Городок Медвядкино они пролетели на одном дыхании, хотя был соблазн поглазеть на цивилизацию, по которой все соскучились, и расспросить местных жителей, если они, конечно, остались. Однако Берзалов даже запретил себе думать об этом. Впрочем, ни одного человека они так и не заметили, даже собаки не брехали, только чёрные вороны сидели на крестах да глухо каркали. Жутким показался городок Берзалову: пустой базар, одиноко торчащая водонапорная башня времён Петра Первого, почтамт, крыльцо которого поросло беспечными одуванчиками. Жизнь брала своё даже без людей. Правда, когда Берзалов высунулся в люк, чтобы оглядеться, то уловил запах печного дыма. Должно быть, где‑то на окраине топили углём. Но идти выяснять не было времени.
Вдруг, когда казалось, что им всё ещё везёт и что они беспрепятственно достигнут пункта назначения и найдут вожделенную солярку, СУО возьми да и выдай большую, жирную, красную "галку". И они к своему великому огорчению "увидели" бронепоезд: вначале на экране, потом - воочию. Хвост его с зенитной установкой ЗУ-23 торчал из железнодорожного депо, а вокруг сновали люди и шёл голубоватый дым, который таял в зеленоватом воздухе над городком.
- Стоп! - скомандовал Берзалов и готов был, как обычно, ругаться, но Филатов и сам сообразил, переключил передачу, сдал назад за дома и сады, цветущие неизвестно для кого, и остановился.
Тогда они и услышали звуки парового молота, и увидели отблески сварки - бронепоезд спешно ремонтировался. А между тем, станция оказалась узловой и к тому же забитой составами под завязку. Берзалов сразу разглядел цистерны с нефтепродуктами.
Капитан Русаков тоже вылез на броню и сказал, поглядев в бинокль:
- Удобное место себе выбрали: и ремонт, и горючее под боком. Живи не хочу.
- Хорошо, что они беспечны, хорошо, что у них нет радара, - заметил Берзалов. - А так дать бы по этой станции, разнести её вдребезги к едрёне - фене.
- Лейтенант… - тактично посоветовал Русаков, - ты горячку не пори. Сейчас выиграет тот, кто поспешает медленно. Может, обратиться к ним, поговорить?
- Думаешь, подвезут по старой дружбе? - ехидно поинтересовался Берзалов, но вспомнил, что капитан не в курсе того, что они сами же и взорвали бронепоезд. Выходит, плохо взорвали. Дотащился он сюда и зализывает раны. А это значительно ухудшает обстоятельства, потому кого‑то же всё‑таки убили. Станет кто‑то после этого лясы с тобой точить? Разговор будет самый короткий.
- Разведку надо делать, - сказал капитан Русаков.
Но Берзалов уже и сам сообразил и командовал:
- Давай сюда молодого! Да не этого, - когда ему в люк сунули Бура с безумными глазами. - Нашли молодого. Давай Ёрхова. Пусть хлеб отрабатывает.
Касьян Ёрхов, который решил, что его потащили на расстрел, ударился в крик и принялся кусаться и лягаться. Естественным образом он получил на орехи и успокоился, только когда очутился на броне и Берзалов спросил у него:
- Этот, что ли, бронепоезд генерала Грибакина?
- Он самый… - смело ответил Касьян Ёрхов. - Только вы просто так к нему не сунетесь.
- Это почему? - задумчиво спросил Берзалов, не отрываясь от бинокля.
Три человека с оружием выскочили из депо и припустили куда‑то за станцию. Вот кого надо взять, сообразил Берзалов.
- Потому что у него силища - своя армия, - смело ответил Ёрхов.
- Где эта армия? - лениво спросил Берзалов.
Им вдруг овладела холодная рассудительность. Чувства отошли на задний план. Всё казалось просто и естественно: вот тебе укрепрайон, вот тебе захватчики, а вот тебе всё остальное: бронепоезд, свои или чужие.
- Почём я знаю… - гордо ответил Ёрхов.
Ясно было, что он воспрянул духом и готов упрямиться, хоть режь его. Гордый пацан, понял Берзалов. Ну да ладно.
