- Господин полковник, держите себя в руках, - одернул его Кронин. - Арт, вы согласитесь на медикаментозный допрос?
Верещагин на секунду закрыл глаза.
- Вы мне не верите…
- А с какой стати мы должны вам верить? - спросил Салтыков. - Вы один раз уже всех нас предали. Вы сорвали процесс мирного воссоединения. Вы узурпировали полномочия командующего и развязали войну. Почему мы должны вам верить?
- Это было бы лучше для вас, Артем. - Кронин глядел в сторону. - Вы были бы избавлены от подозрений в… нелояльности, и вообще…
- Это приказ, сэр? - тихо спросил Верещагин у своего командира. У Старика.
Полковник не мог смотреть ему в глаза.
- Да, черт возьми, это приказ.
- Слушаюсь, сэр… - одними губами сказал капитан.
Отодвинув кресло, он встал. Потом склонил голову.
- Мои соболезнования по поводу смерти вашего сына, сэр.
Кронин вздрогнул и развернулся вместе с креслом спиной к двери.
* * *
У полковника Волынского-Басманова, настоявшего на медикаментозном допросе, были неважные познания в области медицины и фармацевтики. Медикаментозный допрос - устаревшая методика. Скополамин - средство, от которого отказались еще в 50-х, оно вообще недалеко ушло от старых добрых пыток. Пентотал натрия достаточно эффективен при допросе с детектором лжи (он тормозит сдерживающие центры, у человека снижается самоконтроль), но и пентотал, и детектор были в этом случае почти бесполезны, ибо допрашиваемый находился в стрессовом состоянии. Самописец детектора лжи, как и следовало ожидать, показывал черт-те что.
В общем, было большой глупостью настаивать на том, чтобы капитан Верещагин после допроса снова был доставлен в кабинет главкома. Но Басманов настаивал, а значит - брал на себя всю ответственность за возможные последствия…
- Как вы себя чувствуете? - спросил Флэннеган.
Верещагин не ответил. Это означало, что эта отрава, антагонист пентотала, начала действовать. Болела голова - какой-то новой, очень тонкой болью, словно кто-то выбрал одно-единственное нервное волоконце, где-то за правым глазом, и методично его терзал.
- Расстегните ремни, - сказал он. Голос противно дрожал. - Расстегните эти долбаные ремни!
Во время допроса он просил об этом раз пятнадцать. Наркотик уничтожил то, что осталось от гордости и самообладания, срыл последнюю границу между человеком и безвольным стонущим животным.
Как они могли? Как Старик мог?
- Это соображения безопасности, - треск "липучки", одна рука свободна. Еще одно движение - свободна голова.
Он освободил ноги. Сорвал приклеенный пластырем стетоскоп, выдернул иглу, отшвырнул в сторону. Медик посмотрел на него с укоризной: мол, я тут при чем?
Да ни при чем ты, парень, ни при чем. Все вы, что бы ни делали, всегда ни при чем.
Флэннеган подал ему рубашку.
- Идти сможете?
- А если не смогу? Понесете?
- Главком приказал вас доставить. Надо будет - понесу.
- Еще одну дозу бензедрина.
- У вас будет очень болеть голова.
- С каких пор вас волнует, что у меня болит? Дайте еще один порошок.
- Инъекция подействует быстрее, - сказал осваговец.
- Хорошо, пусть будет инъекция…
Через три минуты он встал, его тут же понесло на стену. Опираясь лбом и ладонями, он перевел дыхание. Бензедрин, адреналин, кофеин… Горящая пакля в уши загнанной лошади. В сознании, как змея на дне колодца, шевелилось жестокое любопытство: а сколько еще выдержит это тело? Когда оно наконец свалится?
- Вы сможете идти? - терпеливо повторил Флэннеган.
- Не очень прямо и не очень быстро.
- Давайте еще немного подождем. Поговорим.
- О чем, Флэннеган?
- Зовите меня просто Билл. Как вы думаете, это, - капитан второго ранга показал на распечатку, - заставит князя Волынского-Басманова изменить мнение?
- Мне все равно.
- Он собирается выдать вас СССР. Если он сейчас одержит верх, вам конец.
- Мне все равно.
- Неужели? Вам так охота повторить путь Пауэрса? Только вряд ли вас обменяют, Арт. Таким, как вы, в Союзе прописывают девять граммов свинца.
- А в Крыму - два куба пентотала.
