Черный крест - Алексей Тарасенко

УДК 821.161.1 -31 Тарасенко А. ББК 84(2Рос=Рус)6-44 Т19

Иллюстрация на обложке К. Комардин

Т19 Тарасенко, Алексей.

Черный крест / Алексей Тарасенко. - Екатеринбург: Ультра.Культура, 2004. - 304 с. - (Серия 1ЧО\ЮЯЗ").

15ВЫ 5-9681 -0010-9 Агентство С1РРГБ

Пока еще не известный в писательском мире моло­дой автор Алексей Тарасенко, предлагает читателям свое первое произведение - антимистическую утопию "Черный крест". Это роман в форме дневника и расска­зывается в нем о не совсем обычных буднях российского офицера. Здесь реальность смешивается с невероятной фантазией и мистикой. Автор пытается вглядеться за одну из граней жизни... Не забыта в "Черном кресте" и тема любви, которая тонкой нитью проходит через весь роман. Но все же главная интрига скрыта в истории появ­ления и создания черного креста - что это: миф или прав­да, решать читателю.

15ВМ 5-9681-0010-9 © А. Тарасенко, 2004

© "Ультра.Культура", 2004 © К. Прокофьев, А. Касьяненко, дизайн-макет серии, художественное оформление, 2004

Часть I

01. Мы вошли в маленькую комнатку - два на четыре метра. Там уже стоял офицер, кото­рый должен был нас проинструктировать на­счет всего и все разъяснить.

А я-то уже было точно стал считать, что все это - легенда нашего училища.

Бетонные стены, выкрашенные в синий цвет Пять маленьких железных табуреток.

- Если вы хотите, то можете присесть...

- Нет, спасибо, не хотим.

Офицер называет нас, всех пятерых. Мы входим по пять человек по списку. Отзываем­ся: "Есть!"

Происходит инструктаж: "Значиттак, вы вхо­дите в комнату и прямо попадаете на позицию для стрельбы. У каждого из вас по одному ма­газину для автомата и по одной обойме для пистолета. Магазин и обойма пронумерованы вашим индивидуальным номером, и только если номера совпадают, вы допускаетесь на огневую позицию. На вас будет надет микро­фон, куда вы будете докладывать о своих дей­ствиях, и наушник, откуда, если это надо, вы будете получать инструкции. За вами будут следить старшие офицеры, не являющиеся вашими преподавателями, через видеокаме­ры, находящиеся в углах комнаты. Далее... вы входите в комнату и попадаете на позицию для стрельбы. Заряжаете автомат, взводите его и докладываете о своей готовности. Затем стре­ляете. Как вам стрелять, вы вольны решать сами. Одиночными выстрелами, короткими очередями, длинными - решаете только вы. После, отстрелявшись, вы должны разрядить автомат - вынуть рожок, поставить на предох­ранитель. Затем вы должны зарядить пистолет, подойти к казнимому - и добить его в голову, если после вашего огня она у него еще оста­нется. Докладываете, возвращаетесь на огне­вую позицию, разряжаете пистолет - забира­ете все свои патроны с собой - и выходите в дверь, на которой нарисована белой краской большая цифра "2".

После инструктажа Панченко срочно вы­шел. Шаля, он нечаянно поменялся со Снит- ко обоймой для пистолета. Секунд через 15 Панченко вернулся, после чего старший офи­цер спросил, почему Панченко нарушает пра­вила и выходил за дверь, когда это не поло­жено.

Панченко ответил все как есть.

- Так, вы снимаетесь с зачета. Срочно вы­ходите и явитесь с докладом к вашим обучаю­щим офицерам о своем поведении, не достой­ном офицера высшего пехотного училища.

Так нас, курсантов, оказалось в комнате на одного меньше.

Фамилию Снитко офицер записал тоже. Затем он нам раздал папки с делами тех лю­дей, которых мы должны были казнить.

