* * *
Гора действительно походила на стол, и белое облако, свисавшее с нее словно бахрома, усиливало сходство. А еще больше она походила на крепостную стену, построенную прадревними великанами! Столовая гора поднималась над побережьем, над бухтой, нависала над городом людей. Она казалась излишней и чужеродной здесь и одновременно была неотъемлемой частью этого места. Гора словно лучилась странной силой. И какая же она была огромная, эта Столовая гора!
Первоначально Марина планировала лететь прямиком в стойбище, но не смогла устоять перед природным чудом света. Переключила "Стриж" на ручное управление, взялась за штурвал и развернула машину влево, повела ее вокруг горы. Вблизи крутые склоны оказались вовсе не такими гладкими и неприступными, какими виделись из окон Института физики времени. За миллионы лет потоки воды промыли в песчанике овраги и ущелья, террасы и уступы, "мох" и "трава" обернулись зарослями кустарников и лесом. Марина разглядела развалины нижней станции канатной дороги, некогда существовавшей здесь. А вон то – должно быть, тропинка, ведущая на плоскую "столешницу".
"Стриж" обогнул очередную "ножку стола", и она невольно ахнула. На крошечной террасе лежало бело-голубое блюдечко "Ласточки". Отчаянный пилот зачем-то посадил прогулочный автограв в совсем не приспособленном для этого месте – отвесная скала сверху, отвесная скала снизу. Искал уединения? Марина покосилась на свисающий сверху белый клок облака – тот удлинялся прямо на глазах, норовя добраться до площадки. Интересно, как этот сумасшедший взлетать собирается?
Затем она разглядела и самого пилота. Человечек сидел рядом с машиной, беззаботно свесив ноги над двухсотметровой пропастью. Увидел "Стрижа", вскочил. И энергично замахал руками.
– Что?! Хочешь, чтобы я приземлилась рядом с тобой? – изумленно переспросила Марина человечка на склоне. Вернее, кабину своего "Стрижа". – Ты и впрямь сумасшедший, но я-то нет!
Она тут же упрекнула себя за нелестный эпитет в адрес незнакомца. Возможно, у человека беда, ему нужна помощь. Нужно срочно сообщать чрезвычайщикам…
Она вновь покосилась на облако. Если оно будет двигаться с такой скоростью, то минут через десять накроет площадку. Чрезвычайка за десять минут от Кейптауна не долетит.
Марина сделал вираж, рассматривая склон. Посадить рядом с четырехместной "Ласточкой" еще и двухместный "Стриж" – задача почти нерешаемая. Почти. Но разве она не была лучшим пилотом малотоннажного планетарного транспорта на потоке, а на пятом курсе едва не выиграла континентальный кубок? Правда, с тех пор минуло почти сорок лет. Но навыки не забываются! Она решительно направила машину вниз.
Человечек стоял и смотрел, как она приземляется. Марина даже гаркнула сердито себе под нос: "Да уйди же ты, не мешай!" Только когда оставалось метров пятьдесят, незнакомец посторонился.
Едва лапы-опоры "Стрижа" коснулись каменистой поверхности, Марина откинула колпак кабины, выпрыгнула из машины:
– Что у вас случилось?!
Незнакомец развел руками.
– Оно поломалось.
Марина окинула его недоумевающим взглядом. Довольно высокий, мускулистый, бронзовый от загара, горбоносый, черноволосый, кареглазый. Кожаные штаны с бахромой, кожаная рубаха. Отчего-то босой.
– А чрезвычайку почему не вызвали? Коммуникатор тоже сломался?
Она прошла к "Ласточке", заглянула в кабину. И едва руками не всплеснула.
– У вас всего лишь завис автопилот! Очень редко, но такое случается. Нужно просто нажать вот эту кнопку… – она дотянулась до оранжевой механической кнопки в углу панели… – и через полминуты все снова заработает.
Подтверждая ее слова, на панели забегали надписи, "Ласточка" ожила.
– Так, и что с коммуникатором? – Марина выпрямилась, обернулась к незнакомцу.
