* * *
Когда они поднялись в пультовую связи, Владимир Кузнецов настороженно озираясь, произнес:
– Такое ощущение, что я здесь не был лет сто.
Гарднер сочувственно посмотрел на товарища. Он хорошо понимал его. Это они тут были новичками, а кибернетик, наверняка, знал Центральную, как.
– Ты еще не застал время, когда тут еле-еле теплилось аварийное освещение. – Маккейн явно не страдал сентиментальностью, – Сто лет! – продолжал он, подходя к пульту и проверяя настройки сигнала связи, – Вон Стефану и вовсе кажется, что тут прошло полтысячи лет.
– Мы, кстати, не докончили с Гарднером одно дело, – задумчиво произнес Донован и вопросительно посмотрел на журналиста.
– Да, – спохватился Гарднер, – Думаю, вы с Владимиром тут и без нас вполне справитесь, а мы бы хотели кое-что прояснить.
– О! – донесся из серверной возбужденный голос кибернетика, – А парнишка-то наш, ой как не прост!
– Что он там еще натворил? – буркнул Маккейн.
– Ну, не знаю-не знаю. – протянул Кузнецов. – Но, сдается мне, если у него получится задуманное, то мы вскоре узнаем, что именно произошло на Паломнике.
– Вот как? – все сгрудились в небольшом серверном помещении.
– Он, похоже, сумел реанимировать часть сгоревших нейросетей. Как только закончится перекачка уцелевшей информации, можно будет приступать к аналитической работе.
– Интересно, – Донован казался заинтригованным, – и сколько, по твоему мнению, придется ждать?
– Не знаю. – честно признался Кузнецов, – может, час, а может… – он пожал плечами, с интересом разглядывая намертво прикрепившуюся к нейростволу биофлешку. – Сейчас лучше в этот процесс не влезать, только напортишь.
– Хорошо, – Гарднер взглянул на настенные часы, – до связи с Готье примерно пятнадцать минут. – Мы с Донованом сейчас идем в лабораторный сектор. Как восстановится связь, дайте нам знать. "Время – деньги", как говаривали древние. Для нас же сейчас время поистине бесценно.
– Ок, – Маккейн кивнул в знак согласия. Кузнецов, казалось, уже ничего не слышал, – он был полностью поглощен изучением бегущих по монитору считывающего устройства столбцов из непонятных другим цифр и значений.
* * *
Гарднер с Донованом по траволатору поднялись на пятое кольцо, где располагались склады лабораторий. Воспользоваться лифтом они не решились. Если опять отключится питание, можно было надолго стать заложниками прозрачной кабины.
Недолго побродив вдоль бесконечных стеллажей с аппаратурой, они выбрали переносной многофункциональный анализатор. В конце концов, друзья не знали наверняка, что именно ищут и с чем им предстоит столкнуться. Если понадобится какой-то конкретный прибор, они всегда смогут вернуться за ним обратно.
– Ну что, – сказал Донован, закидывая сумку с анализатором на плечо, – пройдемся по коридору?
Большинство потолочных светильников перегорели, однако стеновые панели светились матовым светом, давая достаточное освещение.
Они не спеша шли по кольцевому коридору, пока где-то на середине пути их взгляд упал на темную полосу, идущую снизу-вверх по стене.
– Та же самая картина, – быстро ощупав пластиковую панель, констатировал Гарднер. Донован не стал с ним спорить.
– Думаю, то же самое и на других уровнях, – сказал он. – Самое время посмотреть, что вообще делается на территории Центральной. Мы как-то упустили это из виду. Нам нужен вездеход.
– Подожди. – Гарднер задумался. – Надо уточнить один вопрос. – он быстро набрал код Кузнецова.
– Да, слушаю. – раздался рассеянный голос кибернетика. В динамике шипело, поэтому Стефан повысил голос.
– Владимир, это я, Гарднер. Скажи, пожалуйста, ведь экватор планеты проходит через Центральную?
– Да.
– Ты не знаешь, случайно, а никому не приходило в голову как-то обозначить эту воображаемую линию экватора? Ну, могу ли я найти ее на территории Центральной?
