- Димка, а нас сканят. - Глупо улыбаясь, поделился я своей догадкой с пиром. Тот даже не ответил. Уставившись стеклянным взглядом в противоположную, стену, он просто сидел без движения, склонив голову набок, и прибывал в каком-то своем внутреннем, закрытом от всех мире.
Следовало немедленно взбодриться, услышать слова поддержки, мотивироваться, получить, в конце концов, простую затрещину, чтоб "мозги на место встали". Не увидев вокруг того, кто смог бы ободрить, не ощутив мотивирующих факторов, я зацепился за затрещину и начал прикидывать с маниакальным энтузиазмом мазохиста, откуда ее можно получить. Выходило, что только я сам кузнец собственного счастья. Сжав руку в кулак, а сделать это в тот момент было очень непросто, не хотелось даже веками шевелить, я сконцентрировал внутри некое подобие электрического разряда, простой мигающий шарик в сотню-другую волы, и, отпустив его, выгнулся в дугу. Разряд был такой, что в глазах на мгновение стало темно, потом светло, потом снова все потемнело, а когда я пришел в себя, то понял, что обмочился. В тот момент неконтролируемое испражнение мочевого пузыря показалось мне несущественной платой за целостность собственного разума. Радостно ощущая, что апатия и черная тоска улетучились, я вскочил и, подобравшись к окончательно ушедшему в себя пиру, начал нахлестывать его ладонями по щекам. Сработало и тут, правда, не так эффективно, а повторять вольт-эксперимент на друге у меня в планах не было. После третьей пощечины Дима обернулся ко мне, и взгляд его приобрел осмысленность. После пятой на лице его отразилось неудовольствие, ну а десятую пощечину он не допустил, попросту перехватив мою руку.
- Вставай, - произнес я, с трудом освобождая кисть из цепкого захвата товарища. - Вставай и двигаем, иначе отдадим богу душу, а никто и имени не спросит.
- Я бы на твоем месте не торопился.
Неужели не сработало? Нет. Отделившись от стены, пир встал и, отряхнув одежду, указал куда-то в глубь коридора.
- Помнишь о диких рассказывали, так вот они, погляди.
На смену апатии пришел страх. Не тот рафинированный, паточный и липкий, а необузданный и первобытный. Такой страх будоражит кровь, заставляя делать необдуманные поступки. Такой страх не дает права на выбор, а подчиняет, лишая веры в собственные силы. Такой страх…
Превозмогая оцепенение, я повернулся в ту сторону, куда указывал Дима, и обомлел. Человек, или существо, на него походящее, осторожно, почти крадучись продвигался в нашу сторону, источая флюиды ненависти, тот самый страх, что я чувствовал почти физически. Угловатые движения сломанной марионетки казались противоестественными и неправильными, да и сам способ передвижения не поддавался описанию. Что же там происходило? Да вот что. Высокая, невероятно худая фигура незнакомца в обносках буквально материализовалась посреди коридора. Существо, присев на корточки и склонив голову набок, осторожно провело по паркету указательным пальцем. Миг, и его нет на месте. Еще один миг - и снова я его вижу, только ближе, метра на три, и снова дерганые движения, безвольно повисшая голова и обноски. Я ожидал неприятного запаха, который как нельзя лучше подошел бы странному существу, однако ничего такого не чувствовалось.
- Господи, господи, господи. - Вдруг зашевелился пир. - Дикий, дикий, дикий…
Странные флюиды, распространяемые существом, туманили мозг похуже алкоголя. То внутри просыпалась невероятная бодрость, то вдруг внезапно наваливалась чугунная усталость, стараясь пригвоздить к земле и лишить последних сил. Страх, ни на минуту не прекращавший пульсировать в висках, усиливался, и хотелось забиться в угол и, закрыв голову руками, поскуливать от подкатываемого к горлу-комка ужаса.
Движения существа, угловатые, быстрые, порой неразличимые, из-за чего казалось, что существо буквально проваливается в пространство, а затем, проколов его, выныривает уже на несколько метров вперед.