– У меня нет коммуникатора, – признался тот. – Ваши машины меня плохо слушаются. Может быть, они охотятся за мной?
И Марина внезапно сообразила: перед ней не человек! Медеанец. Засмеялась.
– Машины не охотятся, и бояться их не надо. У нас на автогравах даже дети летают, а вам, с вашим-то интеллектом, выучиться ничего не стоит. Но уж если не хотите учиться управлять машинами, то не стоит летать в одиночку. Куда вы так спешили?
– Я летел за тобой, друг Марина.
Марина опешила от неожиданности.
– Откуда вы меня знаете?
– Земные друзья, изучающие время, сказали: "Прилетела женщина, посланная самыми большими вождями. Она очень опасная. Помешает верному пути". Потому я ждал, когда ты прилетишь на Гору Богов. Ты не летела. Я полетел.
– Вы полетели в противоположную сторону, кстати. И что вы собирались делать, когда автограв совершил вынужденную посадку? Сидели и ждали неизвестно чего?
– Известно чего. Я ждал, когда ты спасешь меня. Теперь мы квиты, как у вас принято говорить.
– Мы квиты? Вы понимаете, что означает это слово?
– Да. Сначала я спас тебя, теперь ты спасла меня.
– Хотите сказать, мы уже встречались и вы меня спасли? Когда? Что-то не припоминаю! Я, знаете, не поклонница "игры в индейцев". Уж извините.
– Давно. На моей родине. В Холодных пещерах.
Марина остолбенела. По телу прошел озноб. Потом бросило в жар, да такой, что щеки и уши запунцовели. Понадобилась минута, чтобы она смогла выговорить:
– Это… это ты?! Я не узнала… Не ожидала тебя увидеть здесь, на Земле!
– Я прилетел за тобой.
– За мной? То есть ко мне? Ты прилетел ко мне с Медеи, друг… Ох, прости, не знаю твоего имени…
– Теперь мое имя – Спаситель Земной Женщины. Вы любите короткие имена, поэтому называй меня Спаситель.
– Спаситель… – Марина смутилась. – Понимаешь, у нас это слово имеет неоднозначное значение. Мне…
Тень вдруг легла на ее лицо. Она поспешно взглянула вверх. Облако висело прямо у них над головами, уже закрывая солнце и небо.
– Ого, нам стоит поторопиться. Стартовать на этих игрушках при нулевой видимости – развлечение сомнительное. Автопилотом командовать умеешь? Нет, хватит приключений! Ты полетишь со мной.
Она схватила индейца за руку, потянула к "Стрижу". Тот сделал шаг и вдруг остановился.
– Что-то не так? – удивленно оглянулась на него Марина.
– Так. Хорошая охота.
Марина пожала плечами. Смысл последней фразы она не поняла, но переспрашивать не стала.
Глава 7
Тимур Коршунов. Обряд Узнавания
Входить на территорию Верхнетагильского интерната через кабинку телепорта было непривычно. Тимур хмыкнул, поймав себя на этом ощущении. Что ж, любишь кататься, полюби и саночки возить. Или еще более в тему – не все коту масленица!
Он щелкнул пальцами, подзывая субэл-носильщика, взвалил ему на спину тяжелую сумку с домашними гостинцами, приказал:
– За мной, шагом марш! Понял?
Речевой аппарат в этой модели предусмотрен не был, потому субэл не ответил. Но, разумеется, понял, послушно засеменил следом.
В просторной, благоухающей розами и орхидеями гостиной, где воспитанники поджидали визитеров, Римки не оказалось. Зато на травяной полянке, рядом с экзотическим кустиком, превращенным интернатским садовником в подобие то ли кролика, то ли сурка, лежала и болтала в воздухе босыми пятками Лена Крапивкина. Зеленоволосая и зеленоглазая, она и впрямь соответствовала своей фамилии. Заметила брата подруги, помахала рукой:
– Тим, привет!
– Здравствуй, Зеленая. А Римма где?
– Она побежала на аэродром тебя встречать. Наверное, разминулись?
