* * *
Гривуазный ветер играл его волосами, как глупый ребенок забавляется погремушками: треплет их, дергает во все стороны, да еще и весело подвывает. В правой руке он держал факел, в левой -- уздечку. Напуганный мрак расступался перед его взором. Топот копыт да сиплое дыхание лошади были единственными звуками во всей округе. В лицо бил жар пламени: то ласково лизнет, то обожжет по-настоящему.
-- Костры! Наконец-то костры!
В беспроглядном океане темноты появились светящиеся точки. Стан франзарской армии. Кей Ламинье пришпорил коня и с величайшим облегчением подумал о скором отдыхе. Вот уже костры совсем близко, стали различимы их теребимые ветром оранжевые космы. Послышались голоса, знакомые звуки и фразы. Потом кто-то из солдат крикнул:
-- Граф Ламинье! К нам едет граф Ламинье!
Вспотевший конь резко затормозил и дико уставился на огромный сноп огня, непривычный контраст тьмы и буйного пламени вызвал у него временную слепоту. Граф подозвал к себе первого попавшегося солдата.
-- Где шатер герцога Оранского?!
Не прошло и трех циклов, как сам герцог вышел к нему с распростертыми руками и обаятельной улыбкой, лишенной даже тени лукавства. Ламинье ответил холодным кивком. Потом спросил:
-- Скажи, это правда?
Герцог слегка сдвинул брови, соображая, о чем вообще речь.
-- Моя дочь у них в заложницах. Бедная Дианелла! Я не вижу иного пути для ее спасения, кроме как...
-- Зато я ясно вижу!! -- Ламинье хотел лишь слегка повысить голос, но не сдержался и злобно рявкнул. -- Не крути языком, герцог! Я спрашиваю еще раз: это правда, что ты укрываешь в своем шатре дочь нашего врага короля Эдуанта?! Да или нет?
Оранский отвел взгляд в сторону. Наконец-то понял... Он слегка покивал головой, но это не являлось жестом согласия. Скорее герцог подумал: "я знал, что именно так все закончится!". Ламинье спрыгнул с коня и продолжил инвективу в его адрес:
-- Позор, герцог! Родной брат короля! Правая рука, на которую он опирается! Заводить любовные романы в самый разгар битвы! Да еще с кем!
-- Граф! Она не имеет к этой войне никакого отношения! Она пришла ко мне... Ей нужно было убежище... Ей...
-- Чего запинаешься? Надо было заранее речь подготовить. Экспромтом вранье мало у кого получается. Тут необходим высший актерский талант: врать на ходу, да еще так убедительно, чтобы это сошло за правду!
-- Это и есть правда, граф!
Немного помолчали, слушая отдаленный гомон солдат. Ламинье глянул в сторону города. На нем, как прежде, светились глазницы прожекторов. Никто ни в кого не стрелял. Ибо сейчас один-единственный выстрел мог повернуть ход истории.
-- Короче, -- граф быстро остыл и заговорил более спокойно. -- Это приказ короля: ты лично берешь свою ненаглядную пассию и подносишь ей нож к горлу. Если все пройдет благополучно, мы просто обменяемся: они отдадут нам Дианеллу, мы им -- Фиассу. Племянница короля должна быть спасена любой ценой. Уж если ты не имеешь сострадания к собственной дочери...
-- Граф...
-- Довожу до твоего сведения: я имею полномочия делать с тобой все что угодно! Ты почти изменник! Взвешивай свои слова и докажи мне делом, что это не так!
Они долго смотрели друг на друга. Поединок на выносливость: кто первый отведет взор, тот признал свое поражение. У герцога, по натуре весельчака и балагура, очень редко глаза были такими затравленными, а их цвет -- таким угасшим. Ламинье упивался собственной властью: хоть разок в жизни он может на него накричать, хоть раз, пусть ненадолго, но может почувствовать себя на голову выше Оранского, любимца солдат и полубога для черни. Когда еще представится такая возможность?
Герцог угрюмо посмотрел на кончики своих сапог.
-- Мне надо подумать...
-- За тебя уже подумал король! Прояви хоть немного ума, не зли его!