Что это было? Да, именно что? Ну не могло быть у человека думающего, человека с горячей кровью и живым сердцем, способным чувствовать, любить, страдать, жить за других, не могло быть такое выражение лица. То была даже не хищная маска, скорее уж посмертный слепок с лица мертвеца. Восковая кожа с синими прожилками, воспаленные белесые глаза, редкие волосы, спутанные в пучки, и повадки паука, тянущегося к запутавшейся в ловушке несчастной мухе. Вот именно такими мухами мы с Димой сейчас и были, а в качестве паутины выступали страх и апатия, кои дикий успешно проецировал прямо в наши головы. Все просто. Деморализовал, убил, употребил. Старик Дарвин, взглянув на данный виток эволюции, постарался бы откреститься от своей теории как можно скорее.
Нужно было что-то делать, быстро, срочно, не раздумывая, а не циклиться на мелочах. Шаг, второй, третий, режим скорости включился по желанию, и я приготовился к непереносимому рвотному приступу, но слава богу, кроме отвратительного вкуса во рту и ватных коленок, ничего не произошло. Существо вдруг застыло, выгнулось дугой и взглянуло на меня вполне осмысленно, а затем молча бросилось вперед, выставив перед собой скрюченные пальцы, лишенные ногтей.
Удар пришелся едва ли не в солнечное сплетение. Двигаться в "темпе" было и без того сложно. Мир, нереальный, исполненный быстрыми росчерками грифельного карандаша, казался нереальным, из-за чего оценить ситуацию, расстояние до стены или миг, когда тварь нанесет следующий удар, было просто невозможно. Оставалось атаковать. Ребрами пришлось пожертвовать, это я понял сразу, и вместо того чтобы отпрянуть, уйти в глухую оборону, я со всего маху саданул дикого локтем в висок. Точнее хотел садануть. Вес тела, перенесенный вперед, увел меня чуть дальше, и, получив мощный удар в спину, я рухнул на гладкий паркетный пол и заскользил по нему вперед.
Следующим моим желанием было встать на ноги или хотя бы перевернуться на спину, но дикий мне этого не позволил, и едва я сделал попытку развернуться, как почувствовал на себе вес его тщедушного тела. Надо сказать, спасли меня мои короткие волосы. Тварь хотела ухватиться покрепче, но рука ее соскользнула, и я, недолго думая, просто вцепился в нее зубами. Вся парадоксальность ситуации заключалась в одной особенности ретранслятора, которую пришлось выяснить опытным путем, а именно: если ты фризишь, то пирокинез задействовать не судьба. Левитация напрочь отрубает вольтирование, а темп купирует все, кроме твоих собственных навыков. Как драться, я вроде как знал. Бить нужно было по болевым точкам, по глазам, по носу, да по чему угодно, лишь бы быстро и эффективно вывести противника из строя. Знать куда бить - это одно, а вот уметь это делать, совсем другое. Надо ли говорить, что знания у меня о хорошей драке были в основном теоретические.
Новый удар снова заставил мои ребра жалобно запросить о помощи. Извернувшись, я стряхнул с себя дикого, и тот, отскочив от стены, будто резиновый мячик, вновь бросился вперед, чтобы со всего маху влететь животом в подошву моего ботинка. Получив крохотную передышку, я умудрился подняться на ноги, и мы закружили друг против друга, делая пробные выпады и стараясь обмануть противника ложными движениями. У твари этот фокус получался существенно лучше меня. Понятие дьявольской ловкости противника, невероятного существа без памяти и чувств, сплотившего в себе две пси-особенности, пришло после третьего удара в челюсть, и, решив, что на длинной дистанции мне ничего не светит, хватая ртом воздух, я ринулся вперед и, обхватив оборванца, впечатал его всем телом в стену. Удар, способный выбить дух даже из самого крепкого бойца, видимых неудобств моему врагу не причинил. Выскользнув из моих объятий, он больно боднул меня в грудь и, ударив коленом в промежность, заставил вновь рухнуть на спину.
