- Глупость делаешь, - сказал Бондарев, кривя рот. - Жертвенность у тебя повышена, а разумная бздиловатость ниже нормы! Ху...й признак это. Видал я такое еще в горах. Герои, на х..., а потом домой, грузом "200". Ладно. Своя голова есть. Ты у нас всегда выживал. Авось, Господь даст, и тут пронесет. Есть, Сергеев, такая разновидность бойца - везунчик. Знаешь, когда осколок - в пряжку от ремня. Или там пуля - во фляжку. Или нае...нулся с "вертушки" прямо "духу" на голову - его наповал, а сам целый. Но фарт, на то и фарт, что когда-нибудь кончается. И, заметь, в самый неподходящий момент. Налей-ка, Мотл! За фарт сергеевский выпьем. За то, чтобы он живым вернулся с мальцом своим. И за то, чтобы ты там подольше прожил. И чтобы Вадька пулю с вами, полоумными, не словил. И чтобы этого Арафата вашего вы благополучно вывезли, чтоб он всрался, "муслим" чертов! Бля буду, Сергеев, это из-за них, "воинов ислама", я евреем заделался! Ладно! Проехали! За то, чтобы вам всем повезло! Допьем, мужики, за все это разом! Потому что если за все отдельно пить - помрем от цирроза, а столько не выпьем...
Матвей разлил остатки по стопкам и убрал пустую бутылку со стола по старой русской традиции. Сергеев усмехнулся в прорастающие усы. Стаканчики, банки, тарелки так и остались стоять на расстеленной карте, по которой красной, нарисованной маркером артерией полз по руслу реки, лесам, полям и пустошам их рисковый маршрут.
Равви встал и ухватил стопку здоровой рукой. Все присутствовавшие поднялись вслед за ним и тоже подняли стаканчики.
- За удачу, - произнес Бондарев без всякого пафоса. - Возвращайтесь.
Глава 10
Когда стало ясно, что Базилевич опаздывает на срок, который ни один джентльмен не назовет джентльменским, Сергеев все-таки решил сделать заказ.
В конце концов, он уже более получаса сидел в уютном ресторанчике, отделанном помешанным на театральном антике дизайнером, попивал аперитив, покуривал сигариллы и был готов к ужину, как перезрелая невеста к замужеству. Мобильный, с которого ему днем звонил Базилевич, был вне зоны действия, народ из ресторации укатил слушать оперу и по близлежащим музыкальным театрам, делать было определенно нечего, за исключением того, чтобы вкусно поесть.
Не мудрствуя лукаво, Сергеев заказал себе бутылку аргентинского красного, тарелку сыра и баранину с кускусом.
То, что Базилевич не появился вовремя, конечно, настораживало, но в планы Михаила не входило нянчить Антона Тарасовича, большого уже мальчика.
Задача Сергеева, полученная им от Блинова, была проста: обозначать непонятное движение, светиться всюду, изображая то ли противника, то ли конкурента, в общем - личность полностью мутную и непонятную, но при этом головы никому не отбивать, а, наоборот, способствовать тому, чтобы сделка по продаже техники все-таки состоялась и по как можно более высокой цене.
Антивирус же конкретных заданий и рекомендаций не давал: присмотритесь, определитесь, способствуйте, действуйте по обстоятельствам и по разумению... Главное - полная информация - кто, где, кому, почем. Расклад в такой позиции дороже денег.
Как на экскурсию отправлял, осматривать достопримечательности. Но это обманчиво, не та у Касперского "заточка"! Рекомендации - не мешать - как раз понятны! А вот поступать по разумению - это, знаете ли, материя тонкая. Сергеев воспринял напутствие Антивируса исключительно как приказ присмотреться и послушать. Сама сделка, по мнению Конторы, опасности для интересов империи не составляла. Пусть себе протекает пока, как задумано. А если мнение изменится, то Сергееву об этом сообщат всенепременно, благо в наш век мобильной связи и Интернета ни рацию с собой таскать, ни "закладки" отыскивать необходимости нет. И вот тогда-то уже никто не разрешит поступать по разумению. Только согласно приказу. Шаг вправо, шаг влево - расстрел. Прыжок на месте - провокация.
