* * *
Адмирал Боссони и с ним двести шестнадцать английских солдат вот уже почти два эпизода были заперты в цитадели Старого Города. Когда все съестные припасы, найденные в погребах, были подчищены, начали есть людей и крыс. Те горожане, которые по издевке злого фатума попали с ними в одну мышеловку, вешались и резали себе горло, лишь бы не быть зарезанными англичанами для потребностей их голодных желудков. Боссони знал, что обречен. Первое время он еще с надеждой глядел сквозь решетчатое оконце цитадели в сторону моря, надеясь, что родная Англия пришлет ему помощь, но потом понял, что английский король предал его. Его и всех своих верных солдат.
Франзарцы намеренно не атаковали цитадель, зная, что пленники обречены на голодную смерть. Они не шли ни на какие переговоры и цинично стреляли по выброшенным в воздух белым флагам. Вскоре наступило время, когда есть англичанам было абсолютно нечего. Унылые они слонялись по лестницам крепости и рады были даже пойманной мыши или таракану. Сам Боссони, мрачный как смерть, сидел на верхнем ярусе и глядел в пустое небо: опустошенное не только темнотой, но и бесцельностью всего бытия. Даже его некогда блестящая лысина покрылась серым пигментом, а надменный взор угас и стал мертвецки-равнодушным. Впалые щеки и почти провалившиеся глаза еще кое-как сохраняли в нем человеческий облик. На лице выступали кости черепа, что делало его похожим на скелет, обтянутый кожей. Остальные выглядели не лучше.
Адмирал сидел, рассматривая хаотичные мазки серости и черноты на стенах цитадели. Рядом с ним стоял стакан с недопитой водой. Потом послышались тихие шаги. Он медленно повернул голову.
-- А... это вы, майор Хантер... -- сказано было с таким равнодушием, точно появление майора было равнозначно появлению пролетающей над ухом мухи. Он словно отмахнулся этими словами от назойливого видения.
-- Господин адмирал! Я еще раз предлагаю принять смерть достойную англичан. Выступим в свой последний бой! Да, мы еле держим мечи в своих руках. Да, мы уже не стрелки. Но мы навек останемся героями! Убьем хотя бы несколько мерзких франзарских ублюдков!
Боссони лениво покачал головой.
-- Они не станут убивать нас. Будут глумиться и издеваться над нашими телами. Впрочем, именно этим они сейчас и занимаются... Король Эдуант предал нас. Король, которому я верно служил, оказался ничтожеством. Теперь мне уже все равно...
В трапезной цитадели, куда уже давно не ступала нога живого человека, произошло странное явление. Туда зашел некий господин: могучий ростом и плотно сложенный. Его монотонный черный гарнаш, черные прямые волосы и черные глаза были словно сотканы из вселенской темноты. Никто не заметил, каким образом он вообще здесь появился. Но самое странное было не в причине его появления и не во внешнем виде, а в его действиях.
Господин медленно прошагал мимо пустых столов, покрытых пылью. Сел за одним из них, достал из своей сумки свежую, ароматно пахнущую буханку хлеба, будто только что испеченную. Достал ломоть зажаренной говядины, различные пряности. Дополнил этот натюрморт бутылем сидра и смачно принялся все это поглощать. Бродячие по цитадели солдаты вмиг учуяли запах мяса. Когда в трапезной появился один из них, у него от изумления чуть не полетела на пол отвалившаяся челюсть. В трапезной за считанные мгновения образовалась толпа голодных душ. Жадные, обезумевшие взгляды наблюдали, как незнакомец неспеша пережевывает ломтики мяса и запивает их сидром. На них -- ноль внимания. Тот факт, что он один, а солдат не меньше пятидесяти и все они при оружии, тоже его ни малость не смущал. Смачные глотки булькающего сидра покидали плетеную бутыль и растворялись в пресыщенном желудке странного субъекта.
