Проснулся он от гама и беготни. Оказывается, они уже на месте и джинн опять стал слоном. Так что вставать пришлось с пожухлой травы. Кудаглядов уже командовал, собирая свою команду. Волхв огляделся и остолбенел: посреди большой поляны, ограниченной всё теми же джунглями, стояла деревянная изба. Вернее, то, что местные плотники считали избой. Хотя, судя по размерам, хотели, наверное, построить терем. Но, что бы они ни строили, получилась хижина. Круглая и с остроугольной крышей. Только вместо листьев на крышу пошли стволы деревьев.
– Дворец… – благоговейно прошептал Вбану, оказавшийся рядом.
– Так, все готовы? – пробежал мимо Спесь Федорович. – Напоминаю, местных не бить, по крайней мере, сильно.
– Атаман, – с головы колонны подал голос Геллер.
– Тут какой-то арап руками машет. Можно я его стукну? Несильно…
– Цыть! Шо вы балуете, как ребёнки, чесно слово!
Оказывается, арапа бить было совсем невможно: будучи главным по церемониям он вышел специально, чтобы рассказать о порядках.
– Император наш, великий Дык, что силой затмевает льва, а мудростью – слона, человек скромный. Он очень не любит, когда перед ним бьются головой о пол.
– С чего это вдруг? – выразил всеобщее удивление Лисовин.
Арап помрачнел, но объяснил:
– Как сказал император: "Эти дубоголовые – потом было много непонятных слов – своими тыквами разносят даже пол из железного дерева. Так что будем скромны".
– Это да, узнаю братишку, скромный он, даже очень, – удовлетворенно подтвердил Геллер.
– Ну, так вот, – продолжил арап. – Когда войдёте в зал, сразу на колени – и так до самой императорской табуретки.
– Чего-о-о?! – поперхнулся Володимир и стал неторопливо засучивать рукава. – Я ему сейчас…
– Тихо! – прикрикнул атаман, подумал, и спросил. – А с нарушителями правил у вас что делают?
От страха распорядитель даже посерел, оглянувшись по сторонам, понизил голос, и жалобно поинтересовался:
– А нарушать обязательно?
– А то… – под общее согласие подтвердил Непейвода. – Иначе Дык нас не узнает.
– В угол ставит, – с отчаянием в голосе ответил уже светло-серый арап.
Все, как по команде, повернулись и внимательно посмотрели на дворец.
– В какой?
– В пятый, – умирающим голосом прошептал несчастный и упал.
Прикоснувшись к его руке, атаман успокоил.
– Жив, только сомлел. Ну что, братия, пойдём на ампиратора посмотрим? Заодно и подготовим парнишу к неофициальному визиту принцессы. Своих в беде не бросаем!
Бережно прислонив распорядителя к стене в тени, шумной гурьбой ввалились во дворец. И сразу уткнулись в скрещённые копья стражи. Вперёд вышел Геллер как лицо кровно заинтересованное.
– Мы к Дыку, отворяй!
– Моя твоя не понимай, – холодно отрезал правый стражник, но, получив в ухо, стал орать на понятном языке. Набежавшую толпу метелили долго и со вкусом, стараясь, впрочем, особых увечий не причинять. Трещали, раскалываясь, копья, летели прочь ассегаи и прочие ятаганы, иногда завязанные кокетливым бантиком. Заодно проверили и легендарную крепость голов. Арап был прав, двери раскололись сразу, от одного стражника. На бодрые возгласы и панические вопли подбежала ещё толпа. Эти были настроены недружелюбно, и мореходы стали злиться. Особенно расстраивался Володимир, ну сколько же можно… Тут к другу рвёшься, не жалея сил, а эти остриями в тебя тычут. Могут ведь и попасть, новую рубаху порвать. За всей этой замятней Ивашка наблюдал из тёмного угла, куда его затолкали по приказу атамана. Более того, ещё и Вбану его заслонил собою. Неожиданно в расколотой двери возникла смутно знакомая фигура и мрачно спросила:
– Давно угол не искали? Будете так шуметь, заставлю Великую теорему сначала сформулировать, а потом и доказать. По-о-опаданцы…
– Дык, это ты брось. Грозиться-то. Пиво будешь?
