый общий урок Закона Божия для детей всего прихода.
Всю ночь Марина не могла заснуть. Она очень беспокоилась: как пройдет завтрашний урок? Надо постараться сделать так, чтобы новички из Белоомута, Сосновки и Под-горок увидели свою будущую школу чистой и светлой, чтобы им захотелось в нее вернуться, снова услышать проникновенные проповеди отца Базиля. Только тогда можно быть уверенным, что души ребят потянутся к Господу.
Во дворе царила чистота. Несмотря на весеннюю слякоть, щегольские "городские" сапожки - предмет зависти всей деревни - остались чистыми. Видимо, кому-то из согрешивших прихожан отец Базиль назначил в послушание расчищать дорожку к церкви. Наверное, опять Симеонову. Восьмилетняя Катюшка еще в начале недели жаловалась Марине, что "папка опять запил". Петр, по всей видимости, раскаялся вполне искренне: выполнил работу со всем возможным усердием и даже немного перестарался.
Проходя мимо дома отца Базиля, Марина не в первый раз почувствовала, как сердце забилось чаще.
Интересно, что он сейчас делает? Готовится к заутрене? Или опять полночи сидел с калькулятором и счетными книгами, прикидывая, как лучше распорядиться скудными пожертвованиями? Приход маленький, вот и приходится отцу Базилю быть и за священника, и за ключаря, и за ризничего, и даже - за прислужника.
Больше всего на свете Марине хотелось постучаться к нему, спросить: не может ли она чем-то помочь? А заодно еще раз увидеть его глаза, его руки, его улыбку…
И плевать на местных сплетников, которые, по уверениям Марфы Демьяновны, вообще уже поженили учительницу с отцом Базилем. Ну даже если так и случится - что с того? Иереям разрешено иметь семью - теперь Марина это точно знала.
Хорошо бы еще выяснить, что он сам думает! Только как? Впрямую же не спросишь!
В мыслях девушка взбежала по ступеням, постучала… только в мыслях. Ноги словно сами несли ее к школе.
Тяжело перешагнуть через себя и признаться в обычной земной любви тому, кого боготворишь.
Яркий и нарядный флигилек шагов с тридцати встретил Марину душистым хвойным ароматом. В лучах восходящего солнца золотились на бревнах капельки засохшей смолы. Девушка улыбнулась, чувствуя, как отступает куда-то внутрь, в потаенные уголки души, давящая горечь.
Несмотря на короткую в этом году зиму и слякотную весну, новый класс построили быстро. А на заднем дворе еще успели возвести и вместительный сарай, как сказал отец Базиль - для инвентаря и школьных пособий, которые вскорости должны были доставить из Каменца. Сейчас на склад временно свалили кадки и короба. Марина не слишком интересовалась, что в них. "Не интересовалась - в смысле лишний раз не спрашивала, она и так прекрасно знала. Прихожане несли батюшке в дар все, чем богата местная земля - мед, соленья, грибы-ягоды. Кто от чистого сердца, а кто и с греховным желанием задобрить сурового священника. Отец Базиль принимал все, никого не обижал отказом, но Марина никогда не видела, чтобы он хоть раз сделал послабление. Нет, батюшка относился ко всем одинаково. Поначалу.
Дары все равно продолжали нести, и как-то раз отец Базиль в шутку сказал, что скоро у него скопится столько всего, что хоть лавку открывай. Марине идея показалась не такой уж и смешной: на обновление стен, на украшение алтаря, на церковные книги да и на школьные учебники требовались деньги. А как их иначе раздобыть? Пожертвованиями много не соберешь: в Синем Колодезе, да в окрестных деревнях тоже, наличные - большая редкость.
Видимо, эта идея осела в памяти и у самого отца Базиля, потому что однажды зимой он вернулся из Кременца веселым:
- Я договорился со скупщиками, чтобы весной и летом приезжали к нам. Будут деньги на храм и на школу. А от греха стяжательства Господь меня защитит!
