- В ход пошла агитационная литература. Верно? - говорить стало нестерпимо трудно. Словно держать в себе рвущуюся наружу тошноту. Метафорическая "пружина" внутри сжалась почти что до предела. Вот-вот, и она выпрямится, стремительно, со взрывом; выстрелит потоком энергии по органам и тканям. - Слишком мало за то, что я больше не увижу таких кретинов, как ты, амиго.
Рикардо сначала хохотнул, а затем насупился.
- Ты знаешь, что после каждого отбытия на Земле появляются от трех до восьми новых обигуровских спор?
Паршивый был из парня оратор. Минимальное знание и без того дурно попахивающего материала пропагандистских брошюр. Минимум веры в говоримое. Зато в наличии преогромная жажда приключений и развлечений. "Земля - развеселая планетка, - думал Раскин. - Деградация и вырождение. Одни - существа вне закона, рыщут по всему земному шару, выискивая возможность "оторваться по полной". Другие их ловят и, прикрываясь разговорами о высоких целях… Интересно, что же они все-таки делают с ушельцами? Не убивают же? Чушь какая-то… Во всем - ненависть. Ненависть друг к другу и неутомимый поиск ответа на сакраментальное: "Кто же во всем этом виноват?" Не удивительно, что Треугольнику не понадобилась война, чтобы покорить нас с потрохами".
- После одного "ухода" на Земле появляется не менее пяти спор. И не более того, - спокойно ответил Раскин.
- Вот-вот. Откуда такая точность? Правду говорят, что вы, ушельцы, с грибницей - вась-вась!
- Грибницу, молодой человек, это вы, земляне, проспали. Меня же в то время даже в Солнечной истоме не было.
- Ля-ля-ля. Знаешь, как для меня звучат твои оправдания? Ля-ля-ля! - усмехнулся Рикардо и ускорил шаг.
- Куда ты меня ведешь?
- Будь спокоен! Ты говорил о кубинской гостеприимности? Тебе будут рады.
Они поднялись на вершину пологого холма, и Раскин увидел, что впереди на пляже мерцает огонек костра. Он остановился. Ветер донес до него обрывки фраз и взрывы хохота; кто-то пытался играть на расстроенной гитаре неизменное фламенко. Раскин перестроил глаза в ночной режим. Так и есть. У самой кромки воды - три палатки, медленно остывают угли в мангале, компания человек из десяти веселится у костра. Возле них на песке валяются пустые бутылки. Едва ли в них было безалкогольное пиво или "Спрайт".
- Шагай-шагай, здоровяк, - снова подтолкнул Раскина Рикардо. - Те ублюдки успели улизнуть через портал, а вот ты - остался. И придется тебе, старичок, ответить и за трупы наших, и за Грибницу, и за Обигуровские споры, и за то, что ты - такой урод.
- Я не пойду. - Раскин остановился и повернулся к Рикардо.
- Еще как пойдешь! - хохотнул парень.
- Не пойду. Я давно мог закончить этот цирк, но мне стало интересно, какой грибницей поросли твои мозги, приятель. Да и портить тебе здоровье не хотелось, - девушку, твою чику, пожалел…
- Чего? - напрягся Рикардо.
- Я говорю, что не имею отношения к резне, о которой ты говоришь! - четко, как на уроке, проговаривая испанские слова, сказал Раскин. - Если какая-то кучка отбросов натворила бед, то это не означает, что вся наша братия… Черт, да ты посмотри на себя, парень!
Рикардо нахмурился, соображая. Раскин с досадой махнул рукой.
- Не понимаешь! Не понимаешь! - повторил он дважды.
- Не пудри мне мозги, урод. Какой цирк ты собрался прекращать… - он замолк на полуслове. Затем быстро проговорил, опасаясь собственного предположения: - Ты что, модифицированный, что ли?
- Модифицированный! - с облегчением признался Раскин. Ну вот и все. Сейчас они пожмут друг другу руки, - с героями Большого Космоса было принято считаться, - и разойдутся в разные стороны. Быть может, молодой человек даже извинится.
Но Рикардо продолжал упрямо сомневаться.