– Атаман!!! Братишки!!! – сметая всех на своём пути, император бросился к друзьям.
Прошли минуты дружеских хлопков по плечам и нечленораздельных воплей, потом Дык вспомнил, что он всё-таки не погулять вышел, а владыка и глава, и пригласил ватажников в зал.
Рассевшись на полу, впрочем, гладко оструганном, и откупорив заветный бочонок, приступили к обсуждению дел насущных. Спесь представил императору официального летописца, коротко охарактеризовал Вбану – "наш" и стал извиняться.
– Не надо, атаман, – прервал его император. – Я сам виноват, но она была… такая лапочка! Хотя почему была? Она и есть лапочка, моя главная жена.
– То есть как главная? – настолько удивился Спесь Федорович, что даже пива не отхлебнул.
Дык вильнул взглядом и жалобно произнёс:
– Дык нельзя по-иному, традиция, однако…
– И сколько их у тебя, традиционных?
– Много, – пригорюнился император – и радостно воскликнул: – А давай, я их вам подарю! Будете у меня наместниками в царствах, и у каждого по… – он поднял глаза к потолку, и зашевелил губами, – и у каждого по многу жён!
– Ты мне это прекрати! – строго приказал Спесь Федорович. – У нас княжий наказ! Ты лучше расскажи, как до такой жизни докатился?
– Пришлось, – тяжело вздохнул Дык. – Как понял, что остался, стал обживаться. А здесь непотребство сплошное! Племён много, все небольшие, но гордые… И зверья много, в реках – жуть, в джунглях – ужас! Детей стало жалко, и пошёл я людей убеждать, что гуртом и батьку бить сподручней. Где добрым словом, а где и руку прикладывать пришлось. Собрал наконец-то всех, а кому главным быть? Вот так и получил ярмо на шею. А там и женщин пришлось получить, по одной из каждого племени. Знаете, пане-братки, лучше у меня ещё одна заноза появится, чем людей воевать придётся. Одно спасает – лебёдушка моя чёрная, Кетура. Без её терпения давно бы всё бросил бегемоту под хвост. Братия, а может, возьмёте нас с собой?
Кудаглядов поставил на пол пустой бокал и жёстко ответил:
– А заместо себя кого оставишь?
Дык отвёл взгляд в сторону и промолчал.
– Вот то-то и оно! Поздно. Вот появится у тебя наследник, воспитаешь, обучишь, тогда милости просим. А раз взвалил на себя ношу сию, тяни и не хнычь! Взялся за гуж, не говори, что не дюж!
– Знаю, батько. И не плачу я, прости уж за слабину невольную. Сколько годов-то родных рож не видел. Куда путь-то держите? Или тайна сие есть?
– Никакой тайны! Ивашка, зачти-ка указ княжеский, можешь со всеми словесами, чай, не в акияне мы.
Достав изрядно помятый свиток, парень громко и с выражениями зачитал. В особо удачных местах император восхищенно крутил головой и бормотал себе под нос – запоминал, наверное.
– Мда-а-а, теперь я вижу, что служба у вас, а у меня так, службишка. Что, батько, как обычно? Пойди туда, не знаю куда, и принеси мне то-то и то-то? А слушай, а кто ещё с вами был?
Услышав про принцессу, джинна и караван, Дык только охнул, и пятерня привычно устремилась к затылку.
– Тут с одним еле-еле разобрался, а ещё лезут. Что им, мёдом тут намазано?
– Да что ты беспокоишься, – спокойно ответил Геллер, отрывая хвост у недружелюбно оскалившейся сушеной рыбешки. – Где и, главное, когда тот Багдад? Их же Синдбад вёз. Так что примешь дары, отдаришься в ответ, пообещаешь мир, дружбу, да и спи себе спокойно. Караванщик у них, Ибн-Комод, – хитрован ещё тот, но мужик стоящий. Так что, братка, не волнуйся, главное, чтобы твоя Кетура принцессу не увидела.
– Этого я не боюсь! – гордо заявил Дык. – Она – императрица.