Покойный Мангуст разъяснял, что в таких случаях особого выбора нет. Скорость исполнения приказа должна превышать скорость распространения радиоволн. А еще лучше - предвидеть, каким этот самый приказ будет, каким выйдет из мозга страдающего паранойей начальства. Для того чтобы попытаться (только попытаться!) это предугадать, нужно или обладать полной информацией, или вообще ничего не знать о сути происходящего.
- Абсурд, - сказал тогда Кудрявый. - Как так может быть, товарищ инструктор? Если я владею информацией в полной мере, то могу хоть что-то предвидеть с определенной долей вероятности. А если я ничего не знаю? Как можно предугадать, если ничего не понимаешь?
Мангуст слушал Кудрявого с интересом, присев на край стола. Он, вообще, любил вот так сидеть на краю стола, боком, опираясь на одну ногу и покачивая второй. В такие моменты он удивительно напоминал хищную птицу: поднятые углом плечи, напоминающие сведенные крылья, особый наклон шеи... Казалось, что, впившись когтями в столешницу, в аудитории сидит старый облезлый гриф и упирается в Кудрявого черными, тусклыми глазами, то и дело затягивая их пленкой век. Если бы Мангуст внезапно захлопал крыльями и утробно заклокотал, роняя на пол перья, - Сергеев бы не удивился.
Но стоило Мангусту встать - и сходство с птицей исчезало. Он и вправду начинал напоминать зверька, имя которого получил на всю жизнь как кодовое. Видел Михаил Мангуста на тренировках и в бою - движения его были резкими и быстрыми, проследить за ними было практически невозможно и, что было особенно необычно, невозможно было уловить подготовку к атаке: переход от бездействия к действию не имел промежуточной фазы.
Шаман, и ему светлая память, рассказывал, что Мангуста и еще нескольких курсантов учил вьетнамец, неизвестно откуда появившийся в Конторе в середине шестидесятых. Правда ли это - никто из курсантов не знал, но было в грации куратора что-то нечеловеческое, противоречащее законам физики и обыкновенной анатомии.
Мангуст смотрел на Кудрявого из-под век, покачивая ногой и внимательно слушая логические построения курсанта. И ухмылка, именно ухмылка, назвать это улыбкой было невозможно, пряталась в уголках тонких, почти бесцветных губ.
- Все? - спросил он, не меняя позы.
Кудрявый кивнул.
- Мудрость, курсанты, заключается в том, что знаешь ли ты что-то, знаешь все или не знаешь ни хрена - на решение начальства не влияет никак. Оно будет принято по неизвестной вам формуле, по тайным для вас соображениям и может показаться совершенно безумным. Но первое и главное... Сколь идиотским оно бы вам не казалось - его надо выполнять. Вопрос к тебе, Кудрявый, ты у нас любознательный... Почему?
- Потому что приказы не обсуждаются, - протянул Кудрявый грустно.
- Правильно, - подтвердил Мангуст. - Все остальные причины вторичны, но давайте, если уж на то пошло, их рассмотрим. Только без пошлостей, товарищи курсанты. Мы с вами не в регулярных частях, фразы типа "я начальник - ты дурак" имеют место быть, но в нашей с вами профессии применяться не могут. У нас, если начальник дурак, то его подчиненные трупы. Сразу. Без вариантов. Он может быть подлецом, беспринципным, жестоким, кровавым и страшным, но только не дураком. Теперь дальше...
Он встал. Даже не встал, а просто перетек из одного состояния в другое - Сергеев не заметил, как это произошло. Вот Мангуст сидит, качая ногой в начищенном до зеркального блеска ботинке, а вот уже стоит в проходе между партами, заложив руки за спину. И все это в один момент.
- Все вы умные. Умеющие принимать решения. Аналитики. Мы вдобавок научили вас стрелять и драться. Выживать. Научили, чему могли. Думать научить нельзя, для того чтобы думать надо иметь соответствующий орган в организме. Но я должен научить вас еще и подчиняться приказам, смысл которых вы не понимаете. Подчиняться, несмотря на то что вам они будут казаться бессмысленными, глупыми и даже вредными порою.
