- Почему бы нам не решить дело миром, барон? - Каин потер щеку.
- Если ты убедишь меня, что вы просто купцы.
- А кем же мы можем быть?
- Последнее время маркграфа тяготит мысль, что слишком много его подданных появляется на рынках Приозерной империи. В кандалах и с клеймами рабов.
- В чем тут моя вина?
- Покажи, что у тебя в подводах.
- Я могу дать слово чести, что рабов там нет.
- Я должен убедиться сам.
Дорг понимал, что никаких пленников в телегах он не обнаружит. Просто их там еще нет. Еще. Он рассчитывал увидеть цепи, оковы, колодки и прочие атрибуты ремесла работорговца. И уж тогда Каин не отвертится. Нежелание караванщика знакомить его с содержимым повозок прибавляло уверенности, что селянин поднял тревогу не зря.
Легонько толкнув шпорами Ловкого, барон заставил его переступить вперед на два шага. Ближе к телегам. Неспешно, но решительно Каин заступил ему дорогу. Прочие караванщики поднялись с земли.
- Ты противишься воле маркграфа, купец? - Каин молчал.
- Прикажи своим людям положить оружие на землю и отойти в сторону. Мне нужно убедиться - охотитесь вы за холопами или нет.
Пригорянин нахмурился, пожал плечами:
- Видит Сущий, я не хотел такого исхода…
Его рука небрежно скользнула за плечо к оплетенной ременным шнуром рукояти. И в тот же миг Дорг, давно ожидавший такого исхода, слитным движением повода и шпор поднял коня на дыбы, прикрываясь щитом от арбалетчиков.
Каин, выхватывая меч, стремительно ушел из-под нависших над головой копыт. Солнечный луч неярким бликом соскользнул с отточенного лезвия. Ловкий заржал жалобно и прыгнул высоким курбетом.
"Угробил коня - зубами загрызу!" - пронеслось в голове Дорга.
Щелкнули арбалеты работорговцев. Глот перекатился через круп своего коня, безжизненно дрыгнув руками.
"А что с Козюлей?"
Но тут барону стало не до Козюли. Ловкий завалился на бок, безжалостно расплющив защищенную легким наголенником ногу седока.
"Где же Лемак?" - пробилось сквозь багряную пелену боли.
Курощуп не заставил себя долго ждать. Слишком уж охоч до драки, чтоб промедлить.
Вначале из кустов ударили самострелы. Шорника пригорян унесло под телегу, еще один скорчился, хватаясь за плечо. Вот и весь результат… Верткие работорговцы просто так под бельты не подставлялись.
А потом на поляну сыпанули орущие и размахивающие оружием дружинники.
Дорг приподнялся на локте, силясь вытащить ногу из-под бьющегося в конвульсиях коня. Прямо над его головой промелькнули потрескавшиеся подошвы. Дружинник (кто же это? ах да - Брех) налетел на Каина. Слева и справа барона огибали остальные воины. Пригоряне встретили их без суеты и спешки, не отходя от прикрывающих фланги телег.
Первая же сшибка лишила дружинников барона численного превосходства. Эх, поторопились с атакой! Нужно было еще раз стрелами ударить, а уж потом… В этот раз напористость Лемака, так выручающая иной раз в драках с контрабандистами либо бунтовщиками, подвела. Добыча попалась не по зубам.
Каин вился волчком: правый меч прямым хватом, левый - обратным. На Бреха он не потратил больше одного движения, как, впрочем, и на следующих троих. Мастерство вождя пригорян превосходило любые, самые смелые предположения. Дорг, впервые взявший в руки меч лет эдак в девять, не мог не признать - по сравнению с ним он выглядел неуклюжим неумехой. А уж дружинники, которые не были воинами в десятом поколении, проигрывали и подавно.
Правда, Лемаку удалось огреть одного из работорговцев кистенем по затылку. Южанин чересчур увлекся, выпуская кишки молоденькому белобрысому воину, чьего имени барон не смог вспомнить.
В считанные мгновения из двадцатки атакующих на ногах остались восемь. Да Дорг, придавленный конем. Плюс Козюля, пускающий розовые пузыри в тонких побегах лещины.
