- А вам господин посол, - выговаривал Джон Смит боярину, - я выражаю свое непонимание сложившейся ситуацией.
- Вы есть водиль нас за нос своим обещаньем решить этот мелький вопрос с ваш тсарь!
- Ваше Величество, я вас умоляю, мы же обо всем договорились, зачем нам этот скандал? - засуетился боярин, попавший под перекрестный огонь.
- Обещал? Ты кому, собачий сын, обещал? Врагам нашим обещал? Так ты и есть наш враг! А с врагами у меня разговор простой - расстрел без суда и следствия! Эй, позвать палача!
- Помилуйте, Ваше Величество, токмо благоденствия и процветания империи труды мои малые, не судите строго, бес попутал, поспешил, переработаем, как скажете, сделаем все! - перепугался боярин.
- Конечно, сделаешь. Ишь, чего удумали, по носу щелкнуть Российскую империю! Вон пошли, выметайтесь, чтобы духу вашего в Москве не было. Пусть других пришлют, рожи ваши видеть больше не хочу. Так и передайте своему президенту, мол выгнали, лицом не понравились! Всем все ясно?
Ответом ему была настороженная тишина. Иван встал и, ни на кого не глядя, решительно вышел из посольской палаты. Следом за ним семенил дворецкий.
- Михалыч, злыдень, если ты меня сейчас до трапезной не доведешь, быть тебе к вечеру на каторге.
- Господи, спаси и помилуй, что вы такое говорите, батюшка. Моментом там окажемся, нет на сегодня больше дел. Сюда пожалуйте, Ваше Величество!
Михалыч широко отворил дверь в новое помещение, мимо которой Иван пробежал, не заметив, и с поклоном приглашал царя войти. Все возмущение, что оставалось в душе Ивана после битвы в посольской палате, разом испарилось, едва он ступил на порог трапезной.
* * *
В детстве и карусели веселее, и машинки дешевле, и варенье слаще.
Иван, конечно же, как и всякий россиянин, представлял себе, какой должна быть трапезная царя. Но в тех фантазиях она представлялась всего лишь увеличенной и улучшенной копией самых роскошных кабаков крепости. Как говорится, что вижу, то и придумываю. Иван рассуждал логически - царь такой же человек, только побогаче, да должность у него великая. Если что и будет великий человек себе требовать, так это фонтанов и павлинов плюсом к разнообразной закуске и выпивке.
Естественно, что не из кружек цари пьют, а из хрустальных бокалов, уж это-то любому дураку известно. Тарелки у них золотые, а ножи из чистой платины. Дальше фантазия Ивана истощалась, разбегаясь мелкими ручейками в подробностях, что именно стоит на тех столах и как это все должно быть вкусно.
Перво-наперво, вид трапезной кардинально отличался от убранства самых роскошных кабаков, в которых он с друзьями бывал, когда-либо. В детстве увлекался Ваня камнерезным искусством и знал, чем один камень отличается от другого. Познал он красоту шлифованного среза, сделав под присмотром деда своими руками шкатулочку.
Правда на том его увлечение и усохло на корню, потому как сердцем его завладели звезды и вольные полеты на быстрых катерах. От любви той была ему одна маета, потому как бесшабашные кульбиты в небесах и припортовых окрестностях нередко приводили его в полицейский участок. По сумме наказаний хотели его отправить на исправительную планету, да тут набор начался в войска царские, так и попал он в разведчики-истребители.
Но детские воспоминания самые крепкие, от того и любовался Иван трапезной с истинным восхищением, представляя, сколько же труда было вложено в ее убранство. Каждый камушек обточить, да к другому приладить, да цвет с узором подобрать и во всем меру знать - чувствуется рука истинного мастера.
Стены трапезной выложены малахитовыми плашками, так искусно одна к другой подогнанными, что рисунок ни в одном месте не прервется, словно из единого куска камня вся трапезная вырезана. Узор малахитовый как поляна, изумрудной травой поросшая, по которой ветер гонит светло-зеленые волны. Потолок сводчатый укрыт агатом дымчатым, облака белые пушистые по небу летят.
Небо бирюзою подсвечено, да искусно так, что и не разберешь, где агат кончается, а где бирюза начинается. Светильники хризопразовыми листочками зелененькими увиты, будто бы само солнышко сквозь живую листву пробивается. Пол выстелен темно-зеленым нефритом, как застывшая вода глубокая. Не идешь по такому полу, а словно Христос шагаешь по воде аки посуху.
Таких каменьев нигде не найти, кроме как на планете Урал, что в системе Сибирь прячется от людского глаза. Давно Иван там не был, аж с самого босоногого детства. Лет десять ему было, когда родители погибли и дед отправил его в стольный град Муром на планету Москва к родственникам не то чтобы особо близким, зато более молодым. Опасался дед, что помрет ненароком и останется внучок без догляду. Знал бы он, как тот догляд на судьбе Ивана скажется, лучше бы при себе оставил.
