Черный крест - Алексей Тарасенко 2 стр.


Когда я все-таки выпытал у Магая, что это за "особое задание", то оказалось, что зада­ние состоит в прикрыти - кого бы вы дума­ли? - меня! Магай и восемь десантников, ви­дите ли, должны были, совершая рейды в глубь территории противника, прикрывать от возмож­ных осложнений мою сотню! И это при том всем, что, несмотря на небольшие партизанс­кие вылазки, территория была очень хорошо насыщена российскими войсками. Ближайшие наши "соседи" находились от нас на расстоя­нии восьми километров.

Через день, хорошенько оторвавшись, ни­чего не делая и ничем нам не помогая, Магай со своими десантниками отправился в свой первый "рейд по территории врага". Они вер­нулись лишь вечером с несколькими ящиками пива. Ну вот! Не успели прибыть, а уже начина­ют действовать на то, чтобы вывести из подчи­нения "моих" солдат. Отвожу Магая в сторонку, прошу, чтобы такого больше не повторялось.

- Да лаааааадно! - Где-то, от кого-то я это уже слышал.

На следующий день они пригнали машину с арбузами.

Вся моя сотня дристала. Десантники, впро­чем, от них не отставали. Рейды на три дня пре­кратились. Магай, к моему удовольствию, так же весьма страдал животом.

И что бы вы думали? Почему-то почти ни у кого не оказалось в аптечках таблеток от поно­са! А куда же вы их дели? Куда они исчезли? Солдаты почему-то как-то странно молчат. При­шлось вызвать доктора с базы. Дело, как ока­залось, серьезное.

Капитан-куратор выказал желание посмот­реть на меня и проследить за тем, чем мы туг занимаемся. Ну, пожалуйста! Пусть только при­едет! Все доложу о Магае! Пусть его отсюда заберут, чтобы не мешал.

Но капитан не прилетел, а по рации всю вину полностью возложил на меня: это ваш недогляд, говорил капитан. Прилетел доктор, такой клас­сический Айболит, осмотрел нескольких солдат, сказал, что это - обычная "арбузная" бо­лезнь, и оставил нам много-много таблеток от диареи. Сел в вертолет - и адьез. Красиво так, в лучах закатного солнца и на фоне сопок под­нимался этот модернизированный МИ-8. Но, удалившись от нас на расстояние километров трех, вертолет вдруг вспыхнул и медленно, тя­жело так стал падать. В небе был отчетливо ви­ден след от ракеты, попавшей в наш "винт".

С базы сообщили, что скоро прилетят кара­тельные и успокоительные штурмовые верто­леты и чтобы мы им по рации сообщили коор­динаты предполагаемого места пуска ракеты. Затем капитан приказал мне (фамилия у него была, кстати, Жучков), чтобы мы прочесали местность, откуда была послана в вертолет ракета - но... через три дня!

Не понял...

Мы тщетно пытались связаться с вертоле­том, но он не отвечал. Он упал, и, наверное, все погибли. Или кто-то остался в живых, но сломана рация или не может говорить. На вся­кий случай мы оставили радиометку с объяс­няющим текстом, для того чтобы, если кто-то останется в живых, по радиосканеру мог бы нас найти. Зря, кстати.

Когда прилетели карательные вертолеты, то у одного из них одна ракета не была переори­ентирована на полет в свободном режиме, но была настроена на полет по радиометке. Нам об этом ничего не сказали. Мощная ракета уго­дила прямо на наше вертолетное поле. Семь раненых и двое убитых.

- Ничего,- ответил капитан мне по ра­ции,- это теперь называется "дружественный огонь". - Но вертолет, после того, как был сбит другой, нам прислать не могли.

Итак, на следующее утро от нас отделяются тридцать (я организовал) человек и, на танках, КАМАЗах, БМП отправляются в долгий путь на расстояние в 50 километров до вспомогательной базы, где они должны выгрузить тела убитых, по­заботиться о раненых (их вертолеты отправят на основную базу, где есть госпиталь). На все про все им я дал день. Но вернулись они через три.

Плюнул, не стал спрашивать почему. Лишь отметил в журнале. Сначала хотел как есть на­писать, но после пожалел, больно они все тут молоденькие и худенькие, написал, что задер­жались на один день.