Оранский с тяжестью во всем теле, словно вместо крови у него по жилам бежал свинец, вошел в шатер. Пошатнулся и присел на шезлонг. Фиасса глядела на него с детской доверчивостью. Ее волосы были аккуратно подобраны, и лишь несколько локонов небрежно свисали на лицо. Затухающий костер потрескивал, требуя новой жертвы для огня.
-- Я все слышала, -- тихо сказала она.
Герцог крепко сжал в кулаке свою короткую бороду. Дернул и, вскакивая с места, воскликнул:
-- Я же говорил тебе: уезжай! Уезжай... -- Потом он подошел к Фиассе и встал перед ней на колени: -- Любимая, это будет просто спектакль, блеф, мрачный розыгрыш... Все закончится хорошо! Успокойся!
Она мягко улыбнулась. По краям ее глаз образовались симпатичные морщинки.
-- Я все понимаю, Альвур.
Черный купол над головой выглядел сплошным монолитом, в котором нет ни времени, ни расстояний. И ни единого небесного костра. Там, далеко в небе, что-то угрожающе завывало. Опять пробудился диссонанс древнего хаоса. Опять дело шло к дождю. Город был со всех сторон окутан мраком, словно черным заледенелым колдовством. Отдаленные костры франзарской армии были так похожи на галлюцинации, что английские солдаты порой протирали глаза, думая, что сейчас они все исчезнут. На стене города стояла маленькая девочка. Один из солдат держал ее за руку. Ей было тяжело глотать, так как в ее горло упиралось слегка затупленное лезвие ножа. Она стояла и с надеждой смотрела во тьму. Где-то оттуда, из невидимого мира, должны были явиться ее спасители -- отец Альвур или дядя король со своими сильными рыцарями. Редкие слезы охлаждали ее пылающие щеки. Она тихо шептала: "я хочу к маме, она обещала, что сошьет мне новое платье... я по ней сильно скучаю...".
Адмирал Боссони ходил по стене с огромным рупором и периодически говорил одно и то же:
-- Франзарцы! Время нашего ультиматума истекает! Или вы отводите войска и предоставляете нам корабль, или мы перерезаем ей глотку! Нам терять нечего, мы уже победители!
И вот, впервые снизу донесся ответ:
-- Победитель с лысой головой! Опусти свои очи на грешную землю и посмотри сюда!
Зрачки Боссони вяло скользнули вниз. Его губы дрогнули, лысина налилась краской. Он спешно схватил бинокль и прилип к его окулярам: с такой силой воткнул их в глазницы, что они чуть не вошли внутрь черепа.
-- Проклятье... проклятье... Проклятье!! Откуда она здесь?!
Внизу стояла Фиасса, дочь английского короля. К ее горлу тоже был поднесен нож. И ни кем иным, как герцогом Оранским. В стане англичан возникла ажитация близкая к панике. Солдаты забегали, крича друг другу:
-- Не может быть, что это она! Глядите внимательней, адмирал!
Сам Оранский скорбно молчал. Он глядел в лицо своей дочери и ласково шептал на ухо любовнице:
-- Потерпи, дорогая. Это всего лишь маленький спектакль. Сейчас они отпустят Дианеллу, а я отпущу тебя! Я ведь люблю тебя, ты знаешь!
Нож в его руке дрожал. Капли соленого пота попадали на язык. Одной рукой он нежно придерживал Фиассу за талию, в другой сверкала бесчувственная сталь. Лезвие, жгущее холодом как огнем. Мир замер от напряжения. Два беззащитных хрупких создания стояли друг напротив друга. Оба ножа готовы были в любое мгновение лишь единым движением решить судьбу тысяч людей. Достаточно было неосторожно сказанного слова, неосторожного жеста руки или срыва какого-нибудь нерва.
Со стороны франзарцев ультиматум диктовал Ламинье:
-- Отдавайте нам девочку, мы возвращаем дочь вашего мерзавца, и будем биться как честные воины!
Сказал и тут же осекся: слишком глупое предложение. Наверняка откажутся. Боссони сверкнул со стены своей лысиной.