– Наверное.
Тимур повернулся обратно к двери, но девочка опять его окликнула:
– Тим, сумку оставь! Не бойся, мы Римкины гостинцы не растащим.
Коршунов хотел отшутиться, но "кустик" его опередил, пропел тоненьким голоском:
– Ми ейх тута едать!
Девчонки дружно залились смехом, а Тимуру осталось только головой покачать и отправиться на поиски сестры.
Римма и впрямь ждала его у дверей аэродрома.
– Привет, сестра! – окликнул он ее.
Девочка оглянулась удивленно. Снова посмотрела на летное поле, словно пыталась разглядеть на нем невидимый летательный аппарат.
– Привет. А где твой глиф?
– Нет у меня больше глифа.
Сказал, и сердце кольнуло невольно. Не из-за себя – из-за сестры. Больно было смотреть, как уходит радостная улыбка с ее лица, как задрожали губы. Еще год назад наверняка бы разревелась. Но после случившегося в январе Римма Коршунова стала взрослой. Она только спросила тихо:
– Совсем?
– Совсем. – Тимур поспешил сменить тему: – Мама целую гору подарков тебе передала. Пошли, я сумку в гостиной оставил, за ней ваша Зеленая присматривает. Обещала все съесть.
Римма отмахнулась пренебрежительно.
– Ленка, что ли? Тоже мне, нашел зеленую. Видел бы ты Во-Во-Ка-Во… – ну, Вовку, короче. Она у нас новенькая, но прикольная. Вот она – зеленая. А Ленка просто покрасилась из солидарности.
– Видел я и вашу Во-Во-Во, – кивнул Тимур. – Издали на кустик похожа, правильно?
– Так они обе там?! Тогда точно съедят! Я побежала!
– Стой! Не знаешь, где вашу смысловицу найти можно?
– Росинку? – Римма посмотрела на брата с любопытством и слегка подозрительно. – А зачем она тебе?
– Должен же я поблагодарить ее за спасение сестры и всех остальных!
– А… ну-ну. Думаю, она сейчас в игровой, с малышами возится.
Римма не ошиблась, Утренняя Роса и в самом деле занималась с малышами. Тимур не хотел прерывать урок, потому дожидался его окончания в коридоре. И едва не был сбит с ног вырвавшейся из класса и помчавшейся с воплями и гиканьем на полдник младшей группой – чинного хождения парами в Верхнетагильском интернате не признавали. Коршунов еще постоял, ожидая, что следом за бандой башибузуков выйдет и смысловица, но та медлила. Вспомнив, что следует предпринять Магомеду в подобном случае, Тимур заглянул в комнату.
Утренняя Роса ползала на четвереньках по толстому ворсистому ковру, собирала из детских кубиков замысловатое строение, смахивающее то ли на египетскую пирамиду, то ли на средневековый замок. Она вовсе не играла на публику. Во-первых, потому, что была действительно увлечена занятием – даже кончик языка высунула. А во-вторых, публики, за исключением Коршунова, в комнате не было.
Тимур потоптался у двери, соображая, как лучше сообщить о своем присутствии: кашлянуть или тихонько выйти и постучать в дверь? Однако выбрать не успел: медеанка покосилась на него, чуть повернув голову, и, не поднимаясь с четверенек, произнесла:
– Здравствуй, друг Тимур. Ты ищешь Римму?
– Нет, Римму я нашел. Собственно, я хотел… кхм… поблагодарить за спасение детей… и воспитателей.
– А, понятно, – смысловица двинулась вокруг своего замка, выбирая, куда можно приладить еще один кубик. – Благодари.
Коршунов совсем растерялся.
– Эээ… благодарю. Спасибо!
– Ты не умеешь благодарить. Девять дней назад приходил двухголовый друг-нечеловек из Карантинного Комитета. Он благодарил правильно. Друг Зоя Ивановна собрала всех детей и воспитателей в большой зале, говорила много красивых и приятных слов. Двухголовый нечеловек тоже говорил приятные слова и дал мне специальный значок от ваших Больших Вождей. Называется "орден за мужество". Он хотел мне его приколоть булавкой к одежде, но я не позволила, это табу. Я привязала к значку ленточку и вешаю его на шею. Показать тебе? Или у тебя такой тоже есть?
