Коршунов придвинулся к ней. Поколебавшись, обнял за плечи. Почему-то рука ощутила не влажную ткань купальника, а тепло живой кожи. На миг он усомнился: возможно, и нет никакого купальника? Возможно, он нарисован на теле боди-краской с голографическим эффектом? Тимур постарался отогнать глупую фантазию. На его глазах медеанка надевала гидрокостюм, так что же ей мешает носить купальник? Она сама сказала, что это не табу. Однако надеть и носить не одно и то же…
– В прошлую нашу встречу ты задал вопрос, – голос девушки прервал его размышления. – Я отвечаю: "да".
Признание прозвучало так неожиданно, что Коршунов растерялся. Уточнил неуверенно:
– В смысле…
– Я твоя девушка.
Утренняя Роса смотрела на него не отрываясь. Ее лицо было так близко: темно-карие глаза, нос с красивой горбинкой, остро очерченный подбородок, жесткая челка на высоком лбу… и губы. Тимур знал, что должен сделать. Склонился еще ближе, притянул девушку к себе. Коснулся губами губ.
Признаться, он ожидал уловить в этом поцелуе нечто неземное: пряный аромат, таинственный трепет, вкус звездных морей. Ничего этого не было. Он целовал неумелые, напряженные губы подростка.
Он не заметил, как шевельнулись, обретая на миг объем, вытатуированные на спине медеанки ленты.
Глава 11
Марина Валевская. Быть индейцем
Впервые за все время работы в Особой Комиссии Марина отступила от истины, составляя экспертное заключение. Потому что не могла, не имела права быть объективной. Быть объективной означало не просто отправить старика Касслера на заслуженный отдых. Это значило отправить в небытие Кейптаунский институт, а вместе с ним и всю темпоральную физику. Марина пошла на умышленный подлог: сместила акценты с гносеологических проблем на межличностные. В итоге заключение попало в Этический Комитет, известный своим консерватизмом. Факт травли старого ученого был зафиксирован, двое ее организаторов лишились должностей и степеней "за поступки, несовместимые со званием ученого", что автоматически означало конец их научной карьеры. Еще пятеро самых активных подписантов получили этическое порицание, что тоже не способствовало росту авторитета. Касслеру предписано было больше внимания уделять подбору кадров.
Марина понимала, что без последствий для нее этот демарш не останется. Она ожидала звонка, а то и визита от Леппе – теперь уже бывшего заместителя по науке – или от Шершунова – теперь бывшего главного математика. Однако позвонила ей Ванесса Куваева, руководящая лабораторией темпорального воздействия на биологические объекты. Куваевой в "списке Валевской" не было, хотя она тоже числилась "настоящим индейцем". Марина сама не понимала, почему вычеркнула ее из чистового варианта заключения. Возможно, пожалела огненнокудрую красавицу, сумевшую к двадцати шести годам защитить две докторские диссертации – по биологии и физике.
– Здравствуй, друг Марина, – приветственная фраза далась Куваевой с трудом. Щеки ее пылали, глаза сверкали молниями. – Интересно, какой запах у иудиных сребреников?
Валевская закусила губу.
– Добрый день, друг Ванесса. Я не понимаю, о чем ты. Я эксперт и написала заключение, как посчитала нужным.
– Но почему?! Ты же была в стойбище, говорила со Спасителем. Ты сидела рядом с нами, была одной из нас! Я так думала… А потом – нож в спину. Что плохого мы тебе сделали, за что ты нас возненавидела? Лишь за то, что нам нравится быть индейцами? За то, что мы хотим жить здесь и сейчас, а не в каком-то ненужном прошлом или неизвестном будущем? Ладно, разберемся…
Куваева отвернулась, готовая разорвать коннект, и тут Марина неожиданно для себя спросила:
– Ванесса, что для тебя означает "быть индейцем"?
Рыжеволосая снова посмотрела на нее. Не просто посмотрела – смерила взглядом. Скривила в усмешке полные сочные губы.
– Бесполезно объяснять. Ты не поймешь.
– Почему я не пойму?
– Потому что ты такая же, как Касслер и ему подобные. Ты – старуха! Вот и доживай свои дни, – и отключилась.
Слова ударили словно пощечина. Щеки вспыхнули огнем, на глаза навернулись слезы. Захотелось немедленно перенабрать Куваеву и наговорить ей кучу гнусностей. А еще сильнее – бежать к зеркалу, выискивать новые морщинки вокруг глаз.
– Я не старуха! – крикнула она сама себе, благо стены кабинетов Особой Комиссии глушили любой звук. – Мне всего лишь шестьдесят! Это не возраст!