Флэннеган покачал головой, открыл дверь, оглянулся…
- Следуйте за мной.
* * *
Первым, закончив читать протокол, нарушил молчание главком:
- Пожалуй, мне стоит сложить с себя полномочия… Я не знаю… Честное слово, не знаю, как работать с ненормальными…
- Полковник! - крикнул Старик.
Верещагин скверно улыбнулся.
- У меня те же проблемы, господин главнокомандующий. Те же самые.
"Все, понеслась душа в рай", - подумал Воронов. Басманов не знал, на что напрашивается… Может, Верещагин и понимал, что такое субординация. Тот дикий коктейль, который вогнали ему в вену, не понимал.
- Не время для изящных пикировок, капитан. - Клембовский скомкал свою копию протокола и швырнул ее под стол. - Мы имеем… то, что мы имеем. Никаких дальних планов разведслужб. Никаких перспектив. Затяжная война с Советским Союзом, развязанная по прихоти каких-то…
Волынский-Басманов оттолкнулся от стола и на своем кресле отъехал чуть в сторону.
- Я одного не понимаю, Верещагин: на что вы рассчитывали? Вот лично вы? На эфемерные планы Востокова относительно политических перестановок в Кремле? На помощь инопланетян?
Капитан поднял голову и, глядя Басманову в глаза, просто ответил:
- На вас. На ваши знания, полученные в Вест-Пойнтах и Сандхерстах. На ваш опыт. На ваш здравый смысл… На верность присяге… Я крепко рассчитывал на вас, господа полковники. И, видимо, крепко просчитался. Вы полное дерьмо.
- Вы… отдаете себе отчет, где находитесь? - голос Салтыкова надломился от ярости.
- Полностью. Мне нравятся эти военные, которые боятся воевать. Не можете привыкнуть к тому, что решения приходится принимать самим и ответственность брать на себя? Пора уже начинать. Ну зачем вам какие-то инструкции от Востокова или Чернока? Что мешает вам сейчас взять и победить? Чего вы боитесь?
Его не перебили ни единым словом только потому, что полковники онемели от такой наглости.
- Мы… Ах вы… - очнувшийся первым Клембовский побагровел. - Девять миллионов мирных жителей! Которые законно, путем всеобщего голосования объявили о присоединении! Которые не хотели никакой войны! И которые гибли в собственных домах - иногда от наших пуль и снарядов! По вашей вине, Верещагин! На советском побережье осталось восемь дивизий! Против наших четырех! Я не знаю, как сейчас готовят офицеров в Карасу-Базаре, если выпускники не знают арифметики!
- Не держите меня за идиота, ваше высокоблагородие… - Верещагин встал, оперся руками о стол. Поза доминирования и агрессии. Кой черт, устоять бы на ногах. Очень неприятно будет окочуриться в присутствии господ командующих. Господи, какой яркий свет… - Эту войну нельзя выиграть военными методами. Она выигрывается методами политическими. Так что начинайте мыслить как политики. Давление через ООН, использование агентов влияния в СССР, шум на все мировое сообщество… Военная помощь НАТО. Пообещайте им присоединение к блоку…
- Превратиться в НАТОвский непотопляемый авианосец? - спросил Кутасов.
- Нет, лучше в дачный поселок для советской партийной элиты. В Крымскую АО в составе Грузинской ССР.
- Да вы Наполеон, капитан…
- Черт, считайте меня кем хотите! Расстреляйте, повесьте - мне все равно, но сделайте же что-нибудь!
- Насчет расстрела - это дельная мысль… - буркнул Клембовский.
- Ну что ж, господа, я думаю, все ясно, - сказал князь Волынский-Басманов. - Личные амбиции отъявленного авантюриста привели к гражданской резне. Желание отомстить за отца, своего рода Эдипов комплекс - это в данном случае понятно. Но непростительно. Тем более непростительно участие в грязном сговоре ОСВАГ и КГБ. Развязывание войны. Предательство интересов России… У нас осталось очень мало времени, чтобы исправить содеянное безумцем.
- Полковник! - предупреждающе крикнул Адамс.
Князь повернулся, но не в ту сторону, в которую было нужно. Он обернулся на голос, и мгновенье спустя сообразил - не туда!
Пять шагов разделяли Волынского-Басманова, сидевшего во главе стола буквой "П", и Верещагина, стоявшего у подножия. Эти пять шагов Арт преодолевал целую вечность, как последние пять шагов до вершины К-2. Целую вечность он шел через белый мрак, застивший его глаза, пока одно из розовых пятен над столом не оформилось в лицо Главнокомандующего.