- Вас же не модифицируют! - он отступил от Раскина на шаг и по-новому, с ног до головы оглядел этого серого большеголового человека.
- А я получил это там, - Раскин загадочно улыбнулся, ткнул пальцем в небо и перечислил: - Хамелеон, Александрия, Бастион…
Рикардо отступил от него еще на шаг.
- Игнасио! Гильермо! Скорее ко мне! - завопил он что есть мочи секундой позже.
Фигурки у костра вскочили на ноги; Раскин все еще держал зрачки в ночном режиме и видел, как друзья Рикардо рванулись на звук его голоса.
Раскин собрался. Знакомый зуд прошелся волной по спине: от крестца до затылка. Мышцы скрутила в тонкие жгуты болезненная судорога… о, как он надеялся, что больше в жизни не испытает это ощущение! - но оно все нарастало, нарастало в нем и…
…Он взмыл в воздух. Казалось, что просто так, - взял и взлетел. На самом деле, глаза Рикардо не успели зафиксировать, как Раскин оттолкнулся ногами от земли. Парень застыл, открыв рот, а в это время Раскин, проделав в воздухе немыслимый кульбит, рухнул на землю за тростниковыми зарослями. Тут же, как зверь, встал на четвереньки и снова, оттолкнувшись на этот раз и ногами, и руками, подскочил в нечеловеческом прыжке.
Раскин скатился по песчаному склону к морю. Откуда-то из-за холма послышалась гневная многоголосица. Впрочем, ругательства вскоре приобрели азартные оттенки. "За мной будут охотиться", - понял Раскин. Почти минуту он лежал, распластавшись на спине. По бокам, по груди струились, щекоча, ручейки пота. Форсированный метаболизм - штука хорошая, не раз спасала ему жизнь в кислотных болотах Хамелеона и среди ледников Бастиона. Но пользоваться им можно было лишь непродолжительное время. Человеческий организм имеет довольно высокий порог выносливости, вот только шкала заполняется очень быстро.
Сначала Раскин вернул в исходное состояние эндокринную систему, потом уменьшил пропускную способность нервных путей, затем уже снизил частоту сердцебиения и температуру тела.
Организм его был достаточно тренированным, поэтому после использования сверхнавыка Раскин сохранил способность двигаться в пределах человеческих возможностей. Он поднялся на ноги и трусцой побежал вдоль берега.
Ботинки вязли в песке. Раскин то и дело спотыкался и несколько раз едва не клюнул носом.
К счастью, одного ушельца оказалось мало, чтобы друзья Рикардо смогли надолго оторваться от выпивки и девочек. А может, наоборот, и того, и другого было уже употреблено предостаточно, и не осталось ни сил, ни желания гнаться за кем-то по песчаным сопкам. Раскин видел, как три человека спустились к месту, где только что лежал он, приводя в норму обмен веществ. Эти трое какое-то время вглядывались в темноту и негромко спорили. В конце концов вся погоня свелась к тому, что охотники на ушельцев помочились в тростниковые заросли и побрели в сторону, противоположную той, куда несли ноги Раскина.
А он бежал дальше, и вскоре из тьмы опять выплыли редкие огоньки Плаза-де-Круз. Тогда Раскин, тяжело дыша, опустился на облизанный морем валун и стащил с себя ботинки. В каждом оказалось по килограмму песка, не меньше.
Вот здесь его и настигла расплата за проделки с метаболизмом. Раскин понял, что теперь ему ни за что не подняться на ноги. Словно кто-то выпил силу из мышц и навел морок на мозги. Он выронил из рук ботинки. Вкрадчивое свечение луны и звезд показалось ему ярче полыхания Сириуса А на расстоянии в половину астрономической единицы. Веки слиплись, по телу прокатилась теплая волна - как после сытного обеда. Раскин понял, что он сейчас же свалится на песок. Организм требовал тайм-аут. Не считаясь с опасностями. Требовал и не оставлял выбора. Делать было нечего: только сесть поудобнее и отключить сознание на полчаса…
… - Серединное Кольцо - жизнь без катаклизмов! Тау Кита, Эпсилон Эридана и другие звездные жемчужины ковариационной окружности Галактики! - увещевал нимбоносный призрак. - Александрия, Аркадия, Хамунаптра и еще полдюжины миров, которые ждут человека!