С ним никто спорить не стал, только переглянулись – и стали наперебой рассказывать земляку о родных местах и милых новостях. Потом принесли ещё пива, местного, конечно, и ударились в воспоминания о походах. Воспоминания затянулись, пива было много, и только явление императрицы привело к окончанию дипломатического приёма.
Утром летописец понял мудрость богов, создавших рассол. К сожалению, местные боги до этого не додумались. Вернее, они явно что-то слышали и даже попытались создать огурец. Но на их произведение можно было ходить только с оружием, не зря же местные называли овощ "бешеным". Страшно было даже подумать, какой рассол вышел бы из этого огурца. Думать было не только страшно, но и больно. Прощание получилось скомканным, не зря же говорится: "долгие проводы – долгие слёзы". И долг не мог ждать, императорский и моряцкий. Молча обнявшись на прощанье, ватажники отправились в обратную дорогу, немного посторонившись, чтобы пропустить пышный, благоухающий дивными, или дикими, ароматами и звенящий музыкой кортеж принцессы Жасмин. Помахав Аладдину на прощанье и оставшись без ответа, потому что тот не сводил глаз со своей мечты, Ивашка побежал догонять своих. Дорога – она самая требовательная из женского рода, она никогда не может ждать.
Вот и берег, родная ладья, качающаяся на волнах. Мужские объятия, женские слёзы, впереди Океан! Впереди ветер, волны, новые земли и новые друзья. А враги… Враги старые – лень, безделье, скука, и пусть они остаются на берегах, на покинутых и забытых берегах великого моря под названием Жизнь.
Глава шестая. Когда наша не попадала…
Море, или как выразился сусанин, Акиян-батюшка, был неспокоен. Волны постепенно превращались в валы и всё решительнее потряхивали судёнышко. Нега и довольство жизнью быстро покидали мореплавателей, и они, с тревогой поглядывая на кормчего, всё чаще и чаще проверяли натяжение канатов, крепость поручней и надёжность мачты. Вскоре это надоело Кудаглядову, и он напрямую спросил:
– Опять штормовать будем?
– Нет, атаман. Буря мимо пройдёт, что-то здесь другое чую, но что, не пойму, – пробасил Гриць, нюхая воздух.
– Ладно, всё равно порядок навести под палубой надо. Сколько тебе людей оставить?
– Да человек десять хватит, – задумчиво протянул кормчий. – Рыся обязательно, Володимира, ну и Ивашку, как же без него-то. В историю лучше вписываться, чем влипать.
– Все, ну просто все хотят в историю, – ворчал Спесь Федорович, строго следя за спускающимися в люк ватажниками. – А работать некому! Лисовин! Ты куда собрался? Пошли, пошли. Запасы надо проверить, да и воду обязательно.
Ивашка стоял недалеко от кормчего и слышал, как тот негромко ворчал Рысю:
– Чует моё сердце, что туман будет. И хоть землицы рядом нема, но чтой-то смуга эта меня тревожит. Ты уж смотри и своим скажи.
– И не моргнём ни разу, – успокоил его дальнозор и быстро пошёл на нос.
– Хлопче, – позвал Гриць, – стой-ка рядышком, чувствую, что надо тебе это видеть.
А вот видеть было и нечего. Туман накинулся на ладью, и всё исчезло. Даже ветер не видел, куда дуть, поэтому тоже успокоился. Парус заполоскал, и мужики быстро его свернули. А туман всё растворил в серой влажной пустоте, от кормила с трудом угадывалась мачта, а люди превращались в каких-то чудовищ. Даже звуки стали медлительными, вот волной тряхнуло ладью, а плеск донёсся через несколько мгновений.
– Туман разума являет чудовищ, – пророкотал сусанин и задумчиво добавил: – Или чудеса? Как думаешь, паренёк?