– A-a-a, – после некоторой паузы сказал Кузнецов, – Да, точно. Томас Чертч занимался этим. Он был немного со странностями. – Кузнецов опять на секунду замолчал. Казалось, что его сейчас занимали совершенно другие мысли. – За парковкой найдете ее, эта линия обозначена колышками.
Гарднер и Донован вместе вышли на крыльцо Центральной.
– Мда… – многозначительно протянул астробиолог. На мраморных ступенях виднелись четкие следы жженой резины, а чуть поодаль темнело пятно оплавленной плитки метра три в диаметре. До сих пор пахло копотью и какими-то химикатами.
– Как не убился-то. – пожал плечами Стефан, направляясь к одиноко стоявшему вездеходу. – Пошли!
Он первым взобрался на крышу вездехода, открыл люк и спустился вниз. Хотел было открыть для Донована боковой люк, но Джеймс, покряхтывая, уже протискивался в узкий проем, держа над головой переноску с анализатором. Гарднер быстро проверил ручное управление машиной. Все было в порядке. Аккумуляторы показывали максимум заряда, лампочки на панели весело светились зелеными огоньками.
Дико взревев, вездеход рванулся вперёд, по большой дуге огибая здание Центральной.
– Слишком чувствительный тут акселератор, – извиняясь, пробормотал Стефан, покосившись на Донована. Тот в ответ только махнул рукой, подтягивая поближе к себе улетевшую в конец кабины переноску. Проехав несколько сот метров, Гарднер остановил машину.
– Думаю, следует начать вот от сюда.
Они спрыгнули на траву и осмотрелись.
– Похоже, что сюда, – сориентировавшись по куполу здания, указал чуть правее Донован. Они прошли еще несколько десятков метров, внимательно всматриваясь в траву.
– Вот! – Гарднер первым заметил то, что искал: на расстоянии нескольких метров друг от друга в земле виднелись небольшие, в полметра, деревянные колышки. Когда-то они, видимо, были окрашены ярко-красной краской, для заметности на фоне травы. Теперь же краска отсутствовала и в помине.
Колышки разваливались от малейшего прикосновения. Многие лежали на траве, почерневшие от ветра, дождя и времени.
Они задумчиво рассматривали находку, не обмолвясь ни словом. Наконец Донован сказал:
– Давай, возьмем несколько образцов и поедем дальше.
Гарднер молча кивнул и направился к вездеходу. Покопавшись пару минут в кабине, он вернулся с полиэтиленовым пакетом. Потом они собрали несколько таких бывших деревяшек и осторожно положили в багажник вездехода.
Затем снова влезли в машину, и Гарднер, как можно мягче надавил ногой на акселератор. Вездеход, довольно заурчав, плавно тронулся с места.
– Давай-ка откроем переднюю стенку, – предложил Донован, переключая тумблер на приборной панели.
Бронированная плита ушла в сторону, открывая им лучший обзор.
– О! – воскликнул Стефан, не подозревавший о такой возможности. – Так значительно лучше!
Гарднер вел вездеход на небольшой скорости, стараясь держаться вдоль условной экваториальной линии. Вскоре им стали попадаться огромные упавшие полусгнившие деревья. Друзья переглянулись. Это было странно. Такие большие деревья на территории Центральной им раньше на глаза не попадались. Они просто не смогли бы настолько вырасти, потому что доставлялись с Земли еще саженцами.
Они проехали еще с километр, и Гарднер все больше и больше укреплялся в мысли, поначалу казавшейся и ему самому сумасшедшей – на этой полоске около линии экватора за время отсутствия экипажа "Стрекозы" прошло не несколько дней, а, по крайней мере, несколько десятилетий. Сколько прошло точно, они без труда смогут узнать, воспользовавшись лабораторным анализатором. Но в сложившихся обстоятельствах правильнее будет провести исследование в присутствии всех членов их команды.
Гарднер решил было возвратиться назад, но тут Донован резко вытянул руку вперед:
– Смотри!
