Но мне почему-то не было смешно. Ребята были вида довольно внушительного, и впечатления не портили даже традиционные пивные животики. Тусовались боевики по двое, по трое, внося нездоровое напряжение в веселую венскую атмосферу.
После Пратера мы, кажется, перешли Дунай еще раз, правда, не помню, в какую сторону, долго плутали какими-то переулками, жутко устали и наконец выскочили к Многообещающей светящейся надписи "Бар Манхэттен".
Мы вошли внутрь и спустились по каменной лестнице в какое-то неприятного вида подземелье. Белые оштукатуренные стены подземелья были расписаны анархистскими лозунгами и разрисованы в стиле придорожных заборов. В воздухе висело густое облако табачного дыма, а недалеко от стойки, на деревянной лавке, лежал неряшливого вида парень, явно под кайфом, и блаженно смотрел в потолок. Я заметил, что Марк изучает его с каким-то уж больно пристрастным интересом, и решил, что моего друга надо срочно отсюда уводить.
- Марк! - позвал я, но тот уже переключился на чтение местного меню, и лицо его просияло.
- Ох, Петр, какие здесь цены! - восторженно воскликнул он,
- У тебя что - денег нет? - возмутился я. - Да я бы не стал пить в этом вертепе, даже если бы мне приплатили!
- Да ладно тебе, чистоплюй. Смотри, как дешево!
Я вздохнул.
- Простите, а на каком языке вы разговариваете? - я уже не удивился, что понял вопрос, хотя он был задан по-немецки. Рядом, возле стойки, стоял румяный белобрысый парень и с любопытством смотрел на нас сквозь очки в круглой оправе.
- На русском, - невозмутимо ответил я по-немецки.
- О! - обрадовался наш собеседник. - А вы слышали, что сегодня утром этот ваш Эммануил захватил Польшу?
- Не "этот наш Эммануил", а Господь, - холодно оборвал я, а Марк свирепо посмотрел на белобрысого.
- Извините, - смутился австриец. - А вы были в России, когда он пришел к власти?
- Да, - непринужденно бросил я, - Мы его лично знаем.
- Да? - окончательно заинтересовался белобрысый. - Давайте сядем за столик, поговорим. Что он за человек? Три пива! - крикнул он официанту.
- Только не здесь! - перебил я. - Но если вы покажете нам приличный бар, то с удовольствием. Расскажем все, что знаем.
- Конечно. Недалеко от Штефанплац есть замечательное место - "Георгий и дракон". Пойдемте!
Я кивнул.
- Кстати, а вы расскажете нам о Польше. Прозевали мы это событие.
- Хорошо. Кстати, меня зовут Якоб Зеведевски, - и он протянул мне руку. Я пожал ее, и моему примеру лениво последовал Марк.
"Георгий и дракон" действительно оказался славным заведением. Стену украшало огромное панно с изображением святого Георгия в средневековых латах. Дракон напоминал тиранозавра, но был гораздо мельче и крылья имел маленькие, как у летучей мыши. На заднем плане под деревом пряталась девушка в платье шестнадцатого века и наблюдала за ходом сражения, а вдалеке виднелась готическая колокольня.
Мы сели за массивный деревянный стол, который, вероятно, должен был вызывать ассоциации со средневековым трактиром. От современности здесь была чистота, мягкий свет и тихая музыка.
Больше всего мне понравилось отсутствие курильщиков.
- Заказывайте "Kaiser Bier", - посоветовал нам новый знакомый. - Это пиво месяца.
Мы послушались и не пожалели… Это да! Пиво так пиво! Бархатное и скорее сладкое, чем горькое. Полнота жизни, острейшее ощущение бытия. Наши приключения показались далекими и нереальными, а Господь Эммануил - досужей выдумкой болтливого посетителя.
Сначала мы насладились темным, потом светлым.
- Так что он за человек? - Якоб вернул мне чувство реальности.
- Он не человек, - ответил я. - Он Господь, и этим все сказано.
Марк согласно кивнул.
