- Но что же это я, - опомнилась Кецува. - Вам же не это интересно! - И она слово в слово передала записку царицы. - Что же нам теперь делать? - спросила она.
- Доверьтесь мне, - ответил Конан, понятия не имея, что делать.
- Я вам уже доверилась, - объявила Кецува. Конан задумался. Ему вспомнилась царица - какой он увидел ее в ночи. Она была прекрасна, она благоухала, как цветок в райском саду. Конан снова захотел увидеть ее и заключить в объятия. Сердце его забилось неровно.
Кулем вернулся и водрузил на стол красный глиняный кувшин с рисунком в виде длинноногих птиц. Другой рукой он поставил два серебряных кубка - большой и маленький. Кецува схватила маленький и засмеялась от смущения.
Кулем наполнил ее кубок. Вино пахло совсем недурно. Конан наполнил свой кубок сам, пригубил из него и убедился, что вкус соответствует запаху.
- Я должен попасть во внутренние покои, - сказал Конан, когда Кулем ушел. - Ты сможешь провести меня? Если я попаду в сад, я найду, что сделать!
- Я проведу вас. Встретимся через два часа. - Кецува отставила свой кубок, вскочила и объяснила в точности, где должны они встретиться. - Богиня ведет вас, я верю! - сказала она напоследок.
* * *
Кулем оставил кабак на попечение напарника и пошел наверх спать.
Рабыня поджидала его. Она уже согрела ему постель и, накрывшись с головой одеялом, читала вполголоса молитву о ниспослании ей живительной мужской влаги. Кулем почувствовал поднимающееся в нем желание, но потом увидел высунутую из-под одеяла ногу рабыни, и желание пропало.
- Сойди! - приказал он.
Рабыня послушно выскользнула и свернулась калачиком на коврике возле кровати. Черные волосы, белая тонкая кожа - рабыня происходила из знатного, но разорившегося рода, который докатился до того, что отцы стали продавать собственных дочерей. Эта девушка обошлась своему владельцу в немалую сумму.
Кулем принялся раздеваться и встал на коврик.
Рабыня прижалась нежной, едва сформировавшейся грудью к его щиколотке и спросила:
- Господин желает, чтобы ему размяли ноги? Кулем размотал набедренную повязку и повалился на постель.
- Потом, Марьям, потом, может быть, - сказал он. - Не сейчас.
Сон быстро смежил ему веки.
Проснулся он от едва слышного хихиканья.
- Марьям? - спросил он.
- Да, господин? - немедленно отозвалась девушка.
Кулем вздрогнул. Он пугался способности Марьям бодрствовать всегда, когда бодрствует он. Он подозревал, что она вообще не спит - и это было страшнее всего.
- Ты не спала?
- Нет, я только что проснулась. Я услышала, как проснулся господин, и проснулась.
- А ты слышала, как кто-то хихикает? Ты слушала?
- Нет, господин.
Кулем не поверил ей, но все равно ему было приятно.
Снова раздалось едва слышное хихиканье.
- А теперь? - спросил Кулем. Вместо ответа Марьям взвизгнула.
- Ай! Меня укусили! - завопила она. - Ай!
Кулем нагнулся с кровати и схватил Марьям.
- Иди сюда, - сказал он.
Рабыня перебралась к нему на кровать. Он почувствовал что-то у своей ноги. Это что-то быстро продвигалось вверх. Кулем вскочил и поймал это. Оно слабо укусило его за палец. Кулем с силой сжал кулак. Существо в кулаке пискнуло и затихло.
- Зажги свет! - приказал Кулем.
Марьям зажгла фонарь у кровати. Кулем раскрыл кулак и увидел на ладони маленькое существо, какое-то неизвестное насекомое с пятью ногами. Насекомое было раздавлено.
Кулем в отвращении сбросил насекомое на пол.
- Надеюсь, оно не ядовито, - сказал он. Хихиканье раздалось опять. Кулем спрыгнул с кровати и кинулся на другое насекомое, с удовольствием раздавив его. На лице Кулема отразилось чувство отрешенной радости. Снова услышав хихиканье, да не из одного места, а из нескольких, он взвился и стал красен лицом.