"А Куваевой – двадцать шесть! – парировал злой голосок в голове. – Для нее ты старуха, бабушка почти. И для других тоже. Даже для Лорда. Поэтому он не хочет больше спать с тобой в одной постели".
Она никуда не позвонила и не побежала. Сидела за письменным столом, закрыв глаза, и медленно, с расстановкой дышала. Успокаивалась. А потом позвонила в секретариат и попросила отпуск на две недели. Ей его дали охотно – кейптаунская командировка получилась нелегкой.
* * *
С Валерием она решила поговорить в тот же вечер, благо он был дома. И благо – Лорда дома не было.
Дверь в спальню сына оказалась не заперта.
– Валера, можно мне войти? Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно.
Нет ответа. Марина решилась заглянуть внутрь.
Сын спал, хоть час был еще не поздний. Полностью обнаженный, он вытянулся во весь рост на тигриной шкуре. Красивый, сильный, как эллинский бог. Вернее, как индеец.
Нагота взрослого сына смутила Марину, но она все же решилась войти. Слишком редко он ночевал в родительском доме, стойбище становилось для него домом. Кто знает, вдруг сегодня он спит последний раз в этих стенах?
Она присела, тронула Валерия за руку.
– Можно с тобой поговорить?
Он раскрыл глаза, быстро, как зверь, возвращаясь в явь. Сел.
– Говори, я слушаю.
Марина потупилась.
– Ты хоть набрось на себя что-то.
Губы парня дрогнули в усмешке. Он прикрыл чресла тигриной лапой, осведомился язвительно:
– Так достаточно? Или облачиться во фрак?
– Достаточно.
– Смешно. Ты видела меня голым миллионы раз. Ты носила меня на руках, мыла, кормила грудью. Да что там – когда-то я был частью твоего тела, ты выносила и родила меня! А теперь тебе стыдно на меня посмотреть. Что изменилось? Это ведь я, тот самый Валерик, твой сын. Какая разница, что мне теперь не четыре годика, а двадцать четыре? Вы смеетесь над табу и обрядами медеанцев, а сами навыдумывали сотни собственных "табу" и условностей. Причем совершенно бессмысленных, нелогичных и нефункциональных. Чем же вы тогда лучше индейцев?
– Валерий, а что для тебя означает "быть индейцем"? – проигнорировав колкости, Марина перешла к самому важному.
Парень задумался. Ответил, четко выговаривая слова:
– Быть индейцем – значит быть свободным.
– Свободным от обязанностей?
– И это тоже. Свободным от условностей замшелой социальной системы, от иллюзии "благ технического прогресса", от необходимости к чему-то стремиться, за чем-то гнаться, строить какое-то там будущее.
– Вы хотите быть свободными от будущего? – недоверчиво переспросила Марина.
– Да, в конце концов! Что мы о нем знаем? Каким оно должно быть и каким будет на самом деле? И главное – для чего оно нам, если нас в нем уже не будет? Пусть о нем беспокоятся те, для кого оно окажется настоящим. Аборигены Медеи свободны от порока этой "глобальной ответственности". Они показывают нам пример иного пути, способ жить здесь и сейчас. Способ отказаться от ненужного хлама, который люди тысячи лет волокут за собой.
– Они дикари! – возразила Марина. – Они не могут служить примером, так как их цивилизация пока в зародыше и не успела накопить "тысячелетний хлам". Который мы называем опытом.
Валерий пристально посмотрел на нее. Помолчал. Спросил тихо:
– Ты и правда в это веришь?
* * *
Что же они такое на самом деле – индейцы? Не подражатели, подобные Валерию, Ванессе и миллионам других. Настоящие аборигены Медеи, те, кто прибыли на Землю гостями, большими любопытными детьми, учениками и внезапно превратились в Учителей Мудрости. Марине жизненно необходим был ответ на этот вопрос. В чем их сила? Что стоит за красочными обрядами? Какие тайны они предпочитают скрывать?
Почти неделю Валевская просидела в библиотеке Совета Земной Федерации. Здесь хранилась вся информация Контакт-Центра: и общедоступная, какую можно запросить с домашнего терминала Большой Сети, и ограниченно доступная, за которой требовалось обращаться в специализированные библиотеки. И та, что помечена грифом "Для служебного пользования. Необходим особый доступ". Преимущество должности старшего эксперта Особой Комиссии – наличие такого особого доступа. Информации в библиотеке было много. Очень много. Катастрофически много.