- Мы и сами узнаем, - сказал он. - Архипов и Сундуков, за мной!
- А мне что делать? - всполошился капитан Русаков.
- А ты, капитан, давай тихонько обойди составы и найди соляру. Связь по результату.
- Есть, по результату, - согласился Русаков.
- И особенно не светись. Тихонечко, тихонечко, мало ли что… - и Берзалов ловко, как мячик, соскочил с брони.
* * *
Капитан Русаков совершил роковую ошибку. Поверив доводам старшего сержанта Гучи по кличке Болгарин и, не ведая всех прежних "достижений" рядового Бура, кроме его последнего залёта, велел его развязать и даже вверил ему боевое оружие, чего Берзалов ни за что не сделал бы, не потому что он был жёстче или прагматичнее, а потому что слишком хорошо знал Бура. Кроме всего прочего, Русаков считал, что старший лейтенант Берзалов слишком негуманно наказал рядового Бура. Связывать бойца, по мнению капитана Русакова, можно было только в том случае, если он предал родину и ему грозит трибунал. О себе любимом Русаков уже как бы и забыл, да и трибунал далеко и, вообще, он не про него, а про какого‑то совершенно другого Русакова, который, быть может, ещё и не народился на свет.
Основным доводом Гучи было то, что "элементарно не хватает людей". Он так и сказал "элементарно". Любил Андрей Гуча ввернуть "умное" словечко. У него даже была мечта, которой он ни с кем, кроме Бура, естественно, не делился, иначе бы засмеяли - даже его, большого Гучу, потому что люди вокруг больше привыкли воевать, чем марать бумагу. Дело заключалось в том, что Гуча хотел стать военным корреспондентом и тайком вёл дневник глубокой разведки, чтобы потом отнести его в бригадную газету и разом прославиться. Вот бы его похвалили и даже, возможно, взяли бы в штат. Тогда я покажу старшему лейтенанту большую дулю и напьюсь так, чтобы на душе полегчало, мечтал Гуча, справедливо полагая, что сокровенные фантазии рано или поздно сбываются.
Естественно, что он читал Буру свои заметки и через каждую строчку пытливо спрашивал: "Ну как?.." На что Бур, будучи человеком внутренних переживаний и твердых убеждений, сообщал своё мнение:
- Я бы не давал слабину в отношениях между капитаном и красавицей Зинаидой, пусть они друг - друга поцарапают!
- Но этого же не было?! - удивлялся Гуча, протестуя в глубине души против искажения действительности.
- Ну и что? Подумаешь? Зато колоритно! Ага?
- И то правда, - неохотно соглашался Гуча, что‑то черкая в своём блокноте. - Молодец, братишка! Хотя мама не одобрила бы.
Недаром его за глаза называли Щелкопёром, любил он это дело, хлебом не корми, дай бумагу и карандаш.
- А ещё… - между делом советовал Бур. - У тебя накала не хватает, именно там, где я с кабаном борюсь. Напиши, что старший лейтенант сдрейфил. Так и напиши. Мол, в овраг от страха сиганул и в грязи вымазался с ног до головы, а я, после того, как расправился с кабаном, вытащил его за шкирку, можно сказать, жизнь спас. И напиши, что он просил рядового Бура об этом случае никому не рассказывать и что потому и мстил этому же рядовому за своё унижение, но фамилию рядового не называй.
- Почему?
- Слава, она героя сама найдёт, - с чувством произносил Бур.
- А что, и напишу, - соглашался Гуча, которому особенно нравилось последнее замечание друга. - Меня летеха, между прочим, грозился на губу посадить, на селёдку и воду, - пожаловался он, хотя жаловаться ему, такому крупному и сильному, было не к лицу.
- Так и напиши, что ты родине служишь не за живот, а за совесть, и что всякие лейтенанты тебе не указ.
- Как‑как?.. - поспешно переспрашивал Гуча, боясь потерять нить рассуждений.
- Не за живот, а за совесть, - важно отвечал Бур, надувая щёки.
- А ещё как?..
- Не указ…
- О - о-о… правильно, - любовался своими каракулями Гуча. - Молодец, братишка.
