Аборигены галактики - Игорь Вереснев 11 стр.


Барабан бьет все чаще, шаман движется все быстрее. Нельзя терять время, оно не бесконечно! Парень в красной повязке вскакивает, заставляя подняться девушку в синей. Ждет, пока прислужница развяжет узел. Растерянно смотрит на избранницу, на оставшихся в круге. Ищет взглядом свою пару среди зрителей, но костры слепят глаза, не найти. И вдруг он хватает синюю избранницу за руку, тянет к себе, обнимает, целует. Зрители дружно охают. И девушка охает. Но не отстраняется. Они уходят из круга костров, взявшись за руки. Да, и так бывает. Возможно, в следующий раз они придут, как пара, чтобы Узнать друг друга.

Бой барабана превратился в дробь, шаман не идет – бежит между кострами и спинами Жаждущих. Повинуясь ритму, все быстрее, отрывистее движения пальцев, все меньше времени, чтобы ощутить.

Вот "белая" девушка сжала палец "белого" парня. Не медли, ведь у каждого две руки! Поздно. "Желтая" тянет чужого парня за собой, и он подчиняется. Шаман замирает, выдает бесконечно быструю дробь, прислужницы срывают повязки – у всех оставшихся. Барабан замолкает, только в ушах еще стоит его грохот. Обряд закончен. В этот раз истинных пар среди Жаждущих не было.

Тимур перевел дыхание, смахнул капельки влаги со лба. Прошептал спутнице:

– Как это у вас получается – зрителей в таком напряжении держать? Раз двадцать смотрел это представление, знаю прекрасно, что никакой "магии" в нем нет, что "узнавание" – элементарная случайность, а все равно переживаю за пацанов и девчонок.

Утренняя Роса повернула к нему голову, посмотрела внимательно.

– Ты думаешь, что узнавания нет? Что они случайно выбрали друг друга?

– Конечно. Я же считаю количество удач на общее число участников обрядов – отклонение от матожидания в пределах погрешности. Эээ… ты, случайно, не изучала теорию вероятностей?

Медеанка отрицательно покачала головой, отвернулась к кругу костров. Там снова начиналось движение. Прислужницы помогали шаману, одиноко сидящему в центре круга, пить из пузатой деревянной бутыли с длинным узким горлышком. Смотри-ка, оказывается, в его балахоне есть отверстия не только для глаз, но и для рта! – подивился Тимур. И что он пьет, интересно? Вряд ли воду. Скорее, некий тонизирующий напиток. Не исключено, наркотический. На Земле наркотики запрещены, но не для индейцев. Процедуру поения шамана в ходе обряда Коршунов наблюдал впервые и отметил это для себя.

Шаман утолил жажду, взмахнул рукой, прогоняя прислужниц. Встал, перекинул ремень барабана через плечо. Ударил гулко и призывно.

– Второй раунд, – пробормотал Коршунов. – Нет, не получится набрать желающих. После неудачи в первом все остерегаются испытывать судьбу.

Тем не менее первая пара вышла в круг достаточно скоро. Шаман начал бить в барабан быстрее и громче. Минут пять понадобилось ему, чтобы соблазнить вторую.

– На этом и закончится. Больше никто не выйдет. Две пары, а нужно обязательно четыре.

Не один Коршунов сомневался, что второй раунд состоится. Зрители потихоньку разбредались, скаты ямы пустели. Одни потянулись к отмеченному светляками-гнилушками выходу, другие спешили уединиться в вигвамах. Если в начале представления люди сидели чуть ли не впритык друг к другу, то теперь их осталось не более трети. Верхняя часть склона, где устроились Тимур с Утренней Росой, и вовсе опустела. Однако шаман был упрям, не желал сдаваться. Бил, бил, бил в барабан.

Внезапно на противоположном склоне вскочил парень, потянул за собой девушку. Когда они подошли ближе к кострам, Тимур узнал, кто это: неудачники первого раунда, решившие стать парой. Слишком торопятся, а зря. Парень настроен решительно, но на лице девушки явственно читается сомнение.

– Неужто наберет и второй комплект? – подивился Коршунов. – Молодец шаман, настойчивый.