Марина много раз слышала здесь, в Синем Колодезе, об оптовых покупателях, что месяцами разъезжают по деревням, предлагая за лесные дары неплохие по местным меркам деньги. В большинстве своем это вполне законопослушные люди, что предпочитают заниматься легальным бизнесом: медом, сушеными грибами, вареньем, свежими ягодами. Но кое-кто охотился только за особым товаром, таким, который из-за своей редкости, дороговизны или даже запрета на сбор мог принести неплохую прибыль: золотым корнем уральского женьшеня, лосиными рогами, медвежьей желчью, лиственницей, шкурами. Соболя и горностаи в этих местах давно уже перевелись, чернобурок разводят искусственно, но рыжие лисы и норки еще встречаются.
Тогда девушка не стала расспрашивать священника - постеснялась. Но потом из разговоров колодезян, да и собственных наблюдений, поняла, что отец Базиль стал поощрять дарителей. Кому облегчал епитимью, кому прощал без послушания не самые тяжкие грехи. Через месяц не только Марина, но и все в деревне знали, что сомнительной честности дар - не подношение, а вполне богоугодное дело, нечто вроде пожертвования. Да батюшка этого и не скрывал, просвещая всех желающих.
Марине он как-то сказал:
- …если, скажем, Симеонов принес кадку соленых грибов в подарок лично мне, да еще с мыслью что-то за это выпросить - это грех. А вот когда то же самое он делает для всего прихода, когда знает, что пожертвование обернется в деньги, а потом - в новые книги и тетрадки для школы, в оклад для алтаря, деяние выходит вполне благочестивое. Понимаешь? Пожертвование не мне, а храму. Не для себя старается человек, для других, как Господь велел. Значит, несмотря на всю греховную природу, в душе Симеонова есть место чистому и светлому. Я всего лишь скромный пастырь, судить поступки будет Всевышний, ибо сказано, что каждому воздастся по делам его. Но, как мне кажется, такие порывы нужно поощрять, чтобы в следующий, раз он произошел не по случайной прихоти, а вполне осознанно.
Сказать по правде, девушка не очень поняла метафизическую сущность объяснений отца Базиля, потому что ей (больше нравилось слушать, КАК он говорит. Впрочем, в этом она была не одинока. Все женщины в Синем Колодезе готовы часами слушать проникновенный голос батюшки, его потрясающей силы проповеди. А вот мужики из страстной получасовой речи вывели только одно - за хорошее пожертвование все-таки можно получить послабление.
И поток даров вырос минимум втрое. Даже телку однажды привели. - с нее и началась церковная живность. Кто посметливей - быстро сообразил: чем ценнее пожертвование, тем скорее отец Базиль сдержанно похвалит за усердие. А это шанс избежать суровой епитимьи, получить послушание полегче. И батюшке понесли редкий товар. Редкий, но не запрещенный: лосиные рога, лисьи шкуры, золотой корень.
От Марфы Демьяновны Марина знала, что половину января и весь февраль кое-кто из заядлых охотников специально ходил в лес на поиски сброшенных лосями рогов, ставил капканы на лис. А отцу Базилю их выдавали за летние запасы, сохранившиеся в погребах, как тот же золотой корень. Пользовались его неосведомленностью: городской житель вряд ли способен отличить свежие лосиные рога от прошлогодних. Чаще всего так поступали "должники", стремясь поскорее снять отложенное послушание.
Рассказать священнику, что кое-кто из прихожан обманывает его, Марина не посмела. Для отца Базиля, верующего в благородство и чистоту человеческой души, это стало бы настоящим ударом.
Правда, иногда ей казалось, что он все знает, но по каким-то причинам молчит. Может, не хочет обижать мужиков?
Пожертвований храму постепенно скопилось столько, что держать их в доме стало невозможно. Тогда-то отец Базиль и решил перенести все в сарай на задах школы. Пока он не использовался - почему бы и не заполнить пустующие клети? Не оставлять же добро мокнуть под дождем… А так оно спокойно дождется скупщиков, не испортится и не сгниет.
Марина легко взбежала по лестнице, открыла дверь. Хвойный дух стал совсем густым, сладким и теплым, как патока. Словно дружеские руки протянулись навстречу.
