Он преувеличил. Конан никак не мог спрятаться за спину кабатчика, поскольку тот был раза в полтора меньше его.
- Я поговорю с ним, - сказал Конан.
- Не вмешивайтесь, - заявил кабатчик, не оборачиваясь. - Это мое дело. Он снижает престиж моего честного заведения.
Конан не считал, что можно каким-либо образом снизить престиж этого кабака, у которого, по его мнению, вовсе не было никакого престижа, но спорить с хозяином не стал. В конце концов, должны быть у человека какие-нибудь иллюзии, иначе ему трудно жить.
- Вы еще разговариваете, слизняки? - спросил Макробий. - Ну, теперь я с вами поговорю.
Он бросился вперед, но кабатчик шагнул в сторону и, воспользовавшись инерцией его тела, послал его головой в стену стойки. Доски были прочные - они выдержали удар. Послышались громкий стук и жуткие ругательства. Голова Макробия тоже оказалась прочной.
Он попытался встать, но кабатчик решил не давать ему шанса. Он прыгнул ему на спину и ударил ногой по затылку. Макробий ткнулся лицом в пол.
Совершив все это, хозяин заведения невозмутимо вернулся на место.
- Вы, кажется, хотели поговорить с ним? - спросил он, обращаясь к Конану.
- Да, пожалуй, - ответил Конан.
Он оценил благородство кабатчика. Иногда и в людях низких профессий скрывается высокая душа. Макробий поднял окровавленное лицо и потрогал свой нос, который от грубого прикосновения хрустнул. Макробий взвыл.
Конан наклонился к нему.
- Я бы хотел уточнить: при каких обстоятельствах ты убил старого царя? - спросил он. - Если ты мне все скажешь, то я оставлю тебе жизнь.
Макробий все еще не верил, что повержен, и пытался сопротивляться. Несколько легких ударов ногой в челюсть вернули ему чувство реальности.
- Я скажу, - заявил он, выплюнув крошки зубов.
Кабатчик принял участие в судьбе разоблаченного наемника и убийцы. Он помог отвести его в отдельную комнату. На лестнице выяснилось, что кабатчика зовут Кулем. Он происходил из семьи благородной, но бедной. Все его предки занижались воинским ремеслом и вынужденно скитались по миру. Кулему это показалось неудобным, и он попытался осесть, заработав немного денег. На паях с неким Мааром он купил этот кабак.
В комнате Кулем с помощью нескольких действенных приемов, от которых даже Конана передернуло, напомнил Макробию, что у человека имеются веские причины, чтобы изъясняться правдиво и членораздельно. Макробий оказался понятливым, и напоминание не пришлось повторять дважды.
- Как я убил старого царя? Изволь. Мы прошли через подземный ход, - принялся рассказывать он. - Нас провел сам министр Тайных покоев, Линфань. Он открыл ход и запер его за нами. Никто не знает, что этот ход существует. Мы прошли в сад Тайных покоев и взяли старого царя, а царицу заключили под стражу. Во дворце Тайных покоев - вот где это было. Там она и сидит, царица.
- Кто ваш предводитель? - спросил Конан. - Кто все это затеял и для чего?
- Ривал. Он хочет сам стать царем. Он хочет, чтобы Аринна добровольно согласилась стать его женой - тогда он станет царем. Мы взяли старого царя, вывели его из сада и убили в одной из комнат для гостей. Так приказал Ривал. Он не хотел, чтобы старик жил. Он почему-то боялся старика. Но старик был очень плох. Он ничего не говорил и вообще находился при смерти. Убить его было просто. Я перерезал ему горло, и он даже улыбнулся после смерти.
Кулем не удержался и пнул Макробия в живот.
- Убирайся, ты свободен, - сказал Конан.
Макробий попытался встать. Но Кулем не позволил ему сделать это. Неуловимое движение рукой - и лицо Макробия, на котором начала появляться робкая улыбка, вдруг потеряло выражение. Наемник повалился на пол, ударившись головой о табурет и опрокинув его.
- Так лучше, - пояснил Кулем. - На пару часов он забудет о своей судьбе. Я заплачу парням, чтобы они вытащили его за город и оставили. Думаю, ему не захочется возвращаться. Он совершенно не опасен.