Впрочем, я тоже старался набрать очки. Попытка вцепиться мне зубами в горло закончилась для дикого потерей последних, а протянутые к голове руки переломом пальцев. После третьего захода, когда мне снова чудом удалось оказаться на ногах, я понял, что простыми травмами живчика не возьмешь. То ли болевой порог существа был завышен, то ли он просто не был восприимчив к боли, но меткая оплеуха, ударно ушедшая в правое ухо на маленькой, почти детской голове чудовища, даже не заставила его поморщиться.
Чувствуя, что выдыхаюсь, я вцепился дикому в лицо, большими пальцами надавив на выпученные глазные яблоки, и мы кубарем покатились по полу. За все время схватки он не проронил ни звука, ни всхлипа, не издал победного клича, когда очередной меткий удар переламывал меня пополам или заставлял падать ничком ему под ноги. Казалось, он просто играет со мной, иногда позволяя лишнего, но тут же ставя на место, и продолжает свою игру в честный поединок.
Однако дуракам везет, и мне, как особи, умом не блещущей, вдруг выпала удивительная удача. Дикий, после очередного кульбита вновь уронил меня на пол, окончательно поломав оставшиеся еще целыми кости и решив, видимо, прикончить, вдруг поскользнулся и, не успев выставить руки вверх, рухнул прямо на меня. Это был единственный шанс выжить, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы не понять, что я им воспользовался. Оказавшееся напротив моего лица тонкое морщинистое горло твари с выступающим кадыком и отвратительными синими прожилками было последним, что я увидел в тот момент, и в следующий миг я уже вцепился в него зубами, направив на этот отчаянный маневр последние силы. Хруст кадыка, соленый привкус во рту, новый рвотный позыв, и вот я уже в стороне, сплевываю густой склизкий комок, а тварь извивается на полу, пытаясь зажать руками горло, откуда пульсирующими фонтанами выстреливает густая бурая жидкость.
Господи, как же вдруг стало хорошо. С чувством ужаса ушло и ощущение обреченности и тлена всего, и вдруг явственно, не по чувству долга, захотелось жить. Повернувшись, я с трудом открыл начавшие стремительно опухать веки и с подобием ухмылки посмотрел на застывшего в шоке пира.
- Охренеть, - прошептал тот, осторожно отделяясь от стены и мелкими шажками направляясь в мою сторону.
Для меня бой длился вечность, а вот для Дмитрия наша схватка показалась не продолжительней нескольких секунд. Как позже, когда мы оказались в безопасном месте и смогли отдышаться, он описал картину происходящего.
- Стою, значит, - пир протянул мне полотенце, и, приняв его, я начал старательно вытирать лицо, стараясь убрать остатки крови дикого. - Стою, а ты бац, и как расплылся. Сначала думал, со зрением у меня плохо, но расплылся и этот бешеный, а потом, вы, будто в плохом кино, начали метать друг друга. Что происходило, я не понял, быстро все было, очень быстро, а потом ты вдруг стал четче, весь в крови, а рядом этот в своей же желчи корчится. Страху натерпелся, ни в сказке сказать, ни пером описать. Как ты все это делаешь, ума не приложу.
- Тебе лучше не знать. - Я прислушался к собственным ощущениям и вынес вердикт, что несколько ребер в драке серьезно пострадали. Дышать было больно, так же неприятно было поднимать руки или наклоняться вбок. Лицо и правая кисть распухли, а левая рука и вовсе отказалась повиноваться, превратившись в бесполезную плеть.
- Тише! - Дмитрий замер и указал куда-то вперед. - Мы тут не одни.
- Иди ты. - Я через силу вздохнул и, повернувшись в ту сторону, куда указывал пир, приготовился атаковать.
Дежавю, особое психологическое состояние человека, когда ты вроде бы и был в схожей ситуации, ощущал те же запахи, слышал те же звуки, но вот когда и где, сам себе ответить затрудняешься. Порой ты даже можешь предугадать, что случится в ту или иную секунду, но вот подробности сцены настолько выпали у тебя из памяти, что ориентироваться в них ты не в состоянии. Как правило, подобный феномен возникает, когда ситуация имела место быть, но затерта в памяти последующими событиями, возможной травмой головы и прочими прелестями жизни, что день ото дня преподносит нам проказница судьба.