– У меня такого нет, – признался Коршунов.
– Я бы его тебе подарила, но я знаю ваши обычаи – передаривать подарки нельзя.
Она наконец осталась довольна своим творением. Встала, подошла к Коршунову. Заглянув в глаза, сообщила:
– Я не сразу уловила смысл дарить мне орден за мужество, когда всем известно, что я женщина. Потом поняла: ваши вожди решили, что я поступила с н-братьями с Ракшаса так, как поступил бы мужчина, а не женщина. Женщина должна была ждать, пока придет сильный, смелый мужчина и всех спасет. И ты пришел. Но оказалось, что я выполнила твою работу. Поэтому орден, предназначенный для тебя, достался мне. Логично?
– Ну, отчасти.
– А что тебе сказал вождь? Он удивился, что тебя опередила женщина-индианка?
– Он рассердился, что я не уследил за ракшасами. Так что я больше не "главный присматривающий". Вообще не "присматривающий". Теперь я сам по себе.
Уголки рта индианки поползли вниз.
– О, я не знала, что тебя накажут. Мне очень жаль. Я виновата, прости меня. Я бы не стала поступать как мужчина, и ты бы все сделал сам. Но тогда небратья убили бы девочку Кийру, – ты не успел бы ее спасти. Тогда вина была бы больше, да?
– Ты ни в чем не виновата, это я напортачил, недоглядел. А ты, наоборот, – герой! И пол тут роли не играет.
– Все равно мне жаль. Ты горюешь, что вождь прогнал тебя, – любой горевал бы на твоем месте. Могу я как-то облегчить твое горе?
– Можешь, – Коршунов не стал долго кочевряжиться. – Я хочу наведаться в стойбище, посмотреть какой-нибудь интересный обряд, чтобы немного забыть о своих проблемах. Составишь мне компанию? Мне будет приятно. И познавательно. Ты подскажешь, если я чего-то не пойму.
Глаза смысловицы округлились, даже рот приоткрылся от изумления.
– Ты зовешь меня идти с тобой в медеанское стойбище?!
– Да. А что тут такого?
– Но в этом нет смысла! Ты – землянин, я – медеанка. Это я должна звать тебя в наше стойбище, это мне положено уговаривать тебя пройти обряд. А ты должен вести меня в свои места силы, в театр, например. Это будет логично!
– Главный признак разумного существа – способность поступать нелогично и бессмысленно, – глубокомысленно изрек Коршунов.
Рот индианки вновь изумленно приоткрылся. Она с минуту таращилась на Тимура. Затем недоверчиво переспросила:
– Нелогично и бессмысленно? Ты в самом деле умеешь так поступать? Я думала, это доступно только детям, взрослые утрачивают этот дар.
– Далеко не все.
– О, я тоже хочу это уметь! Ты научишь меня, друг Тимур?
– Запросто.
– Здорово! Да, ты поведешь меня в стойбище смотреть обряд! В самое большое стойбище, в самом главном вашем городе.
– В Москве?
– Да. Вторая суббота после сегодня.
– Договорились! Я зайду за тобой. Во сколько?
– Нелогично и бессмысленно…
Утренняя Роса словно уже не слышала его. Снова присела перед своим замком, критично осмотрела. Осторожно коснулась пальцем кубика в самой серединке. Не ударила, не ткнула – всего лишь дотронулась. Прочное на вид строение рухнуло в одночасье, кубики со стуком рассыпались по ковру. Коршунов охнул от неожиданности, а индианка вскочила, запрыгала, захлопала радостно в ладоши:
– Нелогично и бессмысленно! Нелогично и бессмысленно!
Не понимающий причины восторга Коршунов попятился к двери.