* * *
Конан хорошо запомнил, где находится дом Линфаня, и ему не составило особого труда влезть на стену. Двор был темен, окна все были закрыты ставнями. Откуда-то доносилась приглушенная визгливая музыка.
Конан мягко спрыгнул на землю и услышал тихий стон. Сделав несколько шагов он наткнулся на что-то теплое и мягкое. Луна выглянула из облаков и пролила на землю свой скупой, призрачный свет. Во дворе стоял столб, к которому была привязана девушка. Голова ее склонилась на грудь, глаза были закрыты. Она снова простонала.
Наверху хлопнул ставень. Конан прыгнул под дом, в тень. Свет из открытого окна упал на девушку.
- Заткнись, дрянь! - произнес смутно знакомый голос. - Ты мешаешь нашему господину наслаждаться музыкой! - И на девушку выплеснули воду.
Она подняла голову и открыла глаза. Взгляд ее уперся в Конана.
Он улыбнулся ей и приложил палец к губам. Девушка снова закрыла глаза. Свет, падавший сверху, сузился и исчез.
Конан пошел вдоль стены, прислушиваясь.
Он нашел окно, из-за ставней которого не доносилось ни звука. Подпрыгнув, варвар ухватился за карниз, подтянулся и лег на карниз животом. За ставнями по-прежнему было тихо. Лезвием ножа Конан открыл ставни и впрыгнул в комнату. Пол был покрыт мягким ковром. На ковре темнело несколько предметов.
Конан закрыл окно и очутился в полной темноте. Он опустился на корточки и двинулся вдоль стены к выходу из комнаты.
Не успел он пройти и половину пути, как дверь неожиданно открылась, и в комнату вошел человек с фонарем и мечом. Волосы человека торчали хвостом над теменем. Лицо его было круглым, а глаза выпученными. Он поднял фонарь и огляделся.
Увидев Конана, пучеглазый бросил фонарь и перехватил меч обеими руками, приняв боевую стойку.
Конан оружие вынимать не стал. Он наклонился, поднял с пола тяжелую глиняную чашу и кинул ее в голову пучеглазому.
Человек уклонился, при этом на мгновение потеряв Конана из виду и тем самым предоставив варвару достаточно времени, чтобы сорвать со стены гобелен с изображением трех львов, нападающих на слона. Пучеглазый вскрикнул и снова бросился на северянина, но кинутый в него гобелен, заставил его сражаться с тьмой. Конан шагнул к пучеглазому и попросту свернул ему шею.
На убитом были плащ и высокая шапка. Конан надел плащ и шапку, поднял фонарь и меч. Визгливая музыка доносилась откуда-то сверху. Конан быстро сориентировался. В прошлый раз, когда он находился здесь в путах, он был достаточно внимателен к деталям и запомнил расположение комнат.
Одна из.дверей у лестницы вдруг открылась, и в проем выглянула лохматая голова. Узкие глаза поморгали.
- Это ты, что ли? - спросила голова.
- Я, - сказал Конан.
- Эй, - не поверила голова, - ты кто? Конан прыгнул вперед и отрубил голову.
Из-за двери выпало остальное. С сожалением Конан увидел, что это была раздетая женщина.
За другими дверьми раздались покашливания, поскрипывания, неопределенные возгласы. Конан не стал дожидаться, когда появиться много голов. Ему вовсе не улыбалось стать -кровавым жнецом.
Он взбежал по лестнице и вышиб дверь ногой. Открылась спальня. На огромной кровати барахтались двое: нагая женщина и полуодетый, в широко распахнутом халате, мужчина. Женщина сидела над мужчиной и играла на инструменте, состоявшем из бурдюка и нескольких флейт, прикрепленных к нему. Мужчиной был Линфань.
Он вскрикнул, увидев Конана, и мгновенно покрылся потом. Кожа его заблестела в свете нескольких красных фонарей.
Женщина оставила свой инструмент, соскочила с кровати и направилась навстречу непрошеному гостю.
