Черный крест - Алексей Тарасенко 4 стр.

- А вам можно,- спрашиваю,- ну, так, на рабочем месте? - стараюсь выглядеть хоть немного строгим.

- А нам все можно! Мы из... сами знаете откуда.

Нагло и без спросу беру у моего секьюрити одну бутылку из ящика и иду к себе в купе.

- Спокойной ночи!

- Бу-бу-бу, ба-ба-ба!

Наверное, "доброй ночи" - на французс­ком.

14. Но создатели великолепной кухни и вели­колепных вин, увы, этой ночью спать нам не дали - пересекши границу с Германией и ока­завшись на территории Франции, поезд начал постепенно подвергаться все усиливающему­ся обстрелу. Правда, только лишь из стрелко­вого оружия. Барабанная дробь попадающих в поезд пуль заставила всех пассажиров "исполнять инструкции": все должны были лечь на пол и прикрыть голову руками. Бог мой! Но я ведь только-только уснул. Где наша не пропадала? Спать во время неимоверно­го грохота я научился, еще служа на практи­ке после второго курса в артиллеристской ча­сти. Я закрываю глаза... В купе врывается мой сопровождающий и орет, чтобы я лег на пол.

- Не могу... отстаньте...

- Выполнять! Я тут старший по званию!

Бросаюсь на пол. Закрываюсь одеялом и...

пытаюсь заснуть.

- Если что - я рядом.- Мой сопровожда­ющий уже не так настроен поговорить на мест­ном языке. На языке местных аборигенов. Факт.

Затем в купе вползает женщина-проводник, одетая полностью по форме "к бою". На ней кас­ка, очки, защитные щитки, женский нагрудник - выглядит смешно, он один на всех женщин-сол­дат - стандартный, и сиськи там сделаны по са­мому женскому статистическому максимуму. Все женщины в этих нагрудниках выглядят очень воз­буждающе. Но узнаешь ты это, лишь если пере­стаешь принимать "антисекс".

Женщина какой-то специальной провод- ницкой отверткой пытается закрыть на окне моего купе стальные жалюзи, но вагон при этом очень сильно болтает - поезд едет на преде­ле своих скоростей, и ей мало что удается. Откуда-то спереди приближаются к нам стуки: бах, бах, бах - это пули сопротивленцев по­падают в наш вагон. Одна пуля влетает в мое окно, туда, где было стекло, а не туда, где окно было открыто. Женщина падает на меня, да так, что моя голова оказывается аккуратно между ее двух пластиковых сисек!

Некоторое время я думаю, что она ранена или убита, но нет. Она просто упала на пол, пытаясь себя обезопасить.

- Извините!

Наконец-то ей удается опустить металли­ческие защитные жалюзи, и она выползает из моего купе.

Приперается сопровождающий и выселяет меня из моего купе - тут много осколков, а у меня приказ доставить тебя целым и невреди­мым. Издавая стоны, перехожу в его купе. Плю­хаюсь на кушетку. И завертываюсь снова в свое одеяло.

Я

Хочу

Спать.

15. Через какое-то время к нашему поезду подлетают вертолеты сопровождения. Вре­мя от времени они перестают двигаться за бронепоездом, но, зависши на месте, посы­лают во тьму огромное количество ракет. Ракеты попадают куда-то, и все вокруг на ка­кое-то небольшое время освещается силь­ными вспышками. Затем мы где-то останав­ливаемся, и по вагонам в большом количе­стве начинают расхаживать солдаты. Они, стоя в коридоре, опускают окна на минимум и, устроившись с автоматом - на одно окно один солдат,- усаживаются на откидные стульчики. Время от времени кто-нибудь из них встает и начинает осматривать окрест­ности в прицел ночного видения своего ав­томата.

Время от времени они все начинают друж­но стрелять.

Я слышу это сквозь сон.

Затем солдат сняли с поезда, а через неко­торое время так же и вертолеты сопровожде­ния нас покидают.