* * *
Февральский вечер в Москве был морозным, даже поземка слегка заметала. Но стоило зайти под оранжевый, расписанный сине-черными орнаментами купол стойбища, и все изменилось. Даже в гардеробе было тепло и влажно. Тимур поспешил помочь Утренней Росе сбросить коротенькую заячью шубку, и пока расстегивал и снимал собственную куртку, успел взмокнуть. Подивился в очередной раз – как медеанцы умудряются не мерзнуть в русские морозы, если у них на родине и зим-то не бывает, времена года разве что плотностью тумана отличаются? Говорят, они и африканский зной переносят лучше любых туарегов. "Внутренняя сила", ага. Нет, имеется в их метаболизме какая-то особенность, ученая братия не до всех секретов докопалась. А собственно, хоть до каких-то докопалась?
Гардероб тускло освещали люминесцентные панели, смахивающие на гнилушки, а дальше было и вовсе темно. Сложенные из камней пирамидки, деревянные столбы-обереги, вигвамы терялись во мраке. Только в самом центре стойбища, на дне широкой ямы с пологими скатами, горели костры. Тимур и Утренняя Роса успели вовремя, – обряд только начинался, в круге костров пока что сидели три пары с повязками на глазах: красной, синей, желтой. Шаман неторопливо прохаживался вокруг них, размеренно бил в большой барабан, висящий у него через плечо на кожаной ленте, вызывал остальных участников обряда. Головной убор из лоскутов кожи и перьев, служащий одновременно и одеждой, скрывал его от макушки до колен. Только мускулистые темно-бронзовые в отсветах костров руки и ноги торчали из-под странного балахона. Куда направлен взгляд шамана, определить было решительно невозможно. Казалось, он наблюдает за всеми одновременно.
Смысловица взяла Тимура за руку, обвела вокруг ямы, села на самой бровке, за спинами других зрителей. Сколько их здесь, Коршунов в темноте не смог подсчитать. Но не менее полутысячи. Московское стойбище действительно было самым большим.
– Обряд Узнавания, – прошептал Тимур на ухо индианке, словно та могла не понять, что за действо готовится. Но знакомый азарт уже захватывал его, и требовалось с кем-то разделить свое состояние. – Мой любимый.
Утренняя Роса не ответила. А из нижнего ряда тем временем поднялась четвертая пара, прошла в круг костров. Шаман выдал победную дробь, а его прислужницы, вся одежда которых ограничивалась двумя широкими кожаными лентами на бедрах и груди да закрывающими лица масками клювастых птиц, завязали вновь подошедшим глаза – белыми повязками – и усадили рядом с прочими. Шаман обошел Жаждущих Узнавания, бесцеремонно пнул одного-другого босой ногой под зад, заставляя сдвинуться теснее, выждал с минуту. И оглушительно громко ударил в барабан. Словно выстрелила древняя пушка, или гром прогремел под куполом стойбища.
Удар барабана был сигналом. Люди в круге костров вытянули вперед руки, касаясь пальцами пальцев друг друга, пытаясь по этим прикосновениям узнать свою пару. Губы плотно сжаты, ни звука нельзя проронить, тем более потрогать ладонь, предплечье, – прислужницы шамана следят строго. Нарушителя – вон из стойбища, навсегда. Навсегда! А над головой – все быстрее и быстрее барабанный грохот, глушит, выбивает прочь ненужные мысли. Не существует больше ни зрения, ни слуха, ни обоняния. Кончики пальцев – единственный орган чувств. Но если вы – истинно пара, его должно хватить.
Парень с желтой повязкой решительно сжал палец девушки с красной. Поднялся, заставляя встать и избранницу, сдернул ленту, не дожидаясь помощи прислужниц. Вздох сочувствия прокатился по рядам зрителей. Лицо парня исказила гримаса досады. Красная повязка тоже снята, девушка растерянно улыбается, пожимает плечами. Но – молчок, ни звука. Неудачники уходят на склон, к зрителям. А их несостоявшиеся пары продолжают искать, тыкать пальцами. Продолжают надеяться. Жестокий обряд, безжалостный.