- Дави их, дави! - крикнул он и последовал собственному призыву.
Марьям закрыла лицо ладонями и тихонечко заныла.
- Марьям! - завопил Кулем. - Марьям, дави! Но она не смогла заставить себя спуститься с кровати. Эти маленькие существа казались ей зловещими. Что-то демоническое было в них, что-то из самой глубины мрачной преисподней.
* * *
Конан остался сидеть в кабаке и после того, как проводил Кецуву и Кулем тоже ушел. Напарник кабатчика, второй пайщик заведения, нравился киммерийцу куда меньше. Он был гораздо толще и не перескакивал через стойку, а медленно и величественно огибал ее, неся свой живот, как атрибут царского достоинства.
Он предложил Конану комнату наверху, где можно спокойно выспаться, но киммериец не испытывал желания спать. Дикое возбуждение блуждало в нем. Он даже представить себе не мог, что глаза иногда имеют свойства крепко закрываться, а сознание - выпадать из реальности.
Прошло около двух часов, и Конан с радостью оставил питейное заведение и поспешил на условленную встречу.
Кецуву он увидел издалека. Она шла как-то странно, будто ее подталкивали сзади, а она упиралась и идти не хотела.
- Кецува! - воскликнул Конан. - Что-то не так?
Девушка сморщила лицо, словно от зубной боли и помотала головой.
Слезы блестели у нее на щеках.
- Я предала! - закричала она и вдруг неестественно резко выгнулась назад. Рот ее открылся, из него потекла струйка крови, глаза сделались стеклянными.
Затем она упала вперед, и из тени позади нее вышел мужчина в зачерненных доспехах. Лицо у него тоже было покрыто черной краской.
- Дура! - сообщил он. - Могла бы и жить… - И добавил, обращаясь уже конкретно к Конану: - в отличие от тебя… Убьем негодяя!
Его сообщники отозвались нестройными воплями, выскакивая из тени, и бросились на Конана.
Он встречался с этими господами раньше - во дворце, когда собирался свидеться с карликом Аринны. Тогда их было чуть больше, но сейчас они оказались гораздо более злыми.
Конан обернулся и увидел, что с другого конца улицы к нему тоже приближаются вооруженные люди. Конан выхватил меч и кинулся в их сторону.
Меч киммерийца запел свою смертоносную песнь. Первый из врагов, бежавший с поднятой над головой дубиной, вдруг споткнулся, наткнувшись на кончик его лезвия, и с удивлением посмотрел вниз. Он увидел, как из разреза на животе вываливаются внутренности. Выронив дубину, нападающий попытался ухватиться за края раны, но тщетно…
Другой противник обнаружил у себя в сердце нечто острое и холодное, и силы оставили его, а ноги перестали слушаться. Третий оказался проворнее и сумел отбить чужой клинок.
Конан отпрыгнул, отражая ответный выпад. Его нога попала на что-то скользкое. Он пошатнулся, и второй удар вражеского меча заставил его отступить к стене, едва не лишив при том руки. Конан уперся лопатками в стену и исхитрился попасть клинком в пах противника, посчитавшего, что дело сделано и остается только добить жертву.
Воин, убивший Кецуву, подоспел как раз вовремя, чтобы падающее тело соратника помешало ему как следует воспротивиться удару Конана.
Меч Конана легко разрубил кольчугу, кожаную куртку и позвоночник противника. Враг упал и некоторое время корчился на земле, пытаясь избавиться от опостылевшей жизни. Конан не пожелал, больше тратить на него сил.
- Демон! - воскликнул один из воинов, и Конан уважил его мнение, с одного взмаха отрубив ему голову.
Кровь брызнула в глаза Конана, и киммериец на мгновение перестал видеть.
Этого оказалось достаточно, чтобы пропустить удар по голове.
Убивать поверженного противника никто не стал. В красном свете Конан смутно видел скло-ненные над ним лица и слышал разговоры о том, что Линфань-де с удовольствием позабавится с варваром в пыточной.
Пленника связали и понесли. Он видел над головой закопченные потолки, обонял множество различных запахов, среди которых преобладали ароматы земли, пота и горящего лампадного масла.