Он остановился, дойдя до окна, за которым бушевала ранняя крымская весна. "Инкубатор" находился внутри военной части, окруженный забором с колючкой, со своим КПП и караулом. Часть, расположенная снаружи, тоже была непростая - пограничная, а значит, гебешная. Мангуст смотрел, как по дорожке, по краю которой лохматились бело-розовыми лепестками цветущие абрикосы, идет взвод, впечатывая каблуки сапог в рыжий песчаник. Слышен был мерный топот и голос старшины: "Левой, левой, раз-два-три! Левой, левой!"
- В нашей профессии человек, работающий "в поле", видит только маленькую часть большой картины. Представьте, что вы смотрите на мир через неподвижный перископ. Только часть, что за границами бинокуляра, вам неизвестна. В том, что происходит внутри вашей "картинки", вы настоящие спецы. Я уже говорил, что вы у нас самые умные и грамотные - лучше вас нет. Вы посылаете в Центр информацию, свой анализ событий, свои соображения, и оттуда, из Центра, приходит приказ. Страшный по форме и содержанию. Совершенно невозможный к исполнению. Противоречащий всему, что вам внушалось много лет, с самого детства. Но...
Он повернулся к молчащей аудитории и медленно, словно пытаясь заглянуть в глаза каждому, обвел класс взглядом.
- Приказ нужно выполнить, потому что тот, кто его отдал, видит всю картину. Он над картой. И его расчеты несоразмеримо сложнее ваших. И то, что вам кажется бессмыслицей, для него одно из событий, позволяющее продолжиться всей логической цепочке. Положим, что вам приказано помочиться перед дворцом английской королевы, выкрикивая при этом "Да здравствует Шотландия!" с ирландским акцентом...
Аудитория заулыбалась. Хихикнул Кулек, растянул рот в улыбку Гусь. Сергеев тоже не удержался от смеха.
- Смешно, товарищи курсанты? Так? Бред! Абсурд! А выполнять надо! Я на полном серьезе говорю: получив такой приказ, вы должны немедленно проследовать к главным воротам Букингемского дворца, достать конец и помочиться прямо на сапоги гвардейцам. Почему? Да потому, что тот, кто отдает вам приказ, знает, что этот поступок вызовет определенные реакции английских властей, например арест. И вы попадете в тюремную камеру и, будьте уверены, в ту самую тюрьму, где содержится нужный нам человек! Например, связанный с активистами шотландских сепаратистов, с которыми мы до сих пор не имеем стабильных отношений. И кто-то другой, работающий в этой же тюрьме, действующий по просьбе друга, которого, в свою очередь, попросил его близкий товарищ, направит вас в одну камеру с этим человеком. И не просто так, с кондачка, а потому что ваш психологический профиль полностью подходит для налаживания контакта с вашим будущим сокамерником... Улавливаете, о чем я?
- Мы будем иметь нового знакомого, - начал Сергеев, - связанного с шотландскими сепаратистами. Человека, который будет нам доверять, естественно, в определенных пределах. И мы сможем установить контакт с ним в нужный нашему начальству момент.
- Возможно и такое развитие сценария, - охотно согласился Мангуст. - Вполне. Но это самый простой вариант. Линейная логика. А если я скажу, что все это затевается для того, чтобы подписать выгодный контракт на поставки мяса в СССР из Аргентины в следующем году? Вы поверите?
- Ну... - Пожал плечами Гусь и посмотрел на Кулька, а потом опять на Мангуста. - Да ну... И при чем здесь Аргентина?