Из всего убранства каменного выделялись стол, да лавка. Сделали их из дуба мореного, который по прочности тому же камню не уступит. Как камень прочный, да как дерево теплый, для человека приятный.
Умостился Иван поудобнее на скамье, оперся руками о стол дубовый, глянул на творение мастеров уральских, и на душе потеплело, точно дома побывал, к истокам прикоснулся. Не осталось в голове глупых печалей и раздражения, потеплело на душе, разомлел Иван.
- А что молодцы, - смахнув набежавшую слезу, обратился он к слугам, - нет ли пивка в вашем хозяйстве? Что-то душа мается, тащи жбан, а то и два - гулять, так гулять!
- Иван, эй, Иван, чего удумал? - встревожился царь, - У меня нонече дел не меряно, а ты нажраться решил в стельку? Негоже так царской особе себя вести. Родственников обидел, врагов нажил. Боярам дал разгону, послов американских дураками выставил. Пойдет слушок по галактике, что царь российский слова не держит, почтения к послам не имеет. Эй, Ваня, одумайся!
- Никшни, царь, не суйся под горячую руку. Знаешь как мне сейчас погано? Не знаешь! Ты как родился в этих хоромах, так всю жизнь и проживешь тут. Не о чем тебе скучать, некого вспоминать. А у меня сердце болит, душа мается, как родину вспомню.
- Мне до твоей души, отдельно взятой, дела нет! - сварливо произнес царь, - На мне государство держится, народов тьмы, границы, армии, торговля! В этих делах отдельный человек соринка малая. Не пей, говорю, приказываю царским именем, не пей, Иван! Тебе пить, а обоим пьяными быть!
- Соринка говоришь? - с полоборота завелся Иван, - А накося выкуси, сейчас эта соринка тебе в глаз залетит и всю рожу скосоворотит. Соринка…
- Эй, я кому сказал пива принести? Оглохли что ли? Кликну палача, мигом уши прочистит! И рыбки вяленой тащи. Что значит нет в кухне такого? Поймать и высушить, из-под земли достать, а на стол подать! Бего-о-о-о-м!
Слуг как метлой смело, по коридорам слышалась ошалелая беготня встревоженной челяди, занятой поисками жбанов, пива, рыбы и прочей простолюдинской атрибутики хмельного застолья. Через четверть часа все заказанное появилось на столе, как по мановению волшебной палочки. Слуги выстроились вдоль стены, согнувшись в напряженных позах, выжидательно следя за царем, вдруг тот выкажет недовольство.
Иван, не торопясь, налил сам себе из жбана пива в тяжелую глиняную кружку, оттолкнув при этом слугу, кинувшегося помогать. Без спешки выдул все, шумно отрыгнул и улыбнулся в тридцать два зуба.
- Хорошо, черт возьми! Молодцы, братцы, всех награжу! Потом, а сейчас брысь отсюда, хочу в одиночестве побыть, думы государственные обдумать. И ты, Михалыч, иди. Не боись, не маленький, небось мимо рта не пронесу, ха-ха-ха, - громко захохотал он, чувствуя, как хмельное веселье подкатывает к голове.
Слуг уговаривать не пришлось, удрали, словно за ними черти со сковородками гнались. Михалыч, осторожно затворив тяжелую дубовую дверь, перекрестился истово, пребывая в смятении от увиденного.
- Надо бы по инстанции доложить, что-то странности у царя начались, так и до безобразия докатиться можно, - пробормотал он себе под нос и, подобрав полы ливреи, галопом побежал по длинному коридору.
* * *
"Если человек не пьёт и не курит, то поневоле задумаешься - а не сволочь ли он?"
А. П. Чехов
Чтобы не чувствовать одиночества, Иван поставил перед собой зеркало и пил вроде как в компании. Он наливал пива, раздирал вяленного леща на кусочки, смачно выкусывал солености и запивал, глотая крупными шумными глотками. Пиво слуги нашли ядреное забористое хмельное.
- Твое Вел-л-л-л-ичество, - заплетающимся языком спросил Иван, обращаясь к своему отражению в зеркале, - а как ты сейчас чувствуешь ситуацию?
- В смысле? - после некоторой паузы отозвался явно нетрезвый царь.
- Вот сижу я один и пью пиво. Так?
- Так! - как запаздывающее эхо подтвердил царь.
- Но в зеркале, обрати внимание, в зеркале я кого вижу?
- Кого?
- Ты шутишь или на самом деле не врубаешься?
- Не врубаюсь. А кого ты там видишь?