Сейчас я был уверен, что попадал раньше в ровно такую же ситуацию. Деревянные панели из красного дерева, полки с книгами, два мягких кресла с изогнутыми спинками напротив тяжеловесного письменного стола, заваленного бумагами, и спокойно помаргивающий индикатор на боку ноутбука, такого древнего, что им, наверное, можно колоть орехи.
- Господи, где мы. - Я пошарил по стене и, найдя выключатель, отщелкнул его вверх. Вспыхнувшие лампы осветили уютный рабочий кабинет, обставленный добротно, но без излишеств. Все то же, только еще несколько дипломов на стене да карта мира, пришпиленная иголками к деревянной обшивке стены. Варварство, но что поделать. Так уж тут заведено.
Мы действительно были не одни. В одном из кресел, повернутом к нам спиной, сидел человек. Струйка ароматного дыма, я знал, что он курит именно трубку, поднималась из-за спинки прямо к потолку, где мгновенно уходила в воздуховод, оставляя только запах спелых ягод. Еще я был уверен, что это мужчина, и даже мог догадываться, как он сейчас одет. Строгий старомодный костюм-тройка в тонкую серую полоску, белоснежная рубашка и значок "Олимпиада-80" на лацкане пиджака.
- Пришел-таки, - голос, сильный, властный. Голос человека, не привыкшего подчиняться, но привыкшего подчинять. Такой может быть у военного высших эшелонов, крупного ученого или чиновника.
- А куда мне было деваться. - Сделав Диме знак, чтоб помалкивал, я осторожно двинулся на голос, прикидывая, хватит ли у меня сил превратить хозяина кабинета в горстку пепла или стоит пойти врукопашную, однако ни первого, ни второго не понадобилось. Кресло протяжно скрипнуло, и, поднявшись, человек с седым пушком на голове, сбив с лацкана пиджака в тонкую серую полоску невидимую пылинку, развернулся ко мне, довольно попыхивая трубкой.
- Да, некуда, - улыбнулся старик. - И ты даже не представляешь, как это верно подмечено.
Система уравнений с несколькими неизвестными на моих глазах получила константу.
- Здравствуйте, Валентин Адамович, - криво усмехнулся я, стараясь не показывать того, что кроме имени ничего об этом человеке сказать не могу.
Он был как призрак, как фантом, что-то из далекого прошлого, ежедневно попадавшееся на глаза, но не отнесенное в разряд важных, и потому начисто забытое. То ли руководитель лаборатории испытательных стендов, то ли ответственный доступа, сейчас уж и не вспомнишь. Однако вот он, передо мной, протяни руку, схвати за шиворот и тряхани посильнее, чтобы информация посыпалась.
Некоторое время мы стояли друг напротив друга, пока молчание не нарушил недоумевающий пир. Продвинувшись бочком по кабинету, Дима занял выигрышную позицию за полкой с книгами и оттуда осторожно поинтересовался:
- Знакомый твой, что ли?
- Да вроде того, - нехотя поделился я. - Призрак прошлого во плоти. И надо же, целиком, в одном куске, а не по частям.
- Удивительный симбиоз тупости и отваги. - Валентин Адамович тщательно выбил прогоревший табак в массивную хрустальную пепельницу и, обернувшись, наставил на меня странный продолговатый прибор, вроде футуристического пистолета из старых фантастических фильмов. Странные очертания устройства были мне смутно знакомы. - Но вы садитесь, господа. Ты, и твой приятель из отработанных.
- Но-но, папаша, ты осторожней с выражениями, - возмутился Дима, но старик меланхолично посмотрел на пира и отщелкнул крышку прибора.
Что тут началось! Дикая головная боль, пробив виски раскаленными докрасна гвоздями, впилась в мозг, лишая возможности соображать. По всему телу, волна за волной, нарастая будто цунами, пошла конвульсия, рвущая мышцы и сухожилия…
- Хватит?
Открыв глаза, я осознал, что нахожусь на полу, вцепившись руками в голову, и перевел замутненный взгляд на старика.
- Что это было, тварь? - прошептал я едва слышно.
- Это? - Губы старика расплылись в довольной улыбке. - Система подавления псионического импульса "Барьер-1", опытный образец. Суть его действия состоит в пеленге сигнала радиочастотного излучения в пределах трех метров и его немедленного подавления. Очень был полезен, когда испытание происходило на заключенных.
- Кто ты такой? - зашипел я, пытаясь подняться на ноги. - Кто - ты - такой?!
Силы возвращались ко мне стремительно, но не так быстро, как хотелось бы. Сказывался недавний бой с диким, чье тело сейчас остывало в коридоре в луже собственной крови.
- А ведь имя запомнил, - печально вздохнул хозяин кабинета и, вновь сев в кресло, на этот раз лицом к гостям, осторожно положил прибор по левую руку. - Ты опытный образец, мой друг, а я твой куратор, разработчик и инженер. Можно сказать, что я тебя создал вот этими вот руками.
На всеобщее обозрение были выставлены две высохшие ладошки, обтянутые желтоватой кожей в старческих пигментных пятнах.
- Надо быть честным, всю программу испытаний, хоть и с опозданием в десять лет, ты выполнил без сучка без задоринки, - продолжая любоваться произведенным эффектом, вещал Валентин Адамович, не сводя взгляда с копошащегося на полу пира. Ему, видимо, досталось побольше моего, и он до сих пор не пришел в норму.
- Твоя память отрывочна, что вполне объясняется травмой, а вот знания, та немаловажная особенность псионического программирования, что досталась тебе просто так, есть результат своевременного запуска в той или иной ситуации.
- Что ты несешь, старик? - Подняться на ноги я не решился и, разместившись на полу, по-новому посмотрел на этого, с первого взгляда вполне безопасного, гражданина.
- Господин Скворцов, - старик иронично хмыкнул и вдавил невидимую кнопку. - Может быть, это восстановит немного вашу никчемную память?
Что-то внутри панели утробно заурчало, завозилось, как проснувшийся зверь, стенка дрогнула и осторожно, как будто боясь чего-то, поползла вбок, открывая удивительное и странное зрелище.
К подобному исходу Сенечка готовился загодя, так как знал, как привечают незнакомцев в подземке. В худшем случае могли натравить толпу диких, предварительно отловленных в дальних тоннелях и находящихся в передвижных клетях, специально для таких вот случаев. В лучшем могли пугнуть, шмальнув пару раз в пустоту. Химическое отравление также предполагалось дальновидным проглотом, и потому, закинувшись как следует таблетками для выведения гадости из организма, он с чистым сердцем вдохнул пагубный газ и отключился. Создание к Арсению вернулось быстро, и, очнувшись на больничной койке, он очень удивился, не обнаружив ни наручников на руках, ни суровых охранников, скучающих у входа.
- Расслабились. - Борясь с тошнотой, проглот выпростал из-под одеяла худые ноги и уселся на койке. Одежда лежала тут же, аккуратной стопочкой на пошарпанном табурете. - Совсем перестали мышей ловить.
Ханой был прав с самого начала, когда они несколько месяцев назад обсуждали такой исход событий, и бравый военный настаивал на том, что ретранслятор выведет группу на убежище, даже сам того не желая.
- Я знаю суть псионического программирования как никто другой, - спокойно вещал комендант, откинувшись в кресле и неспешно потягивая виски из пластикового стаканчика. - Все происходит поэтапно и циклично. Если обрушить на неподготовленное сознание такую гору ерунды, то крышечка неизменно съедет, и вместо бойца получим слюнявого дебила. На этом первая база и погорела в ходе пилотных экспериментов. Потом уже был рассчитан алгоритм ввода возможностей, посылы, ключи действия, но до этого человек пять загубили, а то и больше.