- Ого, глянь-ка! Монеты!
- Старинные… Это как - они шибко дорогие нынче или наоборот?
- А шут их знает… Давай, греби на всякий случай. Это что - серебро? Проклятие, с таким светом ни черта непонятно!
- Ого! Ты только глянь, какой кинжал!
Хиггинс меж тем искал вполне определенную вещь. Одноглазый описал ее чертовски расплывчато: книга, которую нельзя разглядеть толком. Где же она тут?
- Эй, Хигги, помог бы, что ли! - пропыхтел Марвин. Они с Джонни вовсю трудились над бронзовой статуей Анубиса, пытаясь извлечь драгоценные камни из глазниц шакальей головы.
- Надо засунуть лезвие в щель и чем-нибудь стукнуть по рукоятке. Да хоть вон той штукой, она толстая! А ну, подвинься.
- Получилось!
- Тихо вы! - прошипел Хиггинс. Взгляд его мазнул по кузенам - и остановился. Джонни и Марвин, алчно приоткрыв рты, таращились на вынутый рубин, а на полу возле них лежало то, что он безуспешно разыскивал!
- Откуда вы это взяли?!
- Ты про книгу? Да она валялась тут… - Фелис неопределенно повел лапой. - А что?
Хиггинс поднял с полу предмет. Старинный кожаный переплет… Или нет, это дерево, резное дерево. Что за чертовщина, и впрямь не рассмотреть! Теперь она словно из картона. Или это камень? Да… Забавно. Интересно, что в ней такого ценного? Одноглазый болтал - какая-то древность. А забавная штуковина, между прочим. Есть в ней что-то этакое, неправильное. Ага, вот в чем дело! Книга обладала инерцией, совершенно не соразмерной своему весу - из-за этого все время казалось, будто она вот-вот выскользнет из рук. Хиггинс завернул странный предмет в бязевую тряпицу и спрятал его за пазухой. Обостренное чувство опасности подсказывало ему, что надо поторопиться - и ощущение это с каждой секундой крепло.
- Так, парни, закругляемся, да поживее!
- Слышь, кузен! - Марвин явно вошел во вкус. - Давай прихватим, что сможем унести за один раз, а потом сделаем еще одну ходку! Или даже не одну! Вынесем отсюда все мало-мальски ценное; зря, что ли, старались!
Хиггинс яростно замотал головой: тревожное чувство усиливалось.
- Слишком опасно! - прошипел он. - Давайте пошевеливайтесь!
Полковник Мэтью Фокс никак не мог уснуть - впервые за долгие годы. Стаканчик шерри-бренди, принятый для успокоения нервов, не произвел желаемого эффекта. Помучившись с полчаса, он решительно сел, чиркнул фосфорной спичкой, поднес огонек к газовому рожку и отвернул краник; но газ так и не вспыхнул.
- Ну, это уже просто ни в какие ворота не лезет! - сердито буркнул полковник и набросил на плечи шлафрок. - Московиты! Ха! Да что они себе воображают - эта девчонка и ее дикий зверь! - бормотал он. - Крым… Там была война, ясно вам?! А ночные атаки пластунов, вырезанные до последнего солдата роты, взлетевшие на воздух орудийные батареи - просто милые шутки, да?! Я, черт побери, обязан был защищать моих людей; и я не запятнал чести мундира!
Чувствуя смутное беспокойство, сэр Мэтью снял с каминной полки подсвечник и зажег свечи. Что-то тревожило его - то ли непривычная тишина, то ли странные, на самой грани восприятия, запахи. Он вышел из комнаты, свернул за угол - и резко остановился, едва не споткнувшись о связанное тело.
- Проклятие! Мозли! Что тут происходит?! - возопил Мэтью Фокс, не в силах поверить в очевидное.
Мимо скользнула быстрая тень. Полковник резко обернулся, пытаясь схватить фелис; острые когти глубоко пробороздили ему запястье. Изрыгая проклятия, полковник подхватил с пола винтовку, щелкнул затвором и выстрелил. Пуля едва не задела Джонни; фелис прижал уши и метнулся за угол. Воры в панике бросились на второй этаж, к спасительному окну; полковник двинулся следом. Оказавшись наверху, Марвин вылез наружу, обхватил канат и с обезьяньей ловкостью заскользил над темным садом. Джонни тут же последовал его примеру. Внизу разразились яростным лаем собаки.