Раскин поднял глаза. Метрах в четырех над землей висел рекламный аэростат. Его баллон мерцал разноцветными гирляндами, как сани Санта-Клауса из рекламы "Просто Колы", а из компактной грушевидной гондолы к земле струился луч лазера. На конце луча танцевала голограмма улыбчивого маклера. Очевидно, компьютер аэростата засек спящего человека и запустил демонстрационную программу. Сколько "кругов" успел отговорить призрак, прежде чем прошли полчаса, которые выделил себе Раскин для отдыха, - сказать было трудно.
- Получили миграционную карту - получите и гарантии, - продолжала рекламный спич голограмма Раскин понял, что "озвучка" призрака - испанская. - Месяц прохлаждаетесь на матушке-Земле: отель в Европе к вашим услугам, скидки - двадцать процентов во всех торговых точках от Арктики до Антарктики, затем - солидные подъемные на ваш счет, и - да здравствует новый мир! Мир абсолютных возможностей и безграничных перспектив! Жаль, что я - программа, а не человек!
Раскин нахмурился, вспоминая, что нужно ответить.
- Спасибо за предоставленную информацию, я обязательно выделю время на ее обдумывание. - Его не раз предупреждали насчет рекламных роботов. Попробуй проигнорировать такого или, что еще хуже, ответь ему невежливо, и программа назойливо станет заваливать тебя всяческими подробностями о рекламируемом продукте. Спасения не найдешь, пока твои губы не произнесут фразу, которая удовлетворит гипертрофированное чувство долга компьютера.
- Программа миграции осуществляется при поддержке Фонда Обигура - младшей стороны Треугольника, под покровительством Мозга Сердцевины; техническая поддержка - сеть порталов "Галаспэйс". Всего доброго! - быстро проговорила голограмма перед тем, как погаснуть. Аэростат беззвучно развернулся над головой Раскина и поплыл в направлении Плаза-де-Круз.
Как только свет его огоньков исчез за горизонтом, над морем сверкнула стремительная звезда. Раскин услышал шмелиный гул антигравов. Он вскочил на ноги и громко свистнул.
Аэротакси изменило курс, описало на фоне звезд круг и опустилось прямо на песок. Раскин подхватил ботинки и поспешил к открывшейся дверце.
- Куда? - спросили Раскина из светящейся зеленым светом глубины кабины.
- Ближайший портал с радиусом не менее семи с половиной световых, - ответил Раскин.
- Сантьяго, Куба? - предложил таксист.
- Подойдет. - Раскин забрался внутрь. Сиденье приятно булькнуло, принимая его вес. Оно было чертовски удобным по сравнению с валуном на пляже.
- Музыку?
- Не нужно.
Таксист оказался резвым. Две секунды - и песчаная коса берега исчезла за хвостовым оперением. Аэротакси мчало, обгоняя звук, над темной водяной пустыней. Пока Раскин спал на пляже, погода переменилась, ветер стих. Штилевое море застыло, будто краски мариниста на фактурном полотне, и лишь ленивые проблески лунной дорожки оживляли его поверхность. Восток становился все ближе и ближе, а бледная полоска света на горизонте - шире и явственней.
В кабине было тихо. Сквозь обшивку ощущалась убаюкивающая вибрация антигравов. Пахло сиренью и почему-то морской капустой.
- Когда точки осознали себя треугольником и развернули плоскость, - начал таксист, - Грибница родила Мозг. К Мозгу через пространство потянулись нити других Грибниц, и так возникла разумная Всеобщность. С тех пор споры путешествуют между мирами, открывая им путь во Всеобщность. Разум растет и развивается…
- Я слышал эту историю, - перебил Раскин, - на Земле Грибница уже накопила массу, достаточную для подсоединения планеты к вашей Всеобщности, - добавил он не без нотки брезгливости в голосе.
Таксист пристально поглядел на Раскина: выпустил из-за подголовника сиденья ложноножку, сформировал на ее конце огромный синий глаз и изучил человека.
