Ванн быстро оглядел неподвижно застывшие шеренги, и его проняло холодом от такого количества народу. Одно несомненно: глаз у Брендона быстрый, быстрее даже, чем у Ванна. Десантник сосредоточился на белом строю капитанов и узнал обоих.
(Джеф Кестлер и Игак Вапет...)
Ванн заколебался, подыскивая слова подипломатичнее, но Брендон снова удивил его:
(Из капитанских кадров Семиона. Я прав?)
Отвечать не было необходимости, да и момент уже прошел: настало время выходить. Ванн отдал соответствующую команду, посвящая этому только часть своего сознания, и вместе с другими стал смотреть, как новый Панарх выступает вперед, чтобы осуществить свои наследственные права. Казалось, что ореол власти сгустился вокруг него, одев его броней тысячелетнего династического правления.
Ванн с трудом оторвал от него взгляд, восстанавливая внутреннее равновесие, и начал пристальный осмотр аппаратуры, торчащей на переборках и потолке, словно зубы громадного хищника.
Но ничего подозрительного он не увидел. Время в отсеке словно остановилось, и все сердца в нем бились в такт с шагом одинокой фигуры в белом, идущей посередине.
* * *
Жаим, облокотившись на спинку стула, смотрел церемонию на огромном стенном экране Аркадского Анклава. Адмирал Найберг с военной четкостью вышел навстречу Брендону, опустился на одно колено и протянул Панарху руки ладонями вверх. Брендон коснулся его ладоней, поднял адмирала, и они вместе повернулись лицом к собравшимся.
Найберг произнес какие-то слова, Брендон тоже. Жаим выключил звук заранее: слова не имели значения. Все и так ясно: раз крейсер причалил в Колпаке, в военной Зоне, значит, у Брендона на первом месте война.
Только так он и сможет объединить их всех, подумал Жаим, окинув взглядом тихую комнату анклава. Все готово, чтобы принять того, кто ушел отсюда наследником, а вернулся правителем. Все блестит, изысканная обстановка составляет гармонию старины и современности. Свежие цветы плавают в бесценных старинных чашах, вплетая свой аромат в чистый воздух, идущий из сада, кухня благоухает свежемолотым кофе и сдобой, и голголский повар, выбранный лично Найбергом, колдует над тонкими блюдами.
Жаим поймал собственное отражение в одном из окон: высокая, мрачная фигура в сером, с тремя серапистскими траурными косами вдоль спины.
Несколько недель одинокой жизни в анклаве, когда Брендон отправился спасать своего отца, не прошли для Жаима даром. Все это время он учился, тренировался и присматривал за тем, чтобы предприимчивые представители различных фракций не использовали анклав в своих целях. Ни они, ни Флот. Воля Эренарха, хоть и невысказанная, оставалась не менее ясной. Жаим понял теперь, что Брендон с самого начала догадывался о датчике, которым снабдили его телохранителя флотские власти.
Глядя, как две фигуры выходят в дальнюю дверь отсека, Жаим вспоминал ту жуткую ночь, когда Архон Шривашти со своими сторонниками попытался захватить власть. Брендон, до того как встретиться с заговорщиками, намеренно избавился от заботливой опеки Флота - а когда Арторус Ванн, начальник его охраны, готов был убить Жаима за соучастие, явился и намекнул на датчик.
Это произвело на Ванна потрясающий эффект. Он всего лишь выполнял приказ, но с тех пор в его обращении с Жаимом стало сквозить раскаяние, что привело к весьма неожиданным результатам. Так, полдня назад он прислал Жаиму видеочип о битве "Грозного" с "Самеди" в системе Геенны, закончившейся гибелью отца Брендона. "Теперь ты все знаешь, и тебе не придется спрашивать у него", - как бы говорил этот жест, но Жаим знал, что очень немногие на Аресе были допущены к этому материалу.
Ванн лично связался с Жаимом десять часов назад. Жаим охотно принял участие в принятии новых мер безопасности и в подготовке почетного караула для встречи Брендона.