-- Нет уж, доблестные воины! Сначала предоставьте нам три корабля для отплытия в Англию. И пусть ваш прогнивший флот уйдет подальше от этого места!
С неба упали первые капли дождя. Там, у небожителей, опять прохудилось дно какого-нибудь океана. А виноватыми в этом, как обычно, оказались обитатели земли. Ламинье мрачно глянул на командующего армией. Граф Айлэр вздохнул.
-- Придется соглашаться. А дальше... действуем по обстоятельствам.
Солдаты с той и с другой стороны засуетились вокруг костров, спешна кормя их ветками, чтобы дождь не лишил их единственного источника света в этом мире. Один из английских офицеров подошел к Боссони и шепнул ему на ухо:
-- Господин адмирал! Король Эдуант предал нас! Он не послал нам в подмогу ни единого корабля. Он бросил нас на произвол. Стоит ли спасать его дочь? Подумайте.
Боссони скривил все морщины на своем лице.
-- А что ты предлагаешь?
-- Доблестную смерть, достойную истинных воинов. И еще месть обоим королям.
Адмирал показал ему свои изогнутые брови и полные бешеного блеска глаза.
-- Пошел ты со своей доблестной смертью знаешь куда? -- потом вытер рукавом мокрое лицо и добавил всем надоевшую пошлость: -- В неподтертую задницу! А у меня в Англии осталась спутница жизни, три сына и дочь!
Дождь тарабанил по медным шлемам английских солдат, а те воспринимали это как стук по нервам. Боссони долго молчал, ходил взад-вперед по стене, все думал, думал, думал... "Да, наш придурковатый король, конечно, не заслуживает нашего подвига. Но иного варианта нет". Он вновь приставил рупор ко рту:
-- Ладно! Если предоставите нам хотя бы пару кораблей, мы отпускаем девчонку. Принцесса Фиасса должна быть первой, кто вступит на их палубу! И не злитесь на нас! Мы лишь только исполняли приказ Эдуанта! С ним потом сами разбирайтесь.
Герцог Оранский даже прослезился от радости.
-- Видишь, дорогая, сейчас все закончится. И пусть вся черная вселенная знает о нашей любви. Нам нечего скрывать.
Оунтис Айлэр кивнул.
-- Соглашаемся. Куда деваться?
Ветер стал завывать с какой-то невыразимой патетикой, словно пел на все поднебесье. Он гнал капли дождя в сторону франзарской армии, то ли охлаждая ее пыл, то ли орошая благодатной влагой. Огромные языки костров пили посланную небом воду и никак не могли насытиться. Адмирал Боссони обратился к солдату, держащему Дианеллу:
-- Ладно, отпусти пока девчонку.
Черная вселенная нередко подвергалась подобного рода локальным потопам, несущих с собой грязь, слякоть, полную неразбериху вокруг. Интересно, а чем сейчас занимаются небожители?
-- Да отпусти ты нож от ее горла!
Солдат не шелохнулся. Он продолжал держать Дианеллу в крепких объятиях. Лезвие холодного оружия, казалось, еще больше углубилось в кожу. Боссони побагровел от бешенства:
-- В чем дело, рядовой?!
Солдат повернул к нему мокрое, белое как мел лицо.
-- Король Эдуант отправил на смерть моих родителей... это было несправедливо... клянусь, он был не прав... -- его губы рождали не слова, а какие-то шипящие звуки, -- я поклялся, что отомщу ему... отомщу... отомщу...
-- Что за бред ты несешь?! Немедленно отпусти девчонку! Это приказ!
-- Отомщу...
Боссони мигом сообразил, что имеет дело с ненормальным, который пытается свести с английским королем какие-то личные счеты. Даже внешностью солдат не походил на человека: мумия, движимая не духом а порывами ветра.
-- Отомщу...
Адмирал рванулся вперед, но тут дрогнул нож... Тот самый, что решал дальнейший ход истории. Дианелла разревелась:
-- Дяденька! Отпустите! Мой папа даст вам все, что захотите!
В полумраке на фоне мертвецко-бледного лица зияли красные, воспаленные затаившимся фанатизмом глаза.
