- А вы, Федор Дмитриевич - ч-ч… собирайте манатки и отправляйтесь‑ка в расположение госпиталя! Я вам приказываю. Явитесь, - Берзалов взглянул на часы, - двадцать четвертого мая, в восемь ноль - ноль. Выполнять!
При госпитале было что‑то вроде санатория, там можно было отъесться и отдохнуть. С женщинами пообщаться, хотя, наверное, Гаврилова они уже не интересовали.
- Есть выполнять… - неохотно, по - стариковски, поднялся Гаврилов.
- Ну вот… - с облегчением спрятал улыбку Берзалов. - Это другое дело…
Ему показалось, что прапорщик Гаврилов всё - всё - всё понимает в этой жизни и поэтому презирает его за трусость, за несдержанность. Если бы я ещё что‑то мог сделать, подумал он устало и махнул на всё рукой.
* * *
Берзалов только - только успел отправить в штаб бригады пленного, докладную записку и карты, а также план действия по демонтажу древней стены, когда явился Славка Куоркис. Притащил рыбца - две штуки, и домашнего, то бишь ротного пива, которое варилось в большом секрете от командования, иначе пришлось бы делиться. К тому же сахар он доставал с помощью длинного и сложного ряда комбинаций, составляющих большую военную тайну, и Куоркис этим гордился. Берзалов даже не спрашивал: если от тебя что‑то скрывают, значит, есть веская причина.
- А водки нет? - он покосился на знакомый бидон, который для маскировки был выкрашен в зелёный цвет.
Он всё ещё не отошёл после разговора с Гавриловым и чувствовал, что судьба хитро обвела его вокруг пальца, но не понимал, как, а главное - в чём? Что‑то от него ускользнуло, оставив в руках холодный, мерзкий хвост неудовольствия. Вот это неудовольствие он и переваривал. А ангел - хранитель, Спас, привычно помалкивал. Если в течение суток не дёрнет, гадал Берзалов, значит, пронесло. Но другая его половина говорила, что не пронесёт, что снова придётся доказывать свою удачливость. А он устал это делать. Сколько можно? Надо и меру знать.
- Водка с утра - дурной тон, - заметил Славка Куоркис и обезоруживающе улыбнулся, блеснув белыми - белыми зубами.
Славка никогда не курил и не пил крепкого чая. Чёрный, высокий, гибкий, как хлыст, он был большим сердцеедом, но с наступлением тяжёлых времён поумерил свой пыл, иначе можно было влипнуть в историю, а историй этих у него было великое множество, ещё с суворовского училища. Помнится, на последнем курсе он завёл бурный роман с десятиклассницей из двести пятьдесят второй школы напротив, а полугодом позже лечился от дурной болезни. У Берзалова, в отличие от Славки, таких подвигов не было. Был он однолюбом и ничего с собой поделать не мог. К тому же он занимался спортом: вначале бегом, а потом - боксом в ЦСКА, и времени у него всегда было в обрез. А потом появилась Варя, и на последнем курсе Рязанского института ВДВ он женился. И не жалею до сих пор, думал он. А чего жалеть‑то?
- Ну если дурной тон, то давай по пивку, - согласился Берзалов и потянулся к рыбцам, которые пахли так умопомрачительно, что рот моментально наполнялся вязкой слюной.
Рыбцы были отменные: не сухие, и не сырые, не солёные, не пресные, с каким‑то пахучими специями. Во взводе у Куоркиса один умелец прекрасно солил и коптил рыбу. Несколько раз майор медицинской службы Трофимов под предлогом радиоактивности пытался прикрыть лавочку, но стоило ему удалиться с конфискованными карпами, как умелец снова брался за дело, благо река была под боком. Да и радиации в тех рыбах было кот наплакал, почти что в норме. Каких‑нибудь сорок - пятьдесят микрорентген. Чепуха! Главное было не употреблять икру и внутренности, а всё остальное вполне съедобно. Все так думали, и ещё никто не умер от этой самой радиации, к девкам в город разве что меньше бегать стали. Так что из двух зол приходилось выбирать меньшее.