- От него такие флюиды исходят, что люди идут за ним, сами того не желая. Он Бог, и это не метафора, - продолжал я. - Чудеса творит, но это ничто перед ним самим - он самое удивительное чудо.
Якоб смотрел с сомнением.
- Сомневаетесь? Это нормально, - сказал я. - Я тоже сомневался, пока не увидел. Увидите - кончатся все сомнения. Пойдете за ним, забыв себя, семью, работу, планы и амбиции. Не вы первый - не вы последний. Сколько уже таких было! Он лечит безнадежных и поднимает мертвых. Я был арестован инквизицией, и он освободил меня. Наступает новая эпоха - эра Христа. Это второе пришествие. Вы еще не поняли?
Якоб поморщился и отпил пива.
- Вы читали Кира Глориса? - спросил я. - Он уже переведен на немецкий?
- Переведен, но не читал.
- Почитайте. Книга затягивает, хочется читать еще и ещё, пока не примешь ее всем сердцем. - Я говорил правду. Возил с собой, перечитывал. - На первый взгляд ничего нового, но слова, как причастие, как просветление, как лестница Иакова. Читаешь и наслаждаешься, и веришь, и тебя захлестывает радость.
- У нас писали, что Кир Глорис - псевдоним Эммануила…
Я таинственно улыбнулся.
- А у вас тут что происходит? Последний оскал Тьмы перед капитуляцией Свету? Между прочим, Эммануил упразднил инквизицию.
Последнее Якобу явно понравилось.
- А у нас эти, - поморщился он. - По всему городу аресты. Скоро жечь начнут… Слушайте, может, я позову своих ребят, и вы расскажете о вашем Учителе?
- А что за ребята?
- "Союз студентов-анархистов", - гордо заявил Якоб. Я вздохнул.
- Учителю это не понравится.
- Нам тоже не нравится мысль о Всемирной империи, но инквизиция хуже, - вздохнул он. - Мы в "Манхэттене" собираемся.
- Только не там! - простонал я.
- Ладно. У моего отца виноградник и херигер в Мёдлинге. Там и соберемся. Правда, виноград в этом году не уродился. Все выгорело. Засуха. Но ничего, молодому вину все равно еще рано.
Мы обменялись телефонами и направились к выходу.
- Кстати, здесь рядом собор Святого Штефана, - сказал Зеведевски. - Вы там уже были?
- Нет пока.
- Обязательно посмотрите. В этом году исполняется восемьсот пятьдесят лет с момента его основания. Романо-готический стиль. Самый большой в Вене колокол. Готика XIV века…
- Завтра, - зевнув, ответил я.
На следующее утро у нас в номере зазвонил телефон. Это был Якоб. Он пригласил нас в хёригер к семи вечера. Оставалась еще уйма времени. Первую половину дня мы посвятили осмотру Музея Истории Искусств и любовались многочисленными Ван Дейками, Крайерами, Брейгелями и единственным Вермеером. Марк, впрочем, предавался этому с меньшим энтузиазмом, чем я, и к концу экспозиции начал откровенно позевывать. Я решил пока больше не мучить его бесценными шедеврами, и мы отправились обедать, а потом в собор Святого Штефана.
Он открылся перед нами неожиданно - огромное здание на маленькой площади, со всех сторон окруженной домами. У входа мы преклонили колено и коснулись рукой земли. Справа, у изображения Мадонны, горели свечи, маленькие и широкие, а не как у нас - тонкие и длинные. Стройные колонны поднимались к кружевным каменным сводам, а вдали, за алтарем, сияли витражи. Мне вдруг пришло в голову, что я уже очень давно не был в церкви. Хотя зачем, если Господь рядом и, вместо того чтобы целовать распятие, можно коснуться губами его руки?
- Петр, - услышал я усталый голос Марка. - Что-то у меня сегодня совершенно не молитвенное настроение. Может быть, я тебя в "Георгии и драконе" подожду?
- Ладно. Только меру знай.
И я один пошел в глубь храма. Справа, из-под одной из витых лестниц на кафедру, на меня ехидно взглянул каменный мастер Пилграм - архитектор собора, а у стен рядами сидели пухлые святые позднего Средневековья.
