- Треугольник заинтересовала твоя узкая специализация, - ответил Виктор.
- Неужели? Грибнице нужны колонизаторы-первопроходцы? - Раскин приподнял брови. - Могу ее разочаровать: я морально устарел. Новое поколение штурмовых колонизаторов более приспособлено для работы в Большом Космосе и может применяться практически в любой сфере…
Виктор фыркнул.
- Да у Треугольника этого добра - по горлышко! - произнес он с презрением. - Нашел, что советовать… Ему нужен ты - последний мутант…
- …с таким высоким коэффициентом изменений, - завершил за "приятеля" Раскин.
- Правильно, черт тебя дери! Со всем набором "непредусмотренных" функций!
"И ты, Брут!"
- Зачем? - прямо спросил Раскин.
Виктор хмыкнул.
- Ну, это уже потом… И на Земле. Ведь ты же собирался на Землю, Федор? - Он хитро подмигнул. - Узнать, что есть - Грибница?
Раскин снова рассмеялся. Отложил в сторону вилку и нож, дабы не кинуть ими в сотрапезника.
- Всеобщность сама может дать ответы на все вопросы, - сказал Виктор. - Я советую тебе подключиться… после еды, конечно, и поискать, хорошенько поискать. Спроси у микологов, спроси у политиков, у богословов поинтересуйся. А лучше сам, - Виктор наклонился над столом, - раскрой свои чувства. Прими Всеобщность и осознай, почему Грибница получила власть над Федерацией, не пролив ни капли человеческой крови. Почему мы никогда не прибегаем к насилию в отношениях друг с другом.
К столу бесшумно подползла спора. На тарелке у Раскина появился румяный ломоть нежнейшей кулебяки с начинкой из речной рыбы и сала. Какое-то время они молчали, отдавая должное угощению. Затем Раскин понял, что кто-то зовет его через Всеобщность. Он даже смог получить некоторую информацию о вызывающих: ими оказались два парня, оба - моложе двадцати. Обоим нужна была информация о штурмовых колонизаторах первого поколения. Первому - для реферата по истории освоения космоса, второму - из романтических побуждений, он хотел узнать, можно ли мутировать в его возрасте. Раскин закрылся от Всеобщности так плотно, насколько мог. Чтобы отвлечься, поспешил продолжить разговор.
- Правильно ли я понимаю, Виктор, Всеобщность не отнимает у людей право быть людьми?
- Правильно.
- И ты сейчас говоришь со мной, как человек с человеком, а не как кластер с системной аномалией?
- Почти… - Виктор пожевал губами и затем улыбнулся. - М-м… Вот теперь исключительно как человек с человеком.
- Тогда ответь мне, будь другом: что ты видишь вокруг?
Виктор, не переставая жевать, драматично поднял глаза к потолку.
- Ты о таком будущем мечтал, когда работал экономистом на обувной фабрике и был все еще женат? - продолжил Раскин, комкая в руках салфетку. - Командовать толпой пускающих слюни кретинов? Быть одним из них, разве что иметь возможность больше времени проводить человеком?
Виктор вздохнул.
- Эх, неэтично спрашивать такое, нехорошо, брат! В эволюцию вновь вмешался космический фактор, и ничего с этим не поделаешь! Посуди сам: о чем мечтали динозавры в тот момент, когда на доисторическую Землю падал пресловутый астероид? Наверное, они мечтали жить. И что? Ничего. Никто не поинтересовался, что происходит в их микроскопических мозгах. Космический фактор, Федор. Хотим мы того или нет, людей ожидает участь динозавров, если они не примут правил игры. Не они первые, не они последние. Ну, а по поводу слюны, ты меня извини, - это небольшой побочный эффект симбиоза Грибницы и человека, Всеобщность уже думает над тем, как от него избавиться.
- И тебе не жаль этих людей? Эту планету?
Виктор развел руками.
- Нет.
- Нет?!