- Знаешь, что я тебе скажу… - Берзалов одним движением разорвал рыбца вдоль позвоночника, отделив спинку от брюшка, и принялся сдирать серебристую чешую. Чистить таким образом рыбу его в своё время научила Варя, которая в детстве жила под Астраханью и могла дать любому знатоку по части рыбы сто очей вперёд. - Надоело мне всё. Хочется, чтобы наконец что‑то случилось. Большое, огромное, как… как… В общем, ты меня понимаешь!
Тревога на некоторое время оставила его, он почти забыл о ней, как можно забыть о ноющей ране, и вдруг в памяти всплыл самый первый бой: Илья Павлович - первый его тренер, выставил Берзалова, тогда ещё десятилетнего, против крупного, сильного, а главное - великовозрастного бойца. Тогда я целых тридцать секунд летал по воздуху, вспомнил он, но с ринга не ушёл, а махался до последнего. Было во мне что‑то, что я уже подрастерял.
- Понимаю, - согласился Куоркис, - не один ты мучаешься. Вся бригада на ушах стоит. Правда, от той бригады остались жалкие слёзы. - Давай выпьем за тех, кого с нами нет: Генка Серомаха, Иван Савельев, Колька Бурлюнов…
- А я к чему? - понимающе кивнул Берзалов. - Мы здесь так и вымрем, как мамонты. Главное, чтобы был какой‑то смысл. Москвы‑то нет…
- Её здесь заложат, - важно сообщил Славка Куоркис.
- Где?! - безмерно удивился Берзалов, потому что ничего не слышал о подобном проекте.
Славка Куоркис пах запахом друга, тонким, как ландыши в лесу, и с ним можно болтать на любые темы, кроме разве что его любимых женщин. Это было табу. О своих похождениях Куоркис, как истинный джентльмен, естественно, не распространялся. Обмолвится двумя словами, не называя имён, мол, такая‑то черноокая или блондинка с осиной талией, и снова молчок.
- Ну здесь, - чуть кисло пояснил Куоркис, мол, чего взять с непонятливого. - Есть такая идея. Заложить здесь, в ста километрах, а потом по мере возможности перенести в Москву.
- Это правильно, - обрадовался, не зная почему, Берзалов, и хотя идея показалась ему сомнительной, он воодушевленно добавил: - Пусть через сто лет, но перенесём!
- Раньше, - уверенно сказал Куоркис. - Гораздо раньше.
Они с глухим звоном сдвинули бокалы.
- Там, поди, радиация тысяча рентген? - усомнился Берзалов и отхлебнул пиво.
- Может, чуть поменьше, но примерно так же, - согласился Славка Куоркис. - Однако судя по испытаниям ядерных бомб на атоллах Тысячелетия, она падает значительно быстрее, чем люди думали. Французы тоже постарались со своими термоядерными и тоже воображали, что оставят после себя радиоактивную пустыню на тысячу лет, а через два десятилетия на островах уже селились птицы и появились аборигены, а крысы так те вообще размножились до невероятных пределов. Так что не всё так очевидно, как кажется.
Видно, Славка в штабе наслышался подобных вещей и вдохновился, с сомнением подумал Берзалов, в институте их учили совершенно обратному - радиация, она и Африке радиация.
- А как новую столицу назовут? - спросил он. - Новая Москва? Или, может, Москва - на - Оке?
- Почему бы и нет? - пожал плечами Куоркис и тоже хорошенько приложился к своей кружке. - Главное, чтобы была Москва. Бренд, - сказал он, вытирая с чёрных усиков пену. - Нет, я не против… Политика тоже нужна, но как бы я ей не доверяю. Дашь какому‑нибудь охламону власть, а он заведёт тебя в дебри и спасибо не скажет, а потом же тебе мозги будет парить, что ты неверно его понял.
Берзалов насторожился:
- Какому охламону? - он разорвался рыбца на длинные полоски: мясо отдельно, позвоночник отдельно, плавники отдельно. Рыбец был прозрачным, янтарным. Жирные ребрышки Роман сунул в рот принялся их жевать, а кости складывал на край старой, ещё довоенной газеты.
- У начальства есть какие‑то таинственные планы. Не могут они без верховной власти, понимаешь?
