Но даже он сам еще не осознавал, что вместе с телесным адом в его душу пришло самое важное, в чем он нуждался. Это -- воспоминания. Перед взором ярко вспыхнули пейзажи планеты Фрионии: бледные красные камни, пустыни, жгучие надежды и ледяные разочарования, полнейшее отсутствие органической жизни и жизни вообще. Резал слух возглас астрофизика Майкла Стаура: "ну и какого хрена мы сюда тащились столько световых лет?!". Ответом ему был обнадеживающий голос Джона Оунли: "здесь есть атмосфера, пригодная для дыхания! Разве этого не достаточно? Подождать каких-нибудь пару миллиардов лет, и здесь возникнет разумная жизнь!".
Картины сменялись перед взором с кинематографической частотой -- двадцать пять кадров в секунду. В них имелось все: рождение, детство, мечты о дальнем космосе, внезапное их осуществление. Каждый штрих прошлого отражался в теле очередным всплеском боли. И он вспомнил все...
... даже то, что перед погружением в эскапический сон так и не сходил в туалет. Истерзанное тело находилась в состоянии релаксации: мышцы охладевали от прошедшего пеклища, вся кожа покрылась приятной влагой, молоточки в висках стали затухать. Он, пьяно пошатываясь, встал на ноги. В пяти саркофагах еще спали люди, над ними еще витал белесый туман -- рассеявшийся дух низкотемпературного автоклава. И он узнал всех пятерых.
-- Джон!.. Капитан Джон Оунли! Я вам приказываю подняться! -- Александру вдруг показалось, что их капитан слегка пошевелил головой.
Нет, не показалось. Так оно и было. Здоровяк Джон с огромной шевелюрой рыжих волос открыл тяжелые веки. И сделал он это с таким трудом, словно поднимал штангу. Глаза тут же захлопнулись. Вторая попытка оказалась более удачной. Любопытно было наблюдать, как только что ожившие зрачки, не выражая еще никаких эмоций, плавали вправо-влево и пассивно воспринимали факт существования внешнего мира. Потом дернулись его губы и приподнялась голова. Тело зашевелилось, словно давно покинувшая его душа наконец-то вернулась в свое обиталище. Капитан Оунли тихо прошептал свои первые слова:
-- Что это?.. Где я?.. Куда Виктория задевала мой галстук? Мы ведь собирались поехать к Хайту на день рождения...
Виктория -- его первая жена, умершая на Земле около двух тысяч лет назад. Иногда во время эскапического сна в активную часть мозга память выбрасывает осколки далекого прошлого. Джон поднялся с саркофага, как ребенок поднимается из своей люльки: со взором полнейшего непонимания происходящего.
-- Виктория! Ты где?!
-- Очнись, капитан! Мы в дальнем космосе!
Оунли отскочил, словно его ошпарили кипятком. Причиной было то, что он увидел Антонова.
-- Ты кто?
-- Я Алекс! Ваш почетный программист. Вспоминай! Мы возвращаемся с Проксимы!
-- Ты не видел Викторию? Сегодня у Хайта день рождения. Двадцать пять лет старику... Да где я, черт возьми?!
Капитан с изумлением посмотрел на свой саркофаг, потрогал его, наверное минут пять всматривался в лица остальных членов экспедиции. А далее с ним случилось то, что и должно было случиться. Он схватился за голову и начал стонать. Потом громко выть. И наконец -- кричать. Катался по полу, рвал на себе комбинезон. Глядя на него, никто бы не дал другого диагноза, кроме одержимости, которая, в свою очередь, изгоняется только усердными молитвами. Капитан продолжал свое неистовство бесконечно-долгие десять минут. Бес, вселившийся в его тело, вращал вокруг него, словно центрифугу, маленькую каюту. И первое, что он вспомнил под действием адской боли, это то, что она называлась каютой Забвения.