Впрочем, все это время мы хорошо рабо­тали - минировали колонны завода в шахмат­ном порядке,- и солдаты вели себя достаточ­но послушно.

10. Через три дня после "работы" карательных вертолетов мы, как нам и приказывали, должны были прочесать место, откуда ракетой земля - воздух был обстрелян наш вертолет с доктором. Сразу после рейда я собираюсь досрочно взор­вать заводские корпуса - работа уже сделана.

Магай опять проявляет инициативу и упра­шивает меня не идти заодно с моей группой, а отправиться на особое задание - искать сби­тый вертолет. Соглашаюсь.

- Приказываю найти сбитый вертолет.

- Да лаааадно тебе - все свои!

На одной из опустевших улочек городка раз­деляемся. Я и еще человек сорок, два танка, два БТРа, три БМП ищем воронки от обстрела местности карательными вертолетами. Магай и шесть десантников (двое ранены во время попадания ракеты в наш "аэродромчик") на медицинском невооруженном бронированном транспорте нашли вертолет, или, правильнее говоря, то, что от него осталось.

Постоянно держим связь друг с другом и с заводом. После двух часов поисков находим пустую трубу от ракеты, которой стреляли по вертолету, и, стало быть, место пуска ракеты. Да, интересно, наши вертолеты обстреляли со­всем не то место, координаты которого мы им сообщили, а мы вертолетчикам сообщили со­всем не те координаты, что нужно.

Партизанен могут радоваться. Забираем трубу с собой. С ее помощью тот, кто надо, разберется с кем надо, как это наша установ­ка земля - воздух одноразового использо­вания оказалась в руках у наших врагов. Все давно тщательно пронумерованио и зафикси­ровано.

Прочесываем давно покинутые людьми дома и через какое-то время находим то мес­то, где еще недавно прятались партизаны и готовились к обстрелу вертолета. Дом, сад ря­дом с ним - все было хорошенько и тщатель­но заминировано так, что мы решаем обстре­лять все тут плотным огнем. Несколько мин сде- тонировало. Тогда входим в дом. Находим склад с оружием, оружие выносим на улицу-и давим танками.

Тем временем Магай сообщает, что под об- стерелом. Приказываю ему выставить радио­сигнал и держаться - несемся со всех ног на выручку. Приехав на место, не обнаруживаем Магая, зато видим сбитый вертолет. Радиосиг­нал одиноко так лежит себе посреди дороги, поблескивая красным полупрозрачным плас­тмассовым стеклом на солнце. Осматриваем вертолет (заминирован партизанен, но слабо), забираем тела вертолетчиков (вонь, какая вонь!) и айболита (фамилия его, доктора, кста­ти, я после узнал - Ткаченко) и держим путь обратно к заводу

Держу связь с Магаем, спрашиваю где он. Они заблудились. Они где-то в городе. А мы возвращаемся на завод. Приказываю всем отойти на заранее отведенные позиции, приго­товленные нами на момент взрывания завода. Связываюсь с капитаном Жучковым. Доклады­ваю, что завод заминирован досрочно. Капи­тан приказывает мне все быстренько взорвать и, переночевав, начинать двигаться к основ­ной базе. Тем временем связывается Магай, говорит, что рация села, что они заблудились, что не знает, что делать. Жучков в другую, "даль­нюю", радиостанцию вопит, чтобы на хер взры­вали завод срочно, что уже через полчаса доложит полковнику Виноградову о том, что практикант Тарасенко успешно справился с по­ставленной перед ним боевой задачей.

- Россия превыше всего, товарищ капи­тан!

- Не связывайся со мной до тех пор, пока не взорвешь завод.

- Так точно!

Я рад. Мне, наверное, поставят пять за прак­тику и при выходе из училища наверняка дадут звание - хоть немного, но повыше, чем всем остальным!

11.- Рвите все здесь на хер! - кричу я.- Быстро!

Несмотря на то, что рация у Магая села, он мне сообщает, что находится под "мощным, видимо, артиллеристским, обстрелом".

Они въехали на территорию завода, когда мы оттуда уже давно ушли. Мы взорвали за­вод.