- Это понятно, - согласился Берзалов. - Все хотят хоть какой‑то определенности, хотя зачем нам кто‑то сверху? Мы сами с усами. У нас генерал, зачем нам президент?
- Э - э-э… - миролюбиво протянул Славка Куоркис, - не понимаешь. Президент нужен. Генералов много, а президент - один. Изберём Турбаевского президентом, и баста!
Действительно, зачем нам чужие дяди, которые тут же приберут склады росрезерва и оружие к рукам. И останемся мы на бобах, с полным безразличием согласился Берзалов. Великий Новгород вещает за республику и подминает под себя север по старой памяти ещё древних времен. Екатеринбург тоже не слабак, готов прикарманить нефтеносные районы. А что делается восточнее, где газ и руда? Дураков разделиться хватает. Сядут такие князьки по областям и начнут войну за свои интересы. На Россию им наплевать, главное, набить карманы. Но мы‑то как можем повлиять?
- Ха! - с лёгким превосходством ответил Куоркис, - политика - дело тонкое. Политикой должны заниматься политики, они для этого созданы.
- Может, да, а, может, и нет, - ответил Берзалов. - Может, наш генерал тоже на что‑то годится?
- Три дня назад к нему приезжала целая делегация из центральных районов, - стал ему объяснять тонкости Куоркис. - Мол, хотим объединиться, да объективных причин к этому не видим. Вот если вы пройдёте огнём и мечом по центральным и северным областям, Нижний нагнёте, сотворите порядок на Вологодчине, только после этого мы подхватим у вас власть.
- Нашли дураков, - высказался Берзалов, совершенно не замечая иронию в словах Славки Куоркиса.
- И я о том же, - живо кивнул Куоркис, и они снова чокнулись.
- Ну а что Турбаевский? - гнул своё Берзалов. Интересно ему было, хоть какие‑то новости в их страшно тоскливой жизни.
- Сидит думает, - безразлично пожал плечами Славка Куоркис.
- Откуда у тебя такие сведения? - усомнился Берзалов и внимательно посмотрел на Куоркиса.
Какой смысл во всём этом копошении, если американцы нанесут "второй удар"? Опомнятся. Сделают пару десятков ракет и нанесут самый последний удар. Апокалипсический. Самый последний и самый - самый смертельный, от которого уже никто не оправится. И ни куда‑нибудь, а именно по девяносто пятой отдельной гвардейской бригаде специального назначения. Больше не по кому. Жизнь под дамокловым мечом давала свои результаты - никто не дышал по - настоящему, то есть будущим, а всё больше - одним днём, робко заглядывая в завтрашнее утро. Ощущение бессмысленности любых деяний овладело всеми. "Второй удар последний", - говорили все и обречённо смотрели на пустое небо. Поэтому Берзалов с надеждой и спросил Славку Куоркиса, вдруг он хоть что‑нибудь знает, хоть какой‑нибудь намёк на определенность. Если воевать, так воевать, может, десант послать в Америку, а если жить - то дальше, но только не так, как сейчас.
- Информаторов надо иметь, - похвастался тот и обезоруживающе улыбнулся белозубой улыбкой.
- Тебе бы в штабе бригады служить, - похвалил его Берзалов.
- Э - э-э… - кисло среагировал Куоркис, - не моё это дело…
- Ну да, - с иронией согласился Берзалов, полагая, что Славке с его талантами только там и место.
Куоркис был в своей стихии - дай ему порассуждать, он и не такое наплетёт. Лучше ни о чём не знать, спокойнее жить буду, думал Берзалов. Не успели Третью мировую проиграть, как новую затеваем, только теперь между собой, за власть, за территории. Эх, народ, народ… - дивился Берзалов, нет тебе покоя.
Штаб бригады находился в Туле, не в самом городе, конечно. Связи со штабом бригады у взводов не было. А это значило, что Славка Куоркис надыбал канал информации. Разумеется, он об этом ничего не скажет, но вестями делиться будет. Однако Куоркис неожиданно разоткровенничался:
- Есть там у меня приятель в узле связи. Тарасова помнишь?