Можно (не обязательно) прочитать, но го­ворить после с другими о том преступнике, ко­торого казнил ты, строго запрещается. Мне достался какой-то Лысов - бизнесмен, кото­рый мошенническим путем завышал себесто­имость продукции предприятия, которым он, Лысов, руководил.

Офицер, инструктировавший нас, делал какие-то пометки в журнале, видимо, напро­тив наших фамилий. Я еще подумал, что все фиксируется: как мы себя ведем, читаем ли личные дела своих "подопечных", или же нам абсолютно все равно, кого мы казним се­годня.

Старший офицер проверил номера наших обойм и автоматных магазинов, снял трубку с телефонного аппарата, стоящего на убогом металлическо-дспшном столе, и сказал, что мы готовы. Положив трубку, офицер сказал, чтобы мы приготовились. Через какое-то время над дверью, ведущей в расстрельную комнату, за­горелась красная лампочка.

- Ты,- сказал офицер, ткнув в меня паль­цем,- ты пойдешь первым.- Видя мою нере­шительность, он почему-то сказал мне в след: - Не жалей его. Сюда просто так не по­падают, здесь только очень серьезные преступ­ники.

02. Я вошел. Большая комната, метров так девять на девять и в высоту метров пять. На все про все пять минут. Так сказал офицер... так... я нахожусь на "огневой позиции" - пло­щадка, очерченная толстой, ярко-оранжевой

полосой. Справа от меня стол с автоматом без патронов и разряженный пистолет Стечкина. Лучом прожектора освещена лишь огневая по­зиция. Вокруг этой хорошо освещенной пло­щадки мрак.

Я испугался: а что, если все это ложь? Ро­зыгрыш? Психологический тест? Или наобо­рот, преступник, как нам сказали, не прико­ван к противоположной стене, а находится где-то здесь и... вооружен? Специально воо­ружили: если я его замочу - прошел тест, а если он меня, то уж не достоин я звания офи­цера.

Заряжаю автомат и пистолет и докладываю. 1 1 Тут же включились прожектора, находящиеся надо мной, и осветили противоположную огне­вой позиции стену

Я увидел Лысова. Не знал, что все это так: казнимый был как бы "распят" на противопо­ложной стене - руки и ноги в разные стороны, в наручниках, а наручники в больших металли­ческих кольцах, закрепленных в стене. Весь в соплях. Лысов плакал, изо рта текли слюни. Он что-то там лепетал. Я его не слышал.

Загоняю патрон в ствол, взвожу.

- Вы же не понимаете, я не виноват. Меня осудили по ошибке. Поймите...

А интересно, этот Лысов - смелый парень, а? Глаза не завязаны - значит, сам отказался.

- Осужденный, сейчас вы будете казне­ны! - кричу, как мне объяснили, должен был крикнуть перед тем, как начну стрелять.

В эту секунду прожектора начинают светить в два раза сильнее - я уже даже не вижу, что стены расстрельной комнаты темные. Их не видно. Лишь темный "расстрельный" костюм­чик Лысова.

- Я не виноват., помогите, простите меня...

Целюсь ему в грудь и стреляю. Короткая

очередь. 7-8 выстрелов. Лысов обмяк.

"Как мешок с говном",- думаю.

Кладу автомат на стол - и беру пистолет. Докладываю и подхожу к казнимому Пристав­ляю дуло пистолета к его виску. Тело. Выст­рел.

Одеты мы были - ну как шуты гороховые, то есть как всегда. Форма, но кроме каска и боевые пластмассовые очки, так же налокот­ники, наколенники, перчатки без пальцев. Очки должны быть надеты обязательно. Ну ( это и пра­вильно - куски черепа Лысова, мозги и кровь брызнули мне в лицо.

Возвращаюсь на боевую позицию, разря­жаю пистолет, беру все свои боезапасы и вы­хожу в дверь номер 2. Она на магните, ее мне открывают.

Попадаю снова в маленькую, но уже не тем­ную, а с белыми стенами комнату. Та же убогая мебель... Стол, за ним сидят трое...

