- А как они собирались вас использовать, если бы вы не убежали?
Напускаю побольше тумана:
- Не знаю в подробностях, что они планировали. Но мне известно, что ради укрепления боевого духа они намереваются организовать покушение во время одной из ваших остановок в прифронтовой полосе; я должна была помочь им. Они упоминали Ламар, Вествик и Берлингтон. У Патриотов есть свои люди в вашем ближайшем окружении, Анден.
Я знаю, что рискую, называя его по имени, но все равно пытаюсь укрепить возникшее между нами взаимопонимание. Анден, кажется, не замечает обращения - он наклоняется над своей тарелкой и разглядывает меня.
- Откуда вы знаете? - спрашивает он. - Патриоты понимают, что вам известны их планы? Дэй в них тоже участвует?
Я отрицательно качаю головой:
- Предполагалось, что я не узнаю. После побега я не говорила с Дэем.
- Вы считаете себя его другом?
Странный вопрос. Может, он хочет найти Дэя?
- Да, - отвечаю я, пытаясь не отвлекаться на воспоминания о пальцах Дэя, запутавшихся в моих волосах. - У него были свои причины, чтобы остаться, а у меня свои - чтобы бежать. Но да, я считаю себя его другом.
Анден благодарно кивает:
- Вы сказали, что в моем ближнем круге есть люди, о которых я должен знать. Кто они?
Я кладу вилку и наклоняюсь над столом:
- В вашей личной охране есть два солдата, которые попытаются совершить покушение.
- Мою личную охрану отбирают с особым тщанием, - говорит Анден, бледнея. - С крайним тщанием.
- И кто ее отбирает?
Я складываю руки на груди. Волосы падают на одно плечо, и я краем глаза вижу сверкающие в них жемчужины.
- Верите вы мне или нет, но это важно. Проведите расследование. Либо я права, и тогда вы останетесь живы, либо я ошибаюсь, и тогда я умру.
К моему удивлению, Анден встает со стула, распрямляется и идет к моей стороне стола. Он садится на стул рядом со мной, пододвигается поближе. Он изучает мое лицо, и я моргаю.
- Джун. - Он говорит очень тихо, едва громче шепота. - Я хочу вам верить… и хочу, чтобы вы верили мне.
Он знает: я чего-то недоговариваю. Он видит обман и дает мне об этом знать. Анден упирается грудью в стол и засовывает руки в карманы брюк.
- Когда умер отец, - он произносит каждое слово медленно и очень тихо, словно затрагивает опасную тему, - я остался совсем один. Я сидел у его смертного одра. И все же я благодарен судьбе - у меня не было такой возможности, когда умирала моя мать. Я знаю, Джун, что такое остаться в полном одиночестве.
В горле образуется мучительный комок. Завоевать его доверие. Вот моя роль, только за этим я здесь.
- Я вам очень сочувствую, - шепчу я. - И в связи с вашей матерью тоже.
Анден склоняет голову, принимая мои соболезнования.
- Моя мать была принцепсом Сената. Отец никогда не говорил о ней… но я рад, что теперь они вместе.
До меня доходили слухи о его покойной матери - принцепсе Сената. О ее смерти от какого-то аутоиммунного заболевания сразу же после родов. Только сам Президент может назвать главу Сената, и Сенат вот уже два десятилетия - столько времени прошло со дня ее смерти - функционирует без принцепса. Я пытаюсь забыть теплое чувство, что охватило меня во время разговора о Дрейке, но сделать это труднее, чем я думала. Думай о Дэе. Я напоминаю себе, как восторженно он отнесся к плану Патриотов и к идее новой Республики.
- Я рада, что ваши родители упокоились в мире, - говорю я. - Я знаю, каково терять близких.
Анден размышляет над моими словами, прижав два пальца к губам. Я смотрю на его челюсти: они, кажется, недовольно сжаты. Я понимаю: как бы серьезно он ни отнесся к своей новой роли, он все еще мальчишка. Отец вырос в мощную фигуру, но Анден? У него не хватит сил удержать в кулаке страну. Я вдруг вспоминаю первые ночи после убийства Метиаса - тогда я плакала до рассвета, и мои мысли обжигало воспоминание о безжизненном лице брата. Может быть, теперь Андена мучают такие же бессонные ночи? Что чувствует человек, потерявший отца, но вынужденный сдерживать свои эмоции на людях, каким бы воплощением зла ни был его родитель? Любил ли Анден его?