Хотя Жаим был рифтером и не давал присяги Флоту, он принес ее Брендону, и Ванн не делал никаких попыток это изменить. Или все-таки делал? Жаим этого не знал, но Ванн относился к нему как к товарищу по совместной работе.
Отсек на экране опустел - церемония окончилась, но за ней последует неизбежный прием, на котором Дулу начнут свою войну за первенство. А теперь Брендон, должно быть, направляется сюда.
Жаим выключил изображение и пошел, мягко ступая, с обходом по всему анклаву. В конце концов он стал у входной двери, перехватив взгляд напарницы Ванна Роже, которую тоже оставили здесь - командовать десантниками, охраняющими анклав. Эта женщина, если это возможно, была еще сдержаннее Жаима, но в период напряженного ожидания новостей они старались ладить друг с другом.
Она едва заметно кивнула ему, стоя навытяжку, одетая, как и ее люди, в ослепительную свежую форму десантного почетного караула.
Вскоре Жаим почувствовал, что внимание охраны сфокусировалось, но не заметил никакого движения. Лишь потом он разглядел сквозь ветви деревьев, что команда Ванна встретилась с охраной дома. После приветствия одни обменялись местами с другими, и Жаим услышал негромкий голос Брендона, хотя слов пока не разбирал.
Брендон вошел в дом, и Жаим остался наедине с человеком, которого каких-то несколько месяцев назад заставлял полировать плазмопроводы на борту "Телварны", которой командовала Вийя. Тогда Брендон был Крисархом, сбежавшим с устроенного в его честь обряда на поиски своего старого друга Маркхема, который, отвергнутый Панархией за десять лет до этого, сделался рифтером. Скорее пленник, чем гость, Брендон все же сумел приспособиться к экипажу "Телварны", пока изменившиеся обстоятельства не привели его к настоящему моменту.
Брендон исповедовал равенство индивидуальностей - и Жаим принес свою клятву именно этому Брендону.
А теперь как же?
Брендон со вздохом облегчения расстегнул высокий ворот своего белого камзола и прошел к пульту.
- Кофе, - сказал он. - И бренди. Но не сейчас, немного погодя. Ки тут?
- Он в Обители - ждет твоего вызова.
- Хорошо. Мы вызовем его и засадим на работу - но это будет завтра. Тебя ввели в курс дела?
- Да.
Брендон стоял лицом к пульту, и линия его плеч выдавала напряжение; о том же свидетельствовали движения его рук и отрешенный взгляд голубых глаз. Жаим растерянно наблюдал за ним. Он ожидал целого спектра эмоций, от триумфа до горя, но только не этого. Миг спустя Брендон решительно отодвинул стул и сел. Жаим остался на месте. Что у Аркада на уме? "Он реализует доступ к кодам Панарха", - понял Жаим, и это на время вообще отняло у него способность думать,
Брендон сперва неуверенно, потом с растущей твердостью перебирал клавиши. Жаим увидел вспышку сканирования сетчатки - первого, которое потребовал этот пульт. Затем блестящая ваза в нескольких метрах позади Брендона отразила искаженную, но безошибочно узнаваемую структуру данных на экране.
Личный банк данных Панарха, недоступный больше никому.
Некоторое время Брендон нажимал клавиши с непроницаемым лицом, затем поднял глаза и сказал:
- Жаим, твой датчик дезактивировали. Посмотрим, что тут припасено для меня?
Жаим развел руками, и Брендон со странной робостью коснулся одной из клавиш.
Зажегся голопроектор, и между Жаимом и Брендоном возник Геласаар хай-Аркад, голографический, но потрясающе реальный.
- Брендон, - произнес знакомый легкий, безмятежный голос, - сын мой. Кризис и разрушение привели тебя на мое место.
Сначала пророческие слова поразили Жаима, словно взрыв, но потом он сообразил: ясно, что должно было произойти нечто чрезвычайное, иначе Панархом стал бы Семион. Эта запись сделана давно, несколько лет назад - наверное, Геласаар оставил такие послания каждому из своих наследников, смоделировав обстоятельства, могущие привести каждого из них на престол.