– А давай мы попробуем.

Предложение прозвучало так неожиданно, что Тимур в первый миг не понял, о чем речь.

– Что? – Он уставился на спутницу. – Я думал, обряд предназначен только для землян. Никогда не видел, чтобы медеанцы в нем участвовали.

– Да, – согласилась Утренняя Роса, – для землян. Медеанцы друг друга давно Узнали. Но медеанец и землянин никогда не пробовали Узнать друг друга, потому что это нелогично и бессмысленно. Я хочу совершать нелогичные и бессмысленные поступки.

Тимур фыркнул.

– Ну, пошли. Если это не табу, если тебе можно.

– Для медеанки табу, – с готовностью кивнула Утренняя Роса. – Но ведь все будут думать, что я землянка.

– И шаман? Разве он не признает в тебе свою соотечественницу?

– О да. Шаман признает во мне соотечественницу.

Она встала, взяла Коршунова за руку, потянула за собой. Зрители встретили ее поступок одобрительным гулом, так что отступать было поздно. Тимур прошел в круг между костров, позволил завязать себе глаза, усадить. Не с края, – с обеих сторон от себя он ощущал плечи парней, – и это хорошо, легче будет дотянуться до пальцев всех девушек. Поерзал, старательно задвигаясь поглубже, пока колено не уперлось в ногу сидевшей напротив девушки. Однако пинок по копчику от шамана он все равно заработал, и весьма болезненный. Хотел выругаться себе под нос, но тут оглушительно громко бахнуло над головой, и не оставалось ничего другого, как выставить перед собой ладони с растопыренными пальцами и начинать игру.

В него ткнулись почти сразу – попали не в пальцы, а в ладонь, и тут же отдернули руку. Он повел одной рукой влево, другой вправо, наткнулся ладонью на чьи-то пальцы, еще раз, еще. Касания получались неожиданными и мимолетными, узнать по ним кого-то было бы чудом. Тимур пытался продлить их, почувствовать хоть что-то, но сидящий слева парень мешал, то и дело толкал под локоть. А барабанный бой уже учащался.

Как ни удивительно, но осязание в самом деле начинало заменять и зрение, и слух. Участники испытания приспосабливались быстро и точно находить пальцы друг друга в такт барабанному бою. Тимур закусил губу, стараясь сосредоточиться на ощущениях. Но помогало это по-прежнему плохо. И не только ему, – справа заворочались, поднимаясь, и тут же разочарованный гул долетел от рядов зрителей. Первые неудачники выбыли. Возможно, Утренняя Роса уже вышла из круга? Не проверишь, обряд нельзя прерывать.

Кто-то крепко уцепился за безымянный палец на правой руке, помедлил секунду, потянул, призывая подняться. Медеанка узнала его? Коршунов готов был подчиниться, и будь что будет…

Мизинец на левой дернулся, словно прикоснулся не к человеческой плоти, а к оголенному проводу под небольшим напряжением. Что такое? Судорогой свело от излишнего усердия? Разобраться Коршунов не успел, как не успел и встать – сидящая прямо перед ним девушка толкнула коленкой, поднимаясь. И снова разочарованный гул. Чужие пальцы разжались, испугавшись этого гула.

Теперь их осталось четверо. Но обряд продолжался, значит, у одной из пар шанс сохранился. У которой: желтой, красной, синей? Или у белой? Барабанная дробь убыстрялась, от близких костров взмокла спина, рубаха прилипла к телу, парень слева сопел от напряжения, толкался, беспорядочно махал руками. Но Тимур уже не обращал на это внимания, захваченный магией обряда. Перед ним две девушки – слева и справа. Которая из них Росинка? Он не понял, что впервые мысленно назвал ее ласковым именем, придуманным детьми.

Девушка справа вновь зажала его палец своими. Теперь указательный, но это был тот самый жест. Секунда замешательства… Тимур уверен был, что подчинится. Сейчас они поднимутся с колен и… выдернул палец, освобождаясь. Зажал пальцами левой мизинец другой девушки. Встал.

