Затем Красноглаз цинично выругался, быстро совладал с эмоциями и принялся вдаваться в детали – не спеша, вдумчиво, со знанием дела, с чувством, с толком, с расстановкой. И чем больше Ан вникал, тем сильнее проникался мыслью, что да, все идет как надо, все идет путем – в лагере активно доходили до кондиции восемьсот здоровых, упитанных мужиков. Свинели, зверели, теряли все ануннакское, стремительно, на глазах превращались в рабов. В послушных, с правильной резьбой винтиков машины его, Ана, воли. Причем практически вечных, не ржавеющих, не поддающихся износу – почти у всех местных зэка был дезактивирован ген старости. И ежели учесть, что в прогулочный планетоид влезает полста голов, а самих этих планетоидов на борту не меньше дюжины, то от масштабности всего задуманного просто захватывает дух. Как говорится, копать вам не перекопать, возить не перевозить. Эх, срубить бы денег немерено, разобраться бы с документами, извернуться бы с гражданством. А потом купить бы искусственную, а если повезет, и натуральную планетку, да и зажить на ней в свое удовольствие. Так, чтобы – дом, друзья, бабы, хороший ханумак, добрая тринопля. Дети, черт бы их побрал, внуки, правнуки. Вот такую бы как эту планетку заиметь – с недрами, водой, атмосферой, флорой, фауной. Вот такую бы конфетку. М-да. Ну да ничего, какие наши годы. Еще не вечер. Главное – начать.
Словом, пообщался Ан с умельцем Красноглазом, с одобрением покивал и отправился с мудрецом Тотом ужинать. Чинно, мирно, не спеша, по высшему разряду. С повышенной жирностью. Ну да, как поешь, так и поработаешь. А работы впереди предстоял непочатый край.
Через две недели
– Утес, они входят в атмосферу! – сугубо персонально, словно они были в рубке одни, поведал Парсукал и, до предела увеличив картинку на экране, осведомился по связи: – Эй, третий, третий, я второй! Как там дела? Есть ли турбулентность?
На экране, поблескивая на солнце, тремя стремительными серебряными каплями планетоиды сближались с планетой. С той самой голубой, еще ни о чем таком даже не подозревающей.
– Хорош понтоваться, ты, сучий потрох, твой номер шестнадцатый, – буркнули по связи голосом Шамаша, смачно цыкнули зубом и незлобиво выругались. – Дела, сука, бля, у прокламатора. У нас – заход в плотные слои. И хер с ней, с турбулентностью, прорвемся. А, есть контакт, вздрогнули. Эх, хорошо пошло.
– Да, грамотно идут. – Ан вперился в экран, где планетоиды выписывали кривую, очень глубокомысленно вздохнул и ласково воззрился на Энлиля, тихо ликующего по соседству. – А как тебе, сынок?
Индифферентным голосом спросил, даже как-то вяло, не давая ни малейшей пищи для размышлений.
– Да, отец, хорошо идут, – с редкостной почтительностью ответил тот, разом подобрался, изобразил восторг, но все же прокололся, не совладал с собой, радостно улыбнулся: – Скоро сядут.
На душе, в сердце и особенно в малом тазе у него было необыкновенно благостно. Господи, какое же это счастье, что братца Энки отправили на гной, в пахоту на эту чертову планету. Пусть, пусть встает там грудью на трудовом посту, а он, Энлиль, здесь, с Нинти… тоже уж что-нибудь да поставит. Нет, право же, умом папахена не понять – то рожу бьет ножищами на бреющем, то сам устраивает такую лафу. Никакой логики, последовательности и здравого смысла, как видно, конкретно уже съезжает в маразм. Ну и ладно. Молодым везде у нас дорога, а старикам везде у нас покой. Вечный. Поцарствовал и хватит, пора, пора передавать эстафету.