- С чего бы мне их жалеть? И кого? - он пожал плечами. - Федор, ты будто с луны свалился! Скажи, сколько раз за последний год тебе хотели пустить кровь за то, что ты мутант и ушелец? За то, что заражен Грибницей? За то, что немолод? За то, что безобиден? За то, что русский? За то, что лысый? - Виктор перевел дыхание. - Кого жалеть? Мир не без хороших людей, это верно. Но в своем большинстве человечество - это тупое, агрессивное, похотливое стадо животных. И, поверь мне, этому стаду гораздо комфортней проводить рабочий день, пуская слюни и параллельно купаясь в грезах Всеобщности, чем оставаться наедине со своими злыми и неинтересными мыслями. Дурак ты, Федя, охрип я из-за тебя.
Виктор небрежно плеснул в свою рюмку. Залпом выпил, закусив долькой лимона. Раскин задумчиво пожал плечами.
- Бред какой-то! Будто тебе позволили судить, как будет комфортней той части человечества, которую ты называешь стадом.
- А кому, как не мне? - искренне удивился Виктор. - Ведь все те, о ком ты печешься, - вот здесь, - он приложил палец к своему виску. - Со своими мыслями и мыслишками! Да, Федор. Я знаю, о чем говорю, а ты, дружище, - нет. Твои аргументы базируются на услышанной где-то краем уха идеалистической пропаганде и нежизнеспособны, поскольку эфирны, как сам мир идей. Да и сам ты не веришь в то, что говоришь!
Раскин вспомнил "зомбака" Кирилла и подумал, что в словах "надзомбака" Виктора есть доля правды. Однако он прибыл сюда не ради поисков истины, а чтоб найти способ расправиться с Грибницей - всего-то! Подобные споры хороши до определенного момента, подумал он, пока они помогают собрать информацию для размышления… Или его дезинформируют? Раскин нахмурился.
- Федор! - воззвал к собеседнику Виктор. - Людям сегодня подарена такая свобода, о которой никто и мечтать не мог! Да, Всеобщность - это система. Но справедливая и объективная система! Чтобы перерасти в подобное естественным путем, человеческому обществу понадобились бы тысячи лет непрерывного развития! Люди наконец стали свободно заниматься тем, на что они способны. Я вот, например, талантливый экономист. Я не являюсь магнатом, чьим-либо кумом, у меня нет патрона в высших эшелонах Федерации. И кем я стал? Начальником самой успешной колонии людей! Ты - кто? Колонизатор? И будешь себе колонизировать по мере сил, делиться опытом, учить, консультировать. Никто никогда не решит использовать тебя в качестве бойца "спецназа". Ведь тебе приходилось бывать "презервативом" Колониального командования? Приходилось, и не раз.
Раскин покачал головой. Неудивительно, что Виктор знает о его геройствах на Александрии. Грибница хорошо запомнила ту резню. Как, впрочем, и он сам.
- От каждого по способностям, каждому - по потребностям, - пробормотал Раскин.
- Именно! - горячо поддержал его Виктор. - Кто бы мог подумать, что этот старый лозунг СССР снова будет в ходу? Если бы ты был способен, допустим, писать романы… Романы, да? Пришлось бы тогда корпеть чиновником? Конечно нет! - Виктор перевел дыхание. Выпил залпом еще одну рюмку коньяку. - Я даже скажу больше. По старой дружбе. Подумай сам: за тысячи лет существования вида человек был заперт! Заперт внутри вот этого! - Виктор темпераментно постучал себя костяшками пальцев по лбу. - Внутри этого! - он хлопнул ладонью по бочкообразной груди. - Теперь он свободен! В любой миг, на любой планете. Каждый становится всем, а все - каждым! Это - Всеобщность, братишка! Да! Высшая степень свободы!
Раскин отставил в сторону пустую тарелку.
- Здесь ты, братец, перегнул. С твоих слов можно сделать вывод, что разум во Всеобщности живет независимо от телесной оболочки…
- В точку!