Барабан смолк. Зрители замерли. И взорвались единым победным воплем. Не выпуская ладонь девушки, Тимур схватился за узел повязки. Наткнулся на пальцы подоспевшей прислужницы, принялся помогать развязывать, но только мешал, конечно. Наконец общими усилиями они справились, белая повязка упала. Утренняя Роса стояла перед ним, и в темных глазах ее светился красный огонь костра.

Прислужницы сняли повязки с последних участников. "Синяя" девушка, дважды пытавшаяся выбрать Коршунова, улыбнулась, развела руками, извиняясь. "Желтый" парень посмотрел исподлобья и неожиданно показал кулак с оттопыренным большим пальцем – извечный жест одобрения. Шаман снял с плеча барабан, отдал прислужницам, ушел прочь. Минута – и в круге костров остались только Тимур и Утренняя Роса. Еще пять – и опустели скаты ямы. Обряд закончился.

Коршунов тоже хотел уходить, но медеанка удержала его:

– Не спеши. Мы должны поблагодарить шамана, за то, что помог нам найти друг друга. Разве ты не знаешь обычай?

Тимур знал, разумеется, но до сих пор находился в некой прострации от неожиданного завершения представления, потому голова плохо соображала.

Девушка снова уселась на землю, приглашая последовать своему примеру. Коршунов сел. Помолчав, спросил:

– Как ты меня узнала?

– Это ты меня узнал.

– Но ты подала знак!

– Нет. Ты очень хотел меня узнать и узнал.

Коршунов не поверил ей. Но еще меньше он верил, что его удачный выбор – случайность, результат статистической вероятности.

Шаман явился минут через десять. Теперь вместо громоздкого одеяния на нем были лишь деревянная маска и набедренная повязка из шкуры какого-то зверя. Мускулистый, приземистый и широкоплечий, бронзовая кожа блестит, натертая благовонными маслами. Коршунову он кого-то напоминал. Кого-то хорошо знакомого.

Утренняя Роса вскочила навстречу шаману. Опережая Тимура, выпалила ритуальную фразу:

– Благодарю тебя, Учитель Мудрости! Благодарю, что помог узнать моего суженого!

– Благодарю тебя, учи… – подхватил Тимур. И был прерван на полуслове:

– Хватит комедию ломать! – Шаман снял маску. – Чем же индейцы не угодили Кей-Кей, что Лорд решил надсмеяться над нашим безобидным обрядом?

Коршунов в самом деле знал этого человека. Лично знакомы они не были, но видел его он много раз.

– Валерий Лордкипанидзе? – на всякий случай переспросил он удивленно.

– А то ты не знаешь, к кому на обряд пришел, друг… Коршунов, верно? – Шаман повернулся к девушке, смерил ее взглядом. Произнес вопросительно: – Тебя я здесь раньше не видел, друг…

Коршунов чуть было не брякнул имя спутницы, представляя ее Валерию, но та опередила. Крепче сжала руку Тимура, улыбнулась:

– Меня зовут Цую. Я не работаю в Карантинном Комитете, я воспитательница детского интерната. Я пришла к Учителю Мудрости, чтобы узнать свою пару.

– Собственно, и я уже не работаю в Карантинном Комитете, – пожал плечами Тимур. – Так что ты зря сердишься, друг Валерий.

– Отчего так? – недоверчиво посмотрел на него Лордкипанидзе.

– Скажем, не оправдал оказанного доверия. Не думаю, что это интересный предмет для разговора.

Валерий постарался сохранить невозмутимость, но уголки рта его поползли вверх.

– Узнаю Лорда. Менять перспективных сотрудников в своем окружении на подхалимов вроде антаресца. Ладно, ладно! Я неверно выразился. Скажем, на людей, преданных его идее. В любом случае, если это не подвох Кей-Кей и вы проходили Обряд узнавания всерьез, я рад, что помог вам проверить чувства.

Коршунов снова дернул плечом, показывая, что обсуждать эту тему не намерен. В свою очередь спросил:

– Я думал, проводить обряды могут только настоящие шаманы, с Медеи?

Лордкипанидзе нахмурился.

– Так и есть. Я пока что не шаман, – ученик. Сегодняшний обряд для меня первый, Учитель Мудрости попросил заменить его. Надеюсь, я хорошо справился с работой?