В то же время Энки, злющий как черт, сидел в салоне головного планетоида и был не то чтобы в миноре или не в духе – в жестоком, беспросветном, крайнем пессимизме. Дьявол побери этого чертового родителя, играющего постоянно на стороне Энлиля. Ну это же надо, блин, постараться, пошевелить извилинами, придумать херню – отправить его, первенца Энки, космической скоростью конкретно в болото. За тридевять земель к едрене фене, туда, куда и Макар своих телок не гонял. На какую-то там третью голубую планету. Кайлить куги, рыть кубаббару и разводить, такую мать, карпа Ре. А Энлиль тем временем будет крыть Нинти. Отковывать достойнейшего продолжателя правящей династии, ублюдка, который в конце концов и примет эстафету власти. Ну, сука, гнида, падла, бля, такую мать! Настроение Энки усугублялось еще и тем, что соседи-попутчики ему совсем не нравились: жуть какой начитанный очкастый Тот, данный ему, Энки, Аном в заместители, зверюга и садист мокрушник Красноглаз, да не один, а со своим подхватом, и главное, вся эта сволочь потерпевшая, откомандированная с понтом на свежий воздух. Почти весь планетоид забит бывшими политиками, промышленниками, штабными офицерами. Именно забит. Один только ануннак и есть на ануннака похожий – рулило Шамаш, да ведь и тот сидит за стенкой в пилотском кресле и напоминает о себе лишь громким матом. Да, хорошо, такую мать, начинается вояж, здорово, отрадно, пользительно для души. А Энлиль там на звездолете уже небось жарит Нинти. И так, и сяк, и этак. А тут сношайся с безопасностью, посадкой, погрузкой, дренажом. Эх, такую мать, нет в жизни счастья. Особенно в половой.
Так, предаваясь мрачным мыслям, он даже не заметил, как челнок снизился, сбросил скорость и пошел на посадку. За бортом, в прорезях иллюминаторов, закурчавились облака, показались суша, льды, растительность, клякса океана. Вот она превратилась в лужу, в пруд, в маленькое озерцо и, наконец, в безбрежное, не охватываемое взглядом водяное пространство.
– Эй там, на борту! Зекс! – рявкнул Шамаш.
Тут же рыкнули посадочные двигатели, планетоид содрогнулся, невесомо завис и послушно опустился на пси-подушку. Внизу, на расстоянии ануннакского роста, лениво перекатывались волны.
– Третий, третий, я пятый, – прорезался в эфире Зу. – Приводнился без происшествий. А вы?
– Третий, я четвертый, – следом объявился Нинурта. – Аналогично.
– А ну, закройте пасти. Я что, такую мать, слепой? – отозвался Шамаш, глянув на экраны обзора, быстро перевел глаза на сполохи анализаторов, выругался, прищурился, с удовлетворением кивнул и принялся докладывать в Центр: – Утес, все пихточкой. Есть контакт. Атмосферия путевая, пищак не дерет, кислородий присутствует, аномалиев нет. Вода соленая, фон правильный, зараза отсутствует, дна не видно. Жить вроде можно. Ну, все, утес, мы тронулись.
– Давай, – коротко, но с чувством напутствовал его Ан, значимо прищелкнул языком, и планетоиды, построившись вытянутой "свиньей", быстро заскользили над волнами – путь их лежал на север, к берегу материка, к месту, позднее названному Двуречьем.
– Да, вот оно, море-океан, водная стихия. – Тот с видом завоевателя глянул в иллюминатор, с уханьем зевнул и, вытащив свой любимый портативный вычислитель, дружески ухмыльнулся Энки: – А что, коллега, неплохо было бы узнать составчик здешней воды? Каков процент куги, какое содержание кубаббары. Да и в верхних донных слоях было бы неплохо покопаться, ох, совсем неплохо, а?
– Да, неплохо это было бы, неплохо, – с сухостью, дабы обозначить дистанцию и сразу поставить заместителя на место, отозвался Энки. – Вот этим-то, коллега, и займитесь первым делом. По готовности я проверю.
Что, получил гранату, очкастый умник? То-то. Впредь не высовывайся и не гони волну. Инициатива, она наказуема.
– Браво, коллега, брависсимо, вы просто читаете мысли, – нисколько не обиделся Тот. – Я как раз и собирался сейчас заняться теоретическим обоснованием. Предположим, что процент куги среднестатистичен, а содержание кубаббары… – И, кривя лицо, ужасно улыбаясь, он углубился в вычисления с на редкость отрешенным, фанатично-исступленным, но донельзя счастливым лицом. Чувствовалось, что он занят сейчас главным делом всей своей непростой жизни.