Аборигены планеты Медея, общеупотребительное название – "индейцы". Самоназвание неизвестно. Общая численность неизвестна. Приблизительная оценка – не более 100 тысяч. Гуманоиды. Морфологическое подобие – 99,9 %. Средний уровень когнитивного развития – 163 балла по 100-балльной земной шкале. Средний уровень обучаемости – 248 баллов по 100-балльной шкале. Уровень обучаемости языкам оценить не представляется возможным – предел не выявлен. Общественный строй – первобытно-общинный, отдельные черты матриархата. Государственный строй – племенной союз под управлением Старейшин. Письменность – отсутствует. Языки – неизвестны, возможно, язык жестов. В присутствии людей общаются на земных языках.
Первый контакт, 2532 г.: Марина Валевская, Роман Силантьев, Александр Лордкипанидзе. Признан успешным. В том же году установлены официальные отношения со Старейшинами: Тамара Ставриди, Лючия Хилес. Начинается изучение медеанцев, налаживаются контакты: Артемий Балашов, Тамара Ставриди.
В 2547 г. первая группа медеанцев прибывает на Землю в качестве гостей. Попытки организовать подобие дипломатического представительства Медеи не увенчались успехом. Вместо этого создается сеть стойбищ. С середины 50-х годов наблюдается резкий рост интереса к культуре медеанцев. На фоне этого роста расширяется сеть стойбищ. К настоящему времени их насчитывается 26. Стойбища привязаны к крупным городским агломерациям. Стойбища используются в основном для отправления туземных обрядов, постоянно проживает в них менее 5 % от находящихся на Земле медеанцев. Всего с 2547 г. нашу планету посетили 1612 туземцев. В настоящее время на Земле гостят 835 медеанцев.
Почти неделю Марина потратила, чтобы понять – ничего нового она не узнает. При таком обилии сведений полезной информации ноль. Кажется, сотрудники Контакт-Центра просто фиксировали в своих отчетах те сведения, которые сами медеанцы им любезно предоставляли, не удосуживаясь проверять их достоверность. Как же, индекс доверия – единица! И совершенно непонятно, как полторы тысячи дикарей умудрились так основательно изменить мировоззрение десятков, а может, уже и сотен миллионов молодых землян. А если не пугаться обвинения в паранойе и ставить вопрос совсем остро, то как дикари смогли заставить усомниться в собственном превосходстве представителей цивилизации, обогнавшей их на многие тысячелетия? Обогнавших? "Ты и правда в это веришь?"
– Да что же вы такое?! Зачем вы на самом деле явились к нам на Землю? – спросила Марина у голографического экрана, пестрящего строками бесполезных документов. Спросила у пустоты читальной кабинки библиотеки Совета Земной Федерации. И, подумав, добавила совсем уж параноидальное: – Зачем вы нашли нас во Вселенной?
Самая обширная библиотека Земли не могла ответить на эти вопросы. Но не все знания хранятся в библиотеках. Валевская вернулась к самым первым документам выборки, к контакту, перечитала их заново. И попыталась восстановить собственные воспоминания. Ничего не вышло, как не выходило и прежде. Вспоминались только глаза, надвигающиеся из темноты. Глаза, не вошедшие в официальные отчеты, потому что не соответствовало их описание ни одному живому существу, обитающему на Медее. Глаза, объявленные галлюцинацией в условиях сильного стресса. А потом – трупы изрубленных обезьян и человек в кожаной одежде, оказавшийся нечеловеком.
Марина улетела с Медеи неделю спустя после событий в Холодных пещерах и никогда больше туда не возвращалась. И на Земле не общалась ни с одним медеанцем – до встречи со Спасителем на Столовой горе. Но другие ведь общались! Изучали, наблюдали. Может быть, они знают – да хотя бы догадываются, подозревают! – больше, чем есть в документах Контакт-Центра? К сожалению, профессор Балашов умер семь лет назад, а Лючия Хилес слишком далеко – руководит городком ученых на Медее. Но зато бабушка Ставриди на Земле! Рядом – сотня шагов до ТЛП-кабинки.
* * *
Середина марта в Москве – еще зима. Но на Южном берегу Крыма весна была в самом разгаре. Марина почувствовала это, едва вышла из кабинки. Поспешно сбросила капюшон, стянула перчатки, расстегнула куртку. Пожалела, что одета так тепло. Но кто же мог знать, не в Кейптаун собиралась! А здесь, оказывается, яркое солнце, синее небо, зеленая трава, радужный ковер первоцветов на клумбах, пальмы. И… о, не может быть! Цветущие деревья!
– Это миндаль цветет, – объяснила, заметив ее удивление, идущая навстречу девушка в медицинском халате. – Красиво, правда? А вон там, видите, кусты в желтеньких цветочках? Это кизил.
– Красиво, – признала Марина. – А вы не подскажете, где у вас первый корпус?
