После завтрака короткие сборы и выступление. В ополчении нашлись проводники, да, собственно, и заблудиться было трудно, шли по берегу прихотливо изгибавшейся реки Вуоксы. А она петляла среди валунов, причудливых каменных холмов. Труден путь оказался. То озеро, то ручей, а уж болот или топких мест не счесть. Вязли люди, вязли кони, приходилось удлинять путь, двигаться обходами. Между Корелой, или по-шведски Кексгольмом, по прямой шестьдесят вёрст, а на деле преодолели их с трудом за неделю и подошли к Выборгу вымотанные переходом. Остановились в лесу, чтобы врага не насторожить. Тысяцкий вместе с несколькими лазутчиками к новоявленной крепости отправился для осмотра. Вернулся удручённым. У крепости уже стены каменные, в три-четыре сажени высотой, войско сильное, а хуже всего – со всех сторон крепость водой окружена. И со стороны Финского залива к острову шнека пришвартована. Раз судно стоит, стало быть, съестные припасы есть, и в случае нападения шнека в Швецию уйдёт за помощью. Мало того, холодать стало ощутимо. Карельский перешеек никогда не славился тёплой погодой, даже летом вода в реках и ручьях студёная, вздумаешь купаться – ноги сводит. По ночам на траве изморозь, днём исчезавшая под лучами солнца. Единственный способ к крепости подобраться – по деревянному мосту через ров. Однако мост охраняется днём и ночью ландскнехтами, на стене караулы прохаживаются из рыцарей, потому как на щитах у них геральдические знаки. В общем, сложно. Тысяцкий с кончанскими старостами долго судили-рядили, что бы такое предпринять для штурма. Стенобитных машин нет, и преодолеть стены можно только с помощью лестниц, если до стен ещё добраться удастся. Всё же надумали. Охрану у моста охотникам из луков снять, тут же штурмовой команде через мост к крепости добежать, да лестницы прихватив. А дальше – как повезёт. За дело принялись, три десятка ополченцев подальше в лес ушли, чтобы стука топоров слышно не было. Рубили молодые стройные сосны, очищали от веток, делали лестницы, как умели их деды, без единого гвоздя. Немного коряво получалось, да прочно. Тысяцкий сам опробовал. Одну лестницу к дубу прислонил, сам на верх взобрался, попрыгал на перекладине – выдержит ли? А весу он был изрядного – высок и тучен, но не толст. Штурм назначили на завтра. Старосты расписали своим сотням задачи. Команда охотников с луками первой скрытно к мосту выдвинуться должна.
Так и свершили. Утром прохладно, аж пальцы мёрзнут, изо рта лёгкий парок идёт. Одежонка-то у ополченцев летняя, не зимняя. Опять же сырость для луков плохо, тетивы отсыревают, прежней силы не имеют. Залегли на опушке. Команда охотников скрытно поближе к мосту подобралась. Потом вскочили разом и зачали стрелы пускать. Каждый за минуту пять-шесть стрел выпустил, и все в цель угодили. Только подвели тетивы, не пробили бронебойные стрелы кольчуг ландскнехтов. Кому стрелы в лицо или шею угодили, те замертво пали. Уцелевшие тревогу подняли воплями, к воротам побежали. К мосту кинулись ополченцы. Заманчивая цель впереди, за мостом в двадцати шагах ворота распахнуты. Но как только последний из уцелевших ландскнехтов ворота пробежал, створки закрылись. В крепости труба завыла, тревогу объявляя. Ополченцы тем временем лестницы на стены ставили, лезли. А уже рыцари да ландскнехты на стенах объявились. Саша по опыту Акры знал, что такой штурм только к потерям приведёт. И способ знал, каким мамлюки в Акру ворвались. Но где в Карелии земляное масло взять? В этих местах глухих и конопляного не сыскать. Так и получилось. Рыцари мечами ополченцев рубили, ландскнехты копьями лестницы от стен отталкивали, опрокидывали. Александру на стену взобраться не удалось. Только на первую перекладину лестницы ступил, сверху на него тело убитого ополченца рухнуло, с ног сбило. Понеся потери, отступили. Довольные шведы вопили радостно, жесты неприличные показывали, грозили кулаками. Первый штурм неудачным получился. Раскрыли своё присутствие и три десятка убитыми потеряли. Чувствительно, ведь подмога не придёт.
Прятаться в лесу теперь смысла не было. Развели костры прямо на опушке, принялись еду в котлах готовить. От крепости до лагеря новгородцев двести метров, чтобы из арбалета болтом не дострелили. Тысяцкий снова на совет. У кого-то из старост мысль мелькнула – сделать плот, спустить по реке, в нужный момент поджечь. От горящего плота мост загорится, а повезёт – так и шнека у причала. Течение из реки как раз туда поворачивает. Сказано – сделано. Следующим днём деревья валили, от веток освобождали, на берег Вуоксы лошадьми хлысты стаскивали. Самое трудное оказалось – плот вязать на плаву, в реке. Течение не сильное, но вода уже холодная, ледяная. Ополченцы по пояс в воде, меняются часто, сушатся у костра. Когда небольшой плот готов был, сверху веток накидали, мелкой щепы и вечером сразу подожгли и оттолкнули от берега. Плотогоны, когда плот по реке сплавляют, направляют его рулевыми вёслами на носу и хвосте, тогда плот в поворот реки впишется. А горящим плотом не управлял никто. От огня жар сильный, доброволец бы ожоги получил. Плот течением сносило, уже с вершины стены шведы увидели грозящую опасность, загалдели. А плот развернулся, на повороте реки уткнулся в берег, не добравшись до моста два десятка метров, застрял и догорел. Шведы потешались, кричали обидные слова со стены.
– Неладно получилось! – крякнул досадливо Андреян Олферьевич.
Выставив караул, улеглись спать. А к утру приморозило, снег пошёл. Ополченцы воевать в такую непогоду не способны, одежда неподходящая. Сейчас зипуны да тулупы в самый раз, да где их взять? Тысяцкий объявил:
– Возвращаемся в Господин Великий Новгород. Одну победу одержали, да, видимо, отвернулась от нас удача, пусть другие попробуют.
Забегая вперёд – Выборг несколько веков никто взять не мог. Быстро собрались ополченцы и в поход выступили. На юго-восток путь пролегал, почти параллельно берегу Финского залива. Местность получше, чем у Корелы. Всё равно пять дней до Невы добирались. Замёрзли все, простыли, у костров на привалах грелись. И лошадям досталось, копытами много травы из-под снега не добудешь, и попон нет, от холода прикрыть. Через Неву на двух лодьях переправлялись весь день, сначала пешцы, потом вятшие с лошадьми. Пешцев двадцать человек с вооружением входит, а конных с лошадьми – пять. Пешие конных ждать не стали, по дороге на Новгород направились, всё равно вятшие догонят. Чем ближе к столице республики, тем чаще деревни и сёла встречаться стали, в них и ночевали. В избы набивались так, что и пола не видно. Кому охота на природе спать? За десять дней трудного пути до города добрались. Ополченцы предвкушали встречи с семьями, сытную домашнюю еду. Саша с Афанасием на постоялый двор подались. Коней в конюшни поставив и корма задав, сразу в баню – грязь смыть, а главное – согреться, пропариться. Часа два с лишним в бане сидели. Из моечной в парную, когда уж невтерпёж, снова в моечную. Показалось – согрелись до самых костей, всю простуду-лихоманку выгнали. И только потом в трапезную, за стол. По примеру немцев в местных трактирах и трапезных постоялых дворов подавали глинтвейн, подогретое красное вино с пряностями. Начали с него. Глинтвейн горячий, отхлёбывали из кружки по маленькому глотку. Кровь по жилам быстрее побежала, даже пот выступил. Какое блаженство в холодное время года находиться в тёплой избе! Только тот поймёт, кто многие дни и ночи на природе находился, без укрытия от ветра и дождя, от холода.
Первый голод утолили расстегаями с рыбой и наваристой похлёбкой мясной. Сначала жадно ели, Афанасий первым управился, крошки со стола смахнул в ладонь и в рот отправил. К хлебу на Руси относились уважительно, по поговорке – хлеб всему голова. Афанасий цену хлеба знал, сам помогал отцу хлебопашествовать. Немного передохнули, тут уж куры жареные подоспели. Уже не спешили, каждую косточку обгладывали. А напоследок сладкое сыто. Пока Александр рассчитывался, Афанасий носом клевать начал.
– Э, друг, идём-ка в комнату, выспаться надо.
– Надо. Завтра вставать рано.
– Это зачем? – удивился Саша.
– Как же, староста сказал всем ополченцам на площади собраться, у Софийского собора. Деньги давать за поход будут.
– Ну, насмешил! Ты бы ещё с первыми петухами встал!
Едва раздевшись, рухнули в постели, уснули мгновенно. Саша проснулся первым. Через скоблёный бычий пузырь в окне солнце светило ярко.
– Афоня, вставай, лежебока. А то все деньги раздадут, нам не достанется.
– А? Сейчас, я мигом.
Всё же позавтракали, на площадь отправились. Там уже ополченцев полно. Одеты тепло, а у Саши с Афанасием одежонка лёгкая. Местным хорошо. Смена одежды в избах. После некоторого ожидания вышел тысяцкий, с ним казначей и кончанские старосты. За стол уселись с важным видом. К каждому старосте очередь выстроилась из своей сотни. Деньги отсчитывали медленно, после того, как в списках находили. Многие вместо подписи крест ставили, Афанасий тоже. Саша удивился.
– Ты грамотен ли?
– Не получается пока.
Деньги выдали медяками, получилось много, по весу полкило будет, а то и больше. Вятшим платили больше, чем пешцам, у них лошади собственные, как сёдла и сбруя. Первым делом Саша Афанасия на торжище повёл. Зима на носу, снежок уже землю тонким слоем укрыл, без тёплой одежды невозможно. Выбрали незатейливо – тулупы, шапки, сапоги на толстой свиной подошве, носки вязаные шерстяные да рукавицы. Перчаток ещё не знали, только латные, стальные, да и то у рыцарей иноземных да у бояр, кому достаток позволял.
Вернулись на постоялый двор, в комнату. Саша спросил.
– Что с деньгами делать будешь?
– О! Избу куплю! Человек без своего угла, как перекати-поле. Хозяйством обзаведусь.
– Так все деньги потратишь, а жить на что?
– Разве у меня руки отсохли? Плотничать буду. Меня отец научил, сам избу сложить могу.
– Хм, да ты парень хозяйственный.
– А то! Я каждой денге счёт знаю. Вот ты городской, подскажи, как избу купить?
А как её в Новгороде купить? Саша и сам не знал, но вида не подал.
– Ты в каком конце купить хочешь?
– В конце не надо, мне бы в слободке какой.
– В Новгороде все районы концами называют, отсюда и старосты кончанские. В городе пять концов, в каждом слободки – кожевенная, гончарная, кузнечная. Думаю, и плотницкая есть.
– Мудрено. Поможешь?
– Куда я денусь?
Следующим утром на торжище пошли. Были там места, где предлагали рабочую силу – грузчики, ездовые с подводами, печники, плотники. Рядом толкались желавшие продать избу. Одни хотели сменить конец и слободку, другие – продать маленькую и купить побольше, потому как семья разрослась. Семьи-то большие были, три-пять детей – норма и восемь не удивление.
Поговорили, нашли подходящего продавца, смотреть пошли. Продавец избу нахваливал, и цена устраивала, а пришли – буквально избушка на курьих ножках. Кривая и в землю вросла. Афанасий взъярился:
– Разве это изба? Курятник!
И продавца за грудки. Тот оправдывается.
– Я разве брать заставляю. У тебя глаза есть, за смотрины денег не берут.
Ещё немного, и Афанасий побил бы хозяина, да Саша не дал. За побои без повода можно и в поруб угодить.
– Оставь его, вернёмся на торжище.
Ошибку учли. У хозяев расспрашивали, каково жильё да в какой слободке. Вроде нашли подходящую избу, но по словам. Пошли с хозяином смотреть. Изба не велика, но добротная. Афанасий не поленился, на чердак слазил, стропила осмотрел – не гнилые ли, не поточил ли жук-древоточец. Вернулся довольный.
– А затопи-ка хозяин, печь.
Хозяин затопил. Печь русская, для обогрева и приготовления пищи годится. Тяга хорошая, не дымит.
– Сколько просишь?
Начали торговаться. У Афанасия денег не хватает, Саша на ухо шепнул.
– Сбивай, недостающие я дам.
Сбили на двадцать две денги после долгой торговли, ударили по рукам. Все направились к кончанскому старосте. Купчую составили, продавец и покупатель крестики поставили, а Саша, как видак, подпись. Видаком назывался свидетель. Староста купчую в листы себе вписал. При нём Афанасий расплатился, часть денег у Саши занял. Зато вернулся Афанасий хозяином. Походил по избе да по двору, закручинился.
– Ты чего опечалился, Афоня?
– Так ни замка нет, ни перины и подушки, да кружки и ложки. А ещё в конюшне шаром покати – ни овса, ни сена.
– А ты как думал? На всё готовое придёшь? Теперь ты хозяин, покупай, что хочешь.
Деньги на обзаведение Саша дал, на торг вместе ходили. Для начала два матраца купили, две подушки перовые. Второй ходкой кухонную утварь – кружки, ложки, миски, два котла невеликих. Следующим днём пять мешков овса и воз лугового сена. Всё в амбар сложили и на сеновал. Кинулись, а дров нет, пришлось и их покупать. Расходы большие, зато изба к заселению готова. Афанасий торжественно замок на дверь повесил, большой, шведской работы.
– Афанасий, денег у нас осталось только на еду, да и то на три седмицы.
– Долг возверну, как работать стану, а сегодня съедем с постоялого двора, деньги экономить надо, а лошадей в конюшню определим.
– Ты что же, предлагаешь пока вместе жить?
– Я разве не сказал? Ты же мне как учитель и старший брат, денег своих не пожалел. Да и дешевле выйдет.
Так-то оно так, только в избе припасов никаких, даже соли нет. Вернулись на постоялый двор, поужинали, расплатились с хозяином. Забрали немудрёные пожитки, оседлали лошадей и на новое место жительства. Утром снова на торг. Полмешка пшена купили, столько же гречки, ещё полпуда соли. Отнесли в избу. В общем – три раза ходили.
– Всё? – спросил Афанасий.
– Нет. Ещё жбан пива надо, рыбы вяленой да расстегаев купить, пряженцев.
– Новоселье отметить? – догадался Афанасий.
– Соседей пригласить. Для знакомства и добрососедских отношений. Слышал пословицу? Не купи избу, купи соседей. Приглядят за твоей избой, если отлучишься, в другом помогут.
– Верно. В деревне все нашу семью знали и мы всех, завсегда друг другу помогали.
И жбан пива ведёрный принесли, и большую связку копчёного сига, а ещё горшок льняного масла. Про масло-то забыли впопыхах, а как без него готовить? Печь протопили, в избе тепло сделалось.
– Ты, как хозяин, соседей пригласи – слева, справа, напротив. А я пока стол накрою.
Приглашённые собрались быстро. Чисто мужская компания. Пива попили, рыбой заедая, пряженцам с ливером должное отдали, поговорили степенно. Афанасию сразу работа нашлась. Соседу слева амбар ставить надо, собирался днями на торг идти, плотников искать. Урядились – завтрашним днём Афанасий и начнёт, а о цене сговорятся, когда объём работы понятен будет. В общем, славно посиделки прошли. Когда соседи разошлись, Афанасий Сашу поблагодарил.
– Посиделки-то удались. Мало того, что познакомился, уже первую работу нашёл. Благодарствую за подсказку.
– Век живи – век учись, – пожал плечами Саша.
Денег оставалось – кот наплакал. Надо и самому думать, как копейку заработать. Обозы сопровождать охранником ещё рано, лёд на реках тонкий, непрочный, выжидают купцы. А ещё травмированная рука не позволит, не мог он пока владеть ей в полную силу. А что он за охранник, если рука болит? Ещё переждать надо. Александр профессии не знает, ни печником, ни кузнецом не может. Долго раздумывал, что предпринять. Потом на торг отправился. Надо посмотреть, что люди делают, как на пропитание зарабатывают. Если смотреть внимательно, торг – великий учитель. Раньше только за покупками ходил на правый берег Волхова. А сегодня – другой интерес. Сначала в углу постоял, где новгородцы услуги предлагали, но всё профессии рабочие – печь переложить, сани отремонтировать, наличники на окна узорчатые сладить. Потом бесцельно по торгу прошёлся. Купцы да приказчики товар потребой предлагают.
– Заходи, примерь! – кричали зазывалы. – Рубахи шёлковые, из лучшего шёлка из Синда! Любой цвет!
– А вот шапки меховые! Налетай, разбирай, чтобы голова не мёрзла. Заяц, ондатра, лиса, бобёр!
В дальнем от ворот углу картина занятная. За раскладным столом на табуретке мужик сидит, к нему небольшая очередь людей деревенского вида. Ба! Да это же писарь! Челобитные пишет, прошения, а то и письма родне. Занятно. Тут и с одной рукой управиться можно. Одно плохо – холодно. Писарь то и дело чернильницу за пазуху суёт, чтобы не замёрзли чернила. На пальцы дышит, дабы отогреть. Саша подошёл, заглянул через плечо писарю. Буквы выписаны чётко, как по линейке, почерк каллиграфический. Но уж больно медленно получается. Бумагу да тушь купить можно. Но на улице писать некомфортно, а настоящая зима и морозы ещё впереди. Небольшое помещение снять надо, только как это сделать? Обратился к одному из торговцев.
– А велика ли лавка нужна?
– Буквально сажень на сажень.
– Да чем же ты там торговать будешь? Как товар размещать?
Но совет дал, где найти. Договорился Саша с владельцем – медяха в день. По рукам ударили, Саша задаток дал – три монеты. На последние деньги купил несколько листов бумаги и тушь. А перья у соседа взял, у него целое стадо гусей. В избе перья очинил, испортив несколько с непривычки, тут навык нужен, иначе перо то жирно пишет и с кляксами, то ломается. Грамотные среди новгородцев были, но не так много. А еще знать надо, как прошение писать. Первый день впустую прошёл. На второй молодица заглянула.
– А где товар-то? Чем торгуешь?
– Писарь я. Челобитные, прошения, письма пишу.
– Да ну!
Молодица вышла, но вскоре вернулась. Зардевшись, спросила:
– Почём за лист берёшь?
– Медная денга.
Люди низкого звания или достоинства царапали послание писалом на бересте. У кого денга водилась – на бумаге, а уж бояре или князья на пергаменте, но больно дорог он. Зато хранится долго, как и береста.
Молодица уточнила.
– Любовное письмо можешь?
– Запросто. Садись. Кому писать-то?
– Васисуалию.
Саша подивился именем, но перо в руку взял. Молодица диктовать стала.
– Милый друг Васисуалий! К тебе с приветом Агриппина. Желаю сообщить, что жива и здорова, чего и тебе желаю.
Молодица замолкла.
– А что дальше-то?
– Не знаю, – растерялась молодица. – Ты что-нибудь придумай.
– Ты с ним целовалась ли?
– Было! – зарделась молодица.
– Ну, тогда так. Каждый день вспоминаю твои уста сахарные да руки сильные. По нраву?
– Я бы лучше не придумала.
Саша припомнил многое из восточных сказок, переложил попонятнее и применительно ко времени. Зачитал послание. Молодица восхитилась.
– Красиво придумал, ажно слеза прошибает.