Антонов серьезно испугался. Как бы не случилось летального исхода. Из ноздрей Джона уже потекли обильные струйки крови. Тело судорожно дергалось на полу, будто к нему подсоединяли ток. Опасность, что оно так и не сможет выйти из смертельного штопора, составляла около двадцати процентов. Но для Джона эти траурные проценты просвистели над самым ухом и унеслись в бесконечность. Тело его, наконец, обмякло. Он лежал лицом вниз. Его грудная клетка часто вздымалась, прокачивая воздух: вдыхая забытый вкус жизни и выдыхая остаток агонии. Разорванный собственными руками комбинезон был весь в поту. Он медленно-медленно приподнял голову, протер ладонью мокрое лицо и с изумлением сказал:
-- Алекс, ты?!
-- Джон! Мы возвращаемся! Ты можешь в это поверить?!
-- Все это было так давно... Старт с Земли... Ты помнишь тот прощальный карнавал в нашу честь? -- Капитан вдруг расхохотался. -- А помнишь ту белокурую девицу, которая кричала: "я обязательно дождусь тебя!". Помнишь? Неужели все это происходило на самом деле?.. А кого из нас шестерых она собиралась дожидаться?
Александр подошел к капитану и сжал его в объятиях. Два липких от пота тела приклеились друг к другу.
-- Джон!! Кто-нибудь когда-нибудь испытывал подобной радости? Мы возвращаемся!
Зашевелились тела в остальных четырех саркофагах. Ни живые ни мертвые члены звездной экспедиции с бледными изумленными лицами и нулевым пониманием происходящего, стали боязливо озираться вокруг.
-- Приготовься, Джон, сейчас начнется кошмар. Муки воскресения из мертвых.
Когда тела их коллег стали издавать звериные звуки и корчиться на белом полу, в каюте поднялась такая какофония истерических возгласов, что Александр испугался не только за жизнь друзей, но и за собственный рассудок. Он мысленно торопил ленивые минуты, собственным бессилием толкая вперед вселенское время. "Скорей бы! Скорей!".
Из четырех оставшихся членов экспедиции на ноги поднялся лишь один. Это Эдрих Вайклер, штурман. Остальные трое продолжали лежать с пеной у рта, лишенные всякого движения. Тогда настало время вспомнить самое главное: человек, находясь в нестабильном состоянии жизни, имеет шанс когда-то умереть. Зато смерть стационарна и неизменна. Отныне и на всю оставшуюся жизнь у тех кто остался смерть будет ассоциироваться с пеной у рта и тремя небрежно раскинутыми по райской белизне телами... И еще с ноющей тоской в душе.
-- Эдрих, скажи нам что-нибудь. У тебя все нормально?
Вайклер нелепо развел руками. Он сжал мокрыми ладонями еще не отошедшую от боли голову и недовольно произнес:
-- С самого начала я знал, что все бестолку. Нет там никакой жизни. Ни органической, ни неорганической, ни даже легендарно-мифической. Лишь голые камни... Да, они красиво выглядели в заходящих лучах Проксимы. И вот только ради этой красоты мы потратили всю свою жизнь. Я вас поздравляю.
Всякие поздравления теперь воспринимались со сдержанным молчанием. Майк, Павел и Андрей были мертвы. Успели ли они хоть что-то вспомнить в период агонии? Успели осмыслить происходящее? Вкусить хотя бы черную радость возвращения? Их кораблю пророчили гибель еще на старте. Иные говорили, что они едва ли дотянут до орбиты Плутона. Даже если этот подвиг и свершится, то огромное межзвездное расстояние наверняка станет для них бездонной могильной ямой, а "Безумец" -- гробом. Название космического корабля вполне отражало его авантюрный характер. Удивляться нечего: как-никак самая первая в истории человечества звездная экспедиция. Сколько их было еще потом -- вопрос с несколькими вопросительными знаками, потому как связь с родной планетой прекратилась сразу после выхода из системы.
-- И все-таки мы первые... -- произнес Александр. Голос его обрел утерянную твердость. -- Мы -- Гагарины. И никто уже не посмеет вписать вместо нас другие имена... Кстати, Джон! Ты не забыл о той бутылке шампанского, которую ты спрятал в морозильной камере и сказал, что она будет распечатана первым очнувшимся от эскапического сна? На ее этикетке мы еще поставили свои росписи. Помнишь?
Капитан угрюмо кивнул.
-- Вообще-то эту идею подал мне Андрей.