Я сел на скамью слева от прохода. Раздались звуки органа. Все встали. Священник подошел к алтарю и поцеловал его.
- In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti .
- Amen, - ответили все.
И тут со мной начало твориться что-то странное. У меня закружилась голова, и я схватился за пюпитр, чтобы не упасть. Но ничего, прошло почти сразу. Правда, я уже не воспринимал слова молитв, только машинально повторял вызубренные ответы. Отцы-иезуиты в колледже святого Георгия постарались на славу! Я мог бы наизусть отчеканить канон, даже если бы меня разбудили среди ночи. После обряда покаяния все сели, и я вздохнул с облегчением. Но впереди еще была Литургия слова, Евхаристическая Литургия и Евхаристические Молитвы, на которых надо было вставать или преклонять колени.
Первую я выдержал. Но дальше…
Священник взял хлеб и вознес его над алтарем. Затем вино. Последовала молитва над Святыми Дарами. Пропели "Осанну в вышних". Произнесли "Прославление святых". Все опустились на колени.
Стало душно. Странно, такой большой храм - и никакой вентиляции! Витражи расплылись перед глазами и превратились в яркие синие пятна. Голова кружилась. Казалось, собор давит на меня огромным весом каменных сводов. Я попытался встать, чтобы покинуть храм, но ноги подкосились, и на меня обрушилась тьма.
Я почувствовал острый запах нашатырного спирта и открыл глаза. Вокруг меня суетились человек пять во главе со священником.
- Вызовите "Скорую помощь"! - крикнул кто-то. - Возможно, сердечный приступ.
Да со мной сроду не было никаких сердечных приступов. Сердце всегда работало как часы. Да и клаустрофобией я не страдал. Более того, это был первый обморок в моей жизни.
Меня взяли под руки, подняли и усадили на скамью.
- Спасибо, не надо "Скорую помощь", - сказал я. - Мне уже лучше, - и сжал пальцами виски. Все же мне было не так хорошо, как хотелось бы. - Давайте выйдем отсюда! - тяжело дыша, проговорил я.
Мне помогли подняться и довели до выхода. Наконец-то я полной грудью вдохнул влажный теплый воздух. Наверное, недавно прошел дождь, судя по мокрым плитам мостовой. Мне сразу стало легче. Я вышел на Штефанплац и повернул в сторону "Георгия и дракона".
В ожидании обещанных нам в херигере белого, розового и красного, я остерегся пить пиво и вытащил Марка из "Георгия". Мы добрались до Зюйдбанхофа и сели на шнельбан, то бишь местную электричку, в сторону Мёдлинга.
Мёдлинг оказался местом прелестным. Разноцветные домики, и почти у каждого - скульптура мадонны или святого, цветы на окнах, тихие улицы и совсем рядом предгорья Альп. Только вот плотность боевиков на душу населения здесь явно зашкаливала. Они были везде. На улицах, на площадях, в многочисленных отрытых кафе и пабах. Я поморщился.
- Ну и выбрал же Якоб местечко! Может, мы зря с ним языки распустили? Первый раз видим человека! - возмутился Марк.
- Посмотрим, - вздохнул я. - Но будь начеку.
К нашему приходу в херигере, то бишь открытом ресторанчике при винограднике, уже собрался народ, причем не только зеленые студенты, но и люди посолиднее, возможно буржуа. Я удивленно посмотрел на Якоба.
- Это мой отец позвал своих знакомых, - извиняющимся тоном объяснил тот. - Сказал, что им тоже интересно. Слышали, только что по телику передали: Эммануил вошел в Моравию. Это же рядом с нами!
- Господь! - поправил я.
- Господь, - вздохнул Якоб.
Мы с Марком сели за столик. Солнце уже склонялось к закату, освещая влажные листья винограда, оплетавшего деревянные колонны и перекрытия. Свет отражался в каплях, и они загорались разноцветными искрами: чуть повернешься - и другие цвета, феерия заката.