Женщина была необычно сложена. Широкие плечи, крепкие мускулистые руки, чересчур твердые бедра. Плоский живот был заметно напряжен. Все мышцы выступали рельефно, как у борца-мужчины. Конан смущенно опустил взгляд. Ему казалось неприличным такое тело. Слишком грубым и несовместимым с женским естеством.
Женщина не обратила на мнение Конана никакого внимания. Она не думала об этом. Она вообще ни о чем не думала. Ее ноздри раздулись, она закричала и бросилась вперед.
- Убей его! - завопил толстяк, и маленькие ручки его взметнулись к потолку, словно он был убежденным солнцепоклонником.
Конан отступил к двери, но женщина оказалась чересчур настойчива. Она прыгнула и ударила его обеими ногами. Меч полетел в одну сторону, Конан - в другую, на стену с шелковой драпировкой.
За драпировкой оказался камень. Конан почувствовал его лопатками, когда сползал вниз. Женщина склонилась над ним с жестким лицом и оскаленными зубами.
Таким образом бить женщин вообще-то не следует, но другого выхода попросту не оставалось. Мускулистая красавица протянула руки, явно намереваясь свернуть Конану шею. Киммериец был решительно против этого. Он ударил женщину ногой в низ живота. Лицо красавицы стало гораздо мягче. Еще мягче оно стало, когда Конан направил кулак женщине под грудь.
- Убей его! - все еще орал Линфань, прыгая на кровати.
- Он не понимает, - сообщил красавице Конан, прежде чем сделать с ней то, что она сама хотела сделать с ним. Позвоночник красавицы хрустнул.
Линфань сел на подушки и тоненько заверещал, закрыв лицо руками.
- Ты нужен мне живым, - сказал Конан, подхватывая его за воротник халата.
- Да, да! - радостно согласился министр. Они спустились по лестнице.
Внизу стоял великан в одной набедренной повязке, держа в руках лохматую голову женщины. Ту самую, которую отрубил Конан. Лицо великана выражало горе.
Услышав шаги, он поднял взгляд, и его лицо перекосилось от злобы. Он зарычал.
- Убей его, Гермотим! - вскрикнул Линфань, вырываясь от Конана и скатываясь по ступеням.
Гермотим отбросил отрубленную голову и пошел прямо на Конана, расставив руки и переваливаясь, как медведь. Киммериец усмехнулся. И с усмешкой на лице отправился навстречу великану.
Он намеревался покончить с неуклюжим защитником Лифаня одним ударом, но удара не получилось.
Когда до великана осталось два-три шага, он неожиданно прыгнул и нанес сильный удар по руке Конана. Меч киммерийца вылетел и воткнулся в колонну.
Кулак Гермотима снова рассек воздух, но до виска Конана не добрался. Киммериец уклонился, с запозданием поняв, что перед ним серьезный противник. Он схватился за рукоять своего меча и потянул его, но колонна не собиралась легко отдавать добычу.
Гермотима позабавил вид Конана, пытающегося выдернуть свой меч. Великан отступил с громогласным смехом. Однако он был вынужден прервать веселье, как только оступился и полетел спиной на каменный пол, размахивая руками. Великан был очень удивлен - никакого препятствия, о которое можно было споткнуться, прежде на полу не имелось.
Лохматая голова женщины хрустнула под его стопой, и великан ударился затылком о стену. Сознание оставило бедолагу ненадолго, но этого хватило, чтобы Конан выдернул меч и рассек Гермотиму шею. В тот момент, когда лезвие заканчивало свою работу, великан очнулся и снова зарычал, но это только ускорило отделение головы от туловища.
Конан огляделся. Линфаня нигде не было.
* * *
Аринна стояла у окна и смотрела на сад Тайных покоев. Был полдень. Птицы па медных ветвях принялись чирикать, свистеть, щелкать. Спина стража, стоявшего среди деревьев, была неподвижна.
- Эй, слуга! - окликнула Аринна.
Страж обернулся. Его лицо словно начали лепить из глины, но вдруг остановились и забыли сунуть в печь. Цвет у него был соответствующий. Он заметил царицу в окне и осклабился.
- Госпожа желает что-нибудь? - спросил он.