Он смотрит на меня, давно позабыв про обед. Проходят, кажется, часы, прежде чем Анден опускает руки и вздыхает:
- Не секрет, что он долго болел. Когда много лет ждешь… смерти близкого человека… - Он морщится, открывая мне свою истинную боль. - Я уверен, это не похоже на то, что испытываешь, когда смерть приходит… неожиданно.
Произнося последнее слово, он смотрит на меня.
Я не знаю, имеет он в виду моих родителей или Метиаса (возможно, всех вместе), но то, как он говорит, почти не оставляет сомнений: ему известно, что произошло с моими близкими. И он не одобряет случившегося.
- Знаю, вы сами пережили период сомнений. Некоторые считают, будто я отравил отца, чтобы занять его место.
Похоже, он пытается дать мне что-то понять: когда-то ты предполагала, что твоего брата убил Дэй, что твои родители погибли вследствие несчастного случая, но теперь ты знаешь правду.
- Народ Республики думает, что я ему враг. Что я такой же, как мой отец. Что я не хочу никаких перемен в стране. Люди думают, я пустышка, подставное лицо, марионетка, унаследовавшая трон по воле отца. - Он секунду-другую колеблется, потом смотрит на меня таким пронзительным взглядом, что у меня перехватывает дыхание. - Это не так. Но пока я один… если я останусь один, то ничего не смогу изменить. Если я останусь один, то стану таким же, как отец.
Неудивительно, что он хотел пообедать со мной. В нем происходят какие-то тектонические сдвиги. И я ему нужна. У него нет поддержки народа, поддержки Сената. Ему нужен человек, который помог бы ему завоевать народную любовь. А в стране есть два человека, наиболее влиятельных в народе, - я и Дэй.
Такой поворот сбивает меня с толку. Анден - не тот человек (не кажется таким), о котором говорили Патриоты, он не марионетка, стоящая на пути прекрасной революции. Если он и в самом деле хочет завоевать любовь народа, если говорит правду… то зачем его убивать? Может быть, я чего-то не понимаю… Может, Рейзор знает об Андене что-то, неизвестное мне.
- Могу я вам доверять? - спрашивает Анден.
На его лице теперь серьезное выражение: брови подняты, глаза широко раскрыты.
Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Могу ли я доверять ему? Не уверена. Но пока шепчу безопасный ответ:
- Да.
Анден распрямляется и отталкивается от стола. Не понимаю, верит ли он мне.
- Пусть это останется между нами. Я скажу охране о вашем предупреждении. Надеюсь, мы найдем эту пару предателей. - Анден улыбается, потом наклоняет голову и говорит: - Если мы их и в самом деле найдем, я бы хотел поговорить с вами еще раз. У нас, кажется, много общего.
От его слов на моих щеках выступает румянец. Наша встреча подходит к концу.
- Пожалуйста, не торопитесь закончить обед. Когда будете готовы, мои солдаты доставят вас в тюремную камеру.
Я вполголоса благодарю его. Анден разворачивается и выходит из зала, а военные змейкой возвращаются, их шаги, отдающиеся эхом от стен, нарушают тишину, царившую здесь всего несколько секунд назад. Я опускаю голову и делаю вид, что доедаю свое блюдо.
Анден куда как глубже, чем я представляла. Только теперь я понимаю, что дышу гораздо чаще обычного, а сердце бешено колотится в груди. Могу ли я доверять Андену? Доверяю ли Рейзору? Голова идет кругом, и я берусь руками за край стола. Я не знаю, где истина, но в любом случае нужно вести игру очень осторожно.