Взор волей-неволей вновь упал на бездыханные тела. Они лежали в обнимку с вечностью. И их распростертые по полу руки словно прощально охватывали весь мир.
-- Предлагаю похоронить их в космосе. Не сомневаюсь, что любой из них выбрал бы звезды, а не земляных червей. -- Вайклер глянул на лица коллег, заведомо зная, что согласие будет единодушным. -- Кто нас сейчас помнит, на этой Земле?
Часа через полтора от "Безумца" отделились три капсулы с остывшими телами. Вселенная молчаливо приняла своих сыновей. Бездна немого пространства стала для каждого из них дорогой к множеству пылающих миров. Никто еще так красиво не уходил в свой последний путь, если еще учесть, что путь этот никогда не закончится. Под торжественный блеск небрежно рассыпанных звезд и под чуждый человеческому слуху реквием ледяного пространства эти трое останутся вечными странниками галактики, они никогда не лягут в могилу: так и будут висеть между жизнью и смертью, между крапленым светом и необъятной тьмой, наконец, между реальностью и ее зеркальным отражением -- иллюзией реальности.
Антонов потряс в руке шампанское.
-- Где возгласы?! Не слышу радостных восклицаний! Где безумие? Где сумасшествие, разгоняющее хандру?
-- У-ру-ру!! -- в рифму заголосил Джон. -- Сойдет за придурковатый возглас?
На этикетке была прикреплена табличка с надписью, текст которой просто обязан занять свое место в истории человечества. "Эту бутылку разрешено распечатать в том и только в том случае, если "Безумец" будет уже на подступах к солнечной системе, а его экипаж очнется от эскапического сна. Космоплаватели из Прошлого поздравляют себя самих в Будущем с возвращением на Землю. Кричите "ура!". Да погромче!"
Пластмассовая пробка стрельнула в потолок, едва не пробив обшивку корабля.
-- Сейчас была бы утечка воздуха, -- вместо ожидаемого "ура" вставил Александр. -- Бокалы! Быстрей бокалы подставляем! У меня уже вся рука мокрая.
Извержение пены с горла бутылки без риторических излишеств можно было сравнить с извержением настоящего вулкана. С таким же грохотом и с такой же страстью.
-- Кричите что-нибудь бессмысленное, пляшите на одном месте! Что вы как неживые?!
-- Кстати, где музыка? Наш акустический центр еще не изъеден потоками нейтрино? -- Джон побежал в каюту Развлечений, вставил в пасть компьютеру свой любимый диск, дал звук на все динамики и заорал: -- Повелеваю явиться музыке!!
Она-то и совершила свое пагубное действо. Окончательно свела эту троицу с ума. Они начали прыгать, трясти бокалами, наперебой кричать всякую ахинею.
-- Мы побывали там, куда не совались даже боги! Боги!!
-- Ур-р-р! Ур-р-р! Ам-татам! Ам-татам!
-- Радируйте на Землю! Пусть готовят нам памятники высотой двадцать, нет -- тридцать метров!! Мы -- герои! Первые и последние!
-- Великие и Непревзойденные!!
-- Ур-р-р! Ам-татам! Кулька-барабулька! Я попросил его подвинуться, и он подвинулся умом! Ха!
-- На Центавре хрена вам, а не разумная жизнь!
-- Хрена вам, а не органическая жизнь! Ам-татам! -- Антонов со всей дури шмякнул пустую бутылку о стенку. Та, проститутка, взяла и разбилась вдребезги.
-- Тащи еще одну! Нет, две!! Нет, две плюс две!! Ха! Я уже до двух считаю! Без помощи пальцев!
-- Ур-р-р! Ам-татам! Кулька-барабулька!
-- Мяська-дермяська!! -- на чистом инопланетном языке заорал Джон.
-- Пиндюлька-улюлюлька!
-- Мы одни во вселенной! Одни-и-и!! Таких придурков еще поискать надо! О-о-о!! А-а-а!! У-у-у!!
Возвращение на родную планету сопровождалось чуть заметным всплеском активности в эмоциональной сфере. Через полчаса уставшие, изможденные и опустошенные они лежали в креслах. Вайклер спросил:
-- Вы хоть помните какого числа какого года мы покинули Землю?
