Они меня не видят. Они, вероятно, не видят ничего, кроме темноты. Я в одно мгновение пересчитываю их. Томас возглавляет патруль, Олли идет рядом (к моему удивлению, пистолет Томаса остался в кобуре), а за ними группка из четырех солдат. За пределами комнаты остались еще солдаты, но я не знаю сколько.
- Она здесь, - говорит один, прижав палец к уху. - Сесть на воздухолет она никак не могла. Коммандер Десото подтвердил, что его человек видел, как она входила в пирамиду.
Томас молчит. Я наблюдаю, как он поворачивается, оглядывая темную комнату. Потом поднимает глаза на дверь.
Наши взгляды встречаются.
Я прыгаю вниз и валю его на пол. На мгновение меня охватывает слепая ярость, я и в самом деле готова голыми руками сломать ему шею. Это не составит труда.
Солдаты ждут команды, но среди гама и хаоса я слышу сдавленный голос Томаса:
- Не стрелять. Не стрелять!
Он хватает меня за руку. Почти удается вырваться и пробиться сквозь солдат к выходу, но кто-то сбивает меня с ног. Вихрем мундиров они наваливаются на меня, хватают за руки, волокут за ноги. Томас приказывает своим людям обращаться со мной осторожно.
Рейзор был прав касательно Томаса. Он хочет доставить меня к коммандеру Джеймсон живой.
Наконец они защелкивают у меня на запястьях наручники и с такой силой прижимают к полу, что я пошевелиться не могу. Надо мной нависает Томас.
- Рад снова видеть вас, миз Айпэрис. - Голос его дрожит. - Вы арестованы за нападение на солдат Республики, за беспорядки в Баталла-Холле и за дезертирство. Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.
Я отмечаю, что он ни слова не говорит о пособничестве преступнику. Все еще делает вид, будто Республика казнила Дэя.
Они рывком ставят меня на ноги и ведут по коридору. Когда мы оказываемся на улице, довольно много солдат останавливаются и глазеют на нас. Люди Томаса бесцеремонно заталкивают меня на заднее сиденье патрульной машины, пристегивают мои запястья к дверям, а руки заковывают в кандалы. Томас садится рядом и приставляет пистолет к моей голове. Смешно. Джип везет нас по улицам. Два солдата, сидящих спереди, следят за мной в зеркало заднего вида. Они ведут себя так, будто я какое-то неосвоенное оружие, и в некотором роде, видимо, так и есть. Ситуация настолько нелепа, что меня разбирает смех: Дэй в форме солдата Республики расхаживает по борту РК "Династия", а со мной тут обращаются как с самым ценным пленником Республики. Мы поменялись ролями.
Всю дорогу Томас пытается не обращать на меня внимания, но я не свожу с него глаз. Он выглядит усталым, у него бледные губы и темные круги под глазами. На подбородке щетина, что удивительно само по себе - никогда не видела Томаса небритым. Вероятно, коммандер Джеймсон устроила ему взбучку за мой побег из Баталла-Холла. Может быть, его даже допрашивали.
Минуты текут медленно. Солдаты не произносят ни слова. Тот, кто за рулем, не отрывает глаз от дороги, все мы слышим только гул двигателя и приглушенные звуки улицы. И стук моего сердца. Со своего места я вижу джип, едущий впереди; в его заднем окне время от времени вспышкой мелькает белый мех, доставляя мне невыразимое счастье. Олли. Жаль, что он едет в другой машине.
Наконец я обращаюсь к Томасу:
- Спасибо, что не тронули Олли.
Я не жду ответа. Разве что: "Капитаны не говорят с преступниками". Но, к моему удивлению, он смотрит мне в глаза. Похоже, ради меня он готов нарушить протокол.
- Ваша собака оказалась полезной.
Олли - пес Метиаса. Гнев снова закипает во мне, но я гашу его. Ярость мне никак не поможет. Интересно, что он вообще оставил Олли в живых, ведь мог бы найти меня и без пса. Олли не полицейская собака, он не обучен искать людей по запаху. Он не смог бы учуять меня через полстраны. Только на очень небольших расстояниях от него есть толк. А значит, Томас не убил его по другим причинам. Потому что я ему небезразлична? Или… ему все еще дорога память о Метиасе? Эта мысль пугает меня. Я молчу, и Томас отводит взгляд. Наступает еще одна долгая пауза.