- …и что эту оболочку можно сменить в зависимости от стоящих перед разумом задач…
- Ну, это не приветствуется. Это все равно, что нам с тобой, хе-хе, ходить по нужде в дамский сортир, однако…
- Или же полностью стереть сознание: поглотить его Всеобщностью… - Раскин поморщился, вспомнив, как сам едва не потерял разум при первом "тесном" контакте с информационной средой, - или в устройстве, которое ты назвал… ты назвало "ловцом сновидений". Заменить его не разумом, но имитацией разума. Функциональной матрицей, сохраняющей отличительные черты оригинальной "начинки", но похожего на оригинал не больше, чем фото на надгробье - на живого человека! Ведь Грибница - это не сверхсознание, это - сверхпаразит, использующий для своего распространения не только физические тела рас Большого Космоса, но и их разум. Верно, черт тебя дери?
Виктор не ответил. Зрачок его правого глаза закатился за верхнее веко, а левого - уставился на кончик носа. Уголки губ мгновенно заполнились пузыристой слюной, волосатая рука бессмысленно пошарила среди объедков. "Зомбак" стал раскачиваться: назад и вперед со всевозрастающей амплитудой - словно душевнобольной в период кататонического ступора.
Раскин взял со стола треугольник ароматизированный салфетки, тщательно вытер руки и лицо. Мысленно поблагодарил Всеобщность за обед и поспешил к выходу. Он надеялся, что ему позволят несколько минут прогуляться по олеандровой аллейке.
В обычных обстоятельствах гиперпространственную станцию не стали бы "разогревать" только для того, чтобы отправить через нее столь незначительную массу - одного человека. Сейчас же все обстояло по-иному. Либо Всеобщность плевать хотела на целесообразность и экономию ресурсов, что вряд ли, либо он был на самом деле "важной птицей".
Раскин сидел на полу посреди пустого транспортного бокса. За тяжелой заслонкой, отделившей его от Аркадии, переминались с ноги на ногу десять "зомбаков" в гражданском. Под дулами их пистолетов он одолел путь от Белого дворца до "Пизанской башни" портала. Весьма поучительный путь.
Всеобщность обожает узкие специализации. Потому что лишь люди, обладающие ими, могли внедрить ее паразитов в сферы, закрытые для большинства. Куда же откроет путь Грибнице он, штурмовой колонизатор с коэффициентом изменений "восемь с половиной"? На планеты с агрессивной внешней средой? Таких наверняка полным-полно за условной границей сферы радиусом в пятнадцать световых лет - владений людей в Большом Космосе. Да, но нет. Всеобщность нашла занятие для каждого пенсионера - это правда, однако никуда не деться от деструктивного влияния старости на ткани, мышление и рефлексы. Если верить документации, то Раскин давным-давно выработал свой ресурс. Хотя на деле с этим можно было поспорить, крепко поспорить.
Ушелец поднялся на ноги, прошелся от одной стены к противоположной.
Можно предположить, что его планируют использовать в качестве консультанта Всеобщности. В роли своеобразного кукловода, - в новые миры шагнут молодые, крепкие, как следует зомбированые ребята, а он будет смотреть на внеземные пейзажи их глазами и дергать, дергать за веревочки… Покорять чужие планеты, так сказать, не сходя с унитаза. И так до тех пор, пока мозг не начнет выдавать хаотичные, противоречащие друг другу команды.
Но есть еще и третье предположение: Забвение. Извечный камень преткновения, об который сломала зубы не одна тысяча любопытных. Забвение было планетой, недоступной для прямого исследования, и остается ею долгие годы. Вне зависимости от того, сколько клеток Грибницы станет носить в себе новое поколение его потенциальных первопроходцев. Раскин по-прежнему был единственным живым существом (кухуракуту - не в счет), способным противостоять проклятию мира Кратера и каменных радиальных волн. Ти-Рекс снова может оказаться у дел.
Вопрос только в том, найдет ли Всеобщность место в "периодической таблице разумных рас" для создания, которое проявляет себя лишь изменением напряжения темпорального поля? Что-то подсказывало Раскину, что межзвездный паразит не упустит возможности присосаться к такому исключительно узкому специалисту.