- Споры успешно укрепились на вашей земле, - сказал он, то ли оправдываясь, то ли укоряя. Глаз глядел на Раскина, не мигая. В его зрачке, как в калейдоскопе, или, скорее, как в ночнике, заправленном глицерином, переливались цвета, рождались и умирали снежинки гипнотических узоров.
- Ну, кто-то приходит, а кто-то уходит, - ответил Раскин и отвернулся.
Таксист издал кашляющий звук, втянул глаз и заговорил уже другим голосом: звучно и патетично, словно священник во время воскресной проповеди. Для этого ему пришлось перестроить себе гортань.
- Всеобщность размышляет о балансе. На Земле могут жить и пользоваться ее водными и атмосферными ресурсами полтора миллиарда человек или пять миллиардов спор Обигура, - самоназвание своей расы таксист произнес по правилам собственной фонетики. Не при помощи языка, губ и зубов - как человек, - а буквально отрыгнув слово из себя.
Раскин промолчал.
- Всеобщность любит, - продолжил тогда таксист, - Всеобщность делает. Когда на мир Обигура упала луна, Всеобщность указала, куда посылать споры. Миры людей, ххта и кухуракуту взрастили Грибницу. Всеобщность добра.
- Не спорю, - вздохнул Раскин и подумал о той сумме, что положил на его счет Фонд Обигура. Пообещал положить. За то, что он - ветеран освоения космоса, генетически модифицированный для выживания на планетах с агрессивной внешней средой, вернувшись после тридцатилетней работы в Большом Космосе на Землю, - покинет ее навсегда. Тем самым освобождая место для жизни и размножения пяти негуманоидным существам. Для сверхразума Всеобщности это был размен, справедливость которого не вызывала сомнений. Правильный, логичный, этичный. Размен, одобренный и поощренный правительством Солнечной Федерации. И не удивительно почему: кому захочется пререкаться с расой, сумевшей тайно вырастить у тебя под ногами биологическую бомбу, эту так называемую Грибницу. Расой, поглотившей своей Всеобщностью… никто не знает, сколько точно, но, скорее всего, много планет.
"- Земля станет заповедником, неприкосновенной территорией. Так прописано в программе развития центральных планет Солнечной Федерации на 2314–2330 годы. Восемьдесят процентов ее населения будет переселено на колонии. В этом мире вы можете рассчитывать только на работу егеря. Однако Фонд Обигура делает вам предложение… позвольте мне рассказать, не отказывайтесь сразу, ведь сегодня вы все еще имеете возможность выбирать…
Это была не голограмма. Это был человек из плоти и крови. Коротышка-живчик в старомодном деловом костюме. Пятно… На его виске виднелось лиловое пятно. Раскин сразу обратил на него внимание. Темное, как гематома, влажное на вид. И какое-то… как гниль на яблоке. Кажется, надави пальцем в этом месте, и он, палец, не встретив сопротивления, войдет внутрь черепной коробки…
На Земле уже жили люди, зараженные Грибницей.
- Позвольте мне помочь вам вернуться к той жизни, к которой вы привыкли. И за немалые деньги. Позвольте…"
Раскин вспомнил свои планы. Он начал строить их задолго до того, как занял место в транспортном корабле, покидая последнюю планету в своей карьере первопроходца. Диск песчаной Хамунаптры превратился в звезду - одну из миллиардов, сияющих в безмолвном космосе. По курсу корабля начала формироваться "черная дыра" пространственного портала; а он сидел в скорлупе своего потрепанного скафандра и думал о том, что купит себе гавайское бунгало у моря, русскую избу в тайге или маленькое ранчо у притока Амазонки. Больше - никаких вылазок в зоны спонтанной радиации, никаких сирен тревоги и вонючих скафандров, никаких судорог боевой метаморфозы и стонов умирающих людей… Фермерство, охота, рыбалка - о чем еще может мечтать человек, прошедший через внеземные лед и пламя? Разве что о жене, если найдется женщина, которую не оттолкнет его внешность, отмеченная печатью Большого Космоса. Не смутят не слишком хорошо подвешенный язык и иные жизненные ценности. Дети? Нет, Большой Космос уже запретил…
Обычные мечты для человека его судьбы. Не стыдные мечты. Несбыточные.