Джон почесал рыжую шевелюру, которую он иногда называл своими "лохматыми мозгами".
-- Зато я помню, что у нас, в Америке, стояла красивая ночь. Густое, налитое темной синевой небо. Звезды. Звезды. И еще раз звезды. Как они уже осточертели!
-- А у нас в России, -- печально вздохнул Антонов, -- никакой ночи не было. Потому что в это время была ночь в Америке...
"Безумец" несся по черному пространству мироздания, оставляя позади себя парсеки неиссякаемой пустоты. Вся его обшивка покрылась слоем льда. Межзвездный вакуум галактики не был идеальным: скорее он был сравним с чрезмерно разряженным газом. И редкие молекулы воды, словно снежинка к снежинке, налипали на его титановый панцирь. Да, он оброс щетиной льда, как старец обрастает к закату своей жизни сединой. Маленькая яркая звездочка, когда-то именуемая солнцем, являлась единственной и неповторимой во всей галактике, на которую он имел право взирать. Остальные звезды мерцали от ревности, а покинутая Проксима совсем уже погасла от злости. Впрочем, нет. В космосе звезды не мерцают. Время там замерзло до абсолютного нуля и не движется ни в какую сторону. Жизнь для любой звезды -- это процесс бесконечно-долгого умирания, где сгорающий водород является душою, а образованный гелий -- дряхлеющей плотью. "Безумец" до сих пор несся, рассекая пустоту, только потому, что вызов самой вселенной по сути своей и был сумасшествием. Вселенная отнеслась к нему как к юродивому. Не раздавила, не уничтожила, не испепелила своим гневным дуновением. Пусть себе несется, и пусть мнит о своей неповторимости...
Струи жесткого электромагнитного излучения, бьющие из дюз аннигиляционных камер, гасили его скорость. Полпути "Безумец" разгонялся и полпути тормозил. В галактическом мире самой трудноуправляемой вещью являлась инерция тела. Если германиевый мозг не совершил никаких просчетов, то скорость должна быть окончательно погашена за орбитой Марса.
Трое спасенных прежде всяких дел принялись слоняться по каютам жилого отсека: просто так, словно путешествуют в паноптикуме. То, что их старая посудина, доковыляв до Земли, превратится там в обыкновенный музей, даже и сомневаться было грех. Какие-нибудь толстосумы наверняка сделают на ней неплохие деньги. Паломников будет больше, чем к религиозным святыням. По этим же самым каютам скоро будет ходить гид и торжественно рассказывать: "вот здесь они спали, здесь ели, здесь проводили эксперименты, здесь тискали инопланетных шлюх, а в этой каюте -- маялись дурью, то есть работали по своей специальности.".
-- Вот это я и искал! -- произнес Антонов, указывая на стену с встроенными часами.
Два огромных таймера спешно перебирали секундами, словно молитвенными четками. Один из них показывал внутреннее время корабля, другой -- это же время, только прошедшее на земле. На первом была вполне скромная цифра: 157 лет 3 месяца и несущественное количество дней. На втором: 2378 лет 0 месяцев и еще целых 11 дней. Джон присвистнул.
-- Как ни прискорбно для души моей, но моя прабабушка, скорее всего, подохла. Не дотянула до возвращения внучка.
-- Честно сказать, я вообще сомневаюсь, что о нас хоть кто-нибудь помнит. Мы там в архивах где-нибудь числимся или нет? -- Вайклер почесал затылок, будто от этого глупого жеста в голове что-то должно проясниться.
-- Меня же, -- вставил свою реплику Антонов, -- волнует другое. Как далеко шагнула земная цивилизация за эти две тысячи лет? Может, о нас религию какую сложили? Может, сейчас звездные экспедиции -- все равно, что в наше время поездки на метро? Не удивлюсь, если вся солнечная система напичкана автоматическими станциями, кораблями, радиобуями. Сейчас сунемся туда, а они нам вместо возгласов приветствия: что за старая посудина? Предъявите документы!