- Куда вы меня везете?
- Вас будут содержать в тюрьме Хай-Дезерт, а после допроса суд решит, что с вами делать.
Пора запускать в действие план Рейзора.
- Могу гарантировать, что после допроса суд отправит меня в Денвер.
Один из солдат спереди прищуривается, глядя на меня. Томас поднимает руку:
- Пусть болтает. Для нас важно одно: доставить ее живой и невредимой.
Смотрит на меня. Кажется, он еще и похудел со времени нашей последней встречи, даже его волосы, аккуратно зачесанные набок, потускнели, стали безжизненными.
- В Денвер? С какой это стати? - не выдерживает Томас.
- Я владею информацией, которая может оказаться для Президента чрезвычайно важной.
Томас кривит рот; теперь он очень хочет порасспрашивать меня, выведать мои секреты. Но это запрещено протоколом, а он уже нарушил немало правил, затеяв со мной разговор. Кажется, он решил не давить на меня.
- Там посмотрим, что удастся из вас выудить.
Тут я понимаю, что они вообще не должны отправлять меня в тюрьму в Неваде. Меня обязаны допрашивать и судить в моем родном штате.
- Почему меня оставляют здесь? - спрашиваю я. - Разве я не подлежу отправке в Лос-Анджелес?
Теперь Томас смотрит не на меня - перед собой.
- Карантин, - отвечает он.
Я морщу лоб:
- Он что, теперь и на Баталлу распространяется?
От его ответа у меня мурашки бегут по коже.
- Карантин объявлен в Лос-Анджелесе. Во всем городе.
Тюрьма Хай-Дезерт. Помещение 416 (20 × 12 футов).
22:24; день моего ареста
Я сижу в нескольких футах от Томаса. Нас разделяет только шаткий столик… не считая толпы солдат. Стоит мне посмотреть на кого-нибудь из них, как тот начинает нервно переступать с ноги на ногу. Я чуть раскачиваюсь на стуле, борясь с усталостью, и позвякиваю цепью, которой скованы за спиной руки. Мысли мечутся в голове - я все время вспоминаю слова Томаса о карантине в Лос-Анджелесе. Сейчас на подобные размышления нет времени, говорю я себе, но мысли не уходят. Я пытаюсь представить себе Университет Дрейка с чумными знаками, улицы Рубинового сектора, заполненные чумными патрулями. Как такое возможно? Как можно закрыть на карантин целый город?
Мы сидим здесь уже шесть часов, но Томасу так ничего и не удалось из меня выудить. Своими ответами я вожу его по кругу и делаю это тонко - он даже не понимает, что я манипулирую разговором, а мы тем временем тратим попусту еще один час. Он пытался угрожать смертью Олли. Тогда я сказала, что унесу в могилу всю информацию, какой владею. Он пытался угрожать смертью мне. На что я опять напомнила: вся информация уйдет со мной в могилу. Он даже затевал со мной интеллектуальные игры, но ни одна не принесла результатов. Я упорно спрашиваю, почему в Лос-Анджелесе объявлен карантин. Меня обучали тактике допроса не хуже, чем его, мои навыки работают против Томаса. К физическим мерам воздействия (как с Дэем) он пока не прибегал. Еще одна любопытная деталь. Не имеет значения, какие чувства он питает ко мне, - если начальство прикажет применить силу, он не задумается ни на минуту. Пока он и пальцем меня не тронул, значит коммандер Джеймсон не дала ему такого приказа. Странно. При всем при том я вижу, что терпение его на исходе.
- Скажите, миз Айпэрис, - говорит Томас после нескольких секунд молчания. - Что мне сделать, чтобы получить от вас полезную информацию?
Я смотрю на него бесстрастным взглядом:
- Я вам уже сказала. Отвечу, если исполните мою просьбу. У меня есть информация для Президента.