Гарднер прищурился. Точно! У самого горизонта черной полосой темнел свамп. Но что-то уж очень высокой она казалась.
На большой скорости они помчались вперед, сминая траву и мелкий кустарник, разбрызгивая фонтаны вокруг машины, когда пересекали небольшие искусственные речки и озера, взлетая на бугорки, спускаясь в цветущие лощины.
Постепенно вид растительности менялся. Она приобретала более дикий вид. Но это не удивляло, ведь колонисты ухаживали только за центральной частью парка, а дальше все было предоставлено самой природе. Правда, растения-ползуны, аборигены Паломника, сюда не допускались. Здесь присутствовала только земная флора, культурная или одичавшая.
Когда до линии запрета оставалось не более километра, они переглянулись. Донован махнул рукой, как бы говоря – едем дальше.
Гарднер остановил вездеход метрах в ста от силового поля. Друзья выбрались на крышу. Спускаться на землю не имело смысла. Не зря полоса свампа на горизонте показалась Доновану неестественно высокой. Местные растения достигали в высоту не более пяти метров, но могли карабкаться друг на друга, переплетаясь так, что нельзя было различить отдельное растение. Однако тут было нечто иное…
Донован все же спрыгнул с вездехода и быстрым шагом направился к линии запрета. И вот тогда-то в мозгу у Гарднера что-то щелкнуло и он, наконец, смог осознать целиком открывшуюся перед ним картину. Стефан спрыгнул и поспешил вслед за Джеймсом. Тот стоял вплотную к защитному полю, рассматривая жуткое месиво из стволов, корней и веток.
– Они мертвы, – только и сказал он, когда Стефан приблизился.
Да, это были мертвые растения, наваленные огромным полукольцом вдоль защитного купола с северной стороны парка. Высота завала была не менее ста метров. Какая сила могла создать этот мертвый пояс? Только бешеный ураган, невиданный ураган, представить мощь которого трудно. Ураган, очевидно, шел с севера и, натыкаясь на неприступную стену установки запрета, терял возле нее свои трофеи.
– Ураган? – задумчиво произнес Донован. Астробиолог, очевидно, мыслил в том же ключе, что и Стефан.
Гарднер пожал плечами. Откуда мог здесь взяться этот суперураган? На Паломнике такой мягкий климат. Без сильных ветров и бурь…
– Давай, проедем вдоль защитного кольца, – вдруг предложил Донован. У него явно появилась какая-то мысль. – Ищи точку пересечения поля и экватора…
Они снова сели в вездеход и поехали вдоль завала, высота которого заметно понижалась по мере приближения к точке пересечения. Что имел в виду Донован? Тут Гарднер задался вопросом о том, что произошло с силовым полем там, где его пересекает линия экватора. Увидев, что там все в порядке, он сообразил, что в этом месте установка запрета, наверное, черпала огромную энергию из накопителей, чтобы заткнуть брешь, но из строя не вышла.
Это здесь, на Центральной, где запасы энергии практически неисчерпаемы. А что осталось от баз, если над ними пронесся такой ураган? Он поймал понимающий взгляд Донована.
Минут десять они сидели на траве в тени вездехода, выдвигая различные версии произошедшего. Отбросив самые фантастические, друзья подытожили наиболее вероятные.
Совершенно точно известно следующее: Томаса Чертча и Радика Шухарта больше нет. Они мертвы. Все, что расположено вдоль линии экватора, постарело на несколько десятков или сотен лет. В сотнях километров к северу от Центральной возникло неизвестное силовое поле, силовой экран, который отталкивает от себя материальные предметы и не пропускает радиоволны. На Паломнике за время отсутствия "Стрекозы" пронесся невиданный ураган. Люди с баз не отвечают на вызовы Центральной.
Гарднер помассировал виски. Голова гудела. По отдельности все это было понятно и весьма возможно. Но вот как связать в одно целое? И вдруг он на мгновение представил себе лицо Тамары. Не такое, как при их последней встрече, а другое, дорогое, близкое, любящее. И тут же отогнал воспоминания.