- Юрку, что ли? - удивился Берзалов и едва не поперхнулся пивом. - Так он же?..
- Ну!.. - радостно блеснул зубами Куоркис и возбужденно втянул в себя воздух.
- Помню, конечно! - так же восторженно воскликнул Берзалов. - Постой, постой, он же артдивизионом командовал?!
От гибели бригаду спасло то обстоятельство, что её перед самой войной, буквально за несколько дней, сняли из‑под Владикавказа и перебросили под Старый Оскол в сосновые леса, где сохранились укрытия ещё со времен отечественной войны. Видно, в Генеральном штабе решили прикрыть центральные районы страны с юга на случай десанта противника. Только того десанта не случилось. Этот десант по слухам уничтожили ещё на подходе, ещё в воздухе, на границах СНГ, превратив за одно пол - Европы в радиоактивную пыль. Теперь оттуда второй год ни слуху, ни духу. Одни радиоактивные ветра и дожди. Тоже проблема. Рано или поздно придётся туда переться и смотреть, что там творится, но до этого надо навести хотя бы видимость порядка у себя дома, со своими генералами и политиками.
- А теперь в связи, - многозначительно поднял свои чёрные брови Куоркис.
Любил его Роман за это - за удаль и дружеский трёп, была в их взаимоотношениях какая‑то теплота, а это по нынешним временам большого стоит. Разучились люди понимать друг друга, всё выгоды ищут.
- Я не знал… - признался Берзалов, потягивая пиво, после второго бокала оно казалось ему горьким.
- И не мог знать. Его только две недели назад назначили.
- А - а-а… - вспомнил Берзалов. - Хромова в госпиталь положили.
- Точно, - согласился Славка Куоркис. - Хромов в тяжелом состоянии.
- Что сказал Тарасов? - спросил Берзалов, не потому что не хотел обсуждать положение капитана Хромова, а потому что в этом вопросе всё было оговорено раз двадцать и все невольно только ждали смерти Хромова.
- Тарасов сказал, что грядут большие перемены. Что восстанавливается связь с другими боеспособными группами. Что якобы в Белгородской области наблюдается активность. Что будут делать новую структуру армии, и что в этом деле нам отводится ключевая роль. Но имей ввиду, что я тебе ничего не говорил. - Славка заржал радостно, совсем, как в летних лагерях, где проводились сборы.
- Ага - а-а… - глубокомысленно согласился Берзалов и налил себе ещё.
С одной стороны, это означало - прости - прощай спокойная окопная жизнь. Конечно, их не для этого готовили столько лет. Правда, есть мнение, что они своё уже отдали - для тех, кто больше всего устал. С другой стороны, после сумятицы мировой, после стольких смертей и полутора лет неурядиц хотелось собраться с духом и мыслями, ощутить хоть какую‑то опору под ногами. Видать, кто‑то торопится, понял Роман, очень торопится, не даёт нам передышки. Может, враги зашевелились. Нам‑то неизвестно.
- Вот так‑то! - со значением произнёс Славка Куоркис, и они чокнулись, а потом махом осушили по бокалу и налили ещё.
К генерал - лейтенанту Турбаевскому Семёну Аркадиевичу уже не раз посылали ходоков от самых разных партий из Тьмутаракани, которые, в отсутствии к ним интереса, медленно, но уверенно шли ко дну. Действовали по старым демократическим меркам. Они‑то и хотели склонить бригаду на свою сторону. Имея за спиной такую силищу, можно было забыть о ржавой демократии и запросто вершить новую историю страны, которая хоть и пережила мировую катастрофу, однако шевелилась по окраинам. За последние время таких делегаций было три, и все тянули в разные стороны: одни говорили, что надо делать столицу в Великом Новгороде, другие, что - в Нижнем Новгороде, третьи - вообще не хотели ничего делать, им нужны были автоматы и пушечное мясо. Бригаде же не хватало тяжелого вооружения. Это было её Ахиллесовой пятой. Но с другой стороны, бригаде ВДВ несказанно повезло, потому без этого тяжелого вооружения, а тем паче без атомного оружия, её не бомбили и не искали на огромной территории страны, да и дислоцировалась она в глуши. А теперь тяжёлое оружие было крайне нужно. Все понимали, что без тяжелого вооружения долго не продержаться, что рано или поздно появится диктатор, который не мытьем, так катаньем отобьёт хлебное место. И тогда пиши пропало. Вон и великоновгородцы зашевелились. Поняли наконец, что без баз, на одних идеях народовластия далеко не уедешь. Пусть даже эти идеи и самые радикальные, что толку от них, если брюхо пустое.