- Давай зачетку!

Даю. Что-то пишут, потом показывают на дверь.

- Завтра у вас всех выходной. Послезавт­ра явиться в училище с зачеткой к курирующе­му вас офицеру.

Мне почему-то поставили 4. Лишь потом мне объяснили, что я не строго следовал ин­струкциям и зарядил автомат и пистолет одновременно, а должен был сначала, от­стрелявшись из автомата, разрядить его, а потом лишь зарядить пистолет и добить каз­нимого.

03. На следующий день мы встретились всей нашей компанией и пошли в кино. Мы были на "гражданке", имели право не очень-то контро­лировать свое поведение, пошли в кино, по­том в парк Горького и нажрались пивом. Потом пошли на Красную площадь пешком, приста­вали по дороге к девушкам. Ну, потом нас за­держала милиция.

Нас посадили на полчаса в "обезьянник", и когда подошло наше время, просмотрев до­кументы,- отпустили по домам, взяв подпис­ку о том, что мы не будем более буянить в ме­стах скопления людей.

- Расстрельный зачет? А-а-а-а-а... знаю.... Ладно, ребята слишком расслабились.

Нас в принципе за такое должны были выг­нать из училища, но... Вобщем, мы поняли, что плохо ведущего себя курсанта в выходной пос­ле "расстрельного зачета" не наказывают.

04. Еще через день мы явились рано утром в училище. Там нас построили в большом стро­евом зале и поздравили с окончанием сес­сии и начавшимися летними каникулами. Мы радостно кричали: Россия превыше всего! Тро­екратно.

Затем нам объявили, что после вчерашне­го зачета в училище продолжать обучаться бу­дут уже не все. Панченко и Снитко, а так же Ларионов и Бандзеладзе отчислены. Причины не подлежат разглашению.

На выходе из училища мы повстречали Бан­дзеладзе, он сказал нам, что, как ему объяс­нили, отчасти расстрельный зачет был еще и психологическим тестом для курсанов. Тот, кто расстреливал "подопечных" медленно, изде­ваясь, принося боль, фактически пытая, был отчислен.

Мы все поняли, но мне почему-то не было жаль Бандзеладзе. Теперь ему нужно возвра­щаться домой в Грузию. Мы в последний раз поглядели ему в след. Больше я его никогда не увижу.

Панченко и Снитко - друзья-товарищи, недоучившись всего один год, вернутся в Киев. Ларионов - москвич, останется здесь. Навер­ное, ему будет больно время от времени про­езжать мимо здания Высшего Пехотного Во­енного Училища, видеть его курсантов и пре­подавателей.

Да, немного жаль их, но и несерьезное от­ношение к делу и психопатические проявле­ния в военных училищах не поощряются.

Ларионов все причитал: мне брат расска­зывал о войне такое! Там такое творится! Та­кое делается! Солдаты трупам врагов уши от­резают, и это еще только цветочки! Там все почти полные психи - и они меня увольняют лишь за то, что прежде, чем прострелить этой суке голову, я стрельнул ей в живот? - Лари­онов, оказывается, расстреливал женщину А знаете, сердце находится в груди не слева, а в центре. Стрелять нужно в середину груд­ной клетки.

05. Мне, как получившему всего лишь четы­ре, была от училища выдана путевка не на заг­раничный курорт, но на отечественный - в Крым. Не стал отказываться, тем более что еще со школы - лет так шесть - не был на море. Сначала, конечно, хотел остаться в Москве у родителей, поездить на дачу, но после переду­мал, взял путевку

Мы поехали вместе с Магаем и Григорье­вым - моими друзьями, Магай - явный коре­ец, Григорьев - мари эл. Им тоже "посчастли­вилось" получить 4. А вот наш приятель Реку- данов все сделал правильно и отвалил на две недели в недавно захваченную Грецию. Как бы то ни было, я вряд ли могу ему позавидовать - в Афинах против наших, несмотря ни на какие меры безопасности (Сашке даже его личный автомат выдали с обязательством носить его везде, даже на пляж) еще совершают теракты какие-то сопротивленцы. И отдыхать - две не­дели. Всего. Мы же в Крыму в полной безопас­ности будем месяц. В компании своих. На каж­дого одноместный, правда, очень небольшой номер. Лафа.