Подземелье оказалось на редкость сырым, словно из него только что откачали воду. Лязгнула дверь, и Конана втолкнули в камеру. Он упал лицом в дурно пахнущую, начавшую гнить солому. Свет проникал сквозь маленькое слуховое окошко, выходящее в коридор с горящими лампами.
Конан ворочался, пытаясь ослабить путы, и постепенно это ему удавалось. Протрудившись несколько часов, киммериец почти освободил ноги. И это обстоятельство сильно помогло ему, когда над ухом заверещали крысы, и Конан обнаружил двух серых хищников с голыми хвостами, которые целенаправленно приближались к пленнику.
Конан никого не собирался кормить собственным телом. Он считал, что оно ему самому еще понадобится. Крысы, похоже, не разделяли его мнения.
Они собирались начать с его щек. Киммериец ощутил прикосновения их гадких усов и зарычал в ответ. Это крыс не образумило. Пришлось вскочить на ноги и раздавить одну из особо нахальных хищниц, чтобы вторая сообразила, кто здесь сильный, и скрылась.
- Слышь, как бы они его не сожрали, - послышался голос из-за двери. - Слышь, как пищат.
- Ничего, - отозвался второй. - Для Линфаня останется.
- Думаешь? А если все-таки не останется?… Пойдем, шуганем…
- Да не… Вот уже и не слышно ничего. Слышишь?
- Ну ладно, бросай…
Конан снова с тихим стоном повалился на солому. Крыса заверещала и принялась шуршать. Конан лежал неподвижно, стараясь дышать ослабленно, как во сне.
Крыса осмелела и принялась подбираться к человеку. Она долго не решалась выйти на середину камеры, то и дело возвращаясь к стенам, но в конце концов голод победил благоразумие. Крыса вдруг сорвалась с места и кинулась на Конана.
Варвар тотчас вскочил и наступил крысе одной ногой на хвост, другой - на голову. Крыса верещала и скребла лапами, но ничего поделать не могла.
- Слушай, - сказали за дверью. - Я пойду проверю. Если пленник умрет, нам достанется…
- Пожалуй, ты прав, сходим вместе. Загремели ключи, и дверь стала открываться.
Конан прыгнул к двери и боднул голову тюремщика с ключами. От сильного удара стражник выронил связку и повалился назад, на руки напарника.
- Сильная Шеват! - воскликнул тот.
Второго такого ловкого удара у киммерийца не получилось. Оставшийся в сознании тюремщик бросил поверженного друга и ударился в бегство. Путы на ногах не позволяли Конану участвовать в погоне.
Тюремщик скрылся, поднявшись по лестнице.
Конан склонился над потерявшим сознание человеком и зубами выдернул у него из ножен короткий широкий меч, больше похожий на орудие мясника, чем на оружие воина.
* * *
Кесси лежал на циновке под окном и с недоумением смотрел на хозяйку. Он всегда смотрел на нее с недоумением. Таков был его странный собачий характер. В пасти у пего была зажата деревянная игрушка - статуэтка Иштар, одна из тех, что он еженедельно по одной использовал для оттачивания зубов.
Женщина в полупрозрачной розовой накидке лежала на кровати, застеленной шелком цвета горного ледника. Голова женщины наполовину свисала с кровати и черные волосы опускались па ковер, вытканный узором "цветы и бабочки".
- Ах, Кесси, друг мой, - проговорила женщина. - Ты - единственный, кто не изменял мне, кто не интересуется другими женщинами… - Кесси приподнял брови в знак того, что страшно удивлен. - Впрочем, я, конечно, не права. Извини. Тебя ведь интересуют суки…
Кесси вскочил с выражением восторга и от полноты чувств даже выронил статуэтку. Слюна полилась у него изо рта.