Я все это слышу сквозь сон. Но все равно - я сплю. Только через несколько лет мне сказали, что практика в артиллеристских частях организо­вывается для курсантов специально для того, чтобы они умели глубоко спать даже при самом громком шуме.

Ну вот, а мне казалось, что для того, чтобы мы потаскали сорокакилограммовые снаряды для САУ. Вот незадача.

Жалюзи опущены, в купе душно, я включаю кондиционер, становится холодно, но при этом все равно душно. Приходит полупьяный сопро­вождающий, ему хочется поговорить. Он начи­нает мне рассказывать о своей карьере, о том, как долго "разрабатывал" Францию... он гово­рил о том, что во Франции очень сильно сопро­тивление нашим войскам оттого, что она сильно пострадала во время активных боевых действий, что это неправильно, когда только лишь из-за не­скольких тысяч протестантов-гугенотов, уничто­женных несколько столетий назад, вопреки все­му здравому смыслу страна подвергается бо­лее жестокому военному давлению, чем иные страны.

- Ну почему же с Германией смогли посту­пить более правильно и корректно? Только лишь потому, что она - родина Лютера?

Ну да, мы же теперь - протестанты.

Как говорил вождь России, возникший на заре двадцать первого века и мой полный тез­ка: "Свет этому миру".

3 Черный крест

На самом же деле, я думаю, просто фран­цузы сумели вовремя сообразить, что нужно надевать противогазы.

16. В конце двадцатых годов двадцать перво­го века "группа товарищей" под предводитель­ством моего полного тески взяла власть в свои руки в России. С тех пор, как говорят, мы жи­вем по-новому.

А до "Великой протестантской революции" страна, как говорят, была православной.

Не знаю, что это такое и что это значит.

Но и протестантом, наверное, меня можно назвать с большой натяжкой. Довольно долго таблетки "антисекса" назвали (официально) "таблетки святости".

По-моему, это смешно.

17. Часам к трем дня прибыли в Париж. Пока наши оккупировали этот город, никто, почему- то не заботился о символе этой страны - Эй- фелевой башне. Ну, не до того было. О том, что символ Парижа, а равно, наверное, как и всей Франции давно и глубоко заржавел, не говорилось. Пока шли бои за Елисейские поля, башня рухнула. Многие увидели в этом пред­знаменование свыше - дескать, конец пришел франции полный! Эйфелеву башню наши СМИ называли (по-моему ассоциация глубоко не­верная) новой башней Силоамской. И вооб­ще, уже лет как тридцать любимое дело наше­го телевидения - цитировать Библию Но где- то я слышал, что их к этому просто элементарно принуждают.

18. Меня опять встречали - ну и вообще все было похоже и на Берлин и на Бонн, меня от­везли в ГРУ Западного фронта. А после мне сообщили, что я должен встретиться с марша­лом Мирошниченко. От этого у меня душа ушла в пятки. Великий Мирошниченко! Всемогущий, почти бог, некогда даже знавший вождей на­шей революции. Ах-ахМ Как мне сказали, он знает о моей миссии и лично контролирует ее.

Часов в семь вечера я явился к нему в ка­бинет, но несмотря ни на что он уделил мне совсем немного времени. Мирошниченко сказал лишь, что меня разместят на несколь­ко дней в Париже его люди и что через не­сколько дней будет создано особое подраз­деление саперов для выполнения задачи, воз­ложенной на меня. Меня вместе со всеми на Днях высадаят на месте на вертолетах, и пос­ле этого мы будем обязаны непосредственно з* приступить к выполнению задачи, поставлен­ной перед нами.

Еще Мирошниченко обещал наладить мне спутниковую связь с Москвой для того, чтобы я докладывал в центр о том, как продвигается работа. Докладывать я должен буду полковни­ку Ткаченко.

- И помните,- напоследок наставил меня он,- от выполнения этого, безусловно, слож­ного задания зависит ваша судьба!

Ну, что тут сказать?

- Россия превыше всего!