Так я убил Леху Магая.

1 2. Теперь-то они смогли прислать сюда вер­толеты, несмотря на то, что раньше говорили о том, что после сбитого медицинского вертоле­та на нашу маленькую базу можно добираться только по земле. Капитан Жучков в присутствии полковника Виноградова сравнивает меня с землей:

- Как ты недоглядел? Как ты за всем не проследил? Почему не убедился во всем сам? Подавал такие надежды, мы уже тебя с абсо­лютно положительной характеристикой соби­рались в Москву отправить, а тыыыы!!!

- Эх,- тихо так поддержал его Виногра­дов, говоря так, как будто они с Жучковым об­суждают меня, но я при этом не присутствую,- жалко парня. Теперь трибунал. И... Десять лет при самом наилучшем раскладе.

На мое счастье, под обломками взорван­ного завода погиб лишь один Магай: он ехал на броне, а не под броней, как все осталь­ные члены его группы. Мы извлекли несчаст­ных десантников из их бронемашины: они были оглушены, контужены, но, слава богу, живы. Магай же под обломками плит пере­крытия завода превратился в некое подобие тряпки. Нечто бескостное. Думаю... как ме­шок с говном.

Десять дней до окончания практики. Я так вляпался. Специальный вертолет для заклю­ченных забирает меня. Военно-транспортный самолет для заключенных (на иллюминато­рах - чтобы вы думали? - решетки). Три часа - и Москва. Свою практику я закончил досрочно.

- На мое удивление, меня поместили не в осо­бой военной тюрьме, но в той самой, расстрель- ной. А как я ее хорошо знал некогда! Камера два на два, сортир и раковина - на одного. С опреде­ленных пор в России в тюрьме комфортно.

Почему я именно здесь, в этой тюрьме?

Мой военный офицер-адвокат говорит мне, что дело крайне сложное, но можно выкрутить­ся и не получить вышку. Вышку я уже и так не получу. То есть высшее образование, ни воен­ное, ни гражданское.

- Почему я именно здесь, в этой тюрьме? Я ее хорошо знаю, она расстрельная! Адвокат говорит, что не знает. Судя по его виду, врет.

- А трибунал это три пердуна-полковника, которые спешат тебя отправить на эшафот - и пойти чайку попить. Почифирить, благо, что квасить на рабочем месте запрещено строжай­ше уже как лет пятнадцать.

Есть такой юридический приемчик, когда вви­ду военной секретности дела тебя могут лишить адвоката. Это-то и применили ко мне. За не­сколько часов до начала заседания, (оворят, что это для того, чтобы никто лишний не узнал сек­ретного дела, исполняемого подсудимым, а так же для большей ясности изложения сути дела подсудимым. Раньше я думал, что это справед­ливо. Но я слишком положился на адвоката. О! Все знают, чем кончаются такие дела. Судьи от­правляются на совещание.

- Встать, суд идет!

Один из полковников как-то радостно и, ка­жется, по-светлому так улыбается. Мне даже, показалось, что он мне подмигнул.

А я вчера читал газету о том, что наши выса­дились в Северной Африке!

Ввиду того-сего, пятого-десятого...

А еще наши готовятся атаковать Британию..

В связи с особой тяжестью и туда, и сюда...

В Нормандии партизанское движение хе- реет с каждым днем.

Вы приговариваетесь...

15. Полковник - садист. Почему он так ухмы­лялся, так по-доброму мне улыбался и даже, как мне казалось, подмигнул мне, когда знал, что меня расстреляют?

Я пишу последние письма родным и друзь­ям. Только потом я узнал, что с ними (с пись­мами) произошло.

2 Черный крест

- Нет, спасибо, я отказываюсь от того, что­бы мне завязали глаза.

Я просто буду смотреть туда, где свет. В нап­равлении, как мне покажется, курсанта, кото­рый будет расстреливать меня. Позволяю при­ковать меня к стене. Наручники, а на ногах уже не как при нас - тоже наручники,- но более удобные наножники.

Входит курсант. Вижу-вижу... а не староват ли парниша для курсанта? Чего-то там бормо­чет, докладывает. Целится в меня.