Но Ивашка не успел ответить, часть тумана стала тёмно-серой, и из неё выскользнул странный, непонятный корабль. Ладья на его фоне выглядела маленькой лодочкой, точь-в-точь как вырезал по весне добрый плотник Игнат, чтобы раздать детворе. Не было на корабле ни парусов, ни вёсел, и пока скользил мимо его борт, юноша с удивлением осознал, что он – железный. Жутко завыло в высоте, корабль остановился, и сверху на ладью уставились люди в оранжевых накидках и с какими-то железками в руках. От железок явственно тянуло опасностью, но скрытой. Гриць нахмурился, но сказать ничего не сказал. Люди расступились, и подошедший, отличающийся от остальных разве что наплечными нашивками, склонился над бортом:
– Реконструкторы… Ду ю спик инглиш? Шпрехен зе дойч?
– Пошто лаясся, воевода? – огрызнулся сусанин. – Иди, куда шел. Мы тебя не замаем.
– Ре-е-еконструкторы, да ещё и свои, – протянул моряк и ехидно поинтересовался: – Гиперборею открываем али опять укры Америку находят? Три якоря в брандвахту через левый клюз, и восемнадцать кошек на каждого!! Вы что совсем нюх потеряли? Ни огней, ни колокола, посреди Атлантики. Да вас же ни один радар не видит!! Ваше счастье, что у нас на руле глазастый стоял, а если бы амеры чесали?! Да ещё на какой-нибудь дурынде типа "Нимитца"? Они бы вас и не заметили, только бы бульки остались! В общем, помощь нужна? Я, кап-три Нэстэрэнко, предлагаю вам буксир и что ещё…
– Сало-о-о-о!!! – из стремительно открывшегося люка вылетел Непейвода. – Ридну мову слышу! Не дай сгинуть среди хляби морской, казаче! Сальца дай, кали ласка.
– Эк как тебя достало! – с восхищением воскликнул кап-три (Странное имя, подумал Ивашка), – А ведь не перевелась ещё козацкая сила… Будет тебе, козаче, сало, и цибулю отсыплю, вот горилки много не дам, звиняй, коли могёшь. Счас, кок соберёт. Так что, буксир примете?
– Спасибо на добром слове, но мы как-нибудь сами, – степенно ответил Спесь, поднимаясь на палубу. – Ты уж прости, боярин, не выдержала душа моего салоеда. У нас-то всё есть, кроме сала. Хоть и говорят, что сала много не бывает, но сколько ему надоть – даже твоя ладья не увезёт.
– Вот, примайте. Значит, решили по-честному Америку открыть? Ну, удачи вам! Мой бог погоды говорит, что скоро ветер будет, как раз вам попутный. Но в тумане будьте осторожней!
Снова рявкнула дурноголосица, и серый гигант, быстро набрав скорость, исчез в тумане.
Туман кончился, как отрезанный острым ножом, но серое море неприветливо встретило ладью. Подкравшийся вал коварно врезал суденышку с тылу, и непроницаемое лицо сусанина дало трещину. На памяти, пусть недолгой, волхва, Гриць впервые поморщился.
– Чуешь, парень, чем пахнет? Неустроенностью.
– Да, – согласился Ивашка. Успел он научиться этому полезному чувству, и сейчас явственно чуял, как к запаху моря примешивается дух горелого камня, а неуловимого запаха того, что зовут коротко и ёмко – "лад", не было. Не было лада в жизни на этой земле, негде было просто присесть и почувствовать, как сливаешься с миром, как становишься всем. Дёрганая была здесь жизнь, рваная и недолгая.
– Скажи атаману, шоб смотрели зорко. Ну, ты знаешь.
Парень быстро пошёл к мачте, где Непейвода с нетерпением вскрывал подарок. Вначале на свет показался какой-то пакет. В прозрачной упаковке были видны желтоватые квадратики, почему-то с дырочками.
– О, грамошный пришёл! – обрадовался Лисовин. – Зачти-ка нам, что это такое.
Ивашка взял лёгкий пакет и недоуменно повертел в руках.
– А что читать-то? Это не наши резы и не греческие знаки, даже не картинки восточные, прям буквы какие-то. Человек такого не напишет!
– Вот не надо, – обиделся Непейвода. – Человече нам сало дал, а ты его обижаешь. Да где же оно?!!
Пока нетерпеливый козак вываливал на палубу пакеты и коробки, юноша передал атаману слова сусанина и отправился к Рысю.