Нам принесли по шницелю и бокалу красного. Шницель был воистину огромен и с трудом умещался на здоровой тарелке: аппетитный кусок мяса в поджаристой шкуре из муки и острый салат в качестве гарнира. А вино было таким ароматным, что обещало затмить "Kaiser Bier".
Я разрезал шницель и взял бокал.
- А если ваш Эммануил захватит Австрию, это не приведет к повышению налогов?
Я поднял голову. Надо мной навис пухлый белобрысый бюргер и смотрел, как на оракула. Если бы один! Бюргеры плотной толпой окружили наш столик, слегка потеснив компанию Якоба, и я понял: не отвертеться! Поставил вино на стол, с сожалением положил вилку и вопросительно посмотрел на них.
- Не будет ли инфляции? - спросил другой.
- А свобода торговли?
- Всемирная Империя - это рай для торговцев и промышленников, - успокоил я. - Никаких границ! Никаких пошлин! Что же касается налогов, он их не повышал. В России он их снизил.
- На что же он ведет войну?
- Многие почитают за счастье умереть во имя Господа.
- Мы не хотим, чтобы наши дети умирали!
- Вас не заставляют, - вздохнул я. - Но когда к власти приходит Господь, глупо сопротивляться. Его власть - благо для всех. И все в его власти. Это не пустые слова. Мы слишком много видели чудесного, когда были рядом с ним. Одним лишь словом он может воскресить ваши засохшие виноградники и сады и заставить цвести яблони среди зимы!
- Так он может восстановить виноградники после засухи? - недоверчиво поинтересовался пожилой бюргер, подозрительно похожий на Якоба. Верно, его отец.
- Конечно, - непринужденно ответил я. - Он разрушил огромное здание инквизиции одним мановением руки. А все ваши бедствия только от того, что вы его еще не признали.
Тут я заметил, что Марк преспокойно долопал свой шницель и принялся за мой. Я подивился, как столько пищи вмещается в общем-то не толстого коллегу, но мне опять помешали прекратить это безобразие.
- Всемирная Империя? - переспросил один из друзей Якоба. - Мне больше по душе Всемирная Республика.
- Всемирная Республика? - я посмотрел на него, как на ребенка. - Всемирная Республика - это власть большинства. А, как говорил Сократ, "большинство не способно ни на великое добро, ни на великое зло, а творит, что попало". Неужели вам не надоели пустышки президенты и болтуны парламентарии? Вы привыкли жить, не замечая власти, и считаете себя счастливыми, если она вам не мешает. "Никакой правитель - не худший вариант", - считаете вы. И вы уже забыли, что власть - это возможность улучшить мир. А если она достается достойному, единственному достойному в этом мире, возможность превращается в реальность. Так что не бойтесь прихода того, кого веками ждали наши предки. Это не беда - это благословение! Мы живем в счастливое время - самое счастливое. Война - только эпизод, одна темная точка в океане света. Она скоро кончится, потому что ни одно сердце не в силах сопротивляться величию Славы Божьей. И кто принял Его - не умрет вовек. И убитые воскреснут - я сам видел воскресения. Что ваши виноградники! Мы все будем возделывать один виноградник - виноградник Господа, который есть Мир!
Мне трудно говорить на публике, куда легче было вещать в "Георгии и драконе" для одного Якоба. Но я нашел в толпе вдохновенное лицо и стал ориентироваться на него. Молодое лицо. Наверное, один из друзей Якоба.
- Я читал Кира Глориса, - сказал молодой человек. - Очень хорошо. Как откровение. Это правда Эммануил?
Я таинственно улыбнулся.
- Кто бы он ни был - книга лишь бледное отражение его самого. Она вас впечатлила? Умножьте это на тысячу, и вы увидите только бледную тень Господа.
Все замолчали. Я взглянул на Марка. Он допивал мое вино, причем перед ним стояли еще два пустых бокала. Когда он успел, ума не приложу.
- А что ваш друг молчит? - раздался голос какого-то неисправимого скептика. - Что он знает об Эммануиле?
- Я умру за него! - проговорил Марк чуть заплетающимся языком и оглядел зал горящими глазами. И кажется, это произвело большее впечатление, чем все мои разглагольствования.