- Осужденный, сейчас вы будете казнены!

Очередь. Спасибо, что не одиночными.

Меня не пытали.

- Нуууууууууу... я-то знаю, как щелкают хо­лостые выстрелы! Уж четыре года, как и холос­тыми, и боевыми - слава богу!

Входят два парня, освобождают меня от "распятья" и волочат куда-то. Ну, куда же еще? В ту дверь, откуда приходят те, кто убирает тру­пы и смывает кровь. А если нужно... добивает "недоделанного" каким-нибудь курсантом осужденного.

Мельком успеваю увидеть, как улыбается мой "расстрельщик". Да, он-то уж точно давно нет курсант!

Меня опять поместили в камеру, но уже не в ту, где я сидел до "расстрела". В маленькое окошко этой камеры пробивался даже солнеч­ный свет. И я немного взбодрился. А потом пришел тот садист-полковник, который улыбал­ся, когда мне выносили расстрельный приго­вор, и сказал, что у него ко мне уж разговорчик уж будет. Что я хорошо взрываю.

- А как вам удалось раскрошить бетонный блок на заводе химических удобрений в Ка­захстане три на три на три метра?

- Знаю способ...

- Нам нужны такие люди.

Мне предложили выполнить одно зада­ние - для правительства. А за это мое дело закроют - за блок три на три на три метра (это так у них в КГБ шутят - всевластие людей раз­вращает),- надбавят один курс, и после вы­полнения задания я стану выпускником своего училища. Со званием, со всеми моими пре­жними наградами. Никто ничего не узнает. Все будут думать то, что надо - вы на особом сче­ту у КГБ.

А это ведь почти так и есть!

- А почему я?

- Хороший подрывник плюс... Зависимый от нас человек. Помните, до выполнения задания 2* вы - никто. В любой момент вас могут рас­стрелять по-настоящему.

Нет, он все-таки садист. А фамилия его Тка- ченко. Что-то они мне слишком часто стали встречаться.

18. Все, конечно, сообщат на месте. По зем­ле, почти все время по земле (???-???) доб­раться до южной Нормандии, до одного из зам­ков, и, возглавляя секретное подразделение саперов, кое-что взорвать к чертовой мате­ри,- кстати, она-то тут вроде как и при чем! Дело усложняется тем, что взрывать необхо­димо будет в городке, в замке, который густо населен местным населением.

Не конфликтовать, вести себя культурно, сделать очень мощный и очень тихий одновре­менно взрыв - и домой. Уже, для быстроты, по воздуху. Аж в самую Москву с докладом.

- Доложишь лично, и не какому-нибудь полковнику, знаешь, кому доложишь?

- Честно? Нет.

- Узнаешь. А потом все зашибись. Не только окончание училища с наибольшим набором при­вилегий, какие только могут быть (автомобиль объемом двигателя больше 1,2 литра) но и на­шим , а это важно, нашим человеком будешь!

- Ну, что ж? Россия - превыше всего?

Полковник уходит. Он доволен. А меня даже

освободили на день. И я пошел гулять по Мос­кве. Зашел к родителям. И сказать нельзя, и хочется. Книжные, Москва-Сити, небоскребы, чистый, прозрачный воздух - почему это все меня больше не радует?

- Боже мой! Ну и в переделку же я попал, однако!

Просто я не знаю, чем это все кончится.

Погулял, походил-побродил. Через сут­ки - на аэродром. Транспортный военный самолет, приспособленный для перевозки десанта - с тремя химическими сортира­ми,- долетит меня до Берлина. Дальше - по земле.

Через какое-то время я удивлюсь тому, что ради меня одного гоняли такой огромный са­молет. Им что - все срочно надо?

Да, пока гулял, встретил старую знакомую... то же по фамилии Ткаченко! Спрсил, не знает ли она одного такого полковника КГБ? Нет, не знает. Ее звали Ольга, и она отправлялась на фронт санитаркой.

Не помню как, но узнал о ее гибели: кажет­ся, мина 88 мм разорвала ее, попав точно ей под ноги.

А жаль.

38

Неплохой человек. Был. И как только я уз­нал, что она погибла?