Первое время солдаты робели лишь потому, что считали -- все это им мерещится. Или в цитадель забрел не знающий меры наглости ревенант. Впрочем, ревенанты редко появляются в городах. Их стихия -- степь темноты. Наконец, один из солдат очнулся и задал так долго ожидаемый вопрос:
-- Сударь, вы кто?
Субъект мокнул пучок лука в горстку соли и с хрустом принялся его пережевывать. Все окружающие были для него словно тени. Он и бровью не повел. Либо совсем не слышал. Либо произнесенные звуки показались ему простым вздором.
-- Господин, мы к вам обращаемся! Извольте ответить!
Обглоданная со всех сторон кость полетела в угол трапезной.
-- Да он издевается над нами!
Впервые звякнула сталь мечей. Англичане начали окружать незнакомца, пожирая глазами его набитую сумку. Субъект вытер масляный рот и наконец изволил подняться. Далее произошли две неожиданности. Первая из них: незнакомец полез во внутренний карман, якобы чтобы достать платок и обтереть руки, но извлек оттуда обрезной пистолет. Вторая неожиданность: он не стал целиться ни в одного солдата, а пару раз стрельнул поверх их голов. Впрочем, была еще и третья неожиданность: выстрелы оказались столь меткими, что оба светильника погасли.
В трапезной наступила идеальная тьма...
Дальше раздался неразборчивый шум, крики, стоны. Кто-то орал: "огонь! зажгите срочно огонь!". Некоторые крики прерывались внезапной хрипотой. С шумом опрокидывались столы. Мрак разъедал все зримые образы и нагнетал ужас.
-- Да зажгите же кто-нибудь огонь! Ни черта не видать! -- Джек, один из английских солдат, прижался к стенке, выставил вперед меч и слепо водил им из стороны в сторону. Хладнокровное лезвие полосовало тьму, но не чувствовало в ней тел.
Его возглас, впрочем, был услышан. Свет вернулся в трапезную. Но то, что Джек увидел, притупило в нем не только чувство голода, но и чувства как таковые. Из гортани вырвался голос шокированной души. Весь пол был залит кровью. Полсотни английских солдат корчились на нем в предсмертных муках. Он остался один... Один, кроме незнакомца, который спокойно прошагал к стене и воткнул в нее факел. На сей раз из внутреннего кармана он достал что и хотел достать -- платок. Вытер ими брызги крови на руках, подчистил гарнаш. Черные и несколько утомленные глаза уставились на Джека. Изогнутые словно крылья брови изобразили легкий жест изумления. "Неужели одного я не заметил?" -- не сказал, но наверняка подумал незнакомец, скомкал побагровевший платок и бросил его на пол.
Джек мигом сообразил, что второго такого шанса для него не будет никогда. Он бросился в ноги пришельцу, начал их истово целовать, не брезгуя даже пылью. И закричал так громко, что в глазах резко потемнело:
-- Я знаю, кто ты! Не уходи! Умоляю тебя, не уходи! Мы отдадим все, что у нас есть! Все деньги! Будем твоими пожизненными рабами! Только спаси нас!
Незнакомец продолжал молчать. Похоже, что молчание являлось квинтэссенцией его души. Он стоял, не двигаясь с места, а съежившийся от страха Джек каждое мгновение ожидал от него смертельного удара. Потом он медленно поднялся и повторил:
-- Только не уходи, прошу тебя! Я сейчас приведу к тебе адмирала Боссони.
Робкий шаг назад... Еще один. Незнакомец не шелохнулся, даже не обернул голову в его сторону. Он стоял и смотрел в мрачную стену, на которой багровая тень огня вяло пыталась изобразить иллюзию красок жизни. Джек сорвался с места и побежал вверх по лестнице. Его возгласы долгим эхом блуждали по полупустым каменным залам:
-- У нас есть шанс на спасение! ШАНС НА СПАСЕНИЕ!!
Длительное истощение организма сказалось лишь на верхнем ярусе. У Джека потемнело в глазах. В своих личных сумерках он увидел угрюмую фигуру Боссони, стоящего рядом Хантера, пробоину от ядра, нарушающую целостный монолит стены. И он произнес слова, даже слышать которые дано далеко не каждому человеку на земле:
-- Там... внизу... Видящий во Тьме!