- Стой! Куда?! Он же оборвется! Надо по одному! - воскликнул Хиггинс, но кузен был слишком напуган, чтоб ждать.
Волокна каната опасно потрескивали; под тяжестью обремененных добычей фелис он провис так, что Хиггинс испугался - как бы мастифы не сдернули его родичей, ухватив в прыжке за одежду.
На вилле меж тем творился переполох. Слуги и домочадцы полковника, заслышав беготню и выстрелы, выскакивали из своих комнат в одних ночных рубашках, привнося дополнительную суету в происходящее. Главарь шайки затравленно огляделся, схватил стул и подпер его спинкой дверную ручку, а сверху повалил резное ореховое бюро - как раз вовремя: спустя несколько мгновений на дверь обрушился тяжелый удар. Хиггинс ухмыльнулся. А в следующую секунду завопил от боли: винтовочная пуля, пробив филенку, попала ему в уже ополовиненное некогда ухо, напрочь оторвав его остатки. Заливая все вокруг кровью, фелис бросился к спасительному канату. Украденная штуковина ерзала за пазухой, норовя выскользнуть наружу, - так что приходилось все время поправлять ее, теряя драгоценные мгновения. Внизу рычали и ярились мастифы. По хребту заскребли острые пики ограды, и в тот же момент грабитель почувствовал, как слабеет натяжение каната: там, в доме, кто-то развязывал узел!
Хиггинс выхватил револьвер и пальнул в полураскрытое окно, совершенно не надеясь попасть - лишь бы выиграть пару мгновений. Наконец ограда осталась позади. Он отпустил веревку и полетел вниз, по-кошачьи растопырив лапы. Мостовая больно припечатала фелис по конечностям. Куртка предательски затрещала - книга едва не прорвала плотную ткань. Хиггинс вскочил на ноги и, прижимая одной лапой рану, устремился прочь от полковничьей виллы.
* * *
При виде Потапа консьерж выпучил глаза и принялся глотать воздух - но девушка не обратила на это ни малейшего внимания. Она все еще была графиней Воронцовой… Поднявшись в свои апартаменты, Ласка сдернула с кровати чистое одеяло и постелила его на пол.
- Ложись пока сюда. Боюсь, койка твой вес не выдержит.
- Ох, заарестуют нас, барышня… - проворчал медведь.
- Постарайся не двигаться лишний раз. Я сейчас приду, - с этими словами девушка поспешно спустилась вниз.
- Мне нужны бинты, корпия, ножницы и карболка. - Ласка не позволила консьержу и рта раскрыть. - И еще - горячая вода, целый тазик воды… Пожалуйста, не спорьте! Все остальное после…
- Но где же я возьму… хм-м… Вообще-то, помнится, у моего племянника была бутыль карболовой кислоты - он студент-медик… - Сам себе удивляясь, пробормотал консьерж. - Надо спросить, может, и корпия найдется. Подождите, я сейчас.
Отсутствовал он довольно долго. Девушка уже начала терять терпение, когда консьерж, наконец, принес требуемое.
Потап пребывал в мрачной задумчивости. Он лишь тихонько вздохнул, когда Ласка принялась обрабатывать раны - выстригать колтуны шерсти и спекшейся крови, промывать и накладывать повязки. Ее пальцы та и дело натыкались на старые рубцы, скрытые густым мехом - похоже, вояка медведь был еще тот! Самой глубокой оказалась рана в плечо. Полковничий клинок проткнул мышцу и уперся в кость - по счастью, не зацепив крупных сосудов.
- Нужен дренаж, каучуковая трубка. И шелк, чтобы зашить. Ничего этого сейчас нет; а потом будет чертовски больно. Придется потерпеть. Я пока наложу тампон и плотную повязку.
- Сейчас бы водовки… - мечтательно пробурчал Потап. - Чутка на шкуру плеснуть, остальное - внутрь. У нас в отряде знашь како наипервейшее лекарство было? Крапивна настойка. А ежели стреляна рана - порохом прижигали, и все…
- Ну да - вам, московитам, лишь бы водку жрать! - сердито бросила Ласка. - Тоже мне, лекарство!
