* * *
Это случилось в холодный предрассветный час, когда замолкали ночные птицы, но не успевали еще проснуться дневные. Соня проснулась оттого, что кто-то настойчиво трясет ее за плечо. Удивительно, что рыжеволосая воительница не пробудилась, когда этот неизвестный подобрался к ней в темноте. Обычно Соня вскакивала при самом слабом шорохе, каким бы крепким ни был ее сон и как сильно ни была утомлена она накануне.
Открыв глаза, Соня увидела рядом с собой молодую девушку, обнаженную и словно бы окутанную туманом. Лицо незнакомки, плохо различимое в рассветных сумерках, было искажено страданием. Насколько могла судить Соня, никаких ран на теле девушки не было. Скорее, боль причинял ей какой-то неведомый душевный недуг.
Девушка открыла рот, намереваясь заговорить, но только слабое шипение вырвалось из ее горла. Синеватый свет окутал ее. Девушка задрожала всем своим тонким телом.
Как ни странно, Соня не ощутила при виде этого жутковатого, потустороннего зрелища ни страха, ни смятения. Хотя, если говорить честно, далеко не всякую ночь ей приходилось просыпаться и видеть рядом кого-то из представителей явно потустороннего мира, да еще подверженного сильному душевному страданию.
Соня осторожно протянула руку и коснулась плеча девушки. На ощупь кожа незнакомки была прохладной и влажной. Рыдания сотрясали плечи несчастной.
- Тише, тише,- успокаивающе заговорила Соня.- Успокойся. Ты сможешь говорить на человеческом языке? Постарайся объяснить мне, что тебя терзает, и могу ли я помочь тебе. Ну, тише, тише… Что я могу для тебя сделать? Может быть, ты сумела бы показать жестами?
Соня несколько раз взмахнула руками, надеясь, что незнакомка поймет ее.
В больших широко раскрытых глазах девушки появилось отчаяние. Она мучительно пыталась выдавить из себя хоть какие-то звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь.
Наконец Соня не без труда разобрала:
- Макдашу… Макдашу…
Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась, странно, по-звериному, подвывая тонким голоском, сидя на корточках и покачиваясь из стороны в сторону.
- Макдашу,- медленно повторила Соня, словно пробуя это незнакомое слово на вкус.- Макдашу… Что это такое? Ты можешь объяснить? Постарайся! Иначе я не сумею тебе помочь!
Девушка вскинула голову и разразилась целым потоком речи, похожей на птичью. Она странно цокала, присвистывала, подвывала и взвизгивала, а потом заключила с какой-то безнадежной и в то же время умоляющей интонацией:
- Макдашу…
Соня уселась рядом со своей ночной гостьей, взяла ее судорожно подергивающиеся руки в свои.
- Успокойся, прошу тебя. Я попытаюсь понять, чего ты добиваешься. Ведь ты нуждаешься в моей помощи, не так ли?
Распахнутые глаза, черные, с золотыми зрачками, глядели, казалось, прямо в душу Сони.
- Ты ведь понимаешь меня? - на всякий случай спросила Соня.
К ее ужасу, тщательно подавленному, девушка опустила голову и тихо лизнула колено Сони, а потом снова подняла на нее умоляющий, почти собачий взгляд.
Кое-что начало смутно проясняться.
- Ты не человек? Ты оборотень?
Девушка уселась совершенно по-собачьи, склонила голову набок и облизнулась.
- Ты собака?
Незнакомка лающе рассмеялась.
Нет, не собака… Так кто же? Кто?
Соня мучительно пыталась догадаться. Нет, девушка не была оборотнем… Она была вместилищем чьей-то души - может быть, звериной, а может - божественной…
Сейчас даже не важно было выяснять статус и происхождение девушки. Главным было завоевать доверие странной ночной гостьи, у которой - в этом Соня не сомневалась - было какое-то важное дело к ней, Рыжей Соне.
У нее - или у того, чья душа вселилась сейчас в это тонкое беззащитное девичье тело.
Как бы то ни было, а выяснить это было необходимо.
Незнакомая девушка совершенно оправилась от страха. Она даже позволила Соне взять себя за руку и потянула свою спутницу куда-то в чащу леса. Вдвоем они прошли по глухой тропинке, известной только диким зверям и другим обитателям чащобы.
Луна уже зашла за горизонт. Звезды гасли одна за другой, листья деревьев из черных постепенно становились серыми. Уже занимался рассвет.
Неожиданно перед путницами открылась большая поляна. Ее окружали вековые дубы, которые словно сошлись сюда в незапамятные времена и встали в почти правильный круг, как жрецы во время выполнения обряда.