Адмирал сам не понял, откуда у него отыскался такой резерв жизненной энергии. Менее чем через цикл он уже находился на нижнем ярусе и смотрел в черные глаза незнакомца.
-- Прошу вас, уважаемый господин, скажите нам свое имя.
Массивная фигура слегка пошевелилась, еще более массивная ее тень, кривляясь, поползла по стене. И пришелец впервые снизошел до ответа:
-- Зовите меня Непредсказуемый, -- его голос, впрочем, показался на удивление мягким.
Об этом псевдониме никто из англичан ни разу не слышал. Видящие во Тьме почти никогда не представлялись человеческими именами. Эта крайне немногочисленная раса превозносила себя выше обыкновенных людей.
-- Я Боссони, адмирал английского флота, преданный своим королем. Мне и моим людям грозит неминуемая погибель, если вы нам не поможете. У нас при себе имеется более двухсот тысяч евралей. Забирайте все. Мы на ваших глазах вывернем все наши карманы и кошельки. Только помогите...
Непредсказуемый (пора его называть так, как он сам себя именовал) медленно прошелся от одной стены до другой.
-- Я не всемогущий.
-- Знаю. Но вы можете многое. В ваших руках люди, которые смотрят на вас, как на бога. Как на всемогущего бога.
Черные глаза очертили в пространстве незримую кривую линию. Они словно сфокусировали в себе тьму всей вселенной. Они были переполнены ее пустотой.
-- Знаете, почему у меня такое странное имя?
Боссони лишь пожал плечами. Видящий во Тьме продолжил:
-- Я непостоянен в своих решениях. Даже я сам не ожидаю от себя, что мне придет на ум в следующее мгновение. Я могу предать и обмануть кого угодно, в том числе и близкого друга. А могу сделать благоденствие врагу. Мне нельзя верить. Допустим, сейчас я обещаю, что спасу вас, но не пройдет и нескольких эллюсий, как я могу поменять свое решение на противоположное. Я пришел в эту цитадель с целью накормить какого-нибудь голодного солдата, но в итоге все съел сам, в придачу еще и поубивал многих... Однажды я сидел за столом с одним королем, который обещал отдать мне в спутницы жизни свою дочь. Он угощал меня самыми изысканными яствами и поил самым дорогим вином. Я встал из-за стола, сказал спасибо и перерезал ему глотку. Ни за что. Он для меня делал только добро. Я никогда не раскаиваюсь в том, что творю. Ничему не радуюсь и ничему не огорчаюсь... Теперь вы поняли, кто я такой? Я -- Непредсказуемый. Некий человек однажды выстрелил в меня и серьезно ранил. А я, вместо того, чтобы убить его, щедро вознаградил его деньгами и отпустил. Другой человек, видя произошедшее, подумал, что ранив меня, он тоже получит деньги. В итоге его голова, нанизанная на шпиль купола, так и сгнила там, превратившись в череп. Ибо я -- Непредсказуемый.