"Надо же, дела-то какие, ведь одни маньяки вокруг", – косо посмотрел на него Энки, горестно, с отвращением вздохнул и, представив, что сейчас творится на звездолете, окончательно расстроился, кинулся в тоску, утвердился в мысли, что жизнь сплошное дерьмо. Воспаленное воображение нарисовало ему Нинти – длинноногую, рыжеволосую, крутобедро-высокогрудую, с тесным, уютнейшим, укромным лоном и белоснежно-шелковистой кожей. Стоящую на четвереньках на ковре. А этот гад, этот выродок, это исчадие ада Энлиль, наполовину голый, со вздыбленным фаллосом, гнусно и сладострастно ухмыляясь…
В общем, Энки даже и не заметил, как миновали шельф, выбрались на сушу и с напором двинулись в глубь материка. Внизу, под брюхом планетоидов, потянулись озера, болота, трясина, рукава – осока, кустарники, зелень, камыши, бурлящая мутная вода. А вокруг – туча, скопище, тьма, мириады кричащих птиц, обретающихся в этом царстве шума, гама, суеты и жирной грязи. Интересно, и что же служит им пищей? Гм. Наверняка в болотах этих кто-то есть.
Чем богаты здешние окрестности, стало до предела ясно, когда наконец прибыли на место и с оглядкой вышли из планетоидов. Все вокруг – и растительность, и топи – прямо-таки кишело гадами. Казалось, что на этой планете обитают лишь рептилии и птицы и бедному карпу Ре на ней места не найдется.
Такое положение дел нисколько не устраивало Энки, а потому он, поддавшись настроению, схватился за протонный ствол.
– Ну, суки, падлы ползучие, сейчас я вас. В импульсном режиме…
М-да, протонный бластер, да еще под настроение – штука серьезная. Таких мокрых дел наворотить можно, потом и не расхлебаешь.
– А может, и не стоит так-то вот, напрямик, дорогой коллега, – с мягкостью заметил Тот, с доброй улыбкой подошел, твердо заглянул в глаза. – Сейчас наладим звукогенератор, определимся с частотой, выкопаем ямку повместительнее. И ладушки – все змейки будут в гости к нам. Сами приползут, на протоплазму. Ну а если, дорогой коллега, есть что-то личное, то тоже никаких проблем – берите лазерную мелкашку и вперед. Нынче, говорят, в моде женские подвязки из змеиной кожи. Только учтите, они кусаются. Что змеи, дорогой коллега, что бабы.
– Прищемим хвост и тем, и этим, – резко воодушевился Энки, бросился за стволом и принялся покушаться на близползущих ни в чем не повинных гадов, причем стараясь уязвить их, дабы не портить шкуры, всенепременнейше в глаз. Однако же, увы и ах, рука его дрожала – буйное, отлично развитое воображение все рисовало и рисовало ему Нинти. Длинноногую, рыжеволосую, крутобедро-высокогрудую, с тесным, уютнейшим, укромным лоном и белоснежно-шелковистой кожей. В одних только просвечивающих чулочках на тех самых змеиных подвязках…
– Ну вот и хорошо, вот и ладно, никто не будет крутиться под ногами. – Тот, глянув на змеиный геноцид, кивнул, мигом сориентировался на месте и, выработав без труда глобальную концепцию, довел ее в деталях до Красноглаза: – Вот так, так, так, так. Ну как?
– Мазево, ништяк, ну ты и мозга, – восхитился тот, с чувством проникся одобрением и принялся активнейше воплощать планы в жизнь. Для чего перво-наперво задействовал подневольные трудовые массы. – Зэки! – сказал массам он. – Пора бы уже, сука, бля, упереться рогом. Выдадите объем – будут вам "ноги" , расконвой и повышенная жирность. Нет – я вас всех педерастами сделаю. Всосали? Или разжевать?