- Ты чего такой смурной? - спросил Славка Куоркис, выбирая кусочек повкуснее.
- Да понимаешь, - ответил Берзалов, - предчувствие у меня нехорошее. Мне бы этот день пережить да ночь продержаться без тревог и проблем. Душа устала. Варя сегодня приснилась, как живая… смеялась…
- Не расчесывай, само пройдёт, - посоветовал Куоркис. - Не узнаю друга Романа. Раньше ты готов был бежать, куда пошлют, а теперь?
- А теперь устал. Старым стал. Тупик какой‑то. А главное, дороги не вижу.
Они оба не обратили внимания на тонкий, как гудение комара, звук вертолёта. Мало ли какие вертолёты по каким надобностям летают.
- Ну это ты брось, - уверенно сказал Славка Куоркис. - Что значит, дороги? Я слышал, - зашептал он, почему‑то оглядываясь на вход в землянку, - группа на восток идёт, аж за Урал. Понял меня?..
- Понял, - поморщился Берзалов. - Расширяем ареал. Турбаевскому все карты в руки.
- Дело даже не в Турбаевском, - таинственно заметил Славка Куоркис и снова блеснул своей белозубой улыбкой.
- А в ком?! - простодушно удивился Берзалов.
- Ну ты наивный! - воскликнул Славка Куоркис. - Цивилизация за год прирастает на пятнадцать процентов по всем параметрам!
- Сейчас уже ничего не прирастает, - уверенно ответил Берзалов.
- Что ты! - воскликнул Славка Куоркис. - Ещё как прирастает! Мы просто не знаем!
Берзалов на мгновение смутился под его напором и, чтобы скрыть свои чувства, чокнулся с Куоркисом и присосался к бокалу. А потом налил себе ещё и сунул в рот вкусное ребрышко, которое отдавало горечью. Даже другу необязательно знать его слабые места.
- Так что… выходит, появился новый Ленин или Сталин? - наивно осведомился он.
- Вот видишь, ты всё понимаешь без намеков, - обрадовался Славка Куоркис, видя в происходящем какой‑то таинственный, а главное, очень увлекательный смысл. Роман Берзалов этого смысла не видел. Трудно было уловить смысл в хаосе. Нет, конечно, я понимаю, думал он, для этого дела союзники нужны, а тем более армия, которая подчиняется уставу. Без устава мы - никуда. И страны не будет. Но с другой стороны, душа, она ведь не этого хочет, не страну возрождать, а - счастья, личного, простого, человеческого. Варя, вот! Этот простой и ясный вывод был для него целым открытием. Целую минуту он тупо смотрел в пол землянки и думал, думал, думал о ней, о не сложившейся жизни. Хотя у кого она теперь сложилась? Атомный век - одним словом. Славке вон хорошо - под каждом кустом ждут с распростертыми объятьями. Счастливому и на воде сметана, тяжело думал Роман, невольно завидуя легкости друга. А я так не могу. Полюбить я должен женщину, по - лю - бить!
- Ты чего? - всерьез испугался Куоркис.
- Да так… - встряхнулся Берзалов. - Плохо мы живём, Слава, тоскливо, можно сказать. Воевать надоело, стрелять надоело.
- Согласен, - ответил Куоркис, заглядывая ему в глаза. - Но заживём лучше. Даже не сомневайся.
- А хватит нам жизни? - усомнился Берзалов c неподдельной тоской в голосе.
Славка Куоркис с испугом посмотрел на него ещё раз и авторитетно заверил:
- Хватит! Какие наши годы?! Ещё детишек нарожаем и на твоей свадьбе плясать будем. Ну извини, извини! - исправился он, заметив, как заходили желваки у Романа.