- Тебя!
- Не может быть! - категорично отрезал захмелевший царь. - Пьешь ты, а в зеркале я, бред!
- Нет, ты забыл что ли? Я же только в сознании… врубаешься, в соз-на-ни-и, я же не вместо тебя на троне сижу, а только внутри тебя. А на троне сидишь ты, наливаешь себе пива и дуешь его в свое удовольствие.
- Эт-т-т-о ты пьешь, а болеть б-б-удет, моя голова, - заплетающимся голосом посетовал царь.
- Не боись, болеть будем вместе, я друга в беде не брошу!
- Иван, ты мне друг?
- Друг!
- Давай выпьем за дружбу!
- Ты что будешь?
- Как что? То же, что и ты.
- Уважаю! Вот черт, как в голову то ударило, аж помутнение разума случилось. Давненько такого не было, чтобы при ясной памяти и беспамятство. Чудны дела твои, господи, - подивился Иван.
- Ваня, а давай еще по одной! За братство! Ты же мне ближе брата, - царь всхлипнул и мысленно смахнул набежавшую слезу, - пьем до дна!
- За братство!
Иван медленными глотками ополовинил большую кружку, громко и с удовольствием рыгнул, чувствуя, как приятный дурман растекается по сознанию, весенним шальным половодьем сметая непонятности нынешнего Иванова бытия.
- Ваня, скажи как брат брату, каким макаром ты в моей башке поселился? - вкрадчиво поинтересовался царь.
- Это тебе к чему? - тотчас насторожился Иван.
- Я ведь царь! Тревожно мне, ежели так поведется и всяк будет у меня в башке, как на постоялом дворе поселяться, куда же империя скатится?
- Не боись, Ваше Величество, кроме меня никто… клянусь… хочешь на кресте клятву дам, хочешь? - Иван поискал взглядом образа, но не нашел их в трапезной.
- И все ж таки, открой секрет или жалко тебе? - не отставал царь.
- Было бы чего жалеть, Ваше Величество, да в памяти дырка. Запамятовал я по-пьяни, что со мной сделалось, перед тем как я у тебя в башке очухался. Помню только - выпил изрядно, а вот что именно пили, даже не спрашивай - не помню, - как на духу признался Иван.
Честно говоря, он предполагал некую связь между выкуренной сигарой и своим перемещением, но выдавать то предположение за знание опасался. Потому как возникнут вопросы, откуда мол травка, кто такой Швондер и какого рожна они творили в космосе, вылетев раньше тревожного вызова. К тому же странный сон и деньги с неба - лучше язык придержать.
- Не спрашивай, Ваше Величество, сам не знаю, а врать не приучен. Да и к чему тебе оно, иль тоже задумал куда скакнуть? Да куда ж тебе еще прыгать-то, ты и так царь? - неприлично громко загоготал Иван, представив, как царь перепрыгнет, к примеру, в башку какого-нибудь забулдыги портового.
- Не представляешь, Вань, как мне скучно, как одиноко. Ты думаешь дворе-е-е-ц, народу тьма, девки увиваются, каждое твое желание вмиг исполняется?
- А как же иначе? - удивился Иван, - Ты же царь! Главнее тебя в России нет никого, всяк букашка тебе подчиняется, слово скажешь и армада в бой ринется, небо перевернется, земля провалится, девка в постель прыгнет!
- Вань, сказки все это, - шмыгнув носом, грустно признался царь после небольшой паузы. - Ты хоть в бордель сходить можешь, с девками в стогу покувыркаться, в кабаке повеселиться. А мне нельзя, ни-че-го нельзя! Понял?
- А кто же тебе запретить может? - не поверил Иван.
- Да все кому не лень, каждый норовит мне в нос ткнуть, дескать так нельзя, а это негоже царскому званию. Давай меняться - ты в цари, а я в пилоты!
- Ваше Величество, дык мы уже поменялись вроде. В смысле я и так уже царь. Но ты не грусти, это ненадолго, будет возможность сбегу обратно, вот те честное слово.
- Нет, не сбегай, Иван, живи в свое удовольствие. Давай я вместо тебя сбегу. У тебя сколько девок в городе?
- Да кто же их считал то, мы Волгины никогда женским вниманием обижены не были.
- Вот я и говорю, живи себе в хоромах царских в полное свое удовольствие, а я туда… на свободу… к девкам… к звездам.
- Нет, Ваше Величество, туда тебе нельзя, слабый ты, не совладаешь. Да и в первом же бою прикончат к такой-то матери. Навыков моих не имеешь, чего там делать будешь.
- Можно подумать у тебя навыки царские есть, - обиделся царь, - а вона же сидишь, царствуешь.