А Мочегон со товарищи уже вытаскивали виброломы, инициировали субнасосы, дистанционно активировали пси-выгребалки, лазерные заступы и резонансные носилки повышенной вместимости. И началась работа адова, ужасная пахота, великий гной – не за страх и не за совесть, а за жирность и за "ноги".
Сперва, дабы застолбить владения, расстарались с оградой – могучей, силовой, которую и бронелазом не возьмешь. Затем внутри периметра не без посредства Энки свели счеты с фауной, разобрались с флорой, устроили дренаж и, поставив модули для жилья, вырыли землянки для существования. Каждому, как говорится, свое. Потом оправились, перекурили и, без излишеств перекусив, взялись за яму – огромную, снаружи изгороди, более похожую на жерло вулкана. Вот уж намахались-то лопатами, навыгребали-то земли, повычерпывали-то воды. Да и умелец Тот тоже не зевал, даром не расслаблялся, попусту не тратил время – все чего-то считал, возился с аппаратурой, прикидывал, регулировал, ударял по матчасти. И вот наконец свершилось, настала кульминация – окрестные болота вдруг словно заштормило. Чутко зашумел камыш, с плеском забурлила вода, зачмокала, пошла рябью грязь, и на свет божий, оглушительно шипя, показалось сонмище змей. Образуя речки, ручейки, широкие потоки, они с поразительным единством и с завидной целеустремленностью дружно потекли в одну сторону. В сторону котлована, вырытого с подачи Тота. Мгновение – и он стал наполняться разноцветной, отвратительно пульсирующей массой.
– Ну, сука, бля, и гадюшник! – громко восхитился Шамаш, Энки завистливо вздохнул, Мочегон и Красноглаз переглянулись, хмыкнули и не сказали ничего. А что попусту-то звонить, и так голимо ясно – глыба, дока, мозга, светило и светильник разума. Тологой сапсаган, одним словом.
А гады между тем все шли и шли могучей разноцветной рекой, в яме вскоре их уже набралось более чем достаточно.
– Ну-с, на сегодня хватит, – с рачительностью изрек Тот, – а то ведь технология изъятия яда у нас не отработана.
Он сплюнул с сожалением, коротко вздохнул и с видом доброго хозяина выключил аппаратуру.
И все рептилии словно вынырнули из какого-то своего сна – моментом замедлились, нарушили строй и в недоуменном молчании отправились восвояси. Сегодня им всем крупно повезло, а вот что же будет завтра?
– Спать не лягу, пока не научусь изымать яд, – клятвенно пообещал себе Тот, сразу же повеселел и обратил свое внимание на гадов, которым податься было некуда. Собственно, как обратил-то – выстрелил по яме из лучевого деструктора. Подошел поближе, посмотрел, пожевал с удовлетворением тонкими губами. – Да, фрагментировано качественно.
Он лично опустил на дно малый биосервоконтейнер, под завязку наполнил его свежей протоплазмой, дистанционно поднял, посмотрел на индикаторы и сделался доволен – кондиции соответствовали усредненным нормам. Это было как нельзя более кстати – близилось время ужина. Походный, запрограммированный под потерпевших конвертер выдал на гора хряпу и бронебойку, командное звено с чувством вгрызлось в деликатесы со звездолета, и в лагере на время настала тишина – лишь дружно брякали теллуровые ложки, жевали алчно наполненные рты да похрустывали панцири мазандарбийских крабов – их ануннаки нормальные пользовали с луком, с чесноком, с белинским и с молоками карпа Ре.
А между тем уже опустился вечер, первый день на голубой планете подходил к концу. Желтое чужое солнце медленно уходило за горизонт, по травам потянулись длинные тени. Где-то неподалеку в непролазных зарослях подали голос незнакомые ночные птицы. Темнело на глазах.
