* * *
Второй раз Эсфирь проснулась далеко за полдень. Мышцы затекли, болели руки и плечи. Она потянулась, медленно повертела шеей, не помогло. Выбравшись из кровати, девушка поплелась на кухню за чайником. Сейчас немного травяного чаю (а еще в буфете валялись конфеты), и станет лучше. Должно стать лучше, ей ведь теперь понадобится много сил, чтобы восстановить шхуну. Хотя бы начать.
Из дома она вышла в легкой рубашке и штанах, но вернулась накинуть кофту – набежали тучи, с моря дул прохладный ветер.
Шхуна, почерневшая, с обожженной кормой и грот-мачтой, все так же стояла у причала. Эсфирь взобралась на палубу, осмотрела суденышко, стараясь не наступать на прогоревшие доски. Разрушения не катастрофические, но огонь сожрал довольно много. Девушка прислонилась к бортику; как ни сдерживалась, из глаз опять закапали слезы. Да что ж им, этим гадам, нужно! Зачем, за что?!
И папа далеко, прилетит не раньше чем через неделю.
Может, она неправильно сделала, что не сдала того парня в полицию или остальным корабелам? С него хоть какую-то компенсацию содрать получилось бы. Или не получилось – что более чем вероятно.
Вспомнила ночь. Люди стоят вокруг нее: охранник, смотритель, часть команды с ближайшего корабля.
– Ты видела, кто это сделал? Он один был или их несколько? Убежали, подонки? – озабоченно спрашивают они.
Девушка смотрит в глаза растерянному поджигателю – высокому русоволосому парню лет семнадцати-восемнадцати, слишком светлокожему, чтобы быть местным жителем. Он тоже измазан илом, сажей и песком, комкает в руках растерзанную футболку, молчит, не решаясь ни оправдаться, ни сбежать. Эсфирь отворачивается.
– Я видела двоих. Подростки, ну, или молодые парни. Скорее всего, снова студенты развлекаются…
Последнее слово она произносит со злой горечью, голос срывается. Парень опускает глаза и отчаянно краснеет.
Эсфирь вздохнула. Бог с ним, пусть живет. Вроде дошло до человека, да и помог он. Ладно, пора домой, еще еду заказывать, а то совсем холодильник пустой. Отца пока нет, можно не готовить, но тут уж бутерброд сделать не из чего, нужно бы озаботиться.
К вечеру дела были переделаны. Тучи на небе разошлись, закатное солнце, словно шарик апельсинового мороженого, медленно таяло в широком бокале моря. Эсфирь приоткрыла окошко, впуская в дом ветерок, и забралась с книжкой на диван в большой комнате.
Звонок в дверь раздался, едва она перелистнула первую страницу. Недовольная (кого там еще принесло!), девушка включила экран и вывела изображение с камеры на входе.
Он.
На пороге стоял он, вчерашний поджигатель, сиречь – раскаявшийся спасатель. С коробкой конфет и… цветами.
Эсфирь в ярости соскочила с дивана и распахнула дверь.
– Ты зачем пришел?
Парень отшатнулся, чуть не свалившись с коротенькой двухступенчатой лесенки.
– П-привет… – сказал он. – Прости, я тут… извиниться. Извини, пожалуйста.
Эсфирь стояла, прожигая его взглядом.
– Вот, тебе я… – парень протянул ей цветы. – Если можно. Прости.
Ноздри у девушки раздулись, ни дать ни взять необъезженный жеребенок при виде седла.
– Ты сжег мою шхуну, – отчеканила она. – Да, потом ты помог ее потушить, но сначала ты ее сжег. Уходи. Чтобы я тебя больше здесь не видела. Иначе расскажу всем про тебя и твоих дружков.
– Погоди, – вскинулся парень, подаваясь вперед. – Я же хотел…
Хлоп! Дверь защелкнулась прямо у него перед носом.
Вот так.
На экране Эсфирь наблюдала, как он потоптался еще у порога, несколько раз подносил палец к кнопке звонка, но так и не нажал. Она фыркнула, плюхаясь обратно на диван. Ишь выдумал, конфеты.
Через полчаса она приоткрыла дверь, выглянула наружу. На пороге, слегка подзавядшие, но еще пахнущие травой и медом, лежали белые лилии.
* * *
Солнце стояло высоко. Джей сидел на причале, болтал ногами, то и дело утирая лоб под бейсболкой. Майка давно намокла и прилипла к спине. У него не было уверенности, что девушка явится сегодня, но вдруг. По крайней мере, еще часик он подождет, и если не получится, завтра попробует прийти в другое время.
Шхуна уже не выглядела живой, как вчера. Кто знает, может, действительно это он ее убил?
Зачем он полез сюда? Все Ирвин, безбашенный придурок, повеселиться захотел. Нет, ну ладно Ирвин, а Джей-то, Джей зачем повелся? Поджечь корабль маринеров, очень весело, ха-ха. В детстве они всегда воевали с ребятней из маринерского поселка, потому что нужно же было иметь какого-то врага, а потомки созданий, ранее населявших планету, – по виду людей, по факту энергетов, питающих собой свои же корабли, – подходили на эту роль как нельзя лучше. Они наводили страх своей инаковостью, своими нечеловеческими способностями.
Если б в мире был только один-единственный человек, умеющий чувствовать энергетические потоки и оживлять деревянные суда, все бы им восхищались, превозносили его таланты, может, ученые забрали бы его себе для изучения. Но маринеры были расой. Люди прибыли на Данту позже и всегда ощущали эту чужеродность, этот конфликт сосуществования разных миров. Пусть давно уже не осталось, что называется, "чистой породы", и все, кого сейчас зовут корабелами, – результат смешения крови людей и маринеров, все равно всегда были "они" и "мы". Нелюди и люди.
Теперь-то Джей понимал, "они" – всего лишь безобидный пережиток прошлого. Их меньше и меньше не то что с каждым десятилетием, а с каждым годом. Доживут свой век, уйдут потихоньку, вместе с ними уйдут их живые корабли, так пугавшие главного школьного авторитета – Чезаре Фернандо. "Мы должны понимать, что именно работает и как оно это делает, – говорил он разинувшим рты младшеклассникам. – Тогда люди повелевают вещами, а не вещи ими. Живые вещи, питающиеся людьми, – это мерзость".
Если честно, Джей давно не заморачивался: питаются, не питаются, у них там все сложно. К моменту окончания школы он уже знал – корабелы вовсе не нелюди, а просто… немного другие. К обычным людям они не лезли, кое-какую пользу Данте, планете-государству, приносили.
Ну, где эта светловолосая, в конце концов?
Девушка появилась, когда Джей, отчаявшись ее дождаться, решил окунуться в море. Она замерла на причале, увидев, как парень выбирается из воды и судорожно натягивает шорты прямо на мокрые плавки. Ее губы заметно сжались, брови сошлись на переносице хмурым домиком.
– Чего тебе здесь надо?
Джей нацепил футболку и, чтобы чувствовать себя поуверенней, бейсболку тоже.
– Послушай, Эсфирь…
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Джей пожал плечами.
– Спросил у народа, у соседей твоих. Слушай, я и так чувствую себя полным идиотом, дай договорить.
Эсфирь сложила руки на груди, но больше прерывать не стала.
– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал Джей. – Я не хотел.
– Не хотел сжигать мой корабль?
– Не хотел сжигать твой корабль, – повторил он. – Эй, да постой же, я правда не хотел. По глупости согласился, друг подбил.
– У тебя прекрасные друзья. Всегда и во всем следуй их рекомендациям. Особенно в части уничтожения чужого имущества и причинения боли людям.
– Извини. Но по части боли это еще кто кому фору даст. Ты тоже с ружьем бегаешь, меня ранила, между прочим.
Джей задрал рукав футболки, на плече виднелась длинная глубокая царапина. Эсфирь презрительно фыркнула.
– Сам напросился. Жаль, кое-чего другое тебе не прострелила, голову например. Тогда в ней появилось бы хоть что-то, кроме пустой черепушки.
Она развернулась, собираясь уходить.
– Эсфирь, подожди, – позвал Джей. – Я не только извиниться пришел. Я хочу помочь восстановить шхуну.
Девушка задержала шаг.
– Сейчас каникулы, два месяца до колледжа… Я буду делать все, что скажешь.
Во взгляде Эсфирь, брошенном на Джея, наконец вспыхнули искорки интереса.
– Как тебя зовут-то? – спросила она.
– Джером. Можно просто Джей.
– Джером? – Она хихикнула. – Ну и имечко тебе досталось.
– У тебя будто очень современное, – насупился Джей.
Неожиданно девушка улыбнулась.
– Ладно, скажи мне, Джером, а деньги у тебя есть? На шхуну много понадобится.
* * *
Отец вернулся через пять дней. Эсфирь почувствовала приближение его бригантины, когда та еще входила в атмосферу. Хоть она была папиной, девочка принимала участие в постройке, вложив и капельку своей энергии.
Корабль подошел к причалу, Эсфирь кинулась к папе. Высокий, выше недавнего знакомца Джея, и сильный, он подхватил ее и прокружил, пока та пищала от радости. Борода немилосердно кололась, но девушка все равно умудрилась чмокнуть отца в щеку.
После разгрузки бригантины и ужина они засели в большой комнате с вечерним чаем. Девушка отрезала огромный ломоть белого хлеба, намазала малиновым вареньем, протянула папе. Сама забралась с ногами в кресло с чашкой в одной руке и баранкой – в другой.
– Значит, тебя все-таки призовут? – спросила она, откусывая кусок.
Отец кивнул.
– С вероятностью процентов семьдесят.
– И дядю Кемала, и дядю Роквелла тоже?
– Да, всех нас. Более того – со всей Данты.
Эсфирь погрустнела.
– Все так серьезно?
– Похоже, да. Вряд ли Зенор оставит нас в покое.
– Но почему? Зачем обязательно надо воевать? Договорились бы как-нибудь. Мы бы продавали им все нужное подешевле, например.
Отец снисходительно хмыкнул.
– Эсти, тебе скоро шестнадцать, а ты у меня еще такая маленькая. Сама подумай, какой им смысл договариваться с Дантой, если можно взять даром? Доходы от выкачки наших ресурсов во много раз перекроют расходы зенорийцев на вооружение. Они же не станут беречь чужую планету, налетят как саранча. Мы сейчас слабее, а Центру абсолютно все равно, что происходит на окраинах галактики. Наша возможная война для них всего лишь небольшой местечковый конфликт. Центру наплевать, кто будет управлять Дантой, пусть бы и зенорийцы, главное, чтобы налоги платили вовремя.
– Но у Данты есть мы. Даже несмотря на то, как люди к нам относятся… А ты будешь воевать?
– Если скажут.
Эсфирь отложила баранку, поставила чашку на столик, пересела к отцу и обняла его за шею.
– Только, пожалуйста, береги себя.
– Конечно, – улыбнулся он. – И не грусти раньше времени. Давай о другом, расскажи-ка мне, что это за молодого человека ты тут завела в мое отсутствие?
Девушка улыбнулась в ответ – вышло довольно смущенно, – махнула рукой.
– Он не мой парень, просто помогает со шхуной. Сам сжег, а теперь вот…
– Ну-ка, ну-ка, давай подробнее, – заинтересовался отец.
– Да что там, навязался на мою голову. Ты хоть научи его доски для обшивки правильно выкраивать, а то рвется в бой, а уметь ничего не умеет.
Отец посмотрел на дочь сквозь хитрый прищур.
– Эсти, я-то научу, но ты будь поосторожнее. Мало ли чего этому другу от тебя нужно.
Девушка отчаянно замотала головой.
На следующее утро Эсфирь представила Джея папе.
– Феликс Лита, – сказал мужчина, протягивая руку.
– Корабел Феликс Лита, – добавила дочь не без гордости в голосе.
– Джером Танино, – Джей протянул в ответ свою.
– Танино? – переспросил корабел. – Тот, что контр-адмирал?
Парень немного замялся.
– Это мой отец.
Феликс пробормотал невнятное.
До обеда все втроем работали на шхуне. Феликс терпеливо объяснял парню, что перед мачтой и после нее устанавливают усиленные шпангоуты, по границам вырезов в палубе бимсы большего сечения, ватервейс изготавливается из твердых пород дерева, а пазы палубы обязательно конопатят.
Джей старался. Эсфирь иногда украдкой подсматривала за ним и видела, как, высунув от усердия кончик языка, он шкурит очередной брус или высчитывает нужный ему размер доски. Тогда она улыбалась и почему-то алела ушами – сразу приходилось делать вид, будто ей очень жарко.
Потом они обедали, Эсфирь достала кастрюлю с наваренным еще с вечера овощным супом и пыталась запихнуть в отца и Джея тройную порцию. Небольшой отдых – и вновь за работу.
Конечно, Джей не мог строить так, как они с папой. Он не чувствовал потоков и не мог влить в каждую новую доску капельку силы, но то, что умел, делал на совесть. А уже Эсфирь проводила вечером ладошкой по дереву, с которым работал Джей, и рассыпала жемчужинки из своего ожерелья.
Недели две, без выходных, трудились не покладая рук. Девушке даже стали нравиться дни, когда отец исчезал по делам, оставляя ее с Джеем вдвоем. Она, конечно, всячески язвила и подкалывала добровольного помощника, но однажды пришлось признаться себе – ей приятно, если утром она открывает дверь, а он уже ждет у порога или, смастерив нехитрую игрушку на веревочке, гоняет по двору кота.
В воскресенье отец опять уехал, а день выдался настолько жарким, что девушка сама предложила плюнуть на работу. Джей откликнулся идеей собрать корзинку с бутербродами и устроить пикник в ближайшей рощице. Подумав не дольше трех секунд, Эсфирь согласилась.
В рощице было зелено и прохладно, воздух щекотал ноздри запахами разнотравья, лесной земляники, а над всем этим витала смолистая нотка хвои. Джей и Эсти, объевшись хлебом и холодным печеным мясом, лежали на покрывале, брошенном под ствол черешчатого дуба. Болтали обо всяких пустяках.
Эсфирь попросила первой.
– Джей, а расскажи мне о своем папе?
Парень удивленно хмыкнул, вынимая изо рта травинку.
– Что рассказать?
– Да все. Сколько ему лет, сколько детей – ты говорил, у тебя есть братья, – как он стал адмиралом?
– Ну, ему пятьдесят пять. Контр-адмиралом стал в сорок шесть, я тогда был еще маленький. Элементарно дослужился, никаких подвигов вроде особо не совершал. Хотя… он какое-то время провел на границе, зенорийцев усмирял. Но это я только по рассказам знаю. Братьев у меня двое, оба старшие, оба военные. Что еще…
– А почему ты не пошел в военный колледж?
Джей вздохнул, по хмурому виду было ясно, что этот вопрос задают ему не первый раз.
– Не хотел. Я никогда не хотел быть военным.
– Да? – Эсфирь приподнялась на локте. – А кем хотел?
– Журналистом.
– Надо же… И колледж соответствующий выбрал?
– Ага. Но это неинтересно. Расскажи лучше ты мне.
– Про что?
– Про корабелов.
– Вы про нас должны были в школе проходить, – усмехнулась Эсфирь.
– Ну, проходили. Но это ведь не так, как… если лицом к лицу. – Настала очередь Джея приподняться и посмотреть в глаза собеседнице. – Эсти, правда, что ваши корабли живые и что вы их питаете собой?
Девушка ответила не сразу.
– Они живые, но не в том смысле. Не то, что обычно имеют в виду люди. Для меня все просто: в тебе есть жизнь, во мне есть жизнь, в этом дереве есть жизнь, в нашей планете есть жизнь, в звезде, вокруг которой Данта кружится, во всех звездах Вселенной. Я ее чувствую. Чувствую энергию жизни, ее потоки и передаю кораблю. А потом корабль отдает ее обратно, он ведь из дерева, а паруса из льна и хлопка, и все это – живое, оно когда-то росло и дышало. И дышит до сих пор. Поэтому мы и ходим на парусниках, и поэтому любое наше судно связано с корабелом. Не обязательно с тем, кто его построил, но один потомок маринеров на корабле должен быть, иначе он не полетит.
– А команда? Это ведь обыкновенные люди. Чезаре… мой знакомый один… говорил, для того, чтобы корабль летел, вы высасываете энергию из команды.
Эсфирь состроила непонятную гримаску – то ли неодобрение, то ли искреннее недоумение.
– Это же часть полета. Конечно, на борту все люди, то есть большинство, но как они, по-твоему, должны управлять кораблем, если не будут чувствовать его? Это тебе не металлический звездолет, на котором, например, твой отец летает. Они… мы… хм-м, как описать… Мы включаем всех людей и корабль в единую систему. То есть они отдают энергию, но не всю, и взаимодействуют с судном. Знаешь, в конце концов, энергию тратят все и всегда, даже мы с тобой сейчас, когда лежим на земле и жрем бутерброды.
Она села, суровая и возмущенная. Что именно ее возмутило, девушка сама еще не поняла толком: необходимость объяснять очевидное или невежество Джея, который, вполне вероятно, тоже видел в ней вампира, сосущего кровь невинных человеков.
– Не-не, Эсти, не обижайся, я не то хотел сказать, – спохватился Джей. – Я сам так не думал, просто про маринеров столько слухов ходит, нам с детства скармливают всякие страшилки.
Он замолчал, покусывая губы. Девушка сменила гнев на милость.
– Ладно, спрашивай. Вижу, что язык чешется.
– Понимаешь, рассказывали, – начал Джей, тщательно подбирая слова, – когда была заварушка с Рубежами, на нашу дальнюю базу отправили фрегат маринеров с грузом на борту. Обычный транспортник там пройти не мог, а маринерские корабли как-то проскакивали мимо патрульных. На фрегате находился один корабел, остальные – люди; военные, судя по всему. Так вот корабль не прибыл к расчетному времени и не вышел на связь. На базе решили, что он-таки попался рубежникам, но через сутки парусник объявился.
Джей перевел дух. Эсти ждала, внешне – спокойно.
– С верхней палубы сполз маринер, он еле-еле ходил. А больше никто не вышел. На палубу хлынули солдаты, а там всюду тела. По всему кораблю. У некоторых были раны, у некоторых не было, но все они выглядели как мумии – сухие, с натянутой кожей, будто кто-то высосал из них… ну, все высосал. Чезаре объяснил, что парусник подбили на Рубежах и, чтобы остаться в живых, маринер начал тянуть из команды энергию. Это… правда? Такое могло быть?
По верхушкам дубов пронесся ветерок, заставив ветви раскачиваться. Эсфирь обхватила колени руками, положила сверху подбородок.
– Это не могло быть. Это было.
– Да?