– Да вон же он! Видите, крыша краснеет за кедровой рощей? Можно идти здесь, по серпантину, а можно за грязелечебницей повернуть налево и спускаться по лестнице. Как вам удобнее. Вы кого-то из родственников проведать пришли?
– Знакомую. Может быть, вы знаете – Тамара Георгиевна Ставриди?
– Конечно, знаю, она у нас уже четыре года живет! – Лицо девушки омрачилось: – Последний месяц слабенькая совсем стала, из комнаты не выходит, с кровати почти не поднимается. Но с памятью у нее все в порядке. Знаете, старики иногда забывают. Молодость свою помнят отлично, а вчерашний день забывают.
Тамара Георгиевна Ставриди обитала в комнате цокольного этажа. Удобно для пожилого человека – открыл балконную дверь, а за ней не балкон, а терраса, парковые дорожки, лестница, ведущая к набережной и санаторскому пляжу. Вот только Тамара Георгиевна давно уже по этой лестнице не спускалась. Она полулежала в кровати, опершись на подушку, странно маленькая в своей лазорево-желтой пижаме, словно съежившаяся, усохшая. Некогда темно-каштановая пышная копна волос превратилась в реденький седой ежик, кожа поблекла, натянулась на скулах, нос заострился.
Какая же она старая! – с ужасом поняла Марина. Кажется, никогда в жизни она не видела таких старых людей.
– Здравствуйте, Тамара Георгиевна! Как вы себя чувствуете? Вы меня узнали?
Глаза старухи пристально уставились на нее, и Марина поспешила подсказать:
– Я Марина Валевская. Я проходила стажировку у вас на Медее.
– Марина! Конечно, конечно! Ой, как я рада, что ты пришла! – губы старухи дрогнули, расплылись в подобии улыбки, обнажив ровные, крепкие, только пожелтевшие от времени зубы. Наверняка улыбка была искренней, но лучше бы она не улыбалась. – Сколько же лет мы не виделись? Да ты присаживайся! Прости, что лежа тебя принимаю. Ноги ослабли. Совсем дряхлая стала, пора на свалку.
– Что вы такое говорите! Вы…
– Пора, пора. Вот в мае до сотни дотяну, и хватит. Зажилась.
Марина прошла в комнату, взяла стул, подвинула ближе к кровати. Села.
– А я о тебе слышала, – голос Ставриди звучал чуть надтреснуто, но был по-прежнему зычным, "командирским". – Что ты в Совете работаешь, эксперт… Наверное, занята очень, не проведывала ни разу бабку? А вот Ромочка заходит, молодец. Славный мальчик. Жалко, что у вас с ним не получилось. Он мне всегда больше нравился, чем твой Сандро…
Ставриди замолчала. Может быть, устала, может, давала гостье возможность высказаться. Марина медлила, не зная, как подступить к вопросу, который ее интересовал. Пауза затягивалась. Нарушила ее опять старуха:
– Марина, подай, пожалуйста, водички. Если тебе не трудно.
Стакан с водой стоял на тумбочке у изголовья кровати. Валевская послушно взяла его, поднесла к губам старухи. Та схватила ее руку своими, словно боялась, что гостья уронит или передумает, жадно начала пить. Прикосновения старческих ладоней были неприятны, Марина едва дождалась, когда это закончится.
Наконец старуха перевела дыхание.
– Спасибо. Ну, спрашивай. Ты же что-то хотела спросить, не просто так пришла?
– Да, – Марина вернула стакан на место, потупилась. – Тамара Георгиевна, может быть, вы… Вы помните того медеанца, что спас меня? Оказывается, его имя теперь Спаситель Земной Женщины… И он прилетел на Землю, ко мне. Зачем, я не понимаю?
Ставриди молчала, ждала продолжения. Тогда Марина спросила:
– А вы встречались с ним на Медее? Он приходил в поселок?
Старуха помедлила, вспоминая. Ответила:
– Нет. При мне нет.
– Но с другими медеанцами вы же много общались? Даже со Старейшинами.
– Нет, со Старейшинами не довелось. К себе в стойбище они допускали только Лючию. Может быть, потому что она похожа на них? Те, что приходили к нам в поселок, кого мы отправляли на Землю, были простыми охотниками. Хотя, может, кто-то из них на самом деле Старейшина? Я не знаю.
– А что вы о них вообще думаете? Кто они такие?
– Медеанцы? Говорят, они люди, как и мы. Коэффициент подобия…
– Нет, нет, я знаю официальную версию. Но может быть, вы заметили в них что-то особенное? Что-то, чего нет в отчетах Контакт-Центра?