1 9. Опять гостиница, опять несколько дней нерасставания с рацией, опять бар при гос­тинице, но уже не с немецким пивом, а с фран­цузским вином. Лишь через долго-долго заме­чаю ребят, которые следят за мной. Хорошо прячутся. Угадайте, как я их вычислил? Пока не выпью вина, делаю вид, что их не замечаю. Но, приняв, начинаю к ним подходить, пыта­юсь заговорить, разговорить их пытаюсь.

- Нет, товарищ, ну, что же вы! Нет-нет-нет - мы никого не пасем. Да и с чего это вы вдруг решили, что мы из Комитета?

У вас военные ботинки и гражданская одежда.

- Знаете, что произошло с обувной фаб­рикой в Твери, которая стала шить ботинки, по­хожие на военные, для гражданских?

Улыбочки.

- Ее национализировали.

И, как говаривал один парень, если ты дол­го ждешь задания, то ты его в конце концов по­лучишь. По грехам своим. Вскоре заработала моя рация. Они, видимо, на меня доложили, что я становлюсь слишком общителен.

Как бы чего не вышло.

И наверху ускорили процесс.

Дальнейшее мое движение к цели было все ускоряющимся.

Часть III

01. Совершив свою "великую протестантс­кую революцию", А. А. Тарасенко со товари­щи весьма поначалу расслабились, празднуя свою потрясающую победу в Москве. И их, конечно, в тот же момент предали почти в дос­ку родные военные. Вся компания, все эти молодые и не очень люди были в один день уничтожены. Их оппонентам уж больно ради­кальными показались идеи, проповедуемые новым российским правительством. И, есте­ственно, началась реакция. Полгода в России с большой жестокостью уничтожалось все то,

что в себе имело хоть малейший намек на про­тестантизм. Не будем, конечно, касаться всех тех ужасов и страхов, которые пережили про­тестанты. Многие из них, кто мог, сбежали за рубеж.

02. Но реакционеры рано радовались, пото­му как вопреки всем заверениям карателей, которые якобы своими глазами видели смерть от пуль Тарасенки, через полгода тот снова объявился как ни в чем не бывало и, сумев вновь объединить еще не бежавших за рубеж своих сторонников, устроил теперь уже свою реакцию. Протестанты оторвались по полной. В один год было уничтожено все, что хоть как- то напоминало о неоднозначности религиоз­ной истории России.

Сам Тарасенко свое появление называл не иначе, как "воскрешение". Он из молодого и веселого человека превратился в нечто блед- но-синюшне-страшное, брызгающее слюной, шатающееся и почти безумное, с горящими глазами, легко возбуждающееся и с полпинка переходящее на крик. Многие просто восхи­щались тем, что сотворили с ним доктора - сумели поставить на ногитело, просто нашпи­гованное в упор из автоматов свинцом.

Тогда-то впервые все и узнали имя Дмит­рия Пашкевича. Этот ученый впоследствии возглавил институт передовых разработок в Питере и в основном работал на оборону Но чем он конкретно занимался, никто точно не знал. Знали лишь его приближенные, но они, конечно, хранили гробовое молчание.

Кто-то мне все-таки обмолвился, что был слух, будто Пашкевич разрабатывал какие-то новые газы.

В ноябре 2037 года одна из лабораторий под Питером, после того как там побывал профес­сор Пашкевич, взлетела на воздух. По окрест­ностям распостранился некий желтого цвета газ. Люди в деревне, в которой непосредствен­но находилась эта лаборатория, почти все - ну, те кто был в момент взрыва на месте - ос­лепли. Лишь спустя время к ним вернулось зре­ние. Но тем не менее зрение ухудшилось у всех значительно, и никто не смог восстановиться до прежнего своего нормального уровня. Лю­дей тех очень тщательно лечили и опекали, а так же очень по ходу дела уговаривали не говорить о том, что произошло. Всем назначили бое­вые -■ то есть очень хорошие пенсии.

Еще, по слухам, Пашкевич очень любил Гит­лера и Сталина.

03. Мне предписали надеть военную форму Мне выдали форму и... ботинки. Все занумеровали моим номером. Через день, переночевав по приказу Ми­рошниченко, в гостинице для высших офице­ров, с некоего аэродрома в составе группы, состоящей из ста пятидесяти человек, факти­чески, возглавляя ее, я отправился на место назначения. Что делать, вы узнаете на месте.