- Навыки тут к чему? Все само крутится, ты же сам все и наладил, любо-дорого посмотреть! - подсластил горькую пилюлю Иван.
- Вот именно что само, без меня, а меня туда и не подпускают.
- Да кто тебя не пускает, может, ты сам не хочешь?
- А вот накося-выкуси, не хочу. Еще как хочу, но шпики вокруг вьются, все тайному советнику докладывают. Этот злыдень, что хочет, то со мной и делает. В казне пусто, а него густо. Армия на границах, а его шпики, да охрана туточки рядышком. Да что говорить, если собственный дворецкий, друг беззаветный, за мной шпионит и ему докладывает.
- Слушай, Ваше Величество, что-то ты совсем в тоску ударился, давай еще кружечку тяпнем. Только я сейчас секундочку буквально передохну, что-то в глазах темнеет, погодь чуток, никуда не уходи, ха-ха-ха… - Иван отрубился на полуслове, окунувшись в блаженный сон.
* * *
Психиатрия помогает нормальному человеку выделить элементы реальности из бредового потока сознания.
Ивану моментально приснилось, что его бесчувственное тело несут куда-то по коридорам. Туманные фигуры раздевают его, одевают в какие-то хламиды белые и снова несут, несут, укачивая на ходу. И так Ивану стало приятно и покойно, что просыпаться совсем не хотелось. Вспомнилось далекое детство, когда маменька укачивала его малого перед сном, и он засыпал с ощущением абсолютного счастья.
- Мама, спой песенку! - попросил он и удивился, что голос звучит грубо не по-детски, словно он не маленький мальчик, а мужик взрослый.
Как же маменька его на руках-то удерживает, он же такой здоровенный, тяжелый. Вздрогнул Иван от испуга, что маменька не удержит и уронит его прямо на каменный пол. Вздрогнул и очнулся, открыл глаза и ничего не понял.
Трапезная пропала, он не сидит за столом дубовым перед кувшином с пивом, а лежит на кушетке высокой, опутанный проводами, датчиками, под ярким светом операционной лампы. Кругом приборы стоят вида необычного, и в лицо ему смотрит раструб похожий на сопло старинной ракеты. Прямо над ним склонились какие-то люди в масках и глядят озабоченно и выжидательно.
- Это что за ерунда? - спросил Иван склонившихся над ним врачей в белых масках, - Я что заболел?
Он попытался пошевельнуться и обнаружил, что пристегнут широкими плоскими лентами к столу.
- Не понял, что за дела? Быстро меня отстегнули, давно у палача в каморке не бывали?
Врачи переглянулись, но не сделали попыток исполнить царскую волю и отстегнуть царя.
- Заговор? Царя решили убить? Охрана-а-а-а! - заорал Иван во все горло. - Убить изменников, освободить царя!
- Господа, приступайте, не слушайте, что вам говорит этот… в общем исполняйте приказ царя! - распорядился кто-то из-за спины врачей.
- А я тогда кто? - удивился Иван. - Не царь что ли? Мигом меня развязали!
- Ваше Величество, - решился, наконец, один из врачей, - вы же сами приказали ваших речей не слушать и избавить вас от того, кто в вашей голове поселился. Охрана не прибежит, вы ей особо приказали не слушать ваших приказов, пока мы не разрешим.
- Когда это я вам приказал? Не помню такого! - уперся Иван, решивший бороться до последнего.
- Немедленно приступайте к процедуре, - настойчиво поторапливал все тот же голос в задних рядах, страдавший явным не русским акцентом. - Вы же видите, он заговаривает вам зубы.
- Вы, царь-батюшка, сильно выпивши были, пива изволили много откушать. Разговоры странные вели, словно не в себе были, спорили все, ругались. Потом упали, захрапели. А как вас под белы рученьки взяли и в опочивальню понесли, так вы глаза открыли и это самое распоряжение выдали, - шепотом, склонившись к самому уху царя, пояснил врач.
- Пьяный, значит, был? - так же шепотом поинтересовался Иван.
- Ага!
- А что же вы пьяного царя слушаете, мало ли чего я сболтнуть спьяну мог?
- Так вы, царь-батюшка, это очень трезво сказали и особо напомнили, что как вы протрезвеете, так сразу кинетесь кричать, чтобы вас освободили. Токмо под страхом смертной казни запретили нам ваши приказы выполнять, пока мы эту тварь из вас не вытащим, - дрожащим голосом пояснял врач.
- Что вы там шепчетесь? Включаю аппарат на прогрев, подсоедините электроды, введите объекту транквилизатор. Быстро, господа, быстро, приказ царя нужно исполнять буквально и моментально, чиорт пабьери! - скомандовал незнакомец, тщательно прячась за чужими спинами, стараясь не попадаться на глаза царю.