- А верить надо, курсанты, - произнес Мангуст и плотно сжал и без того узкие, бледные губы. - Потому что я говорю вам абсолютную правду. Это совершенно реальная операция, правда на сапоги гвардейцам мочиться не пришлось. Обошлись без оскорбления Ее Величества. Но... Никто, слышите, никто из нас не может видеть всей картины целиком. Вы "в поле", вы бегаете по той самой карте, по шахматной доске, на которую сверху смотрит стратег. И должны ходить так, как ему угодно - не иначе! В противном случае, не хочу вас пугать, но вас ликвидируют при первом же удобном случае. Сдадут, как отыгранную фигуру. Сбросят с доски. Ваш отказ обоссать сапоги королевских гвардейцев приведет к срыву долговременных планов великой державы. По сему вспомните то, с чего мы начали сегодняшнюю беседу. Обладание или необладание полной информацией о конкретном участке операции в данный момент никак не поможет вам предугадать действия стратега, управляющего вами. Ваше дело - выполнять распоряжения. Это ясно? - спросил Мангуст, повысив тон.
- Так точно, товарищ куратор! - рявкнул класс в ответ.
- А теперь секрет, - сказал Мангуст без тени улыбки на лице. - Решение стратега все-таки зависит от того, какую информацию и в каком количестве вы ему дадите. Зависит от вашего ума, пронырливости, подготовленности, наглости, умения анализировать и только иногда от умения стрелять. Глупо думать, что те, кто играет "в поле", ни на что не влияют - влияют, еще и как. Но не на стратегию, не на глобальный план, а на его составляющие - на видение каждого участка проблемы. Когда вы исполняете приказ, не думайте - это вредно для работы и здоровья. Но до того как приказ отдан, вы должны быть образцами проницательности и системного мышления.
Он обнажил зубы в улыбке, медленно, как будто бы неспешно вынимал из тугих ножен шашку.
- И я здесь для того, чтобы научить вас еще и этому.
Склонившийся в поклоне официант плеснул в бокал немного красного вина, оставившего на сверкающих стеклянных стенках розовые следы.
Сергеев вынырнул из воспоминаний, как ныряльщик из морских глубин, с усилием преодолевая толщу прошедших лет.
Вино было терпким и теплым на вкус - от него пахло нездешним зноем, красноватой крошащейся землей виноградников и воздухом высокогорья. Даже представился кондор, парящий в ослепительно голубом небе, огромный, как учебный планер, шорох виноградных листьев, которыми играет пришедший с заснеженных вершин ветерок, и подол крестьянского платья, полный тяжелых, покрытых беловатой пыльцой гроздьев, налитых сиреневым соком. И нежный голос самодельной глиняной окарины...
Времена, страны, люди, потери. Все, что оставляло шрамы на теле. Все, что оставляло шрамы в душе.
Как просто было, наверное, Антивирусу-Касперскому, взять его на крючок. Ведь результат разговора был заранее известен и он всего лишь проявил терпение. Кто просчитал все до слова, до жеста? Конторские психологи? Не исключено. Уж у кого-кого, а у них материала более, чем достаточно. Сколько еще таких же уставших, мечтающих о покое отставников из Конторы потом хандрят и видят во сне горящие сухогрузы, порхающих среди лиан разноцветных колибри и мечутся по влажным от пота подушкам не в силах вдохнуть прозрачный, как хрусталь, вкусный воздух предгорий Кордильер? Они ждут шипящей адреналиновой струи, вскипающей в венах, как нарзанный источник, но ее все нет и нет и тянутся карамельно-приторные и липкие, словно растаявшая на солнце смола, дни. И они слагаются в унылые, похожие друг на друга оглушительно спокойные годы, в которых не случается ровным счетом ничего, кроме инфаркта или инсульта да обманутого ожидания.
Михаил смочил губы в вине еще раз, одобрительно кивнул официанту, моментально наполнившему бокал на две трети (на белую скатерть упала рубиновая тень), попросил принести бутылку "Эвиан" и ухитрился почти не удивиться, когда из-за спины гарсона вынырнул, как черт из коробочки, и уселся напротив него...
Нет, не долгожданный Базилевич, а вовсе неожиданный гость!
В черном летнем костюме из дорогущей шерсти, в легчайшей хлопковой рубашке, с белоснежным оскалом зубов и тяжелым, как бетонная плита, недружелюбным взглядом черных глаз за столик опустился не кто иной, как Хасан по кличке Нукер.
Сергеев услышал знакомый по разговору в Борисполе присвист при дыхании (шрам от пули в районе трахеи выглядел как скрученная в узел кожа, бордово-серый на загорелой шее), а потом Хасан погасил улыбку под щеткой черных усов и сказал, похрипывая и шипя, словно старая грампластинка: "Салам!"