Системо: Совож
Плането: Паломник
Местоположение: 18.5° северной широты, 68.4° западной долготы
Научно-исследовательская База-2
Местное время: 16–21
"Ева ждала ребенка, – отстраненно подумал Сэмюель. – Неужели Пьер не замечает, что у нее вполне нормальная фигура?".
Но Готье заметил. Заметил еще раньше, когда увидел ее прилипшей к стене купола. Он сглотнул, пытаясь убрать подступивший к горлу комок:
– Ева, что случилось с нашим ребенком?
– С ребенком? – в глазах женщины впервые появилось удивление. – Не понимаю…
– Что с тобой?
– Со мной? Ничего. Я очень долго ждала вас. Одна. Мак тоже вас ждал. Но потом он сказал, что времени до какого-то сдвига осталось совсем мало и надо ехать на Центральную. Когда Мак уехал, он заварил входную дверь снаружи, чтобы в минуту отчаяния я не могла выйти и покончить жизнь самоубийством. – девушка впервые улыбнулась. – Но у меня и не возникало таких мыслей. Я наблюдала за ползунами и перевертышами.
– Ева, когда ушел Мак? На чем он ушел?
– Пять лет назад. Он был очень добр ко мне. Его все смешно так называли – Башка. Потому что он был очень умный.
– Как пять лет?
– У меня все записано. Все всегда говорили, что вести дневник нужно обязательно. Тем, кто придет это будет очень важно. – Ее лицо вмиг стало серьезным. – Мы поддерживали с ним связь около двух часов. Потом он замолчал. Я думаю, он умер.
– Ева! – Пьер с каждым ее словом терял остатки самообладания.
– Не-ет. Я не Ева. Ева умерла восемнадцать лет назад. – задумчиво проговорила девушка. – Я ее даже и не помню. Но, я покажу вам, где ее похоронили.
– Ева, что с тобой? Очнись! – Пьер тряхнул хрупкую фигурку за плечи, но она сняла его руки со своих плеч и сказала:
– Мак говорил, что Ева все время кого-то ждала.
– Кого?
– Пьера Готье… Мак говорил, что она его очень сильно ждала.
Томсон отвернулся от прозрачной стены, за которой виднелся поникший силуэт его товарища. Сглотнув подступивший спазм в горле, он перегнулся по пояс из кабины и с удовольствием выпустил вниз долгую струю огня.
– Я – Пьер Готье. Я понимаю, ты устала за эти дни. Это, наверное, были ужасные дни. Но теперь все кончилось. Очнись! Ева! Встряхнись! Мы сейчас полетим к нам домой, на Центральную. Ева, ну не смотри на меня так.
– Я уже говорила, что я не Ева. Меня зовут Ирен.
Готье оторопело посмотрел на девушку, но, все же взяв себя в руки, как можно мягче сказал.
– Ирен? Да, мы с тобой именно так и хотели назвать нашу дочь! Ева, послушай, ты немного больна. Но это скоро пройдет. Нам нужно торопиться. Скоро зайдет Саваж. Что ты хочешь взять с собой?
– Саваж? Нет, он зайдет еще не скоро. Он зайдет через полгода. Я читала в книгах, что Саваж садится каждые двадцать три часа. А когда он садится, все люди ложатся спать. Но здесь все по-другому. Здесь день длится полтора года. Смешно, правда? День больше года. А потом на полтора года наступает ночь, и здесь все замерзает… и темнота. После этого ползуны и перевертыши кажутся такими приятными. Они светятся, как земные светлячки и кажется, что перемигиваются друг с другом. Так и хочется поиграть с ними. Да, ночью мне было иногда плохо. Особенно когда уехал Мак. Бедный, он погиб через два часа. Я так думаю.
Готье выглянул в отверстие и неуверенно помахал Томсону, как бы говоря: "Не обращай внимания, это она так". Сэм так же молча кивнул ему и показал пальцем вниз, что означало: "Хорошо. Садитесь в машину, ползуны уже на подходе".
– Что бы ты хотела взять с собой, Ева? Нам пора возвращаться домой.
– Ирен…
– Ну, хорошо. Ирен. Так что же?