-- Я поклялся, что отомщу... -- солдат крепче сжал Дианеллу за талию и наклонился к ее уху: -- Успокойся, девочка, это совсем не больно. Сейчас мы зальем кровью весь мир... Этот мир недостоин нашего взора...
-- Псих! -- Боссони понял, что дело серьезное. -- Кто рекомендовал мне этого психа? Как твое имя, рядовой?
Адмирал дал легкий знак стоявшему позади сержанту. Тот осторожно поднял ружье, целясь в затылок свихнувшемуся вершителю справедливости.
В тот же момент раздался возглас, заглушающий вселенский вой:
-- Вот вам моя подпись под вашим мирным договором!!!
Солдат чиркнул ножом с театральной легкостью, будто отрепетировал этот жест несколько раз. Из маленькой детской шеи брызнул красный фейерверк. Жалобный визг мигом перешел в хрипоту. Ее тельце судорожно подергивалось, раздувшиеся зрачки отражали в себе одну только черноту. Шлем слетел с головы солдата, и на его лбу оказалась кровавая дыра. Все произошло почти одновременно. Два тела, лишенные духа, полетели вниз с городской стены. Они так и падали -- в обнимку друг с другом. Падали в бездну, у которой уже никогда не будет конца...
В стане франзарской армии долго не раздавалось ни звука. Герцог Оранский тупо глядел на то место, где только что стояла Дианелла. Кровь отхлынула от лица, но смысл произошедшего до сих пор еще не проник в сознание. Фиасса тихо всхлипнула. Граф Ламинье понял, что в ближайшее время ему лучше не возвращаться в Нант.
-- Вот уроды... Это какие-то твари. Они хоть соображают, что мы сейчас с ними сделаем? -- коадьютор сжал кулаки и некоторое время наслаждался болью своих острых ногтей, впивающихся в ладони. Потом резко обернулся. -- Режь ей глотку! Чего ждешь?!
Фиасса жалобно застонала:
-- Альвур! Ты обещал...
Герцог только сейчас обрел дар речи. Его руки тряслись как от лихорадки, внезапный холод во всем теле сменился внезапным жаром.
-- Я... не... нет, она не виновата! Возьмем ее в Анвендус, будем держать в заложницах!
Коадьютор подошел ближе и уставил на него свое изумленное лицо. Волосы, слипшиеся от обильного дождя, отпечатались у него на лбу какими-то кляксами. Губы несколько раз пытались пошевелиться, подбирая слова. Но слов так и не последовало. Заговорил рядом стоящий Оунтис Айлэр:
-- Герцог! На ваших глазах убили вашу собственную дочь! Неужели вы не отомстите?!
Фиасса не переставала стонать:
-- Альвур, не надо! Пускай меня убьет кто-нибудь из них, только не ты!
-- Нет, милая моя, именно он! -- негодующе заорал Ламинье. -- Пусть докажет королю, что он не изменник! Иначе будет казнен как ренегат!
Герцог Оранский стоял в полнейшем шоке, не отпуская ни нежной груди Фиассы, ни ножа. Его душа металась внутри тесной, дурно пахнущей телесной оболочки. В его сознании вспыхивали и гасли разнородные картины прошлого и будущего: клятвы любви, объятия, предсмертный возглас Дианеллы, упреки всего двора, королевский суд и виселица. Все в одном месиве, не достойном называться ни явью, ни сном, ни жизнью, ни бредом... То, что происходило далее, вершил уже не он, а сломивший волю инстинкт самосохранения.
-- Любимая, прости...
Лезвие ножа дернулось вслед за рукой.
Фиасса умирала долго. Она корчилась на земле, зажимала пальцами горло, кричала и призывала на помощь давно умершую мать. Трава под ней окрасилась в багровый цвет. Ладонь герцога разжалась, и нож упал в какую-то бездну.
-- Все орудия к бою! Стенобитные машины к бою! -- заорал граф Айлэр, и этот приказ многоголосым эхом стали повторять по своим позициям старшие офицеры.