- Ах, Кесси! Фу… Ну до чего ты неотесан! Это же ведь так грубо! Разве можно с таким откровением проявлять свои чувства? Кесси, друг мой, чувства нужно скрывать… Но это неважно. Ты ведь знаешь, Кесси, как я люблю тебя. Ты - мое самое родное существо. Не то, совсем не то, что этот гадкий, отвратительный, самоуверенный мужлан Конан. Что он, в конце концов, о себе думает? Где его носит? Будь моя воля, я бы привязала его к столбу для пыток и изодрала бы в клочья его ягодицы! Изодрала бы самой жесткой плетью с вшитыми шипами! Да, да! - Женщина вскочила, и накидка упала с нее.
Кесси опустился обратно на циновку. Он ничего не понимал в красоте женщин. Хозяйка подбежала к нему-и опустилась перед ним на колени. От нее так жутко несло благовониями, что пес чихнул.
Женщина рассмеялась.
- Впрочем, зачем он нам? - сказала она. - Он нам ни к чему. И бить мы его не будем, И тем более - давать ему воды из наших колодцев. Ты знаешь, Кесси, он ведь, по-моему, не знает, почему воздвигли этот город. Он думает, что это самые обычные колодцы… Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду? Если бы он узнал, что тебе, Кесси, сто лет, а мне - сто пятьдесят? - Женщина вскочила и вернулась на кровать, снова завернувшись в накидку. - Он - глупец… Да, да - в этом нет сомнений. Но каков глупец! - Женщина вздохнула. - Каков глупец! - сладко повторила она, откидываясь на по-дущки.
Теперь Кесси видел только край ее бедра. Песик взял статуэтку Иштар и покрепче сжал ее в зубах. Глаза он закрыл, чтобы внешний мир не мешал внутреннему.
* * *
Западный колодец, самый большой из трех, обычно открывался в полдень. Но на сей раз это произошло на рассвете. И открыли его не служители. Он распахнулся сам, изнутри. Нищенка, спавшая на мешках с мусором, проснулась от протяжного жуткого звука.
Она открыла глаза, не понимая еще, что разбудило ее, и взглянула на двери в стене колодца. Она была молода, хотя из-за рваной одежды и несмываемой грязи выглядела, как старуха. Но когда до нее дошла истинная причина ее раннего пробуждения, она в мгновение ока стала настоящей старухой.
Двери колодца были разверзнуты, и сквозь них изливалось наружу море жутких существ. Одни были без голов, другие, наоборот, могли похвастаться наличием нескольких голов, а имелись и такие, у кого головы слипались с другими. В отношении рук и ног творилось то же самое.
Размеры существ были различными - одни не достигали величины мыши, а иные превосходили слона.
Существа высыпали на площадь с криками, завываниями, свистами - и принялись давить и крушить навесы, шатры, помосты, разрывать тюки с товарами, раскалывать бочки с пивом, вином и маслом.
Нищенка вопила, не в силах сдвинуться с места, пока один из демонов не заставил ее умолкнуть навсегда, ударом когтистой лапы разорвав ей грудь и выдернув сердце. Демоны помельче кинулись на нищенку и без остатка сожрали ее.
Рабы, спавшие в шатрах ближе к центру рыночной площади, проснулись и выскочили с палками, намереваясь защищаться. Нескольких демонов им удалось убить, но сопротивление было быстро смято более мощными чудовищами. Люди были затоптаны и частично съедены.
Лицо Шеват, обращенное к западу, исказилось гневом. Весь храм пришел в движение. Холодный мертвый камень вдруг стал плотью. Из окон храма потянулись черные щупальца с шипами и присосками, похожими па рты миног. С шуршанием щупальца пересекли площадь западного лица и перекинулись через стену базарной площади.
Западный рот Шеват открылся, из него высунулся длинный зеленый язык - и богиня закричала.
От этого крика проснулись горожане. Они с ужасом вскакивали с постелей и спрашивали друг друга, что же случилось. Большинство знало ответ, но не хотело верить этому.
Легенда гласила, что город умрет, когда богиня вскрикнет.
Так могла кричать только богиня.
Щупальца Шеват достигли центра базарной площади, где демоны пировали останками людей и других демонов. Наиболее сообразительные из выходцев из преисподней сразу бросились спасаться от щупалец. Остальным понадобилось несколько наглядных примеров.