- Много ты понимашь! - фыркнул Потап. - Да меня, ежли хошь знать, сам Пирогов в Крыму штопал!
- Кто еще таков?
- У-у… - Медведь возвел маленькие глазки к потолку. - Такого человека не знашь, барышня… Великий врач, великий… Сколько наших спас…
- Ну не водкой же, верно? И не пороховыми прижиганиями.
- Нет у меня сил с тобой пререкаться, - пробормотал Потап. - Да и найди ее здесь, водку-то. Альбионщина нашей, чистой, не кушает. То можжевеловая у них, то виски этот, с которого башка поутру трещит, как севастопольские батареи. Попить дай, а?
По лестнице затопали торопливые шаги, и кто-то нетерпеливо постучал в дверь. Потап приподнялся, опираясь на здоровую лапу; в горле медведя завибрировал низкий рык.
Девушка бросила быстрый взгляд на стол. Там, в верхнем ящике, упрятанный в муфту, лежал шолт-нортовский пистолет: один патрон все еще находился в стволе.
- Ласка, открой, это я! - раздался приглушенный голос Озорника.
Облегченно переведя дух, Ласка отодвинула защелку. Компаньон шагнул было в комнату - и замер на пороге, с удивлением глядя на Потапа.
- А ты что здесь делаешь?!
- Его ранили! - сердито отозвалась Ласка. - По-твоему, я должна была просто взять и бросить его на улице?!
- Нет, конечно. Просто все идет не так, как предполагалось. - Компаньон закрыл за собой дверь и устало опустился в кресло. - Давай, рассказывай, что там у вас приключилось…
Ласка вкратце поведала о своем дебюте в роли графини Воронцовой.
- Нечего сказать, хороша история! - Глаз Озорника мрачно уставился на Потапа. - Где была моя интуиция? Это же надо - из всех московитских медведей выбрать именно тебя!
- Провиденье, - флегматично откликнулся зверь. - Я ведь за этим на Альбион-от приехал, полковника сыскать. А тут дорогонько все, сбереженья мои тю-тю. И тут ты появляисси, мне работу предлагать. Я как сообразил, чья эвон вилла - ну, думаю, впору Вседержителю свечку ставить…
- Что ж, в таком случае тебе придется вернуться в Московию, - сухо сказал Озорник. - На земле Альбиона нет православных храмов, а в англиканские церкви таким, как ты, вход заказан.
- Может, и вернусь, - буркнул Потап. - Как дело сделаю…
- Все еще не угомонился, да?! - Ласка вскочила и, уперев кулачки в бока, сердито уставилась на зверя. - Мало тебе дырок в шкуре наделали?! Пока не убьют, не успокоишься?!
- Так, подожди, - прервал ее Озорник. - У нас, похоже, намечаются проблемы.
- Я не проблема, - буркнул Потап.
- А я не имел в виду тебя. Знаешь, Ласка - наши хвостатые друзья, похоже, начали собственную игру.
Девушка все еще кипела негодованием; поэтому смысл сказанного не сразу дошел до нее.
- Почему? Как?
- Они не пришли на условленное место.
Ласка нахмурилась и внимательно посмотрела на своего товарища. Озорник мрачно уставился в пол; за прошедшие сутки он словно бы постарел на несколько лет. Повязка, закрывающая поврежденный глаз, сползла на лоб, из-под нее виднелся жутковатый темный провал.
- Лекси…
Озорник прижал к губам палец:
- Эта вещь у них. Я почти уверен. Вопрос в том - что фелис намерены делать дальше.
- Будут торговаться?
- Наверняка. Беда в том, что мои финансы показывают дно. Не знаю, сможем ли мы договориться.