Но это была быстрая вечность, и никто из полковников не успел даже встать.
Он знал, что сейчас свалится. И знал, что перед тем, как свалится, врежет Басманову, а дальше будь что будет. Есть предел терпению. Есть предел всему.
…Скачу в Карасу-Базаре для Волынского-Басманова…
Два шага. Волынский-Басманов заслонился рукой.
…Африка, сэр… Упрямая старая коза, губы - как подметки…
Шаг. Шевардин махнул через стол.
…Арт… Сделай люфтэмболию… Я не смогу жить калекой…
Поздно. Он подхватил со стола графин и направил удар точно в породистое, благородно увядающее лицо князя.
Удар опрокинул того вместе с креслом. Шевардин схватил пустоту: Арт упал на колени возле стола, хватаясь за край. Дыхание рвалось хрипом, все тело сотрясала дрожь.
- Боже мой, - Салтыков охнул. - Охрана!
Охрана, как и все остальные, думала, что капитану и карандаша не поднять. Химия, господа, очень забавная наука…
- Врача! - гаркнул казакам Шевардин.
Полковник Басманов задыхался в луже воды и собственной крови, царапая руками левую сторону груди.
- Сердце, - сообразил Клембовский. - Где чертовы врачи?! Он сейчас умрет!
- Я не хотел, - еле ворочая языком, сказал Арт.
Охранники подняли его на ноги.
Князь Волынский-Басманов замер. Лицо больше не кровоточило.
- Пульса нет… - Берингер, стоя на коленях возле полковника, рванул его мундир, полетели пуговицы. - Сердце не бьется.
"Бог мой, - понял Арт, - я же убил его…"
- Смотрите, - голос Салтыкова дрожал. - Смотрите, что вы наделали!
- Не надо меня бить, - прошептал капитан. - Я больше не могу…
Он еще понимал, что мелет не то, но не смог поправиться: сознание выскользнуло, как хрустальный шар из мокрых пальцев, и разлетелось на сотню кусков.
- Унесите его, - приказал Воронов. - Госпиталь, палата 4-С.
Сметая все на своем пути, в зал ворвались медики.
- Наконец-то! Где вас черти носят? - Адамс отодвинул кресло, пропуская каталку.
- Электрошок! - медик хлопнулся на колени рядом с телом князя. - Откуда вода, почему разбито лицо?
- Капитан, - глухо сообщил Шевардин. - Графином.
- Я говорил! Я предупреждал! - врач еще сильнее разорвал мундир и рубашку князя, приложил к его груди контакты шокера, встал с колен. - Все назад! - сейчас он тут был генералом. - Разряд!
Волынский-Басманов дернулся, его глаза распахнулись, воздух попер в легкие с надсадным сипом.
- На каталку! - скомандовал врач фельдшеру. Полковники бросились на помощь. Когда каталка с бывшим главнокомандующим скрылась за дверью, господа старшие командиры переглянулись.
- Интересно, Кронин, все ваши младшие офицеры так же плохо держат себя в руках? - спросил Салтыков.
- Нет. Только те, которых сначала избивают враги, а потом жестоко унижают свои же командиры.
- Это последствия наркотического воздействия, - сказал Воронов. - Врач предупреждал. После медикаментозного допроса многие люди неадекватны…
- Боюсь я, что командование дивизией придется принять мне, - сказал Шеин. - Я должен был сделать это еще сегодня утром, когда у Василия Ксенофонтовича был первый приступ…
- Да, так было бы лучше, - кивнул Кронин. - Видит Бог, еще секунда - и на месте капитана оказался бы я.
- Полковник!!!
- Я уже семнадцать лет полковник, господин Салтыков! Только не затевайте вы разговоров о капитуляции. Вам что, еще непонятно, что никакое мирное присоединение не было возможно с самого начала? С того момента, как убили Чернока?
- И вашего сына…
- Да, и моего сына! И если вы тоже подводите все под разновидность Эдипова комплекса, то шли бы вы к ебнутой матери!
- К ебаной матери, - поправил Берингер.
- Полковник, да вы соображаете, что вы говорите? - Клембовский брызнул слюной. - Вы понимаете, что совершили все мы, пойдя на поводу у этого авантюриста? Военный путч - вот что это такое! Армия должна подчиняться законному правительству, иначе это банда! А законное правительство приняло решение о присоединении к СССР! И причем тут мужество или трусость? Если страна приказывает солдату идти на смерть - он должен идти на смерть. А если солдат испугался идти в ссылку или куда-то там и вместо этого потащил за собой в могилу две страны… - Летчик слегка задохнулся и ослабил воротник.