Это не апокалипсис и не сегодня, но двад­цать пять МИ-8, летящих одной большой ста­ей, выглядят величественно. Штурмовых вер­толетов сопровождения нам, конечно, не дали. В состав моей группы входило пять взводов, и ими командовали:

взводом армейских саперов Михаил Лукин, взводом саперов по особо важным задани­ям Михаил Панков (я его в шутку называл рыпк оН),

взводом прикрытия и оперативной развед­ки некий Александр Комиссаров,

взводом технического обеспечения Иван Квасников,

взводом связи и компьютерного обеспече­ния Левон Арутюнян. По-моему он был мос­ковский армянин, и мы с ним встречались в нашем училище. Только он был на два курса старше. Ни знакомство, ни тем более дружбу мы с ним не водили.

04. Груженные под завязку людьми, техникой, снаряжением и припасами, мы наконец-то при­были на место высадки - пшеничное поле не­далеко от старинного средневекового зам­ка. У нас в докладах он фигурировал под на­званием "Объект 112".

"Высадка!" - наисладчайшее слово для любого десантника. Но я-то не десантник! Странно, но вдруг мне сообщают, что я как командир должен высадиться первым. Хоро­шо, присоединяю карабин к длинному тросу, который свешивается с вертолета прямо до земли, и начинаю быстро, но не так, как если бы просто падал, спускаться к земле. Каса­юсь ногами почвы и, как положено обычно в таких случаях, переворачиваюсь два раза вправо и после один раз влево. Быстро уста­навливаю свой автомат на ножки и начинаю длинными очередями "обрабатывать" близ­лежащий темный и черный лес, находящийся метрах в двухстах.

Еще никто не успел высадиться ни с моего вертолета, ни с какого другого, как нас стали обстреливать из пулеметов. Затем граната, выпущенная из гранатомета, попала в верто­лет, с которого я только что высадился. Про­изошел взрыв, но его конус был таким, что меня не задело. Винт сам собой, вращаясь, улетел в сторону леса. Хорошо еще, хоть туда, а не в другие вертолеты. Еще три вертолета, постра­дав от осколков взрыва, задымили. Транспорт­ные МИ-8, совершенно невооруженные, ничем не могли ответить на такой вызов и все 24, сде­лав крюк под непрекращающимся обстрелом, улетели. И я остался один.

5. Тем временем, видимо заметив, что в пшенице кто-то залег, обстреливающие про­должали "обрабатывать" из пулеметов поле. Тут я решил не рыпаться и не отвечать, но по­стараться максимально вжаться в землю, что­бы по возможности максимально обезопасить себя. Затем огонь неожиданно прекратился, и я, приподняв голову, увидел, что ко мне идут трое вооруженных людей.

6. Инструктор Орлов всегда говорил, что если вам дали право выбора, то постарайтесь как можно быстро сами себя его лишить. По пра­вилам солдат сам решает, куда ему вешать на свою "сбрую" гранаты, а куда - дымовые шашки. Но, как говорил Орлов, лучше всего для себя сразу, раз и навсегда решить окончатель­но, где что у тебя будет располагаться, и с того момента никогда не менять своего решения.

Я не слушал особо инструктора Орлова, он мне всегда не нравился, казался каким-то грубым, что ли. И вот теперь жизнь подтверж­дала его правоту: когда те трое приблизились достаточно близко, думая, что кидаю одну за другой три гранаты, на самом деле кинул я в их направлении три дымовые шашки.

Те ребята стали стрелять в дым так, что не­которые пули вонзались в землю ну просто очень рядом со мной!

7. Для таких дел обычно используется сол­датский носовой платок - большая белая тряп­ка, которая по правилам должна находиться в кармане штанов на левой ляжке. Я привязал платок к дулу своего автомата и, размахивая им, встав стал кричать: "Не стреляйте! Ооп'1 $Ноо1, р1еазе! Я сдаюсь".