- А главное, дави на то, что ты и есть главный герой, что без тебя глубокая разведка не вышла бы, ну и без меня тоже, - скромно добавлял Бур, снова надувая щёки.
- Ага… - соглашался Гуча, склоняясь над блокнотом. - А такой материал возьмут? - сомневался он, глядя в честные - честные глаза Бура.
- Конечно, возьмут. Даже с руками и ногами оторвут, - высказывался Бур, не испытывая ни капли сомнения.
- Лучше бы, конечно, чтобы руки и ноги при мне остались, - ворчал Гуча, улетая в своих мечтах в заоблачные дали, в которых он себя видел главным редактором большой и важной газеты, разъезжающим по степям и весям на новеньком бронированном "тигре" под охраной трёх танков типа Т-95 или Т-105. Тут тебе и шатёр, и шашлычки с холодной водочкой, а ещё пара - тройка самых красивых телефонисток из штаба. Ну и диван, конечно, дорогой, раскладной, кожаный, на котором можно было драть этих самых телефонисток. Чем не жизнь?
На что Бур презрительно говорил:
- Не бзди! Ты ещё Комолодуна не видел. Ага.
Гуча, который давно мучился "жаждой", имел на Бура большие планы, хотя бы из тех соображений, что одного его не отпустили бы. Да и пить в одиночестве он хоть и умел, но не любил по причине отсутствия собеседника. Когда капитан Русаков отвёл бронетранспортёр подальше от железнодорожного депо и приказал всем, кроме Филатова, Колюшки Рябцева и Сэма искать соляру, Гуча развил бурную деятельность и вызвался обследовать самую дальнюю ветку, естественно, в компании с Буром.
- Чтобы сразу охватить коммуникации, - важно сказал Гуча и постарался придать лицу глубокомысленное выражение, чтобы усыпить бдительность капитана Русакова.
- Действуйте! - одобрил его инициативу Русаков, который не привык к залётчикам из мотопехоты.
Разумеется, он даже не подозревал, что Берзалов в подобной ситуации, зная пристрастия Гучи, ни за что не отпустил бы его в самостоятельную вылазку да ещё и в компании с Буром.
Гуча и Бур дружили. Об этом мало кто знал. Хитрыми они были и дружбу свою не афишировали. Да и что, казалось, может связывать могучего Гучу и ворчуна Бура? Но причина, тем не менее, была. Родом они были из одного города - Донецка, оба жили на одной улице, ходили в одну школу и до войны общались на почве компьютеров, девушек и клуба фантастов, который посещали сызмальства, потому что родители хотели, чтобы их сыновья росли умными и начитанными, а не гопотой, нюхающей клей и дурман. Они когда‑то даже были одного роста, но Гуча в физическом смысле, казалось, рос всю свою жизнь, а Бур перестал - в шестом классе.
Вот Гуча и пошёл, верный своему внутреннему компасу, вовсе не туда, куда направил его капитан Русаков. Нет, вначале, разумеется, он сделал вид, что двинул вдоль путей, в сторону леса, даже туда, где пути делали плавный поворот. А потом, когда бронетранспортёр пропал за вагонами, резко свернул в пыльную траву и припустил, как гончая, идущая по следу.
- Куда мы? - забеспокоился Бур, когда они очутились в черте города. - Что ты задумал?
- Спокойно, - отозвался Гуча, выходя в аккурат к ближайшему гастроному.
- А капитан?.. - забеспокоился Бур. - А старший лейтенант?.. ага…
- А они пусть соляру ищут, - цинично ответил Гуча.
- А мы что делаем?
- А мы скажем, что не нашли, - захихикал могучий Гуча. - Хотя мама не одобрила бы.
- Но это же?.. - напомнил Бур, катясь за другом, как огромный мячик, и при этом тяжело отдуваясь.
- Да ну их всех на фиг, - веско и со вкусом произнёс Гуча, и этим железным аргументом разом решил мучивший обоих вопрос: "А что будет, если?.." - А то, понимаешь, Ивашка Архипов за всё время капли не дал глотнуть, - пожаловался Гуча. - А у самого целая канистра, а я уже устал без наркоза, понимаешь?