– Короче, дело к ночи, – сделал верный вывод Красноглаз, загнал с поддужными рабочий люд в землянки и принялся бодяжить ханумак – вдумчиво, старательно, не торопясь, так чтобы хватило на всех. Впрочем, Тот с Шамашем вмазываться не стали – первому еще предстояла связь с центром, второму завтра поутру – выход на орбиту, Энки, как это и положено руководителю, в коллективе не ширялся, Зу с Нинуртой, дятлам и щеглам было не положено. Так что ширева братве должно было хватить надолго. На всю ночь, которая впереди. И вот она настала, мрачная, беззвездная, полная шорохов, движения и неясных звуков. Весьма и весьма настораживающих. Однако в лагере за силовым забором все было тихо и спокойно – массы, истомленные на пахоте, мирно спали, урки чинно "играли на баянах", Тот докладывал по грависвязи в центр, Зу с Нинуртой бдели, все вглядывались в темноту, а довольный Энки подводил итоги дня. Да, день сегодняшний прошел не даром, отнюдь, – на пластиковом полу в командном модуле было по щиколотку змей. Длиннющих, ядовитых, упитанных, худых, зеленовато-желтых, черных, оливковых, короткозубых, со сплющенными головами, в пикантнейшую полоску, в немыслимых разводах, в узорах камуфляжа. Таких вроде бы разных и в то же время похожих – с жутким зияющим отверстием на месте левого глаза. Да, да, именно так, не просто глаза, а левого. Словом, здесь было на что посмотреть, куда положить глаз, чем полюбоваться. Однако Энки не предавался просто созерцанию – вдумчиво, старательно, с огоньком он драл с рептилий кожу. Щурясь, выворачивал чулком, придирчиво, оценивающе мял, с тщанием раскладывал по колеру – эти к розовому комбидрессу Нинти, эти к ее бежевым чулочкам, эти к сногсшибательным, с воланами и рюшами, секусуальнейше просвечивающим бикини…
– Да, коллега, посмотрю я, вы уже набили руку. – Тот, сидевший рядом за пультом грависвязи, кивнул, дружески оскалился, а закончив сеанс, дабы добро не пропадало, тоже мертвой хваткой взялся за змей – принялся знакомиться с их внутренним строением, особенностями анатомии, скелета и органами ядотворения. Причем старался не только конечностями, но и языком – рассказывал о явной нерентабельности метода добычи драгметаллов из океанской воды. Что куги, что кубаббары, что…
– Да и хрен с ними, – отреагировал Энки, крайне индифферентно вздохнул и с тихим вожделением, мечтательно окинул взглядом снятое. – Вот вы говорите, коллега, женские подвязки из змеиной кожи… А что, если посмотреть на проблему шире, глобальнее, так сказать. Представьте только себе – почти что несуществующие трусики, миниатюрнейшие танга, узкие, практически ничего не закрывающие слипы, мини-бикини на пределе возможного. А лифчики, бюстгальтеры, топы, комбидрессы. И все это из змеиной кожи. Пикантейшее, облегающее, плотно врезающееся в плоть, не скрывающее всех этих нюансов, всех волшебных выпуклостей, всех этих невероятных подробностей волнующего женского тела…
Глаза его загорелись углями, скуластое лицо раскраснелось, на лбу выступил пот и, что самое удивительное и непонятное, прорезалось удивительное красноречие. М-да. А ведь закончился только первый день воздержания. Что же будет дальше?
Три недели спустя
Когда с небес спустилось Царство,
На Землю вниз сошли цари, а вслед за тем
С небес был спущен царский трон:
Он, Энки, установил божественный порядок
И совершенные законы на Земле…
Пять городов воздвиг на чистом месте
И дал им имена Он…Приблизившись к Земле, увидел Он
Большое наводнение.
Когда пришел в Зеленые долины,
Холмы и горы к небу вознеслись
По слову Энки.
Построил дом свой Он на чистом месте,
Свой дом.
Над Змеиной Топью тень его легла…
Там плещется в воде рыба карп
Среди молодых побегов тростника гизи,
Энбилулу, смотритель водоемов,
Поставлен был Им главным средь болот.
Энкинду назначил Энки
Смотрителем оврагов и канав.Шумерский эпос
– Так-с, вошли в посадочный коридор, движутся на наши маяки. – Тот отвернулся от экрана, весело поправил очки и несколько двусмысленно, с ухмылочкой взглянул на неподвижного Энки. – Значит, скоро будут.