Конечно, по сравнению с аудиторией в РУГН класс вряд ли показался бы ей просторным. Но после года здесь, в Синем Колодезе, после крохотных горенок с низкими потолками и узкими окошками, которые зато так легко протопить зимой, Марина оглядела новый класс с восхищением. Высокие стрельчатые окна расстилали на чистом, только что выкрашенном полу дорожки дневного света. В шеренгу выстроились полтора десятка грубоватых, но самое главное - прочных лавок из лиственницы. Хоть дерево считается в этих краях заповедным и рубить его нельзя, для школы колодезяне расстарались. Прямо рвались на послушание в лес, на короткое время оно даже стало для них наградой. Мужики так увлеклись, что срубленных стволов оказалось значительно больше, чем нужно. Дед Игнат, самый умелый в деревне столяр, настругал и лавок, и учительский стол, и даже стеллажи из благородного дерева, а бревен словно бы и не становилось меньше.
Отец Базиль пожурил мужиков, напомнил, что лиственница - редкое и ценное сырье. Школа - это, конечно, отлично, но перебарщивать с вырубкой нельзя ни в коем случае.
- Неужели вы хотели обогатиться? - спросил тогда отец Базиль. - Тяжким бременем ляжет на вас грех сребролюбия и стяжательства. Покайтесь! Господь простит! Он милостив!
Пристыженные лесорубы повинились перед священником, отец Базиль отпустил колодезянам и этот грех, наказав в качестве послушания распилить оставшиеся лиственницы на метровые чурбаки. Марина думала, что батюшка решил и их продать скупщикам. Но она ошиблась: отец Базиль пообещал вызвать в конце весны, когда просохнут дороги, трейлер из леспромхоза и сдать все излишки государству. Пока же драгоценную лиственницу сложили все в тот же сарай. Чтоб не мокла.
Марина скинула душегрейку, улыбнулась про себя: ведь когда-то она считала самой удобной зимней одеждой приталенную куртку из синтетики с меховым воротником. Затопила печь, поставила греться воду. Вымела из класса опилки, мелкий строительный мусор и принялась мыть пол.
Руки все делали сами, а мысли Марины были далеко.
Удивительно, как за то время, пока она здесь, расширился приход отца Базиля! Все-таки он удивительный человек и превосходный организатор! Все четыре окрестные деревни ходят молиться в Синий Колодезь, в Белоомуте уже стоит своя часовня, отец Базиль каждое воскресенье и по всем церковным праздникам ездит туда отправлять службу. Такая же строится и в Предтеченке.
Школа работает уже семь месяцев, до вчерашнего дня в ней училось семнадцать ребят, а сегодня станет еще больше. Между Сосновкой, Белоомутом и Синем Колодезем проложены наконец нормальные грунтовки - так и детям в школу проще добираться, и фельдшер на срочные вызовы всегда поспеет, да и самому отцу Базилю не нужно тратить сутки, чтобы объехать весь приход. Впрочем, в последнюю очередь дороги строились для него - так он сам говорил. Главное, что всем удобно: и пешеходам, и водителям. Правда, других машин в округе было - по пальцам пересчитать: одна в Сосновке, у егеря, и в Белоомуте - две, да только ни одна не ездит. Лишь один Петр Симеонов на своем "уазике" мотался туда-сюда без отдыха, исполняя поручения отца Базиля. Кадки, что в сарае лежат, половина, не меньше, - из других деревень. А привез их как раз Симеонов, и не пришлось тащить на руках или дожидаться зимы, чтобы волочь санным ходом.
Да мало ли для чего еще дороги понадобятся?
Нынешним летом, как сойдет половодье и немного просохнет земля, порешили всем миром строить такую же грунтовку на Подгорки, самую отдаленную деревню. Не сами, конечно, решили, отец Базиль настоял, но разве это главное?
Конечно, его в деревнях слушают. Да и делают все, что он скажет. В первую очередь - послушание: кому ж понравится с неотмытыми грехами ходить? Вот и трудятся не покладая рук: батюшка суров к пьяницам и домашним скандалистам, а это у местных основные грехи.
В дверь осторожно постучали. Марина посмотрела на часы: уже пришли? Еще вроде бы рано… Наверное, это сам отец Базиль. Тоже решил все проверить перед первым уроком.
Марина засуетилась. Вытерла руки, откинула со лба непослушную прядь, одернула кофту.
Эх, жаль, зеркала нету…