А потом, в августе, практика. Куда меня еще пошлют? Ясно, что на места настоящих боев, то есть на настоящую войну! Здорово. В об­щем, все прошло более-менее, можно было бы сказать, что просто отлично, если бы Григо­рьев не будил нас каждое утро очень рано, при­зывая сходить на очередную экскурсию.

Когда он спит?

06. Мы лежим и греемся на солнышке, время от времени шалим, а время от времени по ве­черам слегка перебираем насчет алкоголя. Но здесь за этим особо не смотрят, если при всем своем пьянстве ты не мешаешь другим, не шу­мишь и так далее.

А вокруг нас самые наихорошие новости. Наши войска в Турции. Организуют независи­мый Курдистан. Каждый день, завидуя летчи­кам, смотрим, как сотни бомбардировщиков летят над нами в направлении Турции. Мы ра­дуемся. Многие из нас - Магай и Григорьев и я уж точно - перед пехотным училищем пыта­лись поступить в летное. Хорошо хоть, что тог­да, когда мы поступали, еще была возмож­ность - последний год, после неудачи при по­ступлении в один вуз попробовать поступить в другой и еще в один, то есть вы могли бы одним летом попытать счастья сразу в трех институ­тах. Если они, конечно, военные, а не граждан­ские. Но особо престижные - военные. Потом лафу такую прикрыли. Кто не поступил с пер­вого раза, тут же отправлялся на два года в армию. А там, после трех месяцев усиленных тренировок, во время которых от перенапря­жения даже некоторые умирают, вас, если по­везет, могли отправить на самую настоящую войну.

Никто не сообщает почему но наша Армия, куда-нибудь вторгаясь, несет какие-то стран­ные потери: вначале минимальные, но после потери начинают нарастать очень.

Возвращаемся в Москву на военно-транс- портном самолете, оборудованном туалетом. С нами летят еще человек пятнадцать, так же, как и мы, из военных училищ.

07. В Москве, в училище, мне сообщают, что моя "производственная" практика будет состо­ять как бы из двух частей: одну неделю я буду служить в "расстрельной" тюрьме, то есть об­служивать таких же, как и мы, ребят, получаю­щих "расстрельный зачет".

Еще три недели я проведу в Северном Ка­захстане, командуя (о боже, какая ответствен­ность!) сотней солдат. Мотопехота. Все моло­дые. Меня будет курировать капитан. Я буду "работать" по специальности: предстоит взор­вать завод по производству удобрений на са­мом юге северного Казахстана. Вся пробле­ма лишь в том, что завод находится немного южнее самого юга Северной части Казахста­на и, значит, по соглашениям, должен отойти Казахстану после отторжения северной час­ти. Но пока эти территории - под нашей, Рос­сийской оккупацией. Завод может произво­дить удобрения, но... и еще кое-что. Техноло­гия позволяет. Приказ взорвать здания и оборудование, и, желательно, одним разом все.

- Есть, товарищ полковник!

08. Неделя службы в "расстрелке". Когда я получал этот зачет, то и представления не имел, как здесь все устроено и обставлено. Получая зачет, ты просто жмешь на курок. Ты не зада­ешься вопросом: кто (и при том быстро ведь!) смывает кровь со стен, кто "распинает" пре­ступников, кто после казни относит их тела? После казни тела сжигаются в топках местно­го крематория. Но их туда еще нужно довести, дотащить на тачках.

Казнимый загоняется на место казни с по­мощью электрошоковых дубинок - это тогда, когда он сопротивляется, но таких не очень много, обычно один на семь-восемь казнимых. Потом ты предлагаешь ему завязать глаза и говоришь, что перед самым расстрелом рас­стреливающий сообщит ему, что сейчас нач­нет стрелять. Но это не всегда соответствует истине, курсанты ведь нервничают!