– О, я хотела бы взять все. Ведь у меня на Центральной нет ничего. Я там ни разу не была. А мне всегда так хотелось побывать там. Но я не буду брать много, ведь вы, наверное, спешите? Несколько платьев. Хотя нет, они все давно уже износились. Я возьму вот эту книгу, комбинезон. Он еще почти новый. А тебе Мак просил передать вот это, – она сняла с руки кольцо, инкрустированное невзрачным серым камнем.
У Готье защемило сердце. Это кольцо Пьер когда-то сам подарил Еве. Это было в самом начале их знакомства. Он как раз вернулся на Землю из командировки на планету Призрак, славившуюся на всю галактику своими мнемо-кристалами. На этот серый камешек он и записал для Евы свое признание в любви. Мнемо-кристал был небольшой и мог воспроизвести не больше минуты разговора, но ему тогда этого хватило, чтобы растопить сердце любимой.
– Мак сказал, что это очень важно. И еще, пожалуйста, заберите вот этот вакуум-бокс. В нем записи показаний каких-то приборов и просто записи с текстом. Он стоит запечатанным столько лет, что я не верю, будто его когда-то открывали. Но Мак сказал, что это будет интересно людям, которые сюда придут.
Готье поднял тяжелый ящик, поднес его к пролому и пристегнул к карабину троса. Томсон аккуратно, будто в нем хранился старинный китайский сервиз, стал подтягивать его в винтолет. Потом Готье повернулся к Еве. Как она изменилась с тех пор, когда он видел ее в последний раз! Она стала совсем худая. И черты лица слегка изменились, заострились. Что она ему тут наговорила? Ведь это значит, что она сошла с ума… Бедняжка. Сколько нужно пережить, чтобы это произошло?
– Ева… Ирен, ничего не бойся, – он прижал ее к своей груди. – Все будет хорошо.
– Яне боялась и раньше. Я всегда ждала людей. А теперь, когда вы пришли, я совсем ничего не боюсь.
Они подошли к проему в куполе. Пьер со всей осторожностью поддерживал хрупкую фигурку Евы-Ирен. Сердце его и радовалось, и разрывалось от горя на части.
– Сэм, помоги ей, – сказал он. Но Сэмюель и без того уже протягивал руки, чтобы принять в кабину женщину.
Когда "Шмель" стал отлетать от купола Базы, Пьер схватил огнеметТомсона и выпустил весь запас горючей жидкости по копошащимся внизу ползунам и перевертышам.
На этот раз Сэмюель не сделал ему замечание. Он хорошо понимал, что сейчас твориться на душе у друга.
– Зря вы так с ними, – серьезно проговорила девушка, во все глаза рассматривая с высоты уменьшающиеся в размерах купола Второй Базы. – Они столько лет развлекали меня.
– М-мм, – замычал Готье и сжал голову руками.
Внизу снова расстилался ненавистный грязно-зеленый свамп.
Томсон вел винтолет на предельной скорости. Надо было скорее добираться до Центральной. Они и так опаздывали на два часа к сеансу связи. Наверняка, на Центральной уже случился переполох из-за их отсутствия. Думают сейчас черт знает, что…
– Что же здесь все-таки произошло? – спросил девушку Пьер. У него язык не поворачивался называть ее Ирен. – В самом начале?
– Я этого не знаю. Это было еще до меня. Но Мак рассказывал, что была буря. Страшная буря. И обитатели свампа прорвались к нам. Людей тогда на базе было четверо. Пилот Юргенс погиб сразу. Они даже не смогли вытащить из винтолета его останки. Потом умерла Ева, – при этих словах Пьер сжался в комок. – Про Джеральда я вам уже рассказывала – Мак не смог сдержать ползунов, и мы остались вдвоем. Потом ушел и Мак. Он хотел прорваться к Центральной. Лучше бы он ушел зимой. А он ушел в самый разгар лета, когда Саваж уже полгода стоял в зените.
– Опять этот Саваж, – прошептал Готье.
– Возьми себя в руки, – тихо шепнул ему Сэм.