- Да, твоя, госпожа очень-очень желает, - сказала Аринна. - Я хочу увидеть свою маленькую служаночку Кецуву. Чтобы она принесла сюда все, что полагается в Днях луны, и чтобы помогла мне. Позови мне ее немедленно!
Страж улыбнулся еще шире. Так он пялился на царицу несколько мгновений, прежде чем расхохотаться, схватившись за живот, словно у него случился какой-нибудь приступ.
- Я понял! - Он с силой хлопнул себя по животу. - Понял!
Он словно был поражен тем обстоятельством, что царица, это почти неземное существо, подвержена тому же ежемесячному недугу, чему и любая простая женщина, что она так же грязна и ей свойственно то же, что и низкой потаскушке из дешевой таверны!
Он повернулся и проорал в сторону выхода:
- Мерхар! Кецуву сюда! Для Дней луны! И скажи Ривалу!
Он не стал оборачиваться. Он похохатывал и мотал головой, как лошадь.
Кецува появилась в сопровождении Ривала. Она несла лакированную коробку, прикрытую куском белого шелка. Ривал был, как всегда, серьезен.
- Госпожа! - промолвила Кецува, увидев царицу.
Аринна промолчала. В Дни удаления полагалось молчать, и служанка не удивилась этому.
- Займитесь своим делом! - приказал Ривал.
Он тоже отвернулся. Аринна задернула полупрозрачный занавес и села в кресло. Кецува опустилась у ее ног и открыла коробку. Кецува была слегка озадачена тем, что Дни луны начались на неделю раньше, но начать расспросы не посмела.
Аринна приподняла платье. Кецува достала из коробки свернутый лист лунного дерева, приблизилась к лону царицы и обнаружила, что Дни луны еще не начались. Она подняла к лицу Аринны удивленный взгляд.
Царица покачала головой и, взяв лист, развернула его и принялась шпилькой царапать на нем знаки. Кецува происходила из знатной семьи, где девочек обучали тайному женскому языку - поэтому она легко прочитала написанное царицей:
"Я пленница. Если я заговорю с тобой, тебя убьют. Я не доверяю никому из придворных. Найди чужеземца по имени Конан".
Царица уколола свой палец шпилькой и выдавила на лист немного крови. Кецува с поклоном приняла лист и спрятала его в коробку.
- Ну, вы там все? - осведомился Ривал.
Кецува поцеловала коленку царицы и вышла.
* * *
Луна улыбалась. Конан шел вдоль стены дворца, посматривая на прорези бойниц. Тени под стеной и с другой стороны улицы бегали быстрее обычного. Конан следил за ними боковым зрением.
Он чувствовал, что сегодня тени вновь попробуют его силу. Он не ошибся. Тень бросилась к нему возле северо-восточного угла дворца.
Невысокий демон с длинной головой бежал, подпрыгивая. Маленькие ноги мелькали с такой скоростью, что нельзя было определить сколько их. Рот его был открыт, и длинные иглообразные зубы сверкали в лунном свете.
Конан выхватил меч и рубанул нападавшего. Меч прошел сквозь демона легко, словно сквозь масло. Крови не было. Демон разделился надвое. С ужасом Конан увидел, что вместо одного зубастого демона перед ним двое, только в два раза меньше первого.
Послышалось что-то вроде хихиканья, и демоны, атаковали снова. Конан вновь разрубил одного отпрыгнул к стене. Теперь перед ним приплясывали три демона. Два очень маленьких и один побольше. Они непрерывно хихикали. Конан стоял у стены и тяжело дышал. Демоны остановились. Ног, как выяснилось, у них было по пять.
Демоны снова бросились на Конана.
Он разрубил того, который побольше, а одного из мелких пнул ногой. Второму удалось добраться до ноги Конана, и острые зубы разорвали грубую кожу сапога. Конан подпрыгнул и наступил па мелкого демона. Существо оказалось достаточно хрупким. Послышался звук, с которым ломаются кости, - и демон под ногой киммерийца раздался в стороны и лопнул. Другие завизжали, как поросята при виде волка, пробравшегося в свинарник, и кинулись прочь.