То есть иногда ты, зная, откровенно лжешь. И не по своей вине!

Правильнее было бы сказать: вам должны сообщить перед расстрелом, что в вас будут стрелять.

Перед казнью, за день до нее, к осужденно­му приходит священник. Если человек хочет, то исповедуется. В основном, люди отказыва­ются.

Снимая мертвые тела со стен, очень часто приходится вляпаться в их испражнения -■ перед или сразу после смерти человек ходит под себя и по большому, и по маленькому. Тя­желая служба, точно. Самое противное в ней, конечно, это добивать осужденных за курсан­тов, которые не смогли их казнить - попада­лось и такое. Или человек сильно ранен, так что курсант подумал, что казнил его, а после почему-то не может в упор выстрелить в голо­ву, или вообще у курсанта сдали нервы, и он не стал исполнять приказ. Тогда это должен сде­лать дежурный.

Мне выпало так вот дежурить в один из дней двенадцать часов. Каждые 10 минут - казнь. Шесть на двенадцать - семьдесят два. 72 че­ловека за одну смену. Пришлось "доделывать", как здесь говорят, "три работы". Зато ребята завязываются кровью с системой. Я долго ду­мал, что это в принципе правильно. Утешало лишь одно: после этого зачета многие из этих курсантов будут здесь, в расстрельной тюрь­ме, проходить практику.

09. А в Казахстане все оказалось не совсем так, как мне сообщали в Москве, да, мне дали в подчинение сотню солдат, но половиной из них должен был командовать Магай, впрочем, под­чиняясь при этом мне. А Магай любит деловые предложения вносить! Говоришь ему: сделай то. А он в ответ сто рацпредложений - и ниче­го не делает из того, что ты ему сказал сделать. Единственно, когда я смогу покомандовать всей сотней, так это первые три дня, пока Ма­гай еще не прибыл, у него почему-то по прика­зу была задержка на три дня, но, по тому же приказу, он почему-то был должен окончить практику на три дня раньше. Вот несправедли­вость!

Короче, в один день на машинах мы добра­лись до места. Нас несколько раз обстреляли местные партизаны, но никого, по счастью, не убили. Были раненые, в основном легко. При­шлось, приехав на место, вызвать санитарный вертолет с базы. Вертолет прилетел через пол­тора часа, хотя должен был прибыть по нор­мам через час максимум, забрал раненых и улетел.

Тем временем нас продолжали обстрели­вать почти каждую ночь, но как-то все слабо. Мы же, в свою очередь, смогли хорошенько окопаться, создать абсолютно со всех сторон прикрытую пулеметами вертолетную площад­ку, и с тех пор раненых, а тем более убитых по­чти не было. Время от времени по рации я свя­зывался с капитаном-куратором и докладывал, что у нас все в порядке.

Через три дня на том же вертолете прибыл Магай. При всем при том, что он мой друг, я не очень-то обрадовался его прибытию. Не очень- то люблю людей, из которых просто так и брыз­жет энергия! Мне это кажется противоесте­ственным. Магай везде мог проявить инициа­тиву, с ним прибыл десант (ВДВ, десантники) в составе восьми человек. Когда я спросил Ма- гая, зачем он взял их с базы и как ему удалось уговорить на такое командование - в его под­чинение стали входить не только люди, кото­рые должны ему подчиняться по "практикантс­кому листу" по приказу о практике курсанта,- он меня ошарашил новостью, которая одно­временно была для меня еще и, в общем-то, новостью радостной. Магай заявил, что не бу­дет (изменился приказ) командовать пятьюде­сятью человеками мотопехоты, но будет (ой, выпендрежник!) с десантниками выполнять "особое задание". Итак, я, несмотря на то, что Магай прибыл, продолжал командовать сотней солдат (кроме нескольких выбывших раненых, конечно).