Под вой штормового ветра загрохотали пушки, и затряслась шаткая земля. Тевтонские машины вновь задолбили по городской стене. Стрелы наперегонки с пулями засвистели по воздуху. В городе началась паника. Англичане поняли, что это их конец. Адмирал Боссони мигом спрыгнул со стены, но все же получил глубокую рану на бедре -- отпечаток великой войны на теле великого человека. Стена города принялась содрогаться с пунктуальной точностью. Перед каждым очередным ударом английские воины вздрагивали: сначала от страха, потом и от самого удара. Кое-кто из них еще пытался оказывать сопротивление, но большинство побежало искать глубокие норы, чтобы спрятаться.
Герцог Оранский упал рядом с мертвым телом и зарыдал. В слезах, что текли из его глаз, было больше отчаяния, чем в обильном дожде, льющимся с чем-то опечаленных небес. Никто даже и не подозревал, что о смерти Фиассы он горюет сильнее, чем о смерти своей дорогой Дианеллы.
Создавая разимый контраст его чувствам, солдаты франзарской армии вдруг радостно закричали. Стали бить мечи о ножны. И следом послышался глухой треск падающих каменных глыб. Стена наконец рухнула... Долгие молитвы к Непознаваемому были услышаны.
-- Все слушаем меня! -- громко, через рупор, отдавал приказ граф Айлэр. -- Старайтесь не убивать англичан! Отрубайте им руки и ноги. Пусть умирают в медленных муках!
Королевская инфантерия ломанулась в образовавшийся проход. Все орали от дикой экзальтации:
-- Смерть! Смерть нечестивцам!!
-- Вперед! За короля Эдвура!
-- За великую и непобедимую Франзарию!
Казалось, что внутрь города хлынул живой океан. Английские солдаты бросились бежать. Только -- куда? Иные пытались прикрыться горожанами как заложниками! Но смерть косила и тех, и других. Англичан за то, что они англичане. А коренных обитателей Ашера за то, что не смогли уберечь племянницу короля. Смерть сама по себе скудна интеллектом. Куда ее направят, туда она и идет.
Лейтенант Минесс с презрением отбросил в сторону аркебузу. Он считал, что огнестрельное оружие -- позор для настоящего воина. Меч! Вот она, стальная душа справедливой войны! Он с наслаждением сжал его эфес своей жилистой пятерней, посмотрел на амальгаму каменных осколков, посмотрел на изуродованные паникой лица врагов и воскликнул:
-- За короля Эдвура!
Наверное, Минесс потому и выжил в столь жаркой битве, что мастерски владел любыми видами оружия (в том числе и щитом). А меч был для него родным как собственная плоть. Он даже чувствовал через него. Холодное стальное жало становилось как бы продолжением нервов. В бою он приходил в исступление, творческий экстаз. Ибо каждая битва являлась искусством.
Лейтенант менял свое местоположение длинными прыжками, иногда он делал в воздухе пируэт, вращался, рубя на право и налево. Сначала выбирал себе жертву, потом резко сгибал ноги, прыгал... и уже в полете точно знал, какая часть тела противника в какую сторону отлетит. Выполняя приказ командующего, он в первую очередь отсекал врагам правую руку -- ту, что держит оружие, потом (при желании) левую. Всего два взмаха и два удара. Насмерть англичан никто не убивал. Их укороченные по всем направлениям тела валялись на земле, извергая страшные вопли и шевеля окровавленными культями. Отрубленные руки и ноги беспорядочно были разбросаны по всем направлениям. Зрелище было дикое: люди, словно механизмы, лежали разобранные по запасным частям, их конечности будто кто-то дергал за невидимые ниточки. Нередко случалось, что человек уже умер, а его правая рука, валяющаяся на противоположной стороне улицы, ощупывает бледными пальцами поверхность земли. Души убиенных поднимались над остывшей плотью и незримо воспаряли к небесам. Туда, где Настоящий Мир. Туда, где каждый получит по своим делам.
-- За короля Эдвура! -- браво воскликнул Минесс и сделал очередной выпад. На сей раз неудачно: английский солдат успел уклониться, и острие меча лишь расстегнуло его мундир, сорвав все пуговицы.