Соня заметила, что в стволы всех дубов вживлены человеческие черепа. С длинных, простертых, как руки, ветвей свешивались разные кости - и звериные, и человеческие. Они тихо покачивались в рассветном ветерке, шелестели, переговариваясь с листвой на каком-то таинственном, одним им понятном языке.
Между костей свисали длинные разноцветные ленты, частью истлевшие, частью совсем новые, женские косы, мужские бороды, хвосты лошадей и лисиц.
А посреди поляны на столбе висел труп лисицы. Животное было прибито к столбу деревянными гвоздями, пробившими передние и задние лапы, грудь и живот. Самый длинный кол торчал у зверька в горле.
Испустив жалобный пронзительный визг, таинственная спутница Сони метнулась к жуткому лесному жертвеннику и принялась, завывая, бегать вокруг зверски умерщвленной лисицы, громко оплакивая ее безутешным поскуливанием и звериными стонами.
При виде этого зрелища у Сони мурашки побежали по коже. Рыжеволосая девушка остановилась, оглядываясь по сторонам и медленно осваиваясь с увиденным, настолько необычным было это зрелище. Неприятный холодок пробежал у нее между лопаток. Здесь, на скрытой от людских глаз лесной поляне в самом чреве леса, вершились ужасные дела; кто-то неведомый взывал здесь к каким-то жутким злым силам. Вся поляна так и дышала духом темного колдовства и недобрых чар.
Внезапно Сонина спутница упала как подкошенная у подножия столба. Соня осторожно коснулась ее рукой.
Девушка была мертва!
- Соня…- послышался тихий, явно нечеловеческий голос у Сони над головой.
Соня выпрямилась и оглянулась в поисках говорившего.
- Кто зовет меня? - окликнула она невидимого собеседника, не желая вести разговоров вслепую.- Покажись!
- Соня…- еще раз прозвучало в рассветных сумерках негромко, но вполне отчетливо.
Наконец Соня разглядела того, кто взывал к ней столь настойчиво, а разглядев - невольно содрогнулась от ужаса и отвращения. Маленькие, как бусины, подернутые смертной пеленой глаза распятой лисицы горели желтоватым огнем, и в них явно светился нечеловеческий разум. Пасть умерщвленного животного тихо двигалась.
- Слушай меня, Соня…- проговорила принесенная в жертву лисица.- Ты знаешь волю зверобогов. Мы - древние боги, мы - властители земли. Молодые боги должны уйти.
- Молодые боги? - переспросила Соня.- О ком ты говоришь? И кто ты сама?
- Воля зверобогов,- повторила лисица.- Иди в Велитриум, в большой город людей на большой реке. Она называется Громовая. Иди! Ищи! Там - храм, большой, полный огня… Ты знаешь имя молодого бога, в честь которого люди возжигают огни!
- Да,- пробормотала Соня.
- Не называй его здесь! - властно велела мертвая лисица.- Не призывай его сюда! Здесь древнее место! Здесь не место для него… и его проклятых братьев.
- Я - одна из вас! - воскликнула Соня. Сейчас она действительно ощущала себя скорее с богами варваров, нежели с митрианцами… Ведь и аквилонцы поклонялись Митре - аквилонцы, которых благой творец Митра, солнечный бог, покровитель дружбы, хранитель верности и клятв, убивший темное зло, принявшее обличье дикого, сокрушающего все на своем пути быка,- Митра не сумел удержать приносивших ему огненные жертвы аквилонцев от страшного кровопролития…
Ненависть! Вот что сжигало Соню. Вот какой огонь зажгли в ее душе поклонявшиеся Митре люди!
При виде животного, так жестоко распятого на столбе, при виде мертвой девушки, устами которой говорило неведомое божество, Соня содрогалась от боли и сострадания. Все эти вещи были недоступны ее пониманию.
- Ты пойдешь в Велитриум,- повторила лисица властно.- Найди жреца в огненном храме.
Не ошибись, Соня! Ошибки быть не должно! Любой промах грозит смертью… смертью…- Она тихо визгнула, словно от боли, а затем продолжала: - Этот жрец, Соня,- не мужчина и не женщина, не человек, не чудовище и не зверь; он не живой и не мертвый… Там - разгадка! В его руке - ключ!
- Но о чем мне спросить его? И в чем твоя просьба?
- Ты не должна просить! Ты должна…
Тут кровавая пена показалась в ноздрях лисицы, запузырилась у нее в пасти, клочьями падая с клыков на землю. Ужасная судорога сотрясла изувеченное тело зверька. Жалобно визжа, лисица несколько раз дернула головой, стукнулась ею о столб и бессильно обвисла на деревянных кольях, пронзивших ее тело. Свет погас в глазах зверька.