Дружинники, сгруппировавшись вокруг десятника, медленно пятились к лесу. Пригоряне не спешили, подкрадывались к ощетинившемуся копьями строю осторожно. Двое перезаряжали арбалеты.
Каин пружинистым шагом подошел к барону. Покачал головой осуждающе, как умудренный опытом старший брат.
- Зря ты понадеялся на силу. - Голос пригорянина звучал осуждающе, но в нем не слышалось гнева или торжества. Если и были эти чувства, то заглушались холодным трезвым расчетом.
- Будь ты проклят! - выплюнул сквозь стиснутые зубы Дорг. - Ты дорого за это заплатишь!
- Да? И кому же? Уж не маркграфу ли твоему неповоротливому?
- Если бы я был на ногах…
- Что бы изменилось, мальчишка?
- Дай мне встать и увидишь.
- Нет. Не дам.
Взмах меча… Доргу поневоле захотелось зажмуриться. Несмотря на напускную браваду, смерти барон боялся. Но он сдержался, призвав на помощь всю силу воли.
"Что ж он не бьет?"
И вдруг караванщик дернулся всем телом и медленно начал заваливаться вперед. Пониже его левой ключицы возник окровавленный стальной остряк. "Стрела? Чья??"
Одновременное "Ax!" из полудюжины глоток прошелестело над поляной.
А из кустов продолжала лететь оперенная смерть. Безошибочно находя отнюдь не беззащитные жертвы. Пригоряне и не подумали сдаться или искать спасения в бегстве. Несколько стрел шоркнуло по сухой траве, отклоненные мечами, но гораздо больше попало в теплую плоть. Лук - не самострел. Хороший стрелок спускает с тетивы третью стрелу, когда первая находит цель. Про трегетренских лучников частенько говорили: "Он носит две дюжины смертей в колчане".
Осознание спасения еще не успело укорениться в голове Дорга, когда все было кончено. Работорговцы валялись безжизненными куклами, утыканные длинными - два локтя в длину - древками.
- Добивай паскуд! - проорал Лемак, первым бросаясь кромсать мечом тела.
Дважды приказывать дружинникам, только что потерявшим больше десятка товарищей, не пришлось.
- Курощуп, ко мне! - Барон через силу поднялся, упираясь рукой в землю. - Вытащи…
И тут на поляне показались нежданные спасители. Суровые бородатые мужики, одетые кто во что. У многих длинные светло-русые патлы заплетены в косички, свисающие с висков. С первого взгляда ясно - веселины. В руках мощные даже на вид луки. На поясах у кого меч, у кого топор или палица.
Лесные молодцы? Вот так встреча! Попали из огня да в полымя.
Дружинники тоже быстро сообразили, что к чему. Оставили караванщиков, подтянулись к стонущему командиру. Освободив с помощью Лемака ногу, Дорг подняться не смог - сидел, тщетно пытаясь разогнать плясавшие перед глазами разноцветные точки, возникающие от нестерпимой боли при малейшем движении.
Разбойники с нескрываемым превосходством оглядывали затравленных баронских людей.
- Что рожи-то воротите? - высунулся вперед один из лесовиков - рыжий как огонь - не иначе, ардан. - Железяки на землю, помрете без муки.
- А хрена лысого не нюхал? - набычился десятник, поудобнее перехватывая кистень.
- Да я тебя! - Ардан сгорбился, намереваясь прыгнуть на врага.
В его левой руке, правую разбойник почему-то берег, сверкнул длинный нож, но властный окрик предводителя остановил прыткого:
- Охолонь, Вырвиглаз!
- Да я, Бессон, этого козла…
- Заткни пасть, я сказал! И пшел с глаз моих! - Бессон оказался могучим мужиком - косая сажень в плечах - с окладистой бородой и зверским выражением лица. Чистый медведь. Рука - толщиной с ляжку обычного человека. Рядом с ним стоял темноволосый, такой же, как и все, заросший разбойник, единственным отличием которого в толпе была рукоять полутораручника, торчавшая над плечом, а не на поясе. Именно его пристальный взгляд заставил Вырвиглаза съежиться и незаметной мышкой юркнуть за широкие спины товарищей.