Озорник вскоре ушел. Потап лежал неподвижно: то ли уснул, то ли глубоко задумался. Мохнатый бок тяжело вздымался и опадал в такт дыханию. Ласку тоже начало клонить в сон: ночь, что ни говори, выдалась весьма богатой на события. Сновидения пришли почти сразу - бестолковые и сумбурные. Она вновь очутилась в гостиной полковника, но теперь зала была полна вальсирующими. Среди оскаленных допотопных тварей в безостановочном танце кружились полковничьи гости, Хиггинс со своими братьями, лакеи, даже медный "Паровой Том" - и у каждого в руках было по длинной острой сабле. А ей, Ласке, приходилось как ни в чем не бывало танцевать вместе со всеми, улыбаться, расточая любезности, - и одновременно уклоняться от блестящих и дьявольски острых лезвий…
Из забытья ее вывел стук в дверь. Ласка со стоном оторвала голову от подушки. За окном было светло: похоже, она проспала до полудня… Торопливо одевшись, девушка отодвинула щеколду; она ни на минуту не сомневалась, что это вернулся Озорник, - однако на пороге стоял не кто иной, как давешний блондин… Как его… Морри… Нет, Мюррей, кажется. Но какого черта ему здесь надо?!
- Как вы меня нашли?! - выпалила Ласка, не придумав спросонья ничего умнее.
Джек Мюррей усмехнулся:
- Так уж получилось, что мы с вами соседи по подъезду, мисс Вайзл… Или я должен называть вас "миледи"?
- Что вам угодно?
- Поговорить, всего лишь. Я могу войти?
- А если я скажу "нет?" - Ласка вызывающе посмотрела незваному гостю в глаза.
Джек пожал плечами:
- Ну что же, в таком случае я откланяюсь. Уйду писать некролог полковника Фокса, а также большую статью о скандальном вечере, предшествовавшем его смерти. Я ведь журналист, если помните…
- Его смерти? О чем это вы?! - недоумевающе нахмурилась девушка. - Когда я уходила, он был жив и здоров.
- Этой ночью Мэтью Фокса прикончили, - прищурился журналист. - Судя по всему - ограбление. Или его инсценировка. Подумайте сами, мисс Вайзл, с кем вам приятнее будет беседовать - со мной или с инспектором поли…
В этот момент Джека самым бесцеремонным образом прервали. Дверь распахнулась во всю ширь, Ласку оттерли в сторону, и огромная медвежья туша сграбастала Мюррея за грудки, в мгновение ока затащив его в комнату.
- Что еще за субчик? Шпик?! - рявкнул медведь в побледневшее лицо Джека.
- Потап, погоди… Это газетчик. И он говорит, что полковника сегодня ночью убили. Как это произошло? - спросила Ласка, вновь перейдя на бритиш.
- Застрелен из револьвера, прямо в окно. А вообще-то, я рассчитывал узнать подробности от вас! - дерзко заявил журналист. - Вся эта история чертовски подозрительна. Так кто же вы такие?!
Ласка лихорадочно соображала. У этого типа нет никаких причин ей сочувствовать; кроме того, рассказать правду просто нельзя: ведь это все равно что признаться в подготовке ограбления… Проклятие, даже не так - она теперь соучастница убийства! Немудрено, что Хиггинс с братьями исчезли! Наверняка затаились в какой-нибудь дыре, боятся нос высунуть на улицу! Соврать? Но что?! Мюррей знает, что она не графиня Воронцова, стало быть… Выход напрашивался один. Интересно, подумала девушка, если я скажу: "Потап, сверни ему шею", - сделает ли он это? Ох, наверное, сделает. Но нет, нет, я так не могу! Это же все равно что хладнокровно убить своими руками!
- Потап… - Ласка прокашлялась: в горле вдруг запершило. - Отпусти его, пожалуйста. И ляг: у тебя кровь на повязках выступила.
Медведь с ворчанием подчинился. Джек нервно одернул полы пиджака. Девушка внезапно ощутила приступ злости. Ишь какой! Волосишки причесаны, одет с иголочки, на светлом костюме - ни единой складочки. А руки холеные, сразу видно - ничего тяжелее пера держать не доводилось. Да пошел он в болото!
- Ну, так что вы хотели услышать?! О том, какие приказы отдавал полковник в Крыму? Пожалуйста, Потап вас просветит, а я переведу!
- Почему вы его так зовете - "put up"? - полюбопытствовал Мюррей.
- Нормальное московитское имя… - пожала плечами Ласка.