Несколько секунд Соня стояла на сумрачной поляне как громом пораженная. Затем она повернулась и бросилась бежать прочь по лесной тропинке.
* * *
Аресса выслушала рассказ своей неожиданной посетительницы совершенно спокойно, даже невозмутимо. Когда Соня замолчала, митрианская-первосвященница еле заметно сморщила свой гладкий белый лоб.
- Как, ты говоришь, она назвала меня, твоя мертвая лисица? Не живая, не мертвая? Что ж, она права! Она совершенно права, Соня! Я готова к смерти. Жизнь давно утратила для меня всякую ценность. Я не испытываю страха перед смертью, как не испытываю и любви к жизни. Но поскольку я все-таки еще жива, то и мертвой меня считать пока что рано…
- Она сказала еще, что ты - не человек,- отважилась напомнить Соня. Своеобразное мужество жрицы поневоле наполняло душу Сони уважением к этой странной женщине.
- Я человек,- твердо заявила Аресса.- Здесь твои драгоценные зверобоги прискорбно ошиблись. Я не зверь и не чудовище… Но я - человек. У меня душа человека! - В светлых глазах Арессы сверкнуло пламя.- Что касается моего пола… Они послали тебя, чтобы ты увидела,- так смотри! Еще никто, кроме моей матери и моего несчастного отца, не видели того, что я намерена показать тебе!
Аресса медленно поднялась со своего трона и величавым движением поднесла точеные руки к золотым пряжкам, скрепляющим ее тунику на .плечах. Мгновение - и белоснежное одеяние упало к ногам Арессы. Обнажилось ее тело, безупречно сложенное, с бархатистой кожей, не знавшее загара, тщательно ухоженное, умащенное драгоценными ароматическими маслами. Не тело, а произведение искусства…
Соня, знавшая толк в разных косметических ухищрениях, оценила это с первого взгляда. Только ценой очень больших усилий можно было добиться такого совершенства кожи.
Однако… Соня не верила собственным глазам. У этого прекрасного, как мраморное изваяние, тела отсутствовали какие-либо признаки пола! Оно было совершенно гладким и не принадлежало ни женственному юноше, ни крепко сложенной девушке. Вообще ничего!
- Но ведь такого не бывает! - не сдержала Соня удивленного возгласа.
Аресса, не смущаясь своей странной наготы, пожала плечами. Это был поистине царственный жест, и Соня невольно залюбовалась ею.
- Я родилась такой,- негромко сказала Аресса,- Не знаю, какие чары, какое чудовищное проклятие были наложены на нашу семью. Над нами всегда что-то тяготело… Ни мой отец, ни мой дед не доискивались до причины всех этих странностей и несчастий, быть может - напрасно… Возможно, их упорное нежелание замечать все эти странности оказалось роковым… Не берусь их судить. Но и отец мой до сих пор не может умереть и обрести столь желанный покой, и это мучает меня.
Соня насторожилась.
- Он не может умереть, ты сказала? - переспросила Соня.- Он… Он обрел бессмертие? Уподобился богам?
- Спаси нас всеблагой Митра от такого бессмертия! - бесстрастно ответила Аресса.- Забудь об этом. Но мы прокляты… или благословенны? Ты говоришь, эта распятая тварь чего-то от тебя добивалась? Она посылала тебя сюда, в Велитриум, ко мне? И ты еще не понимаешь, чего она добивалась! Я скажу тебе. Все ее намерения ясны мне так, словно они написаны в книге и их ярко освещает полуденное солнце! Лисица хотела, чтобы ты уничтожила меня! Вот чего они добиваются! Эта храфстра!
И снова вспышка чувства озарила прекрасное холодное лицо Арессы, словно отблеск далекой зарницы. На этот раз то было чувство отвращения.
- Храфстра? - переспросила Соня. Это слово показалось ей горьким и неприятным.
- Нечистота,- пояснила Аресса, кривя красиво очерченные крупные губы,- Дрянь! Да еще мертвая! Мертвая храфстра еще более омерзительна, чем живая… Ты не касалась ее руками?
Соня вспомнила свой порыв погладить изувеченного зверька по влажному меху. Она медленно покачала головой.
- Прикосновение к мертвой храфстре осквернило бы тебя на всю жизнь,- заявила жрица.
- Я притрагивалась к девушке, - напомнила Соня.- А лисица… Лисицу я не трогала.
- Девушка,- задумчиво повторила Аресса,- Какое слово, ты говоришь, она повторяла?
- Макдашу.