После обеда меня везут не в обычную тюремную камеру, а в чистые роскошные апартаменты за двойными плотными дверями. Без окон. Комната с большой мягкой кроватью устлана ковром. Другой мебели нет - ничего такого, что я могла бы превратить в оружие. Единственное украшение - вездесущий портрет Андена, вделанный в штукатурку. Я сразу же обнаруживаю камеру наблюдения - она над двойными дверями: маленькая, незаметная шишка в потолке. За дверью стоят наготове с полдесятка солдат.
Ночью я сплю урывками. Военные сменяются. Рано утром одна из них будит меня.
- Пока все хорошо, - шепчет она. - Помните, кто враг.
После чего выходит, и на ее место становится другая.
Я молча надеваю теплую бархатную сорочку. Мои чувства теперь обострены, руки слегка дрожат. Кандалы на запястьях позвякивают. Прежде не было уверенности, но теперь я знаю: Патриоты наблюдают за каждым моим шагом. Солдаты Рейзора медленно занимают позиции, их ряды смыкаются. Возможно, я никогда больше не увижу эту охранницу, но теперь я приглядываюсь к лицам всех военных, окружающих меня: кто из них слуга Республики, а кто - повстанец?
Дэй
Снова дурной сон.
В день моего восьмилетия я просыпаюсь очень рано. Свет только начинает проникать в наши окна, прогоняя синие и серые тени уходящей ночи. Я сажусь в постели, протираю глаза. На краю старой прикроватной тумбочки стоит - чуть не падает - полупустой стакан с водой. В углу единственное растение - плющ (Иден притащил его домой с какой-то свалки), по полу ползут его плети, ищут солнце. Джон громко храпит в своем углу. Его нога торчит из-под залатанного одеяла, свешиваясь с кушетки. Идена нигде не видно. Наверное, он с мамой.
Обычно, если просыпаюсь слишком рано, я лежу и думаю о чем-нибудь успокаивающем, например о птице или озере, и в конечном счете расслабляюсь настолько, что снова ненадолго задремываю. Но сегодня не получается. Я сбрасываю ноги с кровати и натягиваю непарные носки.
Выхожу в гостиную и сразу же понимаю: что-то не так. Мама спит на кушетке, обнимая Идена и натянув одеяло до плеч. Но отца нет. Я обшариваю глазами комнату. Он только вчера вечером вернулся с фронта и обычно после возвращения три-четыре дня проводит дома. Еще слишком рано уходить.
- Па? - зову я.
Мама шевелится, и я смолкаю. Я слышу слабый удар нашей сетчатой двери по дереву. Глаза широко распахиваются. Я бегу к выходу и высовываю наружу голову. Меня приветствует порыв прохладного воздуха.
- Пап? - снова зову я.
Сначала никого, а потом вижу фигуру, появляющуюся из тени. Папа!
Я бегу к нему по земле и мостовой прямо в носках, человек в тени делает несколько шагов, потом слышит меня и поворачивается. Теперь я вижу светло-каштановые волосы отца, его узкие, медового цвета глаза, едва заметную щетину на подбородке, он высок, его поза исполнена природной грации. Мама всегда говорила, что он словно вышел из какого-то старинного монгольского предания. Я бегу быстрее и наконец настигаю его в тени.
- Па, ты уже уходишь? - спрашиваю я, не успев отдышаться.
Он опускается на колени и обнимает меня.
- Прости, Даниэль, - шепчет он, голос у него усталый. - Меня отзывают на фронт.
Глаза наполняются слезами.
- Уже?
- Немедленно возвращайся домой. А то еще патруль увидит, что ты устраиваешь сцену.
- Но ты только что приехал, - возражаю я. - Ты… сегодня у меня день рождения, и я…
Отец кладет руки мне на плечи. Его глаза - два остерегающих маячка, они полны всем тем, что он хотел бы произнести вслух. "Я хочу остаться, - пытается сказать он. - Но должен уходить. Таковы правила. Молчи". Но произносит он другие слова:
- Возвращайся домой, Даниэль. Поцелуй за меня маму.
Голос мой дрожит, но я призываю себя быть мужчиной.
- Когда мы снова увидимся?
- Я скоро вернусь. Я тебя люблю. - Он кладет руку мне на голову. - Жди меня, ладно?
Я киваю. Он медлит еще мгновение, потом поднимается и уходит. Я возвращаюсь домой.