…Когда его вели по центральному проспекту Северной Короны к гиперпространственной станции, он не смог побороть искушения. Пробовал Всеобщность так и эдак, все-таки он был серфером и имел преимущества над остальными… Например, над теми, кто вел его в это же время под прицелом своих пистолетов. А Всеобщность, в свою очередь, пробовала его. Постоянно напоминала о себе, пробивалась сквозь возведенную защиту безобидными голосовыми и визуальными галлюцинациями, искушала его, аки змий поганый. Раскин слышал низкочастотный гул - так трепетали недра планет, перед тем, как разродиться землетрясением. Только теперь это землетрясение зрело внутри него, глубоко (в душе?) под покровом угнетенного сознания.
"Оставь сомнения. Присоединись!"
Тау Кита вошло в фазу ежедневного затмения. Оно не было полным - из-под нижнего края Джуниора виднелся сверкающий плазменный язык, - но Северная Корона погрузилась в прозрачные янтарные сумерки. Из зенита на улицы города устремились десятки "змеекрылов". Оглашая полуденный вечер нетерпеливым клекотом, твари облепили каждую урну, каждый мусорный бак, словно сентябрьские осы - грозди перезревшего винограда; они принялись выбрасывать наружу несъедобные ошметки и хватать друг друга клацающими, как садовые ножницы, челюстями, ссорясь из-за редких съедобных кусков.
"Оставь сомнения. Вспомни - космический фактор! Ты нужен нам, а мы - тебе!"
"Хорошо, - сдался Раскин наконец и мысленно протянул руку запертому в клетке зверю, готовый при первом же резком движении хищника отдернуть ее обратно. - Что вы от меня хотите?.."
"Чувствую ли я грусть? Да, она во мне".
И он увидел себя, раздавленного горем. Маленького мальчика, сидящего на земле возле облепленного кольцами "змеекрылов" тела. Руки, которыми он в безвыходном, глухом отчаянии обхватил голову, были покрыты свежими ранами. В отличие от Раскина, мальчик не был ни сильным, ни смелым. Он не смог спасти отца, когда на их ферму напали те люди. О, напавшие боялись! Боялись так сильно, что поспешили убить всех, кого видят: и хозяев, и работников, даже собак и кошек; они знали, что может не хватить духа сделать это минутой позже, ведь "зомбаки" так походили на людей, которых они еще вчера называли "родней". Но мальчик боялся сильнее. За него боялась вся Всеобщность. И на следующее утро он, единственный, избежавший расправы человечек, не смог отбить отца от свалившихся на голову острозубых падальщиков. А ведь тот еще дышал!
Это происходило сейчас, в эти секунды, на теплом, лесистом севере.
И Раскин понял: куда его грусти до того черного чувства, что царит в душе ребенка. Всеобщность пассивно наблюдала за свежим, малообъемным кластером, не пропуская деструктивную боль в свою структурированную систему, - масса Грибницы в организме ребенка была еще недостаточной, чтобы забрать его в мир грез. Не сейчас, но, может, завтра или послезавтра… если успеет эвакуационная группа.
"Чувствую ли я боль? Да, она во мне".
Он оказался на безымянной планете, находящейся возле Сектора Веги. Совместный десант людей и ххта провалился: у дьяволов в сине-черной униформе оказалась поддержка с воздуха, - укрытые до определенного момента среди скал переоборудованные "транспортники" поднялись в небо. Металлические громады - на вид громоздкие и неповоротливые - ловко маневрировали, поворачивая нападающим то один борт, то другой. Тяжелые кинетические пушки корежили снарядами землю, бойцы Всеобщности гибли один за другим.
Он видел над собой три светлых луны: три светлых окна на темно-синем, беззвездном небе. Вероятно, они были красивы. Вероятно. Земля вновь содрогнулась, и на его лицо посыпался сухой грунт, смешанный с мелкой кварцитовой крошкой. Он потянулся, чтобы стряхнуть мусор с лица, и понял, что тянуться ему нечем.