Голос отзвучал и смолк. Даже эха не оставил. Столь богатой исповеди от пришельца не ожидал ни сам Боссони, ни его полуживые солдаты. Видящие во Тьме не очень-то охотно общались с простыми смертными, хотя сами они по сути являлись такими же смертными, как и все вокруг. Они рождались среди людей в соотношении один к миллиону. Их ценили на вес золота, и при определенных обстоятельствах они могли заменить половину армии. Любой правитель, если у него имеются мозги, не пожалеет никаких денег, чтобы нанять для себя Видящего. Известны случаи, что один такой человек убивал десятки тысяч. Но это отнюдь не из-за их физической силы или какого-нибудь древнего колдовства. Их главная тайна -- это их глаза. Они не нуждались ни в факелах, ни в светильниках, ни в свете как таковом. Они могли свободно перемещаться по степи темноты, видя деревья, людей, города, различая траву и дороги, даже если поблизости не зажжено ни единой спички. Мир для них был обозреваем полностью и насквозь. Они утверждали, что на небе, помимо костров, плавают какие-то облака, хотя никто из смертных их никогда не видел, даже не знал, что это такое. Эти люди мнили себя некой высшей расой, избранными самого Непознаваемого. Но история говорит, что они также болеют и также умирают, как все остальные. Рождаются они в самых обыкновенных семьях, чаще всего -- крестьянских. Франзарцы помнили случаи, как одного Видящего убил из арбалета простой мальчишка. Миф об их божественной силе был слишком приукрашен. Они становились богами только там, где другие теряли жизненно необходимый свет и лишались зрения. Буквально четверть эпохи назад в Междуморьи был случай военных баталий. Столкнулись две армии. Басхами командовал король Филипп, а тальянцами генерал Булони. Генерал нанял себе Видящего, которого хранил как собственное око. И вот, в самый разгар сражения пошел настоящий ливень. Все костры потухли. Солдаты с той и с другой стороны как слепые промокшие котята тыкались носом в разные стороны, ища друг друга по голосу. Тогда вышел Видящий во Тьме и в одиночку, не напрягаясь, перебил шесть тысяч басхов. Мог бы убивать еще, да только рука устала.
Адмирал Боссони все это прекрасно знал. Он внимательно посмотрел на трупы пятидесяти своих солдат и лишний раз утвердился в том, что перед ним в человеческом облике стоит единственная надежда на их спасение.
-- Разве есть у нас какой-нибудь выбор? -- вяло пробормотали его уста.
Непредсказуемый подошел к нему почти вплотную, прожег черными глазами его измотанную душу, потом внезапно достал нож и полосонул им по воздуху. Отточенное лезвие мягко прошло по горлу рядом стоящего англичанина. Хлынул фонтан крови, и тот, издав удручающий хрип, свалился к ногам Видящего.
-- Теперь вы поняли, кто я такой, адмирал Боссони?
Только что убитым являлся майор Хантер. Непредсказуемый продолжал:
-- Я убиваю когда мне вздумается и кого вздумается. Если мне надоедает убивать, я творю добро всякому, кто только встретится на моем пути. Когда же мне надоедает творить добро, я вновь начинаю убивать. -- Видящий во Тьме сделал несколько шагов и повернулся к Боссони спиной, возможно провоцируя его на какие-то действия. Потом зевнул и добавил: -- Готовьте двести тысяч евралей, я помогу вам, адмирал. Но помогу лишь в том случае, если небо пошлет обильный дождь. Молитесь о сем Непознаваемому, если вы вообще в Него верите...
* * *
Море древних Атлантов болезненно дышало, вздымаясь огромными волнами. Холодная вселенская тьма давила на него всей своей массой. Тяжелые вздохи, сопровождаемые хрипом ветра и кашлями небесного грома, походили на предсмертную агонию стихии. Казалось, море еще пару вздохнет и умрет навеки, его водяное сердце остановится, поверхность станет мертвецки-ровной, исчезнут кашли и хрипы, исчезнет все... Но агония бездны прерывалась лишь временным затишьем и затем возгоралась с новой силой. "Любимец ветров" издали походил на упавшую с неба щепку, которой бездна играла, как ей вздумается. Слабый, вздорный по своей сути прожектор, установленный на бушприте, привносил размытую каплю света в бездонный океан мрака. Капля эта, к тому же, была и единственный. Все небесные костры погасли, оставив миру страх собственного отсутствия. Небожители намеренно не разжигали их вблизи Рассеяния Мира, потому как боялись здесь селиться. Про Рассеяние в черной вселенной ходило масса легенд, противоречащих друг другу. Даже очевидцы, которые зрели его своими глазами, любили приукрасить это зрелище или же откровенно приврать. Из-за шторма "Любимец ветров" шел со спущенными парусами. Матросы, мокрые снаружи и иссушенные внутри, отчаянно гребли веслами. Один из них стоял за штурвалом и, не сводя глаз с бьющейся в конвульсиях стрелки компаса, корректировал курс. Стена яростной тьмы била ему в лицо холодом и несмолкаемым ревом. Слабый прожектор прощупывал ее своим испуганным светом. Обрывки бесконечных волн на какие-то мгновения становились видимы взору и тут же исчезали, мерцая собственным существованием.