- ...и сейчас мы поговорим об этом. Но для начала я хочу поздравить тебя с вступлением в ряды твоих предков. Прилагаемая здесь информация позволит тебе разделить их радости и горести, а также узнать, как их потомки и все остальные оценивали их правление. В библиотеке Карелианского Крыла ты найдешь Завещание Джаспара Аркада. Оно не помещено в ДатаНете, как твой новый банк данных. Все твои предшественники, и я в том числе, знакомились с ним в этой самой комнате - призываю и тебя незамедлительно поступить так же.
На миг Жаим ярко представил себе сад Малого Дворца на Артелионе. К этому времени должарианцы наверняка все там разрушили. Насколько он знал, ни с каким сопротивлением в Мандале связь пока не установили.
- ...Полагаю, что твой брат Гален отрекся от престола в твою пользу. Надеюсь, что ты не сочтешь это слабостью с его стороны. Гален, как прежде твоя мать, не признает никаких политических условностей, что иные могут принять за свойственную художнику наивность. Те, для кого честолюбие правит и жизнью и смертью, мыслят банально, но ты, надеюсь, поймешь; художник порой способен видеть Вселенную с ясностью, которую политические реалии только затемняют...
Голубые глаза Геласаара задумчиво смотрели вдаль. Более густая голубизна глаз его сына имела то же выражение, и сходство между живым и мертвым на миг выбило Жаима из колеи. Он заставил себя слушать дальше.
- ...насильственное свержение существующего порядка делает твою задачу более трудной. Принципы законного правительства требуют, чтобы ты нашел виновных и предал их суду - Я хочу напомнить тебе одну из Полярностей Джаспара: "Вере подорванной верных не знать: власть к душам людским не способна воззвать". Чтобы вернуть веру граждан Панархии, ты должен вселить в них собственную веру...
"Это он о Семионе говорит", - понял Жаим.
- ...наше с тобой общение было минимальным, но не потому, что мне недоставало веры в тебя. Совсем напротив! - Пришло время доказать это тебе, сделав наши отношения более тесными...
Брендон слегка приподнял голову, и его лицо застыло. Жаим понял, что значили эти последние слова: Панарх, должно быть, сделал эту запись перед Энкаинацией Брендона - когда Брендон выразил желание вступить в ряды Служителей.
Две мысли пришли Жаиму в голову. Первая: "Он записал это перед самым нападением Эсабиана". И вторая: "Если бы не это нападение, Геласаар отправился бы вслед за Брендоном в погоню, когда тот ушел в рифтеры".
Заключительные слова Геласаара, где отцовские советы сочетались с религиозными наставлениями, Жаим слушал уже вполуха. Брендон сидел не шевелясь. Наконец голографический Геласаар поклонился глубоко и низко, как подданный государю, и Брендон, к удивлению Жаима, встал и ответил ему наипочтительнейшим поклоном.
Голографические линзы померкли, и образ исчез. Брендон снова опустился на стул, обратив к Жаиму глаза, где гнев смешивался с горем.
- Не послать ли мне Эсабиану письмо с благодарностью за вмешательство?
Жаим промолчал. Он окончательно уверился в том, что предполагал все это время: больше всего на свете Брендону Аркаду хотелось заслужить одобрение своего отца - а между тем, если бы события развивались нормально, ему пришлось бы отказаться от всякой надежды на это. Жаиму вспомнился последний разговор Геласаара с Брендоном, когда челнок Панарха горел, а крейсер безуспешно пытался поспеть к нему вовремя. Разговор был краток и реплики туманны, но Жаим умел читать голоса и лица - он даже начал постигать тонкости дулусского обихода - и уяснил, что Геласаар понял наконец, почему Брендон столь демонстративно нарушил установленный порядок. Понял и даже согласился с сыном.
Могла бы такая встреча состояться, если бы месть Должара не свела их вместе?
Но сейчас было не время рассуждать об этом. Брендон выключил пульт, подошел к автомату, и в комнате запахло свежим кофе. Налив две чашки, он повернулся к Жаиму с непроницаемым снова лицом и язвительной улыбкой, подал рифтеру его кофе и кивком пригласил сесть.