Первой жертвой гнева богини пало четырехногое мохнатое существо с тремя маленькими головами, из спины которого торчало не меньше десятка розовых скрюченных рук, похожих на ручки младенцев, умерших в утробе матери.
Щупальце богини схватило ртом-присоской одну из его голов и подняло в воздух. Существо дрыгало ногами и вопило. Шипы входили в его плоть и прорастали сквозь нее. Они пронзили существо насквозь, и только тогда оно умолкло. Ручки умерших младенцев почернели и отвалились. Щупальце взвилось высоко в воздух, существо слетело с шипов и, разбрызгивая темную кровь, полетело над толпой демонов.
Все произошло в считанные мгновения и не все демоны успели заметить смерть сородича. Многие из них были увлечены едой и не могли остановиться, даже когда их самих начинали рвать на куски.
Погибло еще восемь демонов, прежде чем вся толпа пришла в движение. Демоны кинулись врассыпную. Но щупальца Шеват были всюду. И выходцы из преисподней гибли один за другим.
Убив не меньше половины монстров, Шеват вдруг стала слабеть. Щупальца уже не взвивались в воздух. Крупным демонам удавалось отбиться, жертвуя небольшими кусками собственных тел. Шеват сосредоточила все силы на борьбе с ними, оставив без внимания мелких врагов.
Именно эти малютки добрались до стен, окружающих рынок, и полезли по ним, составляя из тел друг друга цепочки и пирамиды. Крупные демоны осмелели и сами стали вырывать куски из щупалец богини. Ее крик, до этого непрерывно и монотонно звучавший над городом, начал прерываться. Язык ее западного рта стал клониться, как утративший упругость кнут.
Наконец мелкие демоны перелезли через стену и устремились по улицам.
Люди, которые к тому времени выбежали из домов на улицы, одни - чтобы выяснить, что случилось, другие - чтобы бежать из города, погибли первыми. Но ни крепкие стены, ни закрытые двери и ставни не спасали тех, кто остался в домах. Демоны лезли через подвалы, через дымоходы, через вентиляционные трубы.
Затем подоспели демоны покрупнее. Они пробили стену, отделявшую рынок от города, и пошли бродить по улицам, кормясь останками погибших и нападая на живых. Иные из больших демонов к этому времени разрослись настолько, что смогли заглатывать людей целиком и убивать их желудочным соком.
Иные горожане успевали покончить с собой прежде, чем демоны добирались до них. Встречались и такие, кто, прежде чем свести счеты с жизнью, умертвляли домашних. Редко когда демонам удавалось слопать живого ребенка.
Кулем проснулся от крика. Сначала он не понял, что за крик слышит. Он подумал, что это вскрикнула во сне Марьям, но она лежала рядом, безмятежно раскинув руки и улыбаясь как дитя, а крик все продолжался.
Кулем соскочил с кровати, подбежал к окну и распахнул его.
Марьям проснулась.
- Ты слышишь? - спросил Кулем.
Марьям застыла на мгновение, прислушиваясь, а потом завопила, сжав кулаки. Кулем подскочил к ней и ударил ладонью по лицу. Марьям затихла.
- Мы успеем! - сказал Кулем, - Одевайся и возьми мои драгоценности! - Он схватил свою одежду в охапку и спустился в залу, одеваясь на ходу.
Его напарник, толстый Маар, скучал за стойкой с тряпкой в руке. Глаза его были обращены вверх. Он задумчиво рассматривал мушиную жизнь, которая кипела под потолком. Звуки снаружи не долетали сюда. Посетителей не было. На стойке стоял кувшин с пивом.
Не обращая внимания на удивление второго пайщика, Кулем схватил его и в несколько глотков прикончил содержимое кувшина.
- Это же для быдла! - воскликнул Маар.
- Открой дверь! - приказал Кулем.
- Зачем? Сами откроют, если надо. А чего мне-то ходить?
Кулем бросился к двери и распахнул ее. Крик богини сказал Маару все. Он открыл рот и выронил тряпку.
Сверху спустилась Марьям. Она была одета. В руке у нее болтался мешок с лямками. Кулем забрал его у Марьям, перескочил через стойку, схватил с полки темно-красную глиняную бутыль и сунул в мешок.