– Ты хорошо справился, друг Валерий, – кивнула Утренняя Роса.

* * *

Когда они вышли из-под купола стойбища, в Москве уже была ночь. Редко в каких окнах домов-сот еще горел свет, поблекла, сменила яркие тона на пастельные уличная иллюминация, исчезли глифы и автогравы с воздушных магистралей. Жилые кварталы города отходили ко сну.

К ночи мороз усилился. И мело уже не только под ногами – ветер то и дело бросал в лицо горсти колючего февральского снега. После влажного тепла стойбища и жара обрядовых костров Тимур мгновенно замерз, синтоновая куртка с капюшоном и унты не спасали. Радовало, что до ближайшей ТЛП-кабинки метров пятьсот идти, не больше.

Зато Утренняя Роса мороза и ветра будто не замечала. Простоволосая, в легких замшевых сапожках, она даже не потрудилась зашнуровать шубку. И рукавички она не признавала. Да и зачем они ей? Рука Тимура, в которой он сжимал ладонь девушки, была горячей от ее прикосновений.

– Как ты не мерзнешь? – не удержавшись, спросил он.

– Меня греет внутренняя сила, – Утренняя Роса тут же выдала общеизвестный постулат.

– Угу, здорово. Мне бы сейчас хоть крошечку такой силы!

– Если хочешь, я могу разделить свою силу с тобой.

– Конечно, хочу! Холодно же.

Медеанка внимательно посмотрела на него.

– Разделение Силы – сложный обряд, к нему нужно готовиться. Узнавание – это первый шаг. Будут еще три. Если ты не передумаешь.

– Ууу, а я надеялся сейчас согреться. Послушай, почему ты предложила поучаствовать в обряде? Для тебя ведь это не шоу, не игра.

Медеанка ответила не сразу. Минуту они шли молча, прежде чем она сказала:

– Возможно – игра, возможно – нет. Ты не медеанец, значит, все зависит от того, как ты отнесешься к обряду.

Теперь пришла очередь Тимура молчать, думать над ответом.

Но долго медлить он не мог – ТЛП-кабинка была уже близко.

– А если я отнесусь серьезно? Если я в самом деле хочу, чтобы ты стала моей девушкой? Это возможно? Или это нелогично и бессмысленно?

Утренняя Роса замедлила шаг. В метре от кабинки и вовсе остановилась.

– В любом нелогичном и бессмысленном поступке есть скрытые логика и смысл. Я подумаю над твоими словами.

Глава 8
Роман Силантьев. И жар соблазна…

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме…

Илга читала хорошо, нараспев, смежив нервные веки и слегка покачиваясь в старинном кресле-качалке – единственном предмете обстановки, оставшемся от ее прадеда. Силантьев слушал, затаив дыхание, переводя взгляд с лица самой прекрасной женщины Вселенной, чуть озаренного отблесками живого огня, пробивающимися из-за печной дверцы, на окно, к которому слетались снежные хлопья февральского снегопада. И в самом деле – мело. Пурга, начавшаяся еще в декабре, не унималась весь январь, а уж в феврале сам бог велел мести. Силантьев прилетел в егерский пункт номер семнадцать "Теплый ручей" потому, что не мог уже обходиться без Илги. Не видеть ее, не слышать захватывающие дух глубины ее голоса, не касаться золотых кос – стало просто невыносимо. Он сорвался, едва дождавшись окончания рабочего дня, с двумя бутылками шампанского и охапкой бордовых роз, на лепестках которых еще дрожали капли воды – слезы плачущего от любви сердца. Он гнал свою несчастную, послушную "Ласточку" сквозь метельные струи, и субэл-диспетчеры поминутно уговаривали его не рисковать ни собой, ни машиной, а оставить автограв в Александровке или в Маныште и воспользоваться ближайшей ТЛП-кабинкой. И Силантьев воспользовался бы, будь в "Теплом ручье" кабинка, из которой можно было бы выйти.