Больше я его никогда не увижу.
Прошел день. Я сижу один на выделенной мне Патриотами кровати в общей спальне, разглядывая висюльку у себя на шее. Волосы падают на лицо, и мне кажется, что я рассматриваю медальон сквозь светлую вуаль. Перед душем Каэдэ вручила мне баночку с гелем, который смыл краску с моих волос. Это для второй части плана, пояснила она.
Стучат в дверь.
- Дэй?
Голос звучит приглушенно - я не сразу возвращаюсь к действительности и узнаю Тесс. Я очнулся от кошмарного сна о дне моего восьмилетия, но все будто случилось вчера, и глаза у меня покраснели и распухли от слез. Когда я проснулся, перед моим мысленным взором возникла больничная каталка, а на ней - пристегнутый ремнями Иден, он кричит, а лаборанты колют ему какое-то вещество. И еще я видел Джона с завязанными глазами перед взводом солдат. И маму. Я никак не могу прогнать навязчивые сны, черт бы их подрал, и потому злюсь. Найду я Идена, и что тогда? Как отнять его у треклятой Республики? Приходится рассчитывать на помощь Рейзора. А чтобы Рейзор помог, я абсолютно точно должен убить Андена.
Руки болят после утренних тренировок с Каэдэ и Паскао, которые учили меня стрелять из пистолета.
- Не беспокойся, если промахнешься в Президента, - сказал Паскао.
Он показывает мне, как целиться, - проводит ладонью по всей длине моей руки, отчего я чуть ли не краснею.
- Это не имеет значения. С тобой будут и другие - они сделают дело, если ты промахнешься. Рейзору просто нужна фотография, на которой ты целишься в Президента. Идеальный план! Президент на фронте поднимает боевой дух, а его убивают на глазах у сотен солдат. Какая ирония! - Паскао улыбается своей фирменной улыбкой. - Народный герой убивает тирана. Классная будет история!
Да, история в самом деле классная.
- Дэй? - доносится голос Тесс из-за двери. - Ты здесь? Рейзор хочет тебя видеть.
Ах да. Она все еще здесь, зовет меня.
- Можешь войти, - отвечаю я.
Тесс засовывает голову в комнату.
- Привет, - говорит она. - Ты давно здесь?
Каэдэ советовала быть с ней подобрее. "Вы двое подходите друг другу". Я приветственно улыбаюсь Тесс.
- Понятия не имею, - отвечаю я. - Отдыхал. Часа два, может быть.
- Рейзор зовет тебя в главную комнату. Они дают прямую связь с Джун. Я подумала, тебе, наверно…
Прямую связь? Вероятно, у нее получилось. С ней все в порядке. Я вскакиваю на ноги. Наконец-то информация от Джун… При мысли о том, что я снова ее увижу, пусть и в плохом изображении на мониторе, у меня кружится голова.
- Иду.
Мы быстро шагаем по коридору в главную комнату, попадающиеся по пути Патриоты приветствуют Тесс. Она каждому улыбается, обменивается деликатными шутками и смеется так, будто знает их целую вечность. Два парня дружески похлопывают ее по плечу.
- Ребята, спешим ужасно. Не хотим заставлять Рейзора ждать.
Мы оба оборачиваемся и видим Каэдэ - она обгоняет нас, но останавливается, чтобы обнять Тесс за шею, потом дружески ерошит ей волосы и шутливо целует в щеку:
- Ты, детка, самая медленная из всей честной компании.
Тесс смеется и отталкивает ее. Каэдэ подмигивает, снова устремляется вперед и исчезает за поворотом, ведущим к главной комнате. Я не без удивления отмечаю столь теплый жест со стороны Каэдэ. Не ожидал от нее такого. Никогда прежде не задумывался, но теперь начинаю понимать, как просто Тесс завязывает отношения с новыми людьми, - я чувствую, как легко с ней повстанцам, такую же легкость я всегда ощущал на улице. Это, несомненно, сильная сторона Тесс. Она умеет исцелять. Утешать.
Нас обгоняет Бакстер. Тесс опускает глаза в пол, когда он гладит ее по руке. Я отмечаю, что он коротко кивает ей, после чего обжигает меня взглядом. Когда он уже не может нас слышать, я наклоняюсь к Тесс и шепчу:
- Чего ему надо?
Тесс только пожимает плечами и гладит меня по руке.
- Не обращай на него внимания, - отвечает она, повторяя слова Каэдэ. - У него переменчивое настроение.
Можешь не рассказывать, мрачно думаю я.
- Если он тебя достает, дай мне знать, - бормочу я.
- Ничего страшного, Дэй, - пожимает плечами Тесс. - Я с этим справлюсь.
Я вдруг чувствую себя глуповато - предлагаю свою помощь, как самоуверенный рыцарь в блестящих латах, а ведь у Тесс, наверно, десятки новых друзей, горящих желанием ей помочь. Тогда как она сама в состоянии себе помочь лучше меня.
Мы входим в главную комнату и видим толпу перед большим экраном, на который выводится картинка с камеры наблюдения. Рейзор стоит впереди, небрежно сложив на груди руки, Паскао и Каэдэ стоят рядом. Увидев меня, они призывно машут.
- Дэй. - Рейзор хлопает меня по плечу. - Рад вас видеть. У вас все в порядке? Я слышал, вы с утра были не в себе.
Мне приятна его забота - напоминает о том, как со мной говорил отец. Каэдэ приветственно кивает.
- Все хорошо, - отвечаю я. - Просто устал после перелета.
- Понятно. Перелет был нелегкий. - Он показывает на экран. - Наши хакеры подключили нас к камере наблюдения там, где находится Джун. Звукового канала пока нет, но скоро мы ее услышим. Я подумал, вы и так захотите на нее посмотреть.
Мои глаза прикованы к экрану. Изображение четкое и красочное, словно мы витаем там, в углу помещения. Я вижу изысканный обеденный зал с изящно накрытым столом; солдаты стоят вдоль стен. Молодой Президент сидит с одной стороны стола, Джун - с другой. На ней великолепное платье, и при виде ее сердце начинает учащенно биться. Когда я был заключенным Республики, меня избивали до потери сознания и бросали в грязную камеру, ее же арест больше похож на отдых. Я радуюсь за нее, но не без горького привкуса: даже предав Республику, люди высокого происхождения доплывают до берега, а такие, как я, барахтаются в воде.
Все наблюдают, как я смотрю на Джун.
- Рад, что она в порядке, - говорю я, глядя на экран.
И сразу же чувствую отвращение к себе за свои низкие мысли.
- Очень умно с ее стороны затеять с Президентом разговор об учебе в Дрейке, - замечает Рейзор, суммируя звуковую информацию, картинка тем временем идет своим чередом. - Она уже поведала ему легенду. Насколько я понимаю, теперь они проверят ее на детекторе лжи, и если она справится с проверкой, мы получим прямой выход на Андена. Следующий этап плана завтра вечером должен пройти гладко.
"Если она справится с проверкой". Не говори "гоп".
- Хорошо, - говорю я, стараясь ничем не выдать своих опасений.
Трансляция продолжается, и я вижу, как Анден приказывает солдатам покинуть зал. Комок застревает в горле. Анден - воплощение элегантности, власти и непререкаемости. Он подается к Джун и что-то говорит ей. Они смеются и пьют шампанское. Я могу представить их вместе. Они подходят друг другу.
- Хорошо работает, - замечает Тесс, заводя пряди волос за уши. - Президент в нее втюрился.
Я хочу возразить, но тут неожиданно вмешивается Паскао:
- Тесс абсолютно права - видите, как блестят его глаза? Этот человек сражен наповал, я вам точно говорю. Он втрескался в нашу девчонку. Еще два дня - и он у нее под каблуком.
Рейзор кивает, но с меньшим энтузиазмом:
- Верно. Но мы должны быть уверены, что и он не играет с Джун. Он прирожденный политик. Я найду способ обменяться с ней парой слов.
Я рад, что Рейзор в такое время говорит разумные и осторожные вещи, но я невольно отворачиваюсь от экрана. Мне и мысли не приходило, что Президент может играть с Джун.