- Забавно. Собственно, относительно пресловутого приказа я уже выяснил, - самодовольно заявил Джек. - Не могу сказать, что я на вашей стороне. Командир обязан защищать своих подчиненных всеми доступными методами. А война - штука жестокая.
- Московиты, насколько я знаю, не расстреливали пленных солдат Империи в отместку! - пошла в наступление Ласка.
Мюррей нетерпеливо махнул рукой:
- Не будем обсуждать политику… Знаете, у нас есть пословица: это моя страна, права она или нет.
- Тогда вы должны признать, что и другие могут считать себя… правыми!
- Итак, ваш лакей… бывший солдат, конечно… решил поквитаться с полковником, а вы его остановили… - Джек улыбнулся. - Версия неплохая, но… Видите ли, я знаю, что вы - не графиня Воронцова.
- По-вашему, я не могу проживать здесь инкогнито? Возможно, у меня есть на то причины. - Ласка вызывающе вздернула подбородок.
- Да, но… Настоящая графиня сейчас глотает валерьянку под присмотром лучших лондонских врачей: прошлой ночью на нее напали, похитили вещи и драгоценности. В числе прочего - приглашение на вечеринку полковника. Стало быть, вы причастны к этому?
- Вы так считаете?
- Графиня и ее спутник описывают похитителей как фелис премерзкой наружности. И грабители, проникшие на виллу, - опять-таки фелис. Те же самые, надо полагать? Вы с ними связаны?
Ласка молча пожала плечами: не отрицать же очевидное! А парень и впрямь не промах: столько всего разнюхать за какие-то полдня.
- Вижу, вы не хотите ничего рассказывать, - сокрушенно вздохнул Мюррей. - Поймите, леди: вас и вашего зверя уже сейчас разыскивает вся лондонская полиция! Не позднее вечера эта история появится в газетах, и кто-нибудь наверняка сообщит, где вы находитесь! У вас есть шанс рассказать правду, как вы ее видите! Клянусь, я ничего не добавлю от себя, "Курьер" опубликует все слово в слово.
- Нет. Не опубликует.
Джек и Ласка вздрогнули. На пороге комнаты стоял Озорник. Девушка мельком заметила, как изумленно округляются глаза журналиста: словно тот узрел в дверях не усталого, скромно одетого мужчину, а по меньшей мере жуткое чудище из тех, что обитают в непроходимых джунглях Нового Света.
- Не будет никакого интервью, - медленно, словно пьяный, проговорил Озорник. - Потому что и встречи нашей… не было. Никогда.
От Озорника, казалось, исходят некие флюиды. Находиться рядом с ним было все равно что стоять на берегу моря, беспомощно глядя на исполинскую волну, рожденную сдвигом геологических пластов. Озорник поднял руку к лицу, и за этот краткий миг сердце девушки судорожно сжалось, словно в ожидании чудовищной силы удара… Остальные тоже почувствовали это: шерсть на загривке медведя поднялась дыбом, а Джек Мюррей отпрянул, хватаясь за спинку стула, словно хотел защититься им.
Озорник снял повязку с поврежденного глаза. Вписанный в глазницу иероглиф вдруг запульсировал ослепительным зеленым огнем - и вышел наружу, пронзив стены и перекрытия, оттиснув в сером лондонском небе изумрудное факсимиле. Кажется, Ласка закричала - а может быть, ей это только показалось, ведь ни двинуться, ни даже сделать вдох у нее не было ни малейшей возможности. Зеленый огонь выжигал пространство, реальность плавилась, словно ледышка, брошенная в чрево костра - и текла… Обратно. Иероглиф неторопливо вращался - там, в небе, и здесь, в глазнице Озорника; но это там и здесь были одним и тем же! Позднее, пытаясь хоть как-то сформулировать для себя происходившее, девушка натыкалась на полную лингвистическую беспомощность: в языках Атаманства и Альбиона попросту не было слов, чтобы описать этот процесс. Остались лишь воспоминания о неторопливых метаморфозах знака - и ощущение ветра, ураганного, но в то же время неосязаемого, призрачного: он с равной легкостью пронзал воздух, стены домов, землю.