- Не в вашем положении торговаться. Бесконечно наш разговор продолжаться не будет.
Томас откидывается на спинку стула и хмурится. От ламп дневного света у него под глазами ложатся длинные тени. На фоне голых (если не считать республиканского флага и портрета Президента) белых стен Томас зловеще выделяется своей черной с красным капитанской формой. Метиас носил такую же.
- Я знаю: Дэй жив, а вы знаете, как нам его найти. Несколько дней без воды и еды - и вы заговорите.
- Не в ваших силах, Томас, заставить меня что-либо сделать, - отвечаю я. - Что касается Дэя, я бы сказала, ответ очевиден. Будь он жив, он бы сейчас делал все, чтобы вызволить своего младшего брата. Это любому идиоту понятно.
Томас игнорирует мою шпильку, но я вижу раздражение на его лице.
- Если он жив, ему никогда не найти брата. Его местонахождение засекречено. Мне не нужно знать, куда хочет отправиться Дэй. Мне нужно знать, где он.
- Что толку? Вы его все равно никогда не поймаете. Он не попадется дважды на одну и ту же уловку.
Томас складывает на груди руки. Неужели всего несколько недель назад мы с ним вместе обедали в лос-анджелесском кафе? Мысль о Лос-Анджелесе возвращает меня к новости о закрытом городе, и я представляю себе пустое кафе, а на двери - объявление о карантине.
- Миз Айпэрис, - говорит Томас, кладя ладони на стол. - Мы можем продолжать в таком духе вечно, а вы можете умничать и трясти головой, пока не упадете от изнеможения. Я не хочу прибегать к физическому воздействию. У вас есть шанс искупить свою вину перед Республикой. Несмотря на ваши злодеяния, начальство уведомило меня, что по-прежнему считает вас ценным кадром.
Вот как. Коммандер Джеймсон распорядилась, чтобы ко мне во время допросов не применяли силу.
- Очень мило, - отвечаю я, подпуская сарказма. - Мне повезло больше, чем Метиасу.
Томас вздыхает, склоняет голову и в раздражении сжимает переносицу. Несколько секунд он сидит в такой позе.
- Всем выйти, - кивает он охране.
Когда солдаты выходят, Томас поворачивается ко мне, подается вперед и кладет руки на стол.
- Мне жаль, что вы здесь, - тихо говорит он. - Надеюсь, вы понимаете, миз Айпэрис: долг обязывает меня делать то, что я делаю.
- Где коммандер Джеймсон? - спрашиваю я. - Она же ваш кукловод. Я думала, она не упустит случая меня допросить.
Томас даже не морщится от моей очередной шпильки.
- Она в настоящий момент усмиряет Лос-Анджелес, организует карантин и докладывает о сложившейся ситуации Конгрессу. При всем моем уважении, мир не вращается вокруг вас, Джун.
"Усмиряет Лос-Анджелес". От этих слов мороз по коже.
- Неужели чума так разошлась? - решаюсь спросить я еще раз, не сводя глаз с лица Томаса. - Город закрыт из-за болезни?
Он отрицательно качает головой:
- Секретная информация.
- И когда карантин снимут? Карантин объявлен во всех секторах?
- Прекратите задавать вопросы. Я уже сказал - карантин объявлен во всем городе. И если бы я знал, когда его снимут, у меня все равно не было бы никаких оснований сообщать вам подобную информацию.
По выражению его лица я тут же понимаю, что на самом деле значат его слова: "Коммандер Джеймсон не сказала, что происходит в городе, а потому я понятия не имею". Почему она держит его в неведении?
- Что случилось в городе? - гну свое, надеясь выведать хоть что-то.
- Это не имеет отношения к вашему допросу, - отвечает Томас, нетерпеливо постукивая пальцами по руке. - Лос-Анджелес больше не имеет к вам никакого отношения, миз Айпэрис.
- Я родилась в Лос-Анджелесе. Я там выросла. Там умер Метиас. Конечно, я имею к нему отношение.