Неожиданно Аресса откинула голову назад и громко расхохоталась. Это было так удивительно, так непохоже на "беломраморную" первосвященницу, что Соню вновь охватило предчувствие чего-то ужасного, что вот-вот должно случиться у нее на глазах. Преодолевая это предчувствие, Соня спросила:
- Могу я узнать, что именно так насмешило тебя, Аресса?
Вместо ответа Аресса хлопнула в ладоши и звонко крикнула:
- Макдашу!
* * *
Первосвященница митрианского храма редко показывалась в городе, словно не желая лишний раз напоминать захватчикам-пиктам о своем существовании. Она знала, что вызывает у грубых воинов-варваров нечто вроде суеверного ужаса. Возможно, именно это и уберегало храм Митры в Велитриуме от уничтожения - эта судьба не минула другие митрианские святилища по всей Аквилонии. И хотя почти все население Велитриума постепенно переходило в новую веру и начинало поклоняться божествам захватчиков, а храм Митры пустел, все же священный огонь все еще горел на жертвеннике, и Аресса ежедневно возносила молитвы благому творцу.
В тот день закрытые носилки Арессы вынесли из храма четверо дюжих рабов-носильщиков, одетых в белые одежды и с волосами, перехваченными на лбу белой лентой. Носилки устремились в сторону рынка. Вчера в город по Громовой пришел большой тяжело груженный купеческий корабль, и многие жители Велитриума спешили узнать, какие новые товары доставили в город купцы.
Обычно Аресса не снисходила до посещения рынка. Ее мало интересовали новые товары. Но сейчас в храме из всех младших жрецов остались лишь несколько девушек и пять почтенных стаpyx, сведущих в обрядах благого Митры, но во всем, что касается житейских дел, живущих только вчерашним днем. И еще рабы, но их совсем немного, да и они не могут идти в счет. Храм пуст. Аресса не без оснований опасалась, как бы старые женщины не навлекли на храм Митры новых неприятностей и не спровоцировали захватчиков-пиктов на полное уничтожение последнего оплота митрианства на границе с дикими землями.
Поэтому на рынок первосвященница отправилась самолично.
Носилки Арессы узнавали многие горожане. Они почтительно расступались, давая им дорогу и низко кланяясь. Если прежний жрец, зарубленный пиктами, был многими горожанами любим как мудрый наставник, то нынешняя жрица, о которой ходило немало слухов, таинственных, а подчас и отвратительных, вызывала у большинства самый неподдельный страх.
В городе поговаривали о том, что она ведьма, что встретиться с ней глазами означает увидеть свою смерть - будто бы человек на мгновение начинает прозревать место и обстоятельства собственной кончины.
Аресса, слегка отодвинув в сторону занавески, смотрела из носилок на выставленный новыми купцами товар. Корабль пришел из Зингары. Он привез мессантийское вино в больших глиняных сосудах, запечатанных красным воском, меха диких животных, обитающих в Рабирийских горах, соленую рыбу с нежнейшим розовым мясом, что ловится в верховьях реки Алимана… Были здесь и ювелирные украшения - изделия искусных рук кордавских мастеров - и многие другие заманчивые товары…
От холодных внимательных глаз Арессы ничего не укрылось. Однако она оставила без внимания меха и вино, а у торговцев украшениями купила лишь серебряный браслет, звенящий на запястье.
Затем носилки остановились у ряда, где были выставлены на продажу рабы. Аресса подозвала надсмотрщика и, показав тому пригоршню золотых монет, велела подводить к ней рабов по одному, дабы жрица могла осматривать их, не оскверняя своих ног прикосновением к мостовой - несомненно, грязной и преисполненной нечистоты.
Арессе нужны были люди. В храме не хватало служителей. Естественно, первосвященница не могла взять на службу в священное место первых попавшихся людей. Ей необходимо было произвести тщательный отбор.
Двух свирепых с виду мужчин со старыми шрамами на лице и груди - бывших гладиаторов, равно как и нескольких бывших галерников, исполосованных кнутом, Аресса отвергла сразу, хотя надсмотрщик не жалел слов, нахваливая их боевые качества, укрощенный характер и способность преданно служить господину.
Затем к носилкам, грубо подталкивая сзади, подогнали совсем юную девушку с большими испуганными глазами. Бедняжка дрожала всем телом и в панике озиралась по сторонам, словно отовсюду ожидала неведомой, но ужасной напасти.
Аресса велела снять с нее одежду - жалкие лохмотья - и внимательно осмотрела тело девушки, выискивая, нет ли в нем изъянов, служивших бы показателем изначальной оскверненности и тем самым непригодности для службы в доме благого творца Митры. Но девушка оказалась совершенной, и Аресса купила ее, заплатив за новую рабыню неслыханно высокую цену - десять полновесных золотых монет.