Конан не остановился на этом. Он догнал нескольких демонов - одних раздавил, других располовинил. Некоторые из демонов стали теперь не больше мыши. Они бежали в тень, но Конан беспощадно преследовал их и убивал.
Он мог бы продолжать свое занятие, однако его отвлек крик. Кричала женщина. Она звала на помощь.
Конан молча бросился на зов. Сзади раздалось едва слышимое хихиканье. Конан на мгновение остановился и обернулся - хихиканье стихло.
На центральной улице, в сорока-пятидесяти шагах от дворцовых ворот возле стены трое молодых людей склонились над поверженной наземь девушкой, собираясь учинить непотребное. Конан заключил это из того факта, что девушка звала на помощь. Будь она другого нрава, она бы не кричала.
- О, господин! - обратилась она, увидев Конана.
- Девушка вас не хочет, - сообщил парням Конан.
Молодые люди оставили девушку и уставились на киммерийца.
- Тебе что, жизнь опротивела? - развязным тоном осведомился один из них,
- Нет, а тебе? - ответил Конан.
Парни повытаскивали из ножен короткие мечи и с угрожающим видом, раскачиваясь, пошли на Конана. Время от времени они вскрикивали и делали резкие движения.
- О, господин! - повторила девушка.
Конан стоял, не двигаясь. Парни ему не нравились. Лица их трудно было назвать лицами, они, скорее,- походили на морды обезьян. Ни сожаления, ни уважения они не вызывали.
Конан перестал изображать из себя истукана и мгновенно перешел из неподвижного состояния в подвижное. Меч его, упирающийся кончиком в мостовую, вдруг прочертил кровавые линии на телах молодых людей: у одного - на груди, у другого - на животе, у третьего на шее. Ни один из них не осознал смерть другого. Они были заняты собственными смертями. Умерли быстро, особо не мучаясь.
- Вам помочь? - спросил Конан, подойдя к девушке и протягивая ей руку.
- Да, - сказала девушка, тем не менее, поднимаясь сама. - Я ищу чужеземца по имени Конан. Может быть, вы смогли бы указать мне на него…
Конан ткнул себя пальцем в грудь.
- Это я, - пояснил он.
- О, господин! - в третий раз повторила девушка и кинулась целовать ему руку. - Я так и знала, что это вы! Вы осенены божественной благодатью! Богиня ведет вас! Богиня свела меня с вами! Я так и знала, что эти парни - просто тени, посланные мне, чтобы призвать вас! О, да, царица не ошиблась! Вы тот, кто спасет нас… - Девушка клонилась все ниже и ниже и опустилась на колени.
- Встаньте и расскажите все, как следует, - велел Конан.
- Да, да, - ответила девушка. - Меня зовут Кецува, я послана царицей Аринной за вами.
Конан огляделся.
- Не стоит говорить в таком месте, - заявил он. - Я знаю место получше. Там, может быть, не слишком хорошо пахнет, зато хозяин - отличный парень, и мы спокойно побеседуем о чем угодно, не опасаясь шпионов.
Кецува согласилась.
* * *
Кулем принял Кецуву и Конана с распростертыми объятиями. Он отвел парочку в отдельную комнату и шепнул Конану, что с наемником все в порядке.
Комната была квадратной. Скамьи тянулись по трем стенам, кроме той, где имелся вход. Они были очень широкими, на них можно было спать. Посередине стоял квадратный стол. На нем - подсвечники с ароматными свечами.
Кулем принес все самое лучшее из сладостей, что у него нашлось, - конфеты, сладкие пирожки, орехи, халву. Затем он доставил большое деревянное блюдо с копченым мясом в остро-сладком соусе, по краям блюда была выложена зелень трех сортов.
- Ты будешь пиво или вино? - спросил Конан у девушки. Она зарделась и молчала.
- Вино, - решил Копан. - Слабенькое, но сладкое. Надеюсь, у тебя есть что-нибудь стоящее, Кулем?
Лицо Кулема вытянулось еще более, он хмыкнул и ушел.
Кецува принялась рассказывать обо всем, что произошло во дворце, с такими подробностями, что Конан почувствовал неловкость, будто находился при отправлении высочайших сугубо интимных нужд.