В трюм, постоянное место пребывания Дьессара, вошел капитан Бьюти и принес ему немного еды.
-- Эй, еретик, подкрепись немного. Я бы, конечно, с удовольствием уморил тебя голодом, но мне заплатили не за это... Жри, ничтожество, да не забудь возблагодарить твоего благодетеля, то бишь меня, -- капитан ткнул пальцем себе в грудь. Потом его взгляд слегка подобрел, даже стал каким-то мечтательным. -- Эх, знал бы ты, еретик, чего я только не повидал за свою поганую жизнь, мотаясь по морям и почти не ведая, что такое суша... Я, старая морская крыса! Кстати, если хоть раз назовешь меня мышью, придушу! Уяснил?!
Дьессар вообще ни разу его никак не называл. Собственное молчание он считал лучшим жестом презрения для своих врагов. Впрочем, от пищи не отказывался. Он принялся с аппетитом поглощать какую-то смрадную похлебку, наверняка оставшуюся от матросов. Бьюти что-то вдохновенно говорил и говорил, порой махая руками, будто выступал перед целой аудиторией. В его вдохновенную речь внезапно ворвался стук чьих-то тяжелых каблуков. И в трюме появился один из матросов.
-- Господин капитан! Началось!.. Началось!.. Конец мира близок!
Бьюти изменился в лице. Лицо его, впрочем, было страшно от рождения, и никакая мимика не могла его сделать краше. Менялся лишь характер его взгляда. Он испытывающе посмотрел на Дьессара, а тот будто ничего не слышал и продолжал хлебать прокисшее месиво.
-- Еретик! Ты дожил до этого мгновения лишь потому, что тебе предстоит увидеть то, что ты сейчас увидишь... Переварил мои слова?
Дьессар залез ложкой на дно кастрюли, пытаясь выловить оттуда некую мясную иллюзию. В тот же момент взмах огромного сапога выбил кастрюлю из его рук. Остатки похлебки брызнули в лицо. Обиженно звякая и подпрыгивая, алюминиевая посудина закатилась в темный угол трюма.
-- Встать, мразь!
Дьессар поднялся на ноги и демонстративно зевнул, как и подобает воспитанному человеку, прикрыв рот ладонью. Потревоженные цепи издали ленивый лязг.
-- Вперед и наверх! На палубу! Иначе я отправлю тебя туда пинками!
Холодный, насыщенный влагой воздух так сильно контрастировал с удушливой атмосферой трюма, что Дьессар опьянел, едва вдохнув его в свою грудь. Десяток матросов стояли, замерев как статуи, и наблюдали невиданное в миражах явление. То, о чем лишь ходили противоречивые слухи, было совсем рядом -- зримо и почти осязаемо. Вселенская Тьма заканчивалась! Тьма, которую считали безграничной и вездесущей, которую упоминали в своих молитвах чуть ли не наравне с именем Непознаваемого, испуганно таяла перед субстанцией еще более могущественной. Впереди прямо по курсу судна зияла голубым цветом огромная стена. Она выходила прямо из границы моря и, слабея в яркости, устремлялась во все стороны мироздания. Впрочем, стоп... Там, похоже, больше не было никакого мироздания. Стена кипела красками голубизны разных оттенков, словно раскаленная жижа. Она-то и являлась границей черной вселенной, объемля ее со всех мыслимых концов. Наш мир являлся лишь ничтожным огрызком трехмерного пространства, вращающемся в Протоплазме. Эта Мегабездна вертела им с такой же легкостью, как море Древних Атлантов играло похожим на простую щепку кораблем. "Любимец ветров" вздымался под гребнями волн и опускался вниз. Шаткий мир раскачивался под ним, а о том, что произойдет, если корабль окунется в этот кипящий монолит, было страшно и подумать.