Раскин поспешно разорвал контакт. Судорожно протер глаза: вот они - ладони, пальцы, все на месте. Но куда той боли, которую испытывал сейчас он, до предсмертных мук поглощенного Грибницей существа?
"Зачем?"
Он хлопком в ладоши погасил верхний свет в спальне и откинулся голой, усталой спиной на взбитую подушку. Комнату плавно затопило сиреневое свечение двух бра под плафонами в форме водяных лилий. Он прикрыл глаза и тут же почувствовал, как по его плотному, покрытому волнами густых волос животу нежно скользят тонкие пальцы. Сверху вниз, туда, где волосы еще гуще, а ощущения - острее и долгожданнее. Вслед за рукой ту же самую траекторию повторили теплые губы…
Раскин пошатнулся. Чужая слабость накрыла его горячей волной. Он оступился и упал, едва успев выставить перед собой руки. "Зомбаки", идущие следом за ним, остановились.
"Каждое живое существо заслуживает счастья в том понимании, которое дает оно себе".
Он мог быть кем захочет. Любые ощущения были доступны ему в равной степени.
"Оставь сомнения…"
Он играл на акустической гитаре. Белый "Фендер" звучал божественно. Но в его руках заиграл бы и любой другой, менее благородный инструмент. Потому что он был виртуозом. Восьмой в десятке лучших рок-гитаристов Земли. Сейчас он записывает свой очередной альбом. Подводит своеобразный итог пятнадцатилетней карьеры преподавателя и пятилетней работы в шоу-бизнесе. Эту четвертую по счету "флэшку" он пишет для себя и для своих друзей. Тех сотен тысяч молодых парней и девчонок, верных классическому року, которые и были его самыми близкими друзьями. Пусть через два месяца, когда "флэшку" можно будет купить в каждом магазине, критик, не отличающий дорийский лад от фригийского, в очередной рецензии заявит, что бывалого рокера никогда не научить играть на акустической гитаре, - пусть, сегодня белый "Фендер" в его руках звучал божественно.
"Понял ли я? Понял. Заблуждаюсь!"
Он оказался в окружении друзей. Это была какая-то вечеринка. Причем в равном количестве на ней присутствовали седовласые мужи и дамы (коллеги по Большому Космосу, понял он), а также молодые люди с жаждущими знаний, в хорошем смысле жадными глазами. Он вошел в украшенный воздушными шарами и мишурой зал, и все те, кто сидел, встали. Слева, справа послышались приветствия: "Федор! Ти-Рекс! Ушелец! Федор Семенович!" Каждый хотел выразить ему свое уважение, однако все делали это без подобострастия, без подхалимства, а так, будто они и в самом деле были его старыми, надежными друзьями.
"Здесь много людей, которым я интересен и нужен. Необходим. Они всегда будут рядом со мной, как бы ни сложилась моя судьба: окунусь ли я с головой в Большой Космос, стану ли я преподавателем-консультантом Всеобщности или же предпочту тихую старость вдали от цивилизации".
"Нашла! Нашла тебя! Федор! Я знала, что ты - на Земле или на Аркадии, на Александрии или на Бастионе, ты - реален. Я знала, что когда-нибудь!.. Федор, милый Федор… Я столько лет мечтала о тебе!"
Женщина, красивая и все еще молодая, тянулась к нему через Всеобщность. Ее томная красота распустившейся розы, естественная яркость губ и глаз отпугнула многих. Эти "многие" посчитали ее слишком цветущей, чтобы быть одинокой, и при встрече опускали глаза, не решаясь узнать, верно ли их предположение. Сделали вывод, что она слишком несерьезна в отношениях, не заводя с ней отношений. А тех, кого она не "отпугнула", женщина спровадила сама. И осталась наедине с мечтой, перерастающей в помешательство…
"Теперь я никогда не буду одинок!"
А он даже не смел подумать о Веронике, дабы не выдать ее неосторожной, "громкой" мыслью…