- Ну, докладывай, как обстоят дела у вас на Аресе.
6
БАРКА
Риоло тар Маньянгалли, изгнанный барканский полипсихик и компьютерный техник рифтерского эсминца "Цветок Лит", дрожал, опускаясь на лифте со страшной поверхности родной планеты в полумрак и тепло Низа. Он старался дышать медленно. Видят ли стражники по обе стороны от него, как он взволнован? Если они и видели, то ничем этого не проявляли.
Но ведь они только евнухи без всякой надежды на Возвышение, и гульфики у них символические. Не их ему следует опасаться. За возвращение сюда ему грозит смерть - и непонятно, хорошо это или плохо, что с ним не расправились сразу.
Риоло пожал плечами. Что такое смерть по сравнению с прижизненным адом существования монопсихика? Он потрогал отравленный ошейник, который надел на него Хрим, и ему почудилось, что истекают последние часы его жизни. Игра, которую он вел, поставила его между жадностью рифтерского капитана и гневом Матрии. Либо смерть, либо триумф - третьего не дано.
Свет постепенно убавился до нормального уровня, и Риоло снял очки. Несмотря на все его усилия, он так и не сумел довести свет в своем помещении на "Цветке" до желанной мягкости Низа.
Лифт с мягким толчком остановился, и его дверцы бесшумно открылись. Волна теплого, влажного, насыщенного густыми ароматами воздуха хлынула на блудного сына, и колени его подкосились от наслаждения, а глаза наполнились слезами.
Вот он и дома.
До катастрофы, вынудившей его бежать с Барки, он разделял презрение своего народа к искусству Тысячи Солнц, основным источником которого служила безысходная тоска изгнанников по Утерянной Земле. У барканцев есть Низ. Кому охота жить под открытым небом на планете не менее ужасной, чем большинство миров Панархии? Но, сделавшись изгнанником сам, он стал понимать и даже любить это искусство.
Теперь, когда он вернулся в мир, вскормивший его, все чувства в нем ожили, обострились. Пока стражники вели его к транстубу, он глубоко дышал, впитывая знакомые с детства запахи.
Столь же знакомым ощущением был неумолкающий гул Низа - шорох вентиляторов, снабжающих воздухом миллиарды жителей Барки, торопливые шаги служителей Матрии и шипящие звуки родного языка.
Все здесь радовало глаз: многоцветная мозаика на полу, нити микокаллейна, украшающие потолок и стены матовым золотом и серебром, радужные вспышки Наблюдателей в нишах, и порой - шероховато-мускулистые шестеки: они скользили от одной стенной канюли к другой, передавая сообщения, жизненно важные для Барки.
Поначалу Риоло не желал спрашивать стражников, куда они его ведут. Он и так это скоро узнает. Однако они спускались все глубже и глубже. Он ожидал встречи с какой-нибудь матроной среднего уровня, но уши начало закладывать, и он понял, что никогда еще не бывал на такой глубине. С кем же ему предстоит встретиться? Дрожь снова овладела им.
Суета верхних уровней осталась позади. Мягкий живой ковер под ногами глушил шаги, и стояла тишина - только отдаленное пение слышалось впереди, никогда не приближаясь, чмокали щупальцами Наблюдатели, теперь усеивающие стены плотными гроздями, да шуршали, словно шелк по шелку, шестеки; здесь они встречались чаще, чем люди, то появляясь из стен и потолка, то исчезая.
А запахи! Тяжелые, пьянящие, резкие и властные, они проникали глубоко в подкорку, вызывая всплески эмоций, не всегда узнаваемых, и захлестывали тело, как неодолимый прибой. Теперь Риоло знал, куда они идут: в Лабиринт Матрии, чрево барканской расы, и надежда в нем боролась с ужасом.
Стражники остановились. Сверху, из канюли, на Риоло упал мелкий шестек и прилип к подключичной впадине. Холод сжег кожу, проникая внутрь.
Стражники молча подтолкнули Риоло вперед, но Риоло уже не нуждался в понуканиях. Гонимый веществом, льющимся в его крови, он устремился в неизвестность, одинаково боясь и желая того, что ждало его там.