Внутри корабля по всему жилому отсеку стояла немногословная тишина: совершенно не было слышно работы аннигиляторов, и даже не ощущалось движения. Словно их заперли в этом замкнутом пространстве где-нибудь под землей и выдают на мониторы какие-то глупые картинки, проводя обычный лабораторный эксперимент. Подобного рода настроения терзали экипаж особенно по пути к Проксиме. Это Павел, паникер под номером один, все ходил и кричал: "Да мы никуда не движемся! Неужто вы всерьез думаете, что мы летим между звезд?! Просто нашли шестерых лохов. Просто лысым дядькам в очках надо было поставить эксперимент на выживаемость!". На самом же деле феномен мнимого движения объяснялся очень легко. "Безумец" разгонялся и тормозил с ускорением свободного падения -- 9.8 метров на квадратную секунду. Это создавало силу тяжести практически неотличимую от той, что на поверхности Земли. И вполне обычный вес собственного тела. Если еще учесть, что в космосе не "трясет" и никогда не бывает "воздушных ям", то ощущение какого-либо перемещения практически нулевое.
-- Курить хочу. Со страшной силой. Где моя отрава? -- капитан Джон Оунли метнулся к сейфам, набитым всяким барахлом и, прежде чем закурить, долго обнюхивал пожелтевшие сигареты. -- Точнейшая дегустация запаха дает основание предполагать, что им полторы сотни лет, не меньше.
-- Ага, твой табак уже давно превратился в порох. Кстати, а чего у нас дверь заедает?
Движущаяся створчатая перегородка раскрывалась лишь наполовину, портом начинала гудеть, дергаться на месте, выпендриваться и действовать на нервы. Антонов пнул по ней ногой, и та, наконец, раскрылась полностью.
-- Я ее сокрушил.
Джон сделал первую затяжку и тут же загнулся. Дикий кашель стал сотрясать его тело, лицо покраснело до корней волос, как у застенчивой девицы. Он жадно глотал воздух и с минуту не мог выговорить ни слова.
-- Они... ста-кхе-кхе! Стали термоядерными! Кхе, вашу мамашу!
-- Капитан, ты чего такой труднодоступный? Говорю тебе, табак уже пропал. Надо было положить их с собой в анабиоз. -- Антонов попробовал несколько раз пооткрывать и позакрывать злополучные створки. Вроде все пришло в норму.
Джон отдышался, поправил свою растрепанную шевелюру, вытер прослезившиеся глаза и откровенно выругался.
-- Я же подохну без курева. Без воздуха я могу продержаться целых четыре минуты, а без дыма -- всего несколько часов. Ваш капитан скоро загнется от недостатка витамина N, то бишь никотина.
-- Хочешь дам совет? И много денег не возьму. -- Антонов, кстати, в своем светлом прошлом тоже был заядлым курильщиком, но как только шагнул в мрачное будущее космической тьмы, дал себе обещание завязать. -- Сделай себе длинный мундштук и просверли в нем несколько отверстий для доступа воздуха. Затягивайся очень малыми дозами. Тогда, может, и поживешь еще немного.
-- Думаешь, это выход? -- У Джона появился сладострастный блеск в глазах. Он тотчас притащил откуда-то пластмассовую трубку, проделал с ней дыры, вставил сигарету и осторожно, словно пробует яд, сделал слабую затяжку.
Облачко мертвого дыма вылетело изо рта, словно из выхлопной трубы. Джон размяк душою и телом, его глаза закатились, улыбка изуродовала суровую мимику лица. Он будто увидел Обители Небесные и почти ангельским голосом произнес:
-- Вот это кайф, коллеги! Я бы только ради этой минуты готов тащиться в любой уголок вселенной! Вы даже не представляете, как прекрасна жизнь вокруг! -- Последовала вторая затяжка и, соответственно, новая реплика: -- Это кайф даже еще больший, чем помочиться на раскаленные камни планеты Фрионии.
Капитан был не без заклинов в голове, но тем не менее в тогдашнем центре подготовки его назначили главным, и по самой банальной причине. Он мог рявкнуть на кого угодно и, в общем-то, был неплохим организатором. Как, например, теперь. Ему можно приписать авторство следующей реплики:
-- Все, кто в состоянии ходить на двух ногах, сейчас медленно встаем и направляемся в каюту Манипуляций! Ваш отважный капитан поведет вас к цели!