На самом деле, у старшего сержанта Архипова была точно такая же фляжка, как и у Берзалова. И считалась эта фляжка НЗ.
- Понимаю, - ответил Бур, абсолютно не думая о последствиях их залёта, хотя в глубине души тоже мечтал насолить так, чтобы старшему лейтенанту запомнилось надолго, если не на всю оставшуюся жизнь.
- Ничего, где наша не пропадала, - бодро сказал Гуча, заскакивая в первый же гастроном.
Но к их разочарованию, он оказался разграбленным вчистую. Ветер трепал в разбитых витринах остатки гирлянд. Должно быть, магазин разгромили как раз под новый год.
- Ну а как ещё могло быть, - не пал духом Гуча, - если случилась такая война?.. - И упрямо устремился дальше.
Бур, который во всём доверял другу, семенил следом и конечно, страшно устал. Шлем, который ему мешал, он бросил на мостовой, там же оставил нагрудный подсумок со всеми магазинами, решив, что на обратном пути захватит всё скопом. Хотел оставить ещё и автомат, однако не решился, вспомнив суровое лицо старшего лейтенанта Берзалова. Всплыло оно перед его внутренним взором, и Берзалов строго погрозил ему пальцем: мол, не балуй! За потерю личного оружия, знаешь, что бывает? Могут без причинного места оставить. От этих страшных мыслей Бур хотел было тут же повернуть назад, но словоохотливый Гуча привёл следующий аргумент:
- Летёха наш что?.. - многозначительно спросил он, поглядывая свысока на семенящего Бура.
- Что?.. - не понял Бур.
- Летёха наш за звездочку пупок рвёт! А мы?..
- А мы чего?.. - простодушно удивился Бур и даже остановился, чтобы подумать, но ничего путного не придумал.
Ему и в голову не приходили критические мысли в отношении непосредственных командиров. Служит рядовой Бур, ну и служит наравне со всеми, чего себя лишними вопросами изводить? А дерут его, потому что хотят сделать из него человека.
- А кто, братишка, - назидательно спросил Гуча, - нашими жизнями зазря рискует? - И добавил, не стесняясь собственных убеждений. - Задарма. Можно сказать, за спасибо живёшь, и заметь, исключительно добровольно. Ну не дураки ли мы?
А ведь правда, впервые задумался Бур. Я ведь даже присяги не давал. Поймали под Волоколамском, дали в руки автомат, и вперёд, служи отчизне.
История Бура была такова. За три дня до войны надумал он вдруг поехать в тетке в Санкт - Петербург. Где‑то на середине пути между Москвой и северной столицей поезд остановили и всех пассажиров без объяснения высадили прямо в лесу, где волки водятся. Упрямый Бур решил двигать дальше пешком, но первая атомная атака, как и все последующие, застала его в крохотной деревушке. Там он и просидел в погребе, когда стало очевидно, что идти некуда: назад - далеко, да и Донецк к тому времени тоже стал термоядерной пустыней, а в Санкт - Петербург - бессмысленно. Ну а потом его забрили, и встреча их в Гучей вылилась в грандиозную попойку на какой‑то автомобильной свалке, где они прятались от старшего прапорщика Гаврилова и где приняли на душу по бутылке страшно вонючего самогона, а закончили в гаражной каптерке у Петра Морозова портвейном "агдам" - напитком редким, благородным, можно сказать, коллекционным, от которого, правда, последующие три недели они могли питаться лишь одной манной кашей.
- Странно получается… - неуверенно согласился он.
- А чего там думать! - воскликнул большой Гуча. - Значит, служба твоя сплошная профанация, - снова ввернул он изящное слово, и глаза его наполнились лучистым светом, потому что он вспомнил о своём журналистском предназначении.
- Какая профанация?.. - удивился Бур.
Он, может быть, и дружил с Гучей только из‑за его способности к нестандартному мышлению.
- Профанация идеи! - потыкал для убедительности пальцев в небо Гуча. - Мамой клянусь!
Почему‑то он решил, что так себя должен вести главный редактор армейской газеты: смело, не оглядываясь в жизни ни на кого.