- Ты, что ли, за старшего? - Бессон приблизился к Доргу.
Дружинники неохотно расступились, не выпуская оружия из рук.
- Я барон Дорг! - воскликнул молодой человек. - Как ты…
Он хотел сказать "как ты смеешь", но вовремя осекся, сообразив, на чьей стороне сила и что со спасшим тебя так говорить негоже. Но и заставить себя поблагодарить разбойника барон тоже не смог. Пришлось промолчать.
- Молчи-молчи. - Вожак лесовиков скорее всего понял, какие чувства борются в душе Дорга. - Чего говорить-то? И так все видно.
Бессон оценивающе оглядел заостренный к низу щит с изображением красной рыбы.
- Рыбак! - с деланной простоватостью хохотнул. Дорг побелел лицом и до хруста стиснул зубы.
- Ладно, не кипятись, барон. Я ж понимаю, ты не очень нашего брата жалуешь. А и мы вас тоже.
- Что ж ты… - чуть было не вспылил снова Дорг, но сдержался. - Зачем помогли тогда?
- Вона, его благодари. - Главарь шайки кивнул в сторону спутника. - Уломал. Я-то дожидался, пока вас всех порежут.
Барон с интересом глянул на темноволосого. Разбойник как разбойник. Правда, если большинство шайки было веселинами, то этот - явно трейг. Сальные космы до плеч, нечесаная борода. Одежда, хоть грязная и мятая, но новая и не из дешевых. Чего-чего, а эти лесные молодцы не бедствовали. Вот разве что выправка, посадка головы, разворот плеч не мужицкие. Наверняка бывший воин. Значит, дезертир. Точно, дезертир. Вон как удобно меч пристроил. Это новичкам да поселянам-лапотникам кажется, что сбоку выхватывать клинок удобнее.
- Он тебя пожалел, барон. Как увидел, что зараз к Матери Коней сподобят, так и дал стрелкам отмашку.
Темноволосый, встретив взгляд барона, не отвел глаза, а чуток улыбнулся. Едва-едва заметно за густыми зарослями бороды.
- Ты знаешь меня? - поборов гордость, поинтересовался Дорг.
- Его Живоломом кличут, - пробасил Бессон. - Ну, вы того, говорите, а я пойду поманеньку.
- Отпусти своих людей, барон Дорг Семнадцатый. - Голос темноволосого разбойника тронул какие-то струны в памяти - увы, слишком слабым было это касание. - Пусть отдохнут и перевяжут раны. А мы поговорим.
Спокойная уверенность человека, привыкшего повелевать, звучала в голосе Живолома. Куда там простому дезертиру! Эта птица полетом повыше будет.
- Ступай, Лемак. Займитесь ранеными, - не стал возражать барон, и дружинники с радостью последовали его приказу.
Лесные молодцы в это время сноровисто запрягали пригорянских лошадей в подводы, грузили туда же снятые с убитых оружие и доспехи. Откуда-то из лесу появились кони разбойников. С первого взгляда видать - не у селян отобраны.
Живолом присел около Дорга, вначале на корточки, а потом просто на землю.
- Хороший конь был, - глянул на Ловкого.
- Чудо, не конь, - кивнул, скрипнув зубами, барон. - Жаль, не я этого гада убил.
- С пригорянами нам один на один не тягаться, Дорг, - вот так запросто, по имени, без всяких там "ваших милостей" или "господинов баронов". - Или тебя батюшка не учил?
"Какое тебе дело до моего батюшки, до меня, до пригорянских работорговцев?" - захотелось воскликнуть барону, а потом послать кобыле под хвост навязчивого разбойника, но тут…
Так бывает, когда смотришь на витраж вблизи. Каждый кусочек стекла по отдельности виден и понятен, а что пытался изобразить мастер - не скажешь. И становится ясна общая картина, когда отойдешь подальше, чтобы охватить все детали одним взглядом. Словно отъехала сама по себе запутанная мозаика, мельтешившая перед глазами Дорга. Сложились вместе и выправка, и внешность, и манера повелевать у странного собеседника. Все стало ясно. Возражать расхотелось. Задавать дурацкие вопросы тем более.