- Здравствуй, - ответил Михаил по-английски и отдал приказ уже в спину отходящего официанта: - Еще раз меню и повторите воду, пожалуйста!
- Как я понимаю, господин Базилевич не придет, - обратился к Хасану Сергеев, откидываясь на стуле.
На носу араба опять красовались очки, не металлические, как в прошлый раз, а более легкие, современные - пластиковые линзы, соединенные несколькими кусочками золотой проволоки, но он смотрел на Михаила поверх них, чуть наклонив голову, отчего выражение его лица казалось ироничным, что не уменьшало недоброжелательности во взгляде.
- Не придет, - откликнулся наконец араб. - Но это не беда. Зато я пришел поговорить с тобой. Так будет лучше.
- Как сказать, - возразил Сергеев дружелюбно. - Я должен был говорить с Базилевичем. Он не появился. Объясни, почему я должен беседовать с тобой, Хасан?
Глаза араба на мгновение вспыхнули, вскипели огненной пеной и снова погасли, прикрытые крышками век. Михаил понял, что тот подавил в себе сильное желание броситься на собеседника или швырнуть ему в лицо что-нибудь по-настоящему оскорбительное, но справился с собой.
"Эгей, - подумал Сергеев неожиданно весело, - если ты так не любишь меня, еще не зная хорошо, что будет с тобой потом, когда мы поближе познакомимся? И не от твоих ли неуклюжих ребят я ушел днем, мой добрый арабский друг, что ты так злишься? Или твои сидели в "ауди"?"
- То, что продает твой хозяин, он продает мне, - просвистел Хасан. - Вот почему ты будешь говорить со мной.
- Это все? - спросил Михаил и пригубил вино. - Могу тебя огорчить, Хасан. Блинов мне не хозяин. Я не обязан говорить с тобой.
- Я видел тебя с Блиновым и Рашидом.
- И Рашид мне не хозяин. Мы друзья. Я тоже видел тебя с ними, Хасан. И что это значит? Каждый, кто стоит рядом с тобой, - твой хозяин?
- Ты работаешь на них.
- Я работаю с ними, а не на них. Улови разницу, Нукер.
- Вот даже как? - спросил араб, кривя рот. - Ты знаешь, как меня называют? Это твои партнеры тебе сказали? Ты же для них партнер?
- Партнер, - подтвердил Сергеев.
Подошедший официант поставил перед Хасаном запотевшую бутылку с водой и попробовал передать тому в руки переплетенное в старую кожу меню.
- Только вода, - прошипел Хасан, клекоча раненым горлом, да так, что официант мгновенно испарился. - И все! - он снова вперил взгляд в переносицу Сергееву. - Значит, партнер? Думаю, что ты мне врешь... Но примем на веру! Партнер... Что ж, это немного меняет дело. Но не настолько, чтобы ты отказался со мной говорить.
Сергеев вздохнул разочарованно, ухватил с тарелки кусочек сыра, разжевал, запил глотком вина и только после этого спросил медленно звереющего от паузы Хасана:
- А куда делся Базилевич?
Если бы взгляды могли испепелять, то в эту секунду оставшиеся от Сергеева легкие серые хлопья, медленно кружась, осели бы на пол.
- У меня, собственно говоря, только два вопроса, так что ты особо не нервничай, - продолжил Михаил, высматривая на тарелке следующий кусочек сыра. - Как в старом анекдоте. Вопрос первый - что тебе нужно от моей скромной персоны? И второй - куда делся Базилевич? Ответишь - будем продолжать беседу. Не ответишь - разговора не будет. Я на разговоры с тобой не уполномочен. А собственного желания разводить с тобой антимонии, извини, нет никакого. Ну, не раздувай ты так ноздри, Хасан! Я тебя все равно не боюсь!
Хасан выругался на фарси витиевато и мощно. Если бы Сергеев не был сдержанным от природы человеком, в ресторане могла случиться банальная драка - оскорбительно получилось, однако! Надо будет запомнить!