В эту паузу вклинился Берингер.
- Мне кажется, вы преувеличиваете роль капитана во всей этой истории, господа. Не забывайте - автором авантюры был Востоков, его поддерживал Чернок, и не найди они Верещагина - нашли бы кого-нибудь другого. Давайте решим: мы бомбим Союз или нет? Время-то идет!
- Безумие… заразительно, - покачал головой Салтыков. - Мы не можем воевать с СССР! Мы можем только просить мира и молиться о том, чтобы условия мира не были слишком жесткими!
- Да вы никак обгадились, коллега, - процедил Кутасов. - Боитесь, что Советы повесят вас первым, если мы проиграем войну? Не бойтесь. Первым повесят полковника Адамса, потому что командующий теперь - он.
- Это заговор, - беспомощно сказал Клембовский. - Вы сговорились с этим капитаном. Это было подстроено…
- Нет! - отрезал Шевардин. - На присутствии капитана настоял сам князь Волынский. Я уж не знаю, почему…
- Я знаю, - усмехнулся Кронин.
- Господа, - сказал Адамс, - сейчас половина третьего. Эйр-форсиз находятся в состоянии готовности номер один. Я принимаю решение о превентивной бомбардировке военных аэродромов Одесского и Северо-Кавказского военных округов.
- Я слагаю с себя полномочия командующего ВВС, - сказал Клембовский. - Я не хочу больше участвовать в этой грязной, братоубийственной войне. Я не хочу иметь с вами, Адамс, и с вами, Кутасов, ничего общего.
- Мне будет жаль лишиться такого компетентного командира, - Адамс в своей обычной манере замаскировал просьбу.
- Ничем не могу помочь.
- Господин Скоблин, - Адамс повернулся к заместителю начштаба ВВС. - Принимайте командование.
- Николай, - сказал Клембовский, - не делайте этого. Не связывайтесь с ними. Кровь - не вода.
- Кровь - не вода, - эхом повторил Николай Скоблин, которому при всех других раскладах не видать поста командира ВВС еще лет десять. - Я принимаю назначение.
Глава 4
Ответный удар
Ну дела, ночь была -
Их объекты разбомбили мы дотла.
Мы пришли, ковыляя во мгле,
Мы к родной подлетели земле.
Бак пробит, хвост горит, но машина летит -
На честном слове и на одном крыле.
Песня английских пилотов-бомбардировщиков (русифицированный вариант).
Всю ночь на аэродроме кипела работа, какую видели в Сарабузе только во время больших учений: к боевому вылету готовили одновременно все самолеты.
Подготовка началась еще днем, когда в холмах пехота гасила последние очаги сопротивления советских десантников. Приказ звучал ясно и недвусмысленно: подготовить к вылету все машины. Заправить под завязку. Достать из сейфа кассеты с планом "Северный Экспресс" и загрузить в бортовые компьютеры. Наладить связь и взаимодействие. Покрыть фюзеляжи и плоскости составом "гриффин". Подвесить бомбы, ракеты и зарядить пушки.
Летчикам не надо было лишний раз пояснять задание. Они знали план "Северный Экспресс" как свои пять пальцев. Они готовились к этому годы, все годы остервенелой вражды между матушкой-Россией и ее непутевой дочерью-Таврией. Менялись модели самолетов, уходили и приходили поколения летчиков, а план в общих чертах оставался тем же: они летели бомбить советские аэродромы.
Летчикам сказали, что в это самое время там кипит такая же работа: заливаются полные баки горючего, подвешиваются бомбы и ракеты, загружаются маршрут полета и информация о целях. Они могли верить в это или не верить, но получить доказательство в виде тысячи-другой кассетных бомб никому не хотелось. Общая судьба общей судьбой, но лучше бить, нежели битым быть.
…Четыре часа утра - время, когда ночь растворяется в прохладном воздухе и птицы пробуют голос. На блеклом небе проступает свет, и треугольные силуэты "сикор", как дротики с лентами, пронзают жидкие облака. Они летят на север, оставляя ночь по левому крылу, а нарождающееся солнце - по правому.
Четыре часа утра - хорошее время для молниеносной и сокрушительной атаки.