Этому человеку, разбойнику Живолому, было дело и до хищно рыскающих по землям Трегетрена караванщиков, и до любого баронского рода, как в Восточной марке, так и в любом другом уголке страны, и до батюшки Дорга, и даже до предков самого маркграфа Торкена Третьего.
Барон попытался встать на одно колено, но не смог и, с трудом подавив стон, просто склонил голову.
- Узнал, - ухмыльнулся Живолом. - А я все думал, когда же…
- Твое вы… - начал было Дорг, но разбойник остановил его, прижав палец к своим губам.
- Тихо!
- Как же так? Мы думали…
- Вот и думайте дальше.
- Но почему? Кто? За что?
- Когда я найду ответы на эти вопросы, Дорг, я постараюсь сделать так, чтоб этот "кто" умылся кровью по самое не могу. - Темно-карие глаза глянули сурово и беспощадно. - А пока я - Живолом. И мне даже нравится быть им.
- Нам говорили: несчастный случай.
- Поверь, Дорг, счастливым я этот случай назвать тоже не могу.
- Твой батюшка так скорбел.
- Охотно верю. И траур, поди, объявляли?
- Конечно! Как же иначе?
- Сестре должно пойти черное. Я не берусь загадывать, - задумчиво произнес Живолом. - Или кого-то обвинять до поры до времени. Пока я просто живу. Ем, пью, дышу лесным духом. Как это здорово! А придет срок… Когда тебя увидел, подумал - вот она, судьба. Свой человек в Восточной марке. Тем более, сын лучшего друга маркграфа. Потому я уговорил Бессона вмешаться.
- А я-то думал… - по-детски обиженно протянул барон.
- Наше приятельство я вспомнил тоже. Но, я с тобой честен, старые знакомства старыми знакомствами, а млеть от счастья, вспоминая их, я перестал уже давно. Где вы были, когда я ехал связанный, с мешком на голове?
Дорг молчал, понимая, что нападки Живолома в сущности беспочвенны.
- Куда подевались все друзья? Почему освободила меня банда веселинских дезертиров, а не войско маркграфа Торкена?
Не поднимая взгляда, барон угрюмо проговорил:
- Ты не прав…
- Ах, я не прав? В чем же?
- Если бы мы… если бы я получил хоть какую-то весточку о том, что с тобой стряслось, я поднял бы всю Восточную марку…
- Да?
- Ну, по меньшей мере, моя дружина была бы с тобой.
Живолом пристально зыркнул на собеседника:
- Надеюсь, своим словам ты хозяин? - В лицо Доргу бросилась кровь.
- Я всегда отвечал за обещания, чего бы мне это не стоило!
- Что ж… Я запомню твои слова. И ты их запомни. Когда возникнет нужда, я пришлю гонца.
- Хорошо, Ке…
- Вот имен не надо, - сразу посуровел Живолом. - Пока не надо.
Дорг энергично закивал.
Разбойник вскочил с земли, махнул рукой своим:
- Одну телегу придется отдать!
На вопросительное бурчание одноглазого веселина добавил:
- И лошадь тоже, Некрас! У барона нога сломана. Ну что тебе проку в этих мохноножках? Наш путь в Ихэрен - там на всех коней хватит. Самых резвых и красивых…
Порывисто наклонился и пожал Доргу руку:
- До встречи. Я рад, что ты живой.
И, не оглядываясь, направился к своим.
Уже подъезжая к воротам собственного замка на тряской, неудобной телеге, барон понял, что мир больше не кажется ему простым и понятным, разделенным на злобных врагов с одной стороны и честных открытых друзей - с другой. И еще он понял, что Трегетрен находится на пороге больших потрясений, которые обойдутся в конечном итоге немалой кровью.
Правобережье Аен Махи, яблочник, день четвертый, за полночь
Странный мне снился сон.
Странный, если не сказать - страшный.
