Когда наша не попадала - Александр Кулькин 9 стр.


– Фу-у-ух!! Отпустило, низкий поклон вам, уважаемый, не дали беду совершить. И тебе поклон, атаман. Вот за что я тебя люблю, так за то, что душу человека понять завсегда можешь. Всё, отпускайте. Не, ну кажи, якая тварина, так над чоловиком насмихатися?! Одним словом, ворог людський.

Успокоив лихого людину, караванщик подошел к ручью и что-то стал доказывать зверюге. Свинья поначалу и ухом не вела, но всё-таки, видно, проняло несуществующую душу джинна, и хрюшка исчезла во внезапно появившемся облаке. Когда же облако рассеялось, в воде лежал всё тот же слон. Всё-таки чувство вины было знакомо нежити, так как, опустив хобот в воду, он со значением покосился на Ибн-Комода. Что-то бормоча себе под нос, тот отправился к шатру принцессы, стараясь идти быстро, но степенно. Джунгли оживали после буйства стихии, подала голос какая-то отчаянная птаха и, после краткой паузы, её с одобрением поддержал целый хор. Из сумрака деревьев вылетел гнилой желтый плод и с чмоканьем размазался по серой морщинистой шкуре. Но фонтан воды из хобота метко угодил в цель, и возмущенный вопль обрадовал джинна. Именно этот момент выбрал Ишоко, чтобы выглянуть из-за тучи, и яркая радуга засверкала на фонтане, вознаграждая стрелка и радуя души людей. Второй фонтан слон вылил на себя и, удовлетворенный, вылез из ручья. Тем временем, возле шатра разгорался скандал. Принцесса, измученная дорогой, ожиданием, страхом за первую свою дипломатическую миссию, требовала немедленно пуститься в путь, пользуясь могуществом джинна. Все попытки возразить отметались с ходу, на возражения только поднимался голос и девичьи капризы стремительно перерастали в деспотичную истерику. Аладдин стоял рядом, то краснея, то бледнея, и молчал. Пришлось вмешаться Спесю Федоровичу. Как истинный дипломат, тот некоторое время помолчал, но потом негромко сказал:

– Цыть!

Пока принцесса ртом хватала воздух, не в силах снести такое хамство, Кудаглядов подозвал к компании Вбану и предложил тому прочитать лекцию о зверях джунглей и их пищевых пристрастиях. Вот тут и пригодился Аладдин. Оказалось, что у него очень широкие плечи и за них так удобно прятаться, а прижавшись к его спине, можно почувствовать себя в безопасности. Зная, что он не предаст, защитит и спасёт, можно сделать вид, что уступаешь только из-за почтения к возрасту собеседников. И можно подождать, даже до завтра.

Подошло время обеда, и на стоянке вкусно запахло. