Планета Нги-Унг-Лян - эволюционный курьез. Высшие организмы, обитающие на ней, не знают земного деления на два пола, совмещая признаки обоих в одном теле. Мир - настоящий биологический рай… работу земных ученых осложняет одно: венец нги-унг-лянской эволюции, при всех фундаментальных физиологических отличиях слишком похож на земного человека…
Содержание:
Далин Максим Андреевич - Лестница из терновника 1
Книга первая - Знакомство 1
Далин Максим Андреевич
Лестница из терновника
…В бою со Смертью одержав победу,
Князь Жизни ей позволил жизнь дарить -
Любовью породили род людской,
И в каждом сердце - Зло с Добром на равных…
Господин Он-О из Семьи Фу, Кши-На,
Нги-Унг-Лян, 1278 г.
…Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал…
Если ты на свете не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!..
В. Высоцкий, Россия, Земля, ХХ век
Книга первая
Знакомство
…Нам прививки сделаны от слёз и грёз дешёвых,
От дурных болезней и от бешеных зверей,
Нам плевать из космоса на взрывы всех Сверхновых -
На Земле бывало веселей!
В. Высоцкий, Россия, Земля, ХХ век
Запись N24-01; Нги-Унг-Лян, Кши-На, горное плато Хен-Ер
Сегодня я, наконец, на месте. Радостно.
Вообще-то, "на месте" - громко сказано: от гор Хен-Ер до ближайшего города километров четыреста, никак не меньше; абориген может попасть сюда только случайно - поэтому этнографу тут, в сущности, делать нечего. В горах работают биологи; это место - биологический рай, месяц работы опровергает сотню лет классических теорий. Лаборатория тщательно замаскирована; даже вблизи она напоминает горный кряж - чтобы гарантировать секретность миссии: аборигенам совершенно не нужно о ней знать. Ксенологи и эволюционисты с Земли пускаются на любые ухищрения, чтобы попасть на плато Хен-Ер хотя бы в командировку.
Этнографы на Нги-Унг-Лян так не рвутся. В этом мире уже произошло катастрофически много несчастий с земными учеными. Смерть - не худший случай, ей-Богу…
А вообще, я замечал, даже биологам аборигены не нравятся. Срабатывает охранная система "ключ-замок" - местные гуманоиды слишком похожи на людей, но при этом не люди, наше подсознание выдает неслышный сигнал тревоги: "Чужой! Оборотень!" В других гуманоидных мирах система иногда сбоит, не распознает, чужак воспринимается, как землянин другой расы - люди пускаются во все тяжкие. Гражданское население Земли вытаращивает глаза: "Ах, Аэлита! Неужели возможно - с инопланетянкой?!" - ужас, помноженный на болезненное любопытство. Что возьмешь с гражданских… Этнограф знает: вживешься в образ, просуществуешь в их мире, в шкуре шамана-барона-аптекаря-министра-менестреля лет десять - и они для тебя уже не инопланетяне. Люди для тебя инопланетяне.
Но на Нги-Унг-Лян такого не случалось и, надо думать, не случится. Совсем чужие. Хотя у меня нет статистики для точного вывода… мой предшественник, продержавшийся дольше всех, не проработал тут и полугода. Сняли с программы - нервное расстройство. Его от аборигенов тошнит, физически. От любого телесного контакта, хоть от толчка локтем в толпе, замыкает - фобия. А казалось бы - прожженный парень, немолод, работал на Шиенне…
Смешно, как подумаешь. Шиенна считается непростым местом: гуманоидная - да ладно, человеческая! -
культура, уровень развития основных государств мира соответствует примерно Х - ХI веку земной Европы. Как говорил один из моих приятелей-историков, милейший Женька Проскудинов, "царство мрака и срака". Местные жители ещё не знают понятий "канализация", "гигиена" и "микробиология" - ох! По колено в грязи, дерьме и прочих средневековых радостях. К вони города надо привыкать неделями. И ничего, нормально. Привыкаешь в конце концов. И к тараканам ростом с ладошку младенца, и к крысиному помету в твоем утреннем напитке, и к цвету нижней юбки твоей случайной подружки - каковой цвет гражданским лучше не описывать. И к обыденным смертям. Работать интересно; на частности порядочный этнограф не должен обращать внимания.
Брезгливость - свидетельство профнепригодности. Зато фатализм - очень и очень полезное качество.
Нги-Унг-Лян - "старше" Шиенны. Можно прикинуть век семнадцатый-восемнадцатый, причем культура - не сравнить с шиеннской. Аккуратники. Уже изобрели примитивный микроскоп, понимают, что такое зараза, но и раньше отличались мастерским избеганием эпидемий. Надо думать. Их обычный уровень смертности - в мирное время, в нормальной обстановке - так высок, что приличная земная эпидемия чумы, вероятно, погубила бы цивилизацию. Они очень наблюдательны, среди них есть отменные интуитивные лекари, они любят чистоту и прирождённые эстеты; их города - конфетки, сравнительно. В здешних, расположенных в предгорьях Хен-Ер, в стране под названием Кши-На, есть что-то общее с раскрашенными японскими гравюрами по ощущению; Анатолий Петрович, начальник биологической партии в разговоре со мной называет аборигенов "эти твои самураи".
Со странным выражением лица. Боюсь, что это - гадливость.
Я рассматриваю фотографии "своих самураев", своих нги-унг-лянских ровесников, сделанные со спутника - никто, кроме этнографов, в прямые контакты не вступает. То же самое впечатление, что и на Земле - никакие они, конечно, не самураи. Но не кажутся мне отвратительными, как многим другим парням с Земли. Хотя… я ещё с ними не жил.
Мой камуфляж несовершенен. Я смотрю на себя в зеркало - и на изображения местной молодежи. Прикидываю возраст своего "персонажа" - он старше меня лет на восемь. За тридцатилетнего местного жителя я никак не схожу, и моя, довольно-таки привлекательная для земных барышень физиономия кажется мне грубой харей по сравнению с фотками аборигенов.
Здешние мужчины - гораздо женственнее наших. На земной лад - очень женственны, одно это у многих землян вызывает омерзение. Из-за мягкого очерка лица, больших глаз, чистой линии подбородка, у всех, вне зависимости от местной расы, как у земных женщин; правда, у отчаянных местных мачо с возрастом лицо грубеет, но ненамного. Из-за того, что на их телах фактически нет растительности, а на лицах её нет в принципе. Гнусно было, когда весь мой волосяной покров выжигали лазером, зато теперь я гладкий, как младенец - первого работавшего здесь этнографа убили от ужаса перед его щетиной: приняли за злого духа. Ещё из-за того, что их подросткам и юношам нравятся косы, ожерелья, браслеты, из-за того, что местная аристократия следит за руками, как может, и показывает холеные пальцы, как земные манерные дамочки. Из-за подчёркнуто небрежных поз, кошачьей лени и расслабленности движений в покое - и пружинной собранности в минуту опасности, опять-таки, кошачьей. Из-за балетной какой-то пластики, чужого строения скелета и мускулатуры, чужого строения суставов… Человеческие мужчины движутся гораздо более угловато, резче - особенно демонстрируя силу. Боюсь, что в толпе буду выглядеть, как танк на городской улице…
Внешность аборигенов обманывает дилетантов. Мы все мыслим стереотипами; наши стереотипы, прихваченные с Земли, могут определить юного местного аристократика, как "жеманного хлыща", он кажется слабым и зависимым - если не приглядываться. Землян несет, они могут почувствовать себя королями в этой "стране слепых", стране хлюпиков - и это их последняя иллюзия в жизни.
Мне никогда не подделать жаркий огонёк, горящий в глазах любого аборигена, эту искорку в их душах, которая при виде крови разгорается в полыхающий костер. В меня вцементирован ограничитель внутривидовой агрессии, я не могу убить человека, не перешагнув через высоченный внутренний барьер - у здешних, похоже, этот ограничитель отсутствует в принципе. Как факт. Любил-убил. Господь наш Иисус до этого мира не добрался - а буде добрался бы, вероятно, был бы тут крайне непопулярен. Другие представления о гуманизме.
Перед самым отлетом случайно слышал, как мама говорила по телефону приятельнице: "Коля исследует цивилизацию гермафродитов", - с легким презрением к самому факту существования гермафродитов, ничтожных созданий. Ей простительно, она химик. На самом деле, Коля - я - прилетел сюда, чтобы исследовать цивилизацию боевых гермафродитов. Отнюдь не бабочек. Гермафродитов - прирождённых убийц. Гермафродитов с Нги-Унг-Лян, мира, опровергающего теорию эволюционистов о невозможности существования биологической системы такого типа, не вырождающейся через несколько поколений.
Старые теории допускали в качестве модели статичную культуру гермафродитов, размножающихся автономно, запуская природный механизм самооплодотворения в подходящем возрасте - её даже описывали в научных трудах и фантастических романах (правда, больше в романах, чем в трудах). Тогда у генетиков считалось модным доказывать, что эта модель не работает: при фактическом клонировании, без обновления генетического материала, в каждой цепочке поколений стремительно накапливается генетическая погрешность, возникают мутации и наследственные болезни, вскоре становясь несовместимыми с жизнью. Для того, чтобы эффективно бороться с вырождением, высшим животным необходимо постоянное обновление генофонда, а потому оптимальнейший способ размножения - двуполый, соединяющий генетический материал двух организмов.
Гермафродиты с Нги-Унг-Лян нашли альтернативу. Оригиналы, надо отдать им должное…
Биологи гостеприимны. На обед у них - местная дичь и местные же фрукты, здешняя флора и фауна съедобна и даже вкусна, если её готовить на земной манер; потом, в роли радушных хозяев, зоологи Крис и Сашка приглашают меня в виварий, чтобы я посмотрел на животных. Виварий - зрелище, поражающее воображение, хоть эти существа уже давно знакомы по фильмам-слайдам. Видовое разнообразие зоологи хорошо представили. Забавное создание, которое хочется назвать "попугаем", важно надувшись, сидит во главе стайки "условных самок", уже перелинявших, менее ярких, без хохолков. В отдельных клетках на изрядном расстоянии друг от друга - звери, очень напоминающие земных енотов; они игнорируют пищу, занятые одной жгучей проблемой - как добраться друг до друга. Они пыжатся, фыркают, ерошат шерсть роскошными полосатыми гривами, пушат мохнатые хвосты столбом - как земные животные-самцы перед самкой - но при этом демонстрируют выраженную агрессию, скалятся, щелкают зубами и показывают когти. На языке нги-унг-лянских гермафродитов это означает: "Я люблю тебя, а потому сделаю самкой или убью! Подчинись!"
- Хочешь, стравим их? - смеётся Сашка. - Половозрелые особи в период активного поиска партнёра, хе! Молодые, шустрые… Если их выпустить - немедленно подерутся, а потом победитель у побеждённого причиндал откусит и съест. И будет у него самочка.
- Пошляк, - смущённо улыбается Крис. - Ник, этот вид млекопитающих организует брачное сражение наиболее традиционным способом. В природе у каждого взрослого самца - гарем трансформированных самок, а молодые ищут себе…
- Приключений на гениталию, - заканчивает грубый Сашка и хохочет, конфузя англичанина.
- А вы знаете, ребята, - говорю я тоном мэтра-этнографа, - что представители здешних городских низов стравливают таких половозрелых и делают ставки на то, кто останется самцом? Популярная плебейская игра… азартная.
- Сыграем, мужики? - тут же предлагает Сашка. - На интерес? Не, я серьёзно - мучаются же зверюшки, у них гон, а мы всё равно собирались наблюдать трансформ и беременность…
Крис колеблется. Эти существа традиционно легко размножаются в неволе. Биологи хотели отловить несколько пар, сравнить трансформацию у нескольких "условных самок", подсадить уже рожавшую "условную самку" к "условному самцу" и пронаблюдать, как спаривание пройдет в этом случае… Но мне интересно - и Крис соглашается. Мы с Сашкой делаем ставки; я выбираю более тёмного, с забавной полоской над глазами в виде буквы W, Сашка - того, что посветлее, который всё время морщится, показывая клыки. Ребята очень умело вынимают шипящих и лязгающих зубами зверей из клеток за шиворот и запускают в просторный вольер.
- Чтобы не стеснялись, - комментирует Сашка. - Это у них будет общая территория. А то чужак на территории владельца скованно себя чувствует, может просадить бой из чистой нерешительности.
- Наверняка местные владельцы тотализатора умело этим пользуются, - замечаю я.
Я жду, что звери сцепятся сразу, но они принимают друг против друга угрожающие и живописные позы, демонстрируя собственную боевую подготовку - и осторожно, чуть касаясь, обнюхиваются, начав с носов и закончив анальной зоной, совсем как земные собаки. Они двигаются очень медленно, не сводя друг с друга глаз - и вдруг с визгом кидаются в драку, сцепившись в вопящий клубок.
Клубок то распадается, то сцепляется снова. Мой хватает Сашкиного за ухо, Сашкин пронзительно верещит и вцепляется моему в губу. Мой отдирает противника от себя обеими передними лапами, напрыгивает сверху, треплет за холку… Пышная чёрно-бело-серая шерсть - в крови…
И тут Сашкин заваливается на спину, всем видом умоляя: "Не бей меня", - подставляя горло под укус, отдается на милость победителя. Остановка агрессии позой покорности - так делают млекопитающие и на Земле, а вот дальнейшие действия победившего - это уже местная экзотика.
- Тьфу ты, пропасть, - усмехается Сашка. - Мой продул, бестолочь! Тоже - сс-слабак…
- Кофейку мне принеси, если проиграл, - торжественно и барственно говорю я. Крис смеётся.
Между тем, проигравший кричит, но не вырывается. Победитель тщательно вылизывает "новую самку"; он становится бережным и осторожным. Враг-самец превратился в объект заботы и любви.
Поучительная картина. В этом мире в принципе отсутствует разделение на два пола с рождения - но почти все животные Нги-Унг-Лян утверждают свой пол и мужское доминирование в бою.
И люди…
Я пью кофе и снова разглядываю себя в зеркало, стараясь смотреть глазами аборигенов. Хочется быть совершенно уверенным, что нигде не напортачено - но, вроде бы, всё в порядке. Я выгляжу, как простолюдин. Грубая скотина, высоченный и слишком широкий. Хамская морда с крупными чертами, тяжёлая челюсть, маленькие глазки… Волосы коротко, неровно острижены. Деревенщина или наемник. Или - и то, и другое. Урод, но с лица не воду пить. На мне длинная посконная рубаха, такая же длинная куртка из якобы дешевой недубленой кожи, широкие штаны - мне не по чину подчёркивать гульфик, обойдусь и так - и тяжёлые сапоги, подкованные железками. У меня на бедре - тесак в ножнах. Эта штуковина напоминает мачете, местные мужики используют такие для рубки тростника, резки лоз - и брачных поединков. Мой тесак - копия местных, но из керамилона; теоретически может резать не только медные листы, но и железные лезвия. Меня год до позеленения обучали местным приемам боя, модифицированным земными инструкторами. В данный момент я весьма сносный фехтовальщик.
Я не люблю фехтования, я не маньячил холодным оружием, я собираюсь уклоняться от боя, как только смогу. Фехтование любят люди другого типа - им противопоказана работа на Нги-Унг-Лян. В начале исследований был момент, когда среди этнографов выбирали увлеченных бойцов - потом эту практику прекратили навсегда: у фехтовальщиков-землян не выдерживает психика, они превращаются в одержимых убийством. Аборигены это чувствуют - одного из наших д`артаньянов зарезали во сне, второго - пристрелили, третьего забрали домой, когда горожане начали от него с омерзением шарахаться.
Здесь не нужен вояка. В любом мире хватает и своих убийц. Здесь нужен человек, способный удержаться на той тонкой грани, на которой аборигены балансируют с младенчества - между любовью и смертью. И жестокие женственные лица здешних бойцов не должны бесить, не должны раздражать, не должны провоцировать. Они должны перестать быть тебе инопланетянами.
Вот тогда ты соберешь годный материал.
* * *
Ра почувствовал, что становится взрослым, в день первого поединка Старшего Брата.
До этого жизнь казалась простой, понятной и светлой. Любые неприятности забывались быстро, так же быстро, как высыхают на листве дождевые капли - небесные слезы. Разбитое колено заживало. Зимняя лихорадка унималась. Страстные ссоры с товарищами по играм после драк сходили на нет. Мать и Отец не бывали недовольны подолгу. Мир устроен хорошо, и всё в нем занятно - примерно так выглядела философская база Ра в те времена.
Конечно, Ра знал, что небосвод Семьи Л-Та вовсе не безоблачен - но он сам не видел этих облаков в солнечном сиянии детства. Он, как любой из братьев, скорее, гордился, слыша в адрес Семьи Л-Та слова "опальный род" - надлежало насмешливо и надменно ответить: "Такая опала - это не пропасть, а вершина, потому что Государи всегда опасались моих предков!" Возможно, Семья Л-Та не располагала большим богатством, но Ра никогда не бывал по-настоящему и подолгу голодным - потому врезал бы любому, кто назвал бы его родичей бедными. Все остальные неприятности и хлопоты казались Ра непостижимыми, а потому несуществующими. Жизнь в его представлении была вечной, спокойной и огромной, как Лиловая гора - во всяком случае, до тех пор, пока не пришло Время Старшего Брата.
Ра обычно общался с Третьим братом - они были почти погодки. Старший Брат и Второй Брат, само собой, всегда существовали на другом этаже бытия, выше и дальше - почти в мире взрослых. Ра страшно радовался, когда удавалось провести в этом горнем пространстве хоть некоторое время. Там было невероятно интересно: бешеные необрезанные жеребцы, фыркающие и дико косящие кровавым глазом, лихие драки на палках, ужасные истории, рассказанные ночами, у костра, венки из цветов и ожерелья из красных ягод, шуточки, понятные ровно настолько, чтобы можно было посмеяться вместе со всеми… Юноши из свиты Старшего и Второго общались с Ра снисходительно-нежно, будто имели в виду старую пословицу: "Старший - благословение Небес, Младший - их улыбка". И казалось, всё так и пойдет. Всегда.
Пока Ра не оказался в крайне неловком положении, случайно подслушав чужой разговор - взрослый разговор, совершенно не предназначавшийся для его ушей.
Ра сидел на полу в комнате Матери и чинил клеточку для сверчков. У него на коленях лежал пучок гибких сухих травинок, которыми нужно было связать тоненькие реечки - сложное и требующее внимания дело. Ра увлекся так, что почти не замечал ничего кругом. Как всегда в летнюю жару, рамы выставили - и солнечный воздух, пахнущий садом, заполнял комнату. В снопах солнечного света медленно плавали пылинки. Ра хотелось прохлады, и он спрятался от горячих лучей за расписной ширмой, на которой в голубых тростниках сражались дикие коты.
Шаги и голоса словно разбудили его. Ра услышал шелест шёлковой накидки Матери и сильный влажный запах лилий. Мать сопровождал Старший Брат; судя по шуму, который он произвел, распахивая дверь и задев что-то ножнами меча, Старший нервничал или злился.
"Вообще-то, похоже на него, - подумал Ра, - но не в обществе же Матушки!"