- Какой идеи? - уточнил Бур, потому что во всём любил ясность.
- Принципа добровольности служения родине.
- А мы что ей не добровольно служим?! - всполошился Бур и с уважением посмотрел на друга, который раскрыл ему глаза на суть явлений, о которых он даже не задумывался.
- Добровольно - принудительно, братишка.
- А я думаю, чего меня гнетёт?.. - растерянно произнёс Бур, который не привык задумываться о природе вещей и ума. - Ты прямо мне глаза открыл, - признался он, невинно моргая белесыми ресницами.
- Я тебе ещё не то открою, - радостно пообещал Гуча, и лицо у него, как всегда, было страшно несерьезным, можно сказать, лукавым от предчувствия выпивки. - Значит, мы имеем полное моральное право расслабиться на полную катушку.
- Имеем, - беспечно согласился Бур, как обычно попадая под влияние своего друга - великана.
Следующим магазином, который находился на площади с клумбой в центре, был многоэтажным супермаркетом, толстенные двери в который оказались вчистую разбиты, как были, прочем, разбиты и витрины на первом и втором этажах.
- Я всё понимаю, - нравоучительно произнёс Гуча, воззрившись на всё это, - война, напасть несусветная, женщин дне с огнём не найдёшь, но зачем стёкла‑то бить?
- Власти нет, - бессмысленно хихикнул Бур, поднял камень и тоже разбил ближайшую витрину, мстя таким образом за все свои унижения и за то, что его забрили в солдаты.
Осколки засверкали под зеленоватым солнцем и дождём разлетелись по мостовой.
- Ты дурак, что ли? - осведомился Гуча и внимательно посмотрел на Бура. - Мама не одобрила бы.
- Нет… А чего?.. - уточнил Бур, глядя на друга своими светлыми беспечными глазами, в которых не отражалось ни тревоги, ни страха.
Вот за эти качества Гуча и любил Бура. Нравились ему люди с внутренним содержанием. А то, что говорил там всякое о Буре старший лейтенант Берзалов, всё это неправда. И плевал я на него, самонадеянно думал Гуча.
- А если кто‑то услышит?
- Не услышит, - уверенно ответил Бур, и, как оказалось, был глубоко неправ.
После этого они прошествовали внутрь. Супермаркет был тоже разграблен с особым ожесточением. Остались лишь голые стены и всё то массивное, что нельзя было сдвинуть с места, не говоря уже о том, чтобы опрокинуть. А всё остальное в виде завалов из прилавков, стеллажей и гондол, которые приходилось обходить стороной, громоздилось в торговом зале хаотичными кучами. Жирные, наглые крысы шныряли под ногами. Что‑то всё ещё догнивало по углам, и вонища стояла несусветная. К тому же в супермаркете царил полумрак, и Буру стало страшно.
- Ничего здесь нет… - упавшим голосом сказал он. - Пошли отсюда, нас уже, наверное, ищут.
Ему вдруг захотелось оказаться в бронетранспортёре, где так уютно и всё обжито, а главное - спокойно и надёжно. Даже старший лейтенант Берзалов в этот момент показался Буру даже очень симпатичным командиром, который, если и наказывал, то исключительно по делу. А как же ещё иначе нас, дураков, учить, иначе нельзя.
- Стой, братишка, - приказал Гуча, доставая фонарик, и добавил непререкаемым тоном. - Я за стакан местной араки богу душу отдам.
Путаясь ногами в мусоре и звеня бутылочными осколками, они полезли на второй этаж. Нюх у Гучи на алкоголь был отменным, потому что он точно привёл его в один из не разграбленных кабинетов аж на самом пятом этаже. Ударом ноги Гуча выбил дверь, и они увидели бар, полный самых вкусных и самых замечательных напитков, какие только могут быть на свете. Закуски только не было.
- Я буду джин, - объявил Гуча и схватил бутылку "Gordon" s dry gin".
- А я буду коньяк, - решил не отставать Бур и схватил бутылку "Martell".
Гуча так спешил, что не мог дождаться, когда его руки открутят колпачок на бутылке, поэтому он просто отбил горлышко стволом автомата и опрокинул содержимое в глотку.