8. Был крайне удивлен улыбчивости и коррек­тности этих троих. Тщательно меня обыскав - так, что не заметили "Стечкина" у меня за по­ясом,- они повели меня в свое партизанское логово. В лагере же.был сильно удивлен тому, как там много людей - и мужчин, и женщин, удивлен, что почти все они носили черные бе­реты и многие, в том числе и женщины, курили сигары.

Меня привели в землянку к здешнему коман­диру, и у нас состоялся довольно-таки интерес­ный разговор. Парень плохо, но все-таки гово­рил по-русски. Он сказал мне, что расстрелять меня не может, потому что русские тут никого не расстреливали. Еще он сказал, что не может об­менять меня на своего пленного потому, что в плену у русских нет его ребят.

- С каким заданием вы прибыли в наши края?

- Мне его еще до конца не объяснили. Ясно лишь одно - взорвать что-то в этом ва­шем замке.

Довольно гостеприимные ребята отпусти­ли меня минут через тридцать после этого на­шего разговора. Мне даже вернули мой авто­мат.

- Я подержал бы вас, конечно, дня два-

три в воспитательных целях взаперти, но...

- ???

- Знаете, я хочу, чтобы вы исполнили это свое задание.

- Может быть, вы настолько осведомлены, что даже скажете мне, что мне поручат взор­вать?

- Процентов на 99 уверен в том, что вам прикажут уничтожить "черный крест".

- Да-а-а-а... И что же это такое?

- Это нечто, чем во время анархии, пока здесь шли бои, успели воспользоваться неко­торые люди - каждый по своим соображени­ям, конечно. Можно понять, почему люди идут на такое, но, уверяю вас, последствия всегда ужасны. Кстати по здешней легенде удивитель­ные свойства этой нашей местной достопри­мечательности открыли несколько десятилетий назад именно вы, русские. Сюда к нам заез­жал какой-то ваш человек из России. По-мое­му, его звали Пушкевич или что-то вроде того.

Я поковылял в сторону "Объекта 112". Что еще нужно человеку на земле? Юг Франции, море, прекрасная природа. Нет, мы паримся здесь, что-то взрываем, уничтожаем... вместо того, чтобы наслаждаться жизнью.

Придя в замок, я обнаружил в нем всех сво­их солдат. Так, не без приключений, мы прибы­ли на место. Нам еще предстояло развернуть­ся и хорошенько окопаться.

- Дня три мы находились в абсолютной ин­формационной изоляции. Мы разместились в здании местной покинутой ратуши, но связис­там понадобилось время для того, чтобы нала­дить связь с ГРУ Западного фронта.

Мы несколько расслабились, я, поняв, что такую возможность никак нельзя упускать, по­зволил ребятам "ходить с расслабленными ремнями". Они ходили на пляж, загорали и пили вино. Мы, конечно, никогда не забывали об охране, но почему-то всем казалось, что если бы нас хотели уничтожить, то давно бы это сделали. Я никому не рассказывал, как побывал в "гостях" у местных партизан.

- На четвертый день связь наконец была налажена. Минуты две я получал инструкции от одного из замов Мирошниченко о том, что я и без него прекрасно знал и понимал, но затем связь оборвалась снова, и в этот день мне так и не пришлось узнать о цели своей миссии.

- Настоящие проблемы начались на четвер­тую ночь после нашего прибытия. По очереди связываясь по рации со всеми нашими по­стами, не получили ни от одного из них отве­та. Собрав группу человек в десять, пошли на выручку. Когда мы прибыли на место, увидели лишь два безжизненных бледно-белых тела. Лица и руки ребят по цвету были как бумага. Впечатление было такое, будто на них напал, а после ими поужинал какой-то хищный зверь. Оружие оставалось нетронутым. Вырванные клочья мяса из тел, немного крови. Это было ужасно, но мы, тщательно все взвесив, реши­ли, что в этом виноват какой-то хищник, но ни­как не человек.

С другой стороны, меня удивляло то, что хищ­ный зверь напал на людей не в темном лесу, а в городе. В самом его центре - в замке.