Ноги принесли его в огромную комнату, роскошно обставленную, а шок узнавания в сочетании с необходимостью соблюдать этикет бросил его сперва на колени, потом на живот. Он пополз к Тронам Матрии в пароксизме страха и унижения, с волей, почти парализованной мощными ароматами Жизни и Семени. Владелицы тронов грузно всколыхнулись, и струи теплой солоноватой воды хлынули вниз по ступеням, промочив одежду Риоло.
- Встань, Риоло, некогда принадлежавший к семени Маньянгалли, - произнес низкий голос, мгновенно вернувший его в годы младенчества. Он хотел исполнить приказ, но ноги не держали его. Прошло какое-то время, отмеряемое только учащенным стуком его сердца, - потом кожа в месте, где сидел шестек, потеплела, и в голове прояснилось,
Риоло встал. Ужас ушел куда-то в глубину мозга, бормоча свое, точно из-за толстого дипласта. Правительницы Барки смотрели на него с гневом, и их огромные лица слегка подергивались в мерцающем свете Лабиринта.
- Ты присвоил себе Атрибуты по собственной воле, - изрекла одна из них.
- И бросил вызов Матрии, - обвиняющим хором подхватили остальные.
- Ты хотел отнять Потенцию у Лабиринта.
- И вернулся без нашего ведома и соизволения.
- Все твои эйдолоны уничтожены.
- У тебя осталась только та жизнь, что есть в твоем теле.
После жуткой паузы Убериссима, занимавшая центральный трон, произнесла голосом еще более низким и ужасным, чем у всех остальных:
- Почему бы нам и ее тебя не лишить?
Риоло, заикаясь, стал рассказывать о новом порядке в Тысяче Солнц, о триумфе Должара и о его союзниках-рифтерах, две соперничающие эскадры которых кружат сейчас по орбите Барки с оружием устрашающей мощи. Осознав свое положение со всей ясностью, он умолк и согнул дрожащее тело в низком поклоне.
- Но вы и без меня это знаете, иначе я уже лишился бы жизни. Вместо этого вы оказали мне честь, позволив предстать перед всем вашим собранием здесь, в Лабиринте, чьи привилегии я когда-то пытался узурпировать. - Он помолчал, чувствуя на себе тяжесть их взглядов. - Там, - он указал наверх, в сторону поверхности, которой страшились все барканцы, - там ждут две флотилии военных кораблей, состоящих на службе у Должара. Я полагаю, что вы уже наладили связь с Аватаром или его помощником и знаете, что вам придется сдаться одной из этих эскадр.
Вопли ярости, раздавшиеся в ответ, снова швырнули его на колени. Весь дрожа, он закрыл лицо руками. Крики стали складываться в слова:
- Вон его!
- Наверх!
- Пусть ветры обгложут его кости!
После долгой паузы, во время которой у него точно весь воздух выкачали из легких, Убериссима молвила:
- Это правда, какой бы ненавистной она ни была. Так почему же мы должны предпочесть твоего хозяина?
- У меня нет хозяина, о Плодороднейшая, - с новым поклоном ответил Риоло, подчеркнув мужской род слова "хозяин". - Я повинуюсь только Матрии, и даже грех, повлекший за собой справедливое изгнание, я совершил от избытка рвения и желания служить вам. Но капитан, которому я служил в изгнании, - сластолюбец, между тем как его враг слывет аскетом. С которым из них предпочтете вы заключить сделку?
- Ты хочешь, чтобы мы допустили гайо к Тайнам? - гневно пророкотала Убериссима.
- Да, если вы хотите по-прежнему управлять нашей судьбой. Даже Панархия со всей своей мощью не устояла против Должара, и Аватар, в отличие от панархистов, не признает никаких ограничений для своей власти. Единственный выход - поработить того, кто хочет поработить вас.
Шестек, прильнувший к шее Риоло, шевельнулся. Риоло стало сладко, и он перестал понимать речи Матрии, которая совещалась между собой. Он стоял тихо и ждал решения своей участи. Новая волна химикалиев - и рассудок вернулся к нему.