Часть

01. До Внуково меня провожал Эдуард. Вну­ково всего как лет пять военный аэродром, им занимались в свое время не очень - повсюду видимость строительных работ и недоделок. Эд ведет УАЗик, и мы, минуя КПП, въезжаем на летное поле.

Откуда он знает, куда необходимо ехать, где следует свернуть-повернуть? Эдуард говорит, что так же скорбит о безвременной кончине Алексея Магая.

Разглядываю носки своих ботинок.

Светит летнее солнышко, и мне необычно спокойно.

У самого самолета останавливаемся и вы­ходим. Дружески обнявшись, прощаемся. Странно, но Эдик как бы следит за тем, чтоб я вошел в самолет, уселся в кресло, пристег­нулся.

Когда он исчезал в проеме самолетной две­ри-люка, мне показалось, что Эдуард доста­вал рацию, еще, как мне показалось - а на этот счет у меня уже глаз наметан,- так вот, мне показалось, что Эдик при оружии. Автома­тическая дверь стала закрываться, как только Эдик спустился по трапу Самолет стал выру­ливать на взлет. Тогда я почему-то удивился тому, что нахожусь один в огромном транспор­тном военном самолете, переоборудованном в самолет для перевозки людей...

Знаю только одно - "следующая станция" аэропорт Западного Берлина.

Почитав около получаса классическую ли­тературу - сборник рассказов Лимонова - и вдоволь позевав, отправляюсь в гости к эки­пажу.

02. Ребята поначалу на меня как бы не реаги­ровали, и лишь через минуту после моего на- тужно-радостного "Привет!" один из них быст­ро и ловко стал отключать свой шлемофон от нескольких проводов, соединявших его с ос­новной приборной панелью управления само­летом.

Еще тогда я удивился, что такой огромный са­молет ведут всего два летчика. Молодой паре­нек - но уже вишь ты, самолеты водит! - повер­нулся ко мне, весело и как-то по-доброму заулы­бавшись. Ощущение некоторой обиды, которая было уж начала приходить ко мне потому, что лет­чики на меня не реагировали, как рукой сняло.

- Все, что должен уметь делать настоящий летчик, так это нажимать автопилот когда надо, а тем более когда не надо! - сказал, продол­жая сиять радостной улыбкой летчик.

Он пригласил меня на летческую кухню - продолговатую комнатку метра два на три, на­дежно запрятанную в глубине чрева этого гиган­тского монстра. Там был чайник, большой холо­дильник и микроволновая печь. В ней я разог­рел свои бутерброды, сделанные мне на дорогу мамой. Бутербродами я угостил летчика.

- Не надо париться, через два часа будем в Берлине.

- А потом куда?

- Мы в Варшаву по делам, а тебя, видимо, встретят. Ты же тут особенный - гэбэшный мальчик, а? - летчик усмехается..

Вспоминаю, как раньше все мы мечтали работать на Комитет.

- И ради меня одного гоняют в такой крюк огромный самолет?

- Крюк для такого молодца уж не очень и большой, а нам в Варшаву все равно надо.- И... старое, слышанное мною уже миллион, наверное, раз: - А мы приказов не обсужда­ем.- Да-да, знаю, обсуждение приказа - первый шаг к неподчинению.

Летчик включил замызганный и долго немы­тый малогабаритный телевизор, там показыва­ли новости. У нас опять все - зашибись и не так, как у других. Два мотопехотных полка за­чем-то совершили этой ночью марш-бросок из военной российской базы в Сирии, направля­ясь в сторону Иерусалима. А с сорокатысяч­ной американской группировкой, объединив­шейся с одной тысячей израильских солдат, произошел какой-то странный, по всей види­мости, несчастный случай: видимо, случайно сдетонировал боевой ядерный заряд малой мощности на одной из их многочисленных аме­риканских баз, расположенных в долине Мегид- до. Все погибли.

Огибая пораженные радиацией районы, наши войска продолжали свой путь.

03. Через некоторое время мы пересекли гра­ницу России, с высоты трех тысяч метров ее было очень хорошо видно в иллюминатор. Дело в том, что за границей России у всех деревьев черная листва. Нет, я не знаю, почему это так.

Назад Дальше