Он вывалился из пилотского ложемента, утопая по колено в снегу, добрался до бревенчатого терема, взбежал на крыльцо, постучал. Дверь распахнулась сразу. Илга ждала, хотя он и не предупредил о своем прилете. Вручил ей розы, а шампанское сунул слегка удивленному этим вторжением старшему егерю-охотоведу. Томас Кайрус оказался коренастым, ширококостным мужчиной. В его слегка курчавой бороде хватало седины, а в льдисто-голубом взгляде балтийских глаз – ума и доброжелательности. Кайрус, похоже, знал о чувствах дочери к немолодому вице-секретарю Контакт-Центра и, видимо, относился к этому философски. Взвесив на широких, заскорузлых ладонях пузатые бутылки с золотистыми головками, он немедленно ушел в столовую, оставив возлюбленных наедине. Илга молча смотрела на Силантьева, как щитом заслонившись розами, а он не знал, что сказать – горло перехватило. Тогда самая красивая женщина Вселенной взяла инициативу на себя:

– Здравствуй, Арамис! – прошептала она.

Розы полетели в угол, на скамью, поставленную как раз под злополучным портретом. Илга рванулась к Силантьеву. Он подхватил ее, оторвал от пола, прижался холодными губами к ее – теплым и мягким. Время остановилось. И только когда руки, держащие драгоценный груз, устали, Силантьев поставил Илгу на пол. Обретя опору, она обрела и свойственное ей ироническое отношение к миру. Скомандовала:

– Так, друг вице-секретарь. Вы немедленно отправляетесь в комнату наверху. Умываетесь и причесываетесь. А после спускаетесь в столовую, где вас будет ждать скромный товарищеский ужин в вашу честь, от которого вы уже не отвертитесь. На всякий случай, я попрошу Колю Сапрыкина, и он заблокирует движки всех имеющихся на "точке" средств передвижения, и сегодня удрать вам не удастся.

– И не подумаю, моя королева!

– Исполняйте, сударь.

Он помчался исполнять ее повеление, позабыв спросить, какая именно комната наверху ему отведена. Поднявшись по деревянной лестнице, он обнаружил, что на галерею второго этажа выходит несколько дверей, вместо номеров обозначенных именами. Он прошел вдоль них читая: "Томас", "Николай", "Марыся", "Артур"… Свободной комнаты не было. Дверь с именем Илги была приоткрыта. Силантьева окатило жаром. Он бережно, словно массивная деревянная дверь была хрустальной, приоткрыл ее, переступил непривычно высокий порог. Шкура поликорна на полу, трюмо с высоким зеркалом, таившим зеленоватую глубь, массивная деревянная кровать, застланная периной и увенчанная горкой подушек. Рабочий столик, с отложенным рукодельем, занавески на окне. Светелка – иного слова Силантьев подобрать не мог. Он словно перенесся на сотни лет назад и застыл на пороге, очарованный неподдельной основательностью и подлинностью старины. Лишь через несколько минут Силантьев заметил периферийные устройства терминала Большой Сети в красном углу, ползущего по ковру-шкуре субэл-уборщика и большую объемную фотографию с видом на Холодные пещеры, что висела в изголовье кровати.

"Хорошо, что не моя рожа…" – мимолетно подумал он.

Он снял куртку, поискал нишу "эмпатического шкапа", но не нашел, поэтому просто бросил ее на пол. Потом с ужасом поглядел на мокрые пятна растаявшего снега, которые образовались у него под ботинками. Присел на табурет – наконец-то простой, сколоченный человеческими руками табурет! – принялся сдирать обувку. К пятнам на ковре уже подобрался субэл-уборщик, деловито заерзал, зажужжал. От ковра-шкуры начал подниматься пар. Запахло сырой шерстью. Оставшись в одних носках, Силантьев поискал, где бы ему умыться. Трюмо вдруг отъехало в сторону, на мгновение отразив ошеломленную физиономию гостя, открыв вход во вполне современный санузел. Силантьев тщательно умылся, и даже вычистил зубы, а когда вернулся в комнату, уборщик, словно вышколенный пес, принес ему теплые шлепанцы. Надевая их, вице-секретарь открыл для себя нехитрую истину, что счастье можно ощутить даже ногами.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья…

Назад Дальше