Прямо перед глазами лежала дорога, стесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами. Она сбегала вниз, упираясь в… речку не речку, ручей не ручей. Что находится за спиной, я не видел, но знал - там за поворотом деревенька с дурацким названием. А вот с каким? Тут память подводила. А еще дальше одевалось в молодую листву раменье, вскоре переходящее в труднопроходимый буковый лес.
Склоны холмов подернула нежно-зеленая, несмелая травка, стремящаяся к теплу и свету после лютого, обильного снегами и слякотного березозола.
Весна вступала в свои права, но это не казалось важным. Больше того, не казалось даже стоящим толики внимания. Потому, что по дороге к броду катилась ощетинившаяся сталью конная лава. Забрызганные грязью вальтрапы, пенные полосы на шеях, перекошенные в яростном крике лица людей. Поверх кольчуг - знакомые мне уже табарды с пламенеющим рисунком на груди.
Их ждали. Разношерстная ватага, в которой мелькали и темноволосые макушки трейгов, и рыжие усы арданов, и даже две-три соломенные бороды, без сомнения, принадлежащие веселинам. Такую толпу уместно встретить на торжище, на рудных копях, на худой конец, у нас, на Красной Лошади, а вовсе не в строю. Однако, повинуясь командам невысокого одноглазого командира (кого-то он мне напоминал - эх, если бы не черная повязка!), они плотно сдвинули щиты и, исполненные решимости умереть на месте, но не отступить, выставили поверх них длинные копья.
Что я здесь делаю? Позади отряда, на возвышении, где пристало находиться командиру войска, а вовсе не бывшему старателю и недоучившемуся школяру. А тут еще и Гелка рядом со мной. В нарядной курточке из темно-синего сукна с куньей опушкой и в сапожках со шпорами. Вот уж детям в битве точно не место. Как она не боится, если мне страшно до дрожи в коленках, до холодного, лишающего воли кома под ложечкой? Ее ладошка, стиснутая моей рукой, - это ладонь спокойного, уверенного в себе человека.
Рядом с нами молодой воин вспрыгнул в седло и помчался вниз. Туда, где мутные воды речушки вскипели пеной и кровью, ибо первые конники достигли плотного ряда щитов. Вот он - настоящий вождь. Это заметно и по гордой посадке в седле - настоящий храбрец, стрелам не кланяется, - и по тому, как в его присутствии приободрились пешие воины.
- Плотней щиты! Строй держать! За короля!!!
За какого короля? Витгольда? Экхарда? Может, Властомира? Да нет, не королевское войско на нашей стороне.
Где я? Где все мы? В какую сказочную страну оказались заброшены во сне?
Стрелы летели и с той и с другой стороны, то и дело унося бойцов к Престолу Сущего Вовне. А кого и в Преисподнюю. Это как повезет.
Звенела сталь, ржали кони и хрипели люди - на крик сил и дыхалки не оставалось.
Первая волна атакующих откатилась, оставляя неподвижные тела. Кони беспорядочно скакали под опустевшими седлами.
Воспользовавшись временной передышкой, потянулись к нашему холму раненые. Нескольких тяжелых вынесли на руках товарищи. Сложили рядком и поспешили назад, в строй.
- Ровней, ровней, щучьи дети! - это одноглазый. - Строй держать!
И они держались.
Петельщики ударили из самострелов и снова поперли вперед.
Несколько толстых стрел летели прямо в меня, но свернули в сторону, отклонившись от невидимой преграды. Как по волшебству! А ведь это и есть волшебство…
Я удерживал Силу без труда, легко и непринужденно, как никогда раньше. Сплетенный мною воздушный щит накрывал и холм с неизвестным мне знаменем, в двух шагах от которого стояли мы с Гелкой, и ютящихся у подножия раненых.
Бой продолжался. Строй щитов гнулся, потихонечку пятясь назад, но не ломался…
А что это там за заваруха?
Воины подались в стороны, освобождая место посреди брода. Похоже, кто-то решил затеять единоборство. Мелькнуло лицо с черной повязкой и почти на голову возвышающийся над ним бритый череп.
Наверняка от исхода этого поединка зависит многое, если не все. Гелка поднялась на цыпочки, стараясь не пропустить ни единого движения. Необъяснимое чувство тревоги зародилось в моей груди.