Вопль оскорбленного в лучших чувствах человека разгладил волны и заставил взбалмошно нырнуть здоровенную тушу, устремившуюся было к ладье.
– Ну, чистый нимитц, как говорил каптри, – удивленный Рысь повернулся к парню. – Что там за крик-то?
– Не знаю, Непейвода сало искал, – пожал плечами парень.
– Или не нашёл, или это совсем не то сало, – уверенно заявил дальнозор. – Сходи к кормчему, скажи, что берег рядом, только не нравится он мне. Каменистый и… не наш какой-то. Неприветливый, в общем.
Вернувшись к мачте, Ивашка успел застать демонстрацию продукта. Непейвода гневно размахивал разорванным пакетом, из которого виднелось надкусанная пластина сала.
– Атаман, давай вернёмся, догоним этого капа и побьём! Та-а-акое называть салом?!! В нём же ничего нет, оно же не живое!!! Без души сделано!
Пакет полетел за борт и треснул в глаз всплывшего было нимитца. Обиженно крякнув, тот перевернулся кверху пузом и махнул хвостом. Волна захлестнула палубу и когда сошла, только Лисовин ухитрился удержать в руках самый первый пакет. Всё остальное досталось морю.
– Хороша зверюшка, – встревожился Спесь. – Ну-ка, братцы, давай оружаться. Что-то мне тревожно.
– Правее, правее, так держать.
А на палубе слышалось другое:
– Скажи, Михайло, а ведь добрая здесь рыбалка будет?
– Ну ты, Васёк, как скажешь, так ляпнешь, – отвечавший мужик, крепко сжимая дубовое весло. – Я всегда предпочитаю знать, кто кого поймал. Иной раз с белугой цельный день намаешься, пока ей это докажешь, а тут вообще не понимают. Куды прёшь, дурында?!
Поднявшаяся из воды, здоровенная башка на длинной змеиной шее вместо ответа продемонстрировала впечатляющий набор зубов.
– Хрясть! Хрясть!
– У-у-у-у…
– Что, не понял?!! На ещё! Хрясть!
– Уууу…
– Вот и ладушки, – Михайло смахнул пот со лба, – А ты говоришь – рыбалка.
– Эй, поворачивай к берегу, устье видно.
– Отдай весло, кому говорю! Михайло, дай ему между глаз!
– Ррррр…
– Бум-с-с!
– Р-р-р, бульк!
– Молодец, нимитц! Приятного аппетита!
– А ну, вёсла на воду! Течение сильное!
– По сторонам глядите! Вон какое зверье по берегу ходит, облизывается. И ни одного человека не видно.
– По правому борту человек! Рукой машет.
– Атаман?
– Давай к нему, скучает, небось.
Гриць повернул кормило и, наклонившись к Ивашке, прошептал:
– А ну-ка глянь на него по-своему. Умеешь?
Волхв сощурил глаза и посмотрел ведовским взглядом.
– Ой!
– Вот то-то и оно, – проворчал сусанин. – Придётся тебе, парнишка, с атаманом идти, хоть ты ещё и не доучен. Это уже по вашему ведению – всё, что к людям не относится.
Обугленный камень, зализанный водой до блеска, негостеприимно, но всё-таки принял ладью. Спрыгнувшие на берег ватажники замотали канат вокруг подходящей глыбы и помогли перебраться атаману и волхву. Вместе с ними пошёл и Геллер. Вблизи Ивашка внимательно осмотрел человека. Если в свете дня он выглядел худощавым горбоносым мужчиной средних лет, то истинное зрение показывало только клубящийся разноцветный сонм светящихся жгутов. Впрочем, цвет их, тёплый и насыщенный, явно указывал на отсутствие зла.
– Поклон тебе, хозяин мест нынешних и здешних. Прости, что без приглашения, мы тебя не стесним.
– Поклон и вам, люди добрые, – не стал чваниться местный бог. – По делу или как?
– Дело у нас есть, но не здесь и явно не сейчас, – присел на камушек Спесь Федорович. – Атлантиду мы ищем, но это точно не она.
– Не она, – согласился мужчина. – Я ещё не знаю, как назвать эту землю. Так вы что, заблудились? Может быть, помощь нужна?