Такси снизило высоту и понеслось над поверхностью в бреющем полете. Раскин глядел в окно: в предрассветном сумраке мелькали кудлатые кроны пальм, тянулись широкие тростниковые долины, кое-где серебрились ленточки ручьев, иногда появлялись и исчезали крыши нехитрых фермерских построек.
Такси взмыло над скалистой грядой и, поспорив с ветром, нырнуло вниз. Антигравы натужно взвыли, Раскина вдавило в кресло нешуточной перегрузкой, - затем переключились на нейтральный режим. Машина пошла на посадку.
Раскин судорожно вздохнул: увиденное повергло в шок даже его, привыкшего к пейзажам иных миров. Настолько разительным был контраст.
Фермы и пальмы, реки и море, Земля в привычном понимании, - все оказалось позади. По другую сторону хребта, скрывающего рассветные потуги.
Такси садилось на чужую планету.
Здесь на небе были те же самые южные звезды и та же самая луна. Она, правда, уже побледнела и уменьшилась в размере, но ниже… От горизонта к горизонту тянулось бескрайнее базальтовое поле. Тысячи каплевидных капсул-близнецов, выстроившись в кварталы нечеловеческой планировки, пульсировали с одинаковой частотой, синхронно, мягким, розоватым светом. Перспектива терялась в фосфоресцирующей дымке. Когда-то здесь жили люди, сотни тысяч людей. Теперь этот город был анклавом Обигуровских спор.
Над гиперпространственной станцией - гротескной, сюрреалистической башней на окраине Сантьяго, полыхало полярное сияние. Оно говорило о том, что процесс транспортировки материи на расстояние световых лет шел непрерывно всю ночь. Воздух ионизировался, пройдет час-другой, и изолятор атмосферы прохудится - над городом спор разразится грозовая буря. Раскин прищурился и увидел длинную очередь двуногих созданий. Ушельцы выстроились перед воротами станции. Они спешили покинуть Землю. Они выглядели беженцами.
- Портал с радиусом в девять световых. - Таксист опустил машину на пятачок посадочной площадки, притаившийся между хилыми деревцами. Другой растительности Раскин здесь больше не видел. Ни кустарников, ни травы, только два ряда скелетированных акаций. Жидкие кроны выглядели так, будто их испоганил шелкопряд. На самом деле белесые нити и пленка не были работой гусениц или червей. Все это - наружные проявления Грибницы и ничто иное.
Раскин вспомнил безымянного умника, который развлекал завсегдатаев бара при отеле для ушельцев околонаучными побасенками.
"- Грибница внедряется в клетки. Это наиболее совершенный паразит из всех, что выплюнула клоака Вселенной за миллиарды лет своего существования. К тому же Грибница обладает чудовищными мутагенными свойствами…"
Раскин ощутил мягкий толчок, когда шасси аэротакси коснулись бетона.
- Такая хорошая планета, - булькнул таксист. И с негуманоидной непосредственностью добавил: - И так далеко от нее. Куда? Всеобщность скоро…
Раскин открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Как же все-таки в кабине разило морской капустой! Это он осознал, лишь оказавшись на воздухе.
Люди из ближайшего сегмента очереди глядели на вновь прибывшего с настороженностью и одновременно с любопытством. Раскин заметил, что некоторые из них прижимают к груди спящих детей. Интересно, каково будет малышне, когда, проснувшись, она обнаружит себя в мире чужого солнца, чужой луны и иной физики?
Стайка бутузов постарше шныряла между взрослыми и делала мелкие пакости. Всюду валялся скарб, разнокалиберные чемоданчики, ящики, сумки. Раскин по-свойски махнул ушельцам рукой и повернулся к таксисту.
- Куда? - переспросил он. Таксист сформировал голову и даже некое подобие асимметричного лица на ней. Спора пыталась быть вежливой. Раскин заметил, что в ее полупрозрачной однородной глубине плавает кусок поглощенной, но еще не переработанной пищи. Кажется, ею случилось стать собаке средних размеров.