На обратном пути до электрички мне пришлось чуть ли не тащить Марка на себе. Это при том, что я все-таки несколько субтильнее. А он, сволочь, все порывался запеть и взмахнуть рукой, как актер на сцене. Я вздохнул с облегчением, только когда наконец усадил Марка на красный бархат (или что-то в этом роде) мягких сидений шнельбана.
Когда на Зюйдбанхофе мы вышли из электрички, к нам сразу подвалили штук пять боевиков и потребовали документы. Если бы Марк был в рабочем состоянии, я бы послал их весьма далеко, даже не задумавшись. Но Марк был нефункционален, и я счел за лучшее подчиниться. Эти самые долго изучали наши паспорта, сверяя тамошние фото с нашими физиономиями, и наконец приказали следовать за ними.
- Это почему? - возмутился я. - У нас все в порядке!
- Ваш друг пьян!
- Ну и что? С каких это пор Вена стала городом трезвенников?
- Ну и что? - вяло повторил Марк и с вызовом взглянул на боевиков мутными глазами.
- С тех пор как к власти пришел Всеавстрийский Католический Союз, - спокойно пояснили мне, проигнорировав вопрос Марка. - Пошли!
И я покорно поплелся за боевиками, надеясь, что надолго это не затянется. А Марка так вовсе подхватили под руки. Нас довели до полицейского участка и там, вместо того чтобы отпустить, погрузили в машину и привезли - куда бы вы думали? Правильно. Тьфу, черт! С тех пор как я услышал о новом пророке, я только и делал, что сидел в тюрьме!
На следующее утро Марк протрезвел и сосредоточенно курил в форточку, стоя на кровати у окна. Впрочем, это не спасало. Все равно табаком воняло на всю камеру. Вот напасть, оказаться в одной камере с курильщиком!
- Если бы не твое пьянство!.. - начал упрекать я.
- Ха! Ты что, действительно думаешь, что они отлавливают тех, кто навеселе, и развозят их по тюрьмам? Ерунда! Да эти ребята закладывают побольше моего.
- Так в чем же дело?
- Ты что, еще не понял? - он зло стряхнул пепел прямо на одеяло. - Нас ждали. Именно нас. Нас кто-то выдал.
- Ну и кто?
- Да хотя бы твой любимый Якоб. Или его дружки. Или папочка. Или дружки папочки, - он пожал плечами и отвернулся к окну.
Я вздохнул.
ГЛАВА 7
На следующее утро нас разбудили ни свет ни заря, вытолкали из камеры и куда-то повели. В результате мы оказались в большой комнате с зарешеченным окном. Я взглянул на людей, сидевших перед нами за длинным широким столом, и сразу все понял.
- Инквизиция, - шепнул я Марку.
Он усмехнулся:
- А ты говорил "пьянство"!
Председательствующий, полный лысоватый человек в белой сутане, подпоясанной вервием, положил перед собой какую-то несерьезную бумажку, наполовину исписанную шариковой ручкой, и начал читать:
- Ты, Питер Болотоф, и ты, Марк Шевтсоф, обвиняетесь в ереси и пособничестве врагу католической церкви, гнусному еретику, именующему себя Эммануилом Первым и Господом. Мы объявляем вам, что сегодня на площади Святого Штефана состоится святое аутодафе и вы будете переданы светским властям для наказания.
- Но мы российские граждане! - воскликнул я. - Вы не имеете права! У нас дипломатические паспорта!
- Дипломатические паспорта, выданные Эммануилом? - усмехнулся инквизитор. - Его изображение сгорит сегодня еще раньше вас.
- Но где следствие? - не унимался я. - Где суд? Так не делают! - я посмотрел на Марка, ища поддержки. Он был спокоен, как десять танков.
- Следствие излишне, - жестко прервал лысоватый. - Для приспешников Эммануила один приговор - смерть, и мы не собираемся откладывать его исполнение. Вы хотите исповедоваться перед казнью? Это облегчит вашу участь. Костер будет заменен удушением.
- Костер?!