Томас хранит молчание. Его рука поднимается, чтобы убрать прядь темных волос с лица, взгляд находит мой. Идут минуты.
- Вот оно, значит, в чем все дело, - наконец говорит он.
Думаю, он просто устал от шестичасового допроса.
- Миз Айпэрис, то, что случилось с вашим братом…
- Я знаю, что с ним случилось, - обрываю я Томаса; голос мой дрожит от закипающей ярости. - Вы его убили. Продали его штату.
Слова причиняют мне такую боль, что я с трудом их произношу.
По его лицу пробегает дрожь. Он кашляет и выпрямляется на стуле.
- Приказ поступил лично от коммандера Джеймсон, а не подчиниться ее прямому приказу - нет уж, извините. Вы должны знать это правило так же четко, как и я… хотя, нужно признать, вы всегда не очень строго ему следовали.
- Итак, вы просто предали его самым низким образом, потому что он дознался, как погибли наши родители? Он был вашим другом, Томас. Вы росли вместе. Коммандер Джеймсон вас бы и взглядом не удостоила… вы бы не сидели сейчас по другую сторону стола от меня, если бы Метиас не рекомендовал вас в ее патрульную службу. Или вы забыли об этом? - Я возвышаю голос. - Вы даже частичкой собственной безопасности не могли поступиться, чтобы помочь ему?
- Я получил прямой приказ, - повторяет Томас. - Приказы коммандера Джеймсон не обсуждаются. Что вам здесь неясно? Она знала, что он проник в базу данных умерших. А еще во множество других совершенно секретных правительственных архивов. Ваш брат нарушил закон. И не раз. Коммандер Джеймсон не могла допустить, чтобы уважаемый капитан ее патрульной службы совершал преступления прямо у нее под носом.
Я смотрю на него, прищурившись.
- Потому вы убили его в темном проулке, а потом обвинили Дэя? Потому что с радостью и не раздумывая выполняете приказы вашего командира?
Томас с такой силой ударяет руками по столешнице, что я подпрыгиваю.
- Это был письменный приказ штата Калифорния, - кричит он. - Вы понимаете человеческий язык? У меня не было выбора!
Его глаза широко раскрываются - он не ожидал, что у него вырвутся эти слова. Во всяком случае, не так. Я тоже ошарашена. Он все говорит, теперь быстрее, явно исполненный решимости стереть в моей памяти сказанное. Его глаза блестят странным светом, чем-то таким, что я не вполне могу определить. Чем?
- Я - солдат Республики. Став военным, я поклялся любой ценой исполнять приказы старших по званию. Метиас приносил такую же присягу, и он предал штат.
Есть что-то странное в том, как он упоминает Метиаса, какая-то скрытая эмоция, и я срываюсь.
- Это штат его предал. - Я набираю в грудь воздуха. - А вы, трус, оставили Метиаса на милость штата-предателя.
Томас закрывает глаза, словно я пырнула его ножом, но тут замечает, что я внимательно смотрю на него, рывком отводит голову, отворачивается и прячет лицо в ладонях.
Я снова вспоминаю брата, прокручиваю в памяти многие годы, проведенные им в компании Томаса. Метиас знал Томаса с самого детства, задолго до моего рождения. Каждый раз, когда отец Томаса (привратник по нашему этажу) приводил с собой сына на дежурство, Метиас долгими часами играл с ним. В войнушку. Игрушечными автоматами. Потом появилась на свет я, в моей памяти хранится множество тихих разговоров, которые мальчишки вели, сидя в нашей гостиной, они так часто бывали вместе. Я помню, сколько баллов Томас получил на Испытаниях - 1365. Очень неплохо для парнишки из бедняцкого района, но для ребят из Рубинового сектора результат средний. Метиас первым заметил интерес Томаса к военной службе. Он целыми днями обучал друга тому, что знал сам. Томас никогда бы не поступил в Хайлендский университет Изумрудного сектора без помощи моего брата.
Дыхание перехватывает, когда все части мозаики их жизни вдруг складываются в понятную картинку. Я помню, как взгляд Метиаса останавливался на Томасе во время их тренировок. Я всегда считала, что брат просто следит за осанкой Томаса и аккуратностью его действий. Я помню, как терпеливо и мягко Метиас объяснял все другу. Как он прикасался к плечу Томаса. Помню тот вечер, когда мы все вместе ужинали в кафе и Метиас впервые пресек слежку Кайана. Вспоминаю, как иногда пальцы Метиаса задерживались на руке Томаса чуть дольше, чем требовалось. Вспоминаю разговор с братом в тот день, когда он приглядывал за мной вместо того, чтобы пойти на церемонию посвящения. Как он смеялся: "Мне не нужны подружки. И с сестренкой забот хватает". Так и было. Он встречался с несколькими девчонками в колледже, но всегда не дольше недели. И неизменно с вежливым безразличием.
Все очевидно. Как же я не замечала раньше?
Конечно, Метиас никогда со мной об этом не говорил. Любые отношения между офицером и подчиненным строго запрещены. Жестоко караются. Именно Метиас рекомендовал коммандеру Джеймсон принять Томаса в патрульную службу… Вероятно, ради Томаса, хотя и знал, что таким образом исключает малейшую возможность отношений между ними.
Все эти мысли за считаные секунды пролетают в моей голове.
- Метиас любил вас, - шепчу я.
Томас молчит.
- Ну? Так это правда? Вы не могли не знать.
Томас не отвечает. Уронив голову на руки, он твердит:
- Я давал присягу.
- Постойте. Никак не пойму…
Я откидываюсь на спинку стула и набираю полные легкие воздуха. Мои мысли теперь представляют собой какой-то метущийся сумбур. Молчание Томаса говорит мне больше, чем любые слова.
- Метиас любил вас, - медленно произношу я дрожащим голосом. - И столько сделал для вас. Но вы все равно его предали. Как же вы могли?
Томас отрывает голову от рук, его лицо искажено замешательством.
- Я ведь не доложил о нем начальству.
Мы долго смотрим друг на друга. Наконец я сквозь сжатые зубы произношу:
- Тогда расскажите, что случилось.
Томас уставился перед собой.
- Системные администраторы службы безопасности нашли его следы после взлома системы, - отвечает он. - Метиас проник в базу данных скончавшихся граждан. Администраторы доложили сначала мне, полагая, что я донесу информацию до коммандера Джеймсон. Я постоянно предупреждал Метиаса насчет хакерства. Если слишком часто переходишь дорогу Республике, в конечном счете сгоришь. Будь лоялен, будь верен. Но он меня не слушал. Ни он, ни вы не слушали.
- И вы, значит, хранили его тайну?
Томас снова роняет голову на руки.
- Сначала мы с Метиасом поругались из-за этого. Он признался. Я обещал никому не говорить, хотя в глубине души было желание донести. Я никогда ничего не скрывал от коммандера Джеймсон. - Он делает секундную паузу. - Выясняется, что мое молчание ничего бы не изменило. Системные администраторы из соображений безопасности все равно направили информацию коммандеру Джеймсон. Так она и узнала. И тогда поручила мне закрыть Метиаса.
Я слушаю его в полном потрясении. Томас никогда не хотел убивать Метиаса. Я пытаюсь представить себе сценарий, с которым могла бы смириться. Может быть, он даже пытался убедить коммандера Джеймсон поручить это кому-нибудь другому. Но она отказалась, и Томас все-таки выполнил приказ.
Интересно, дал ли Метиас выход своим чувствам? Я знаю Томаса, а потому сомневаюсь - вряд ли. Была ли любовь Метиаса взаимной? Томас пытался поцеловать меня на следующий вечер после празднества в честь поимки Дэя.
- Торжественный прием, - размышляю я вслух. - Когда вы пытались…
Уточнять не нужно: Томас знает, о чем я говорю.
Я замолкаю, а он разглядывает пол, на его лице сменяются выражения - то бесстрастное, то мучительное. Наконец он проводит рукой по волосам и бормочет:
- Я встал перед Метиасом на колени, я видел, как он умирает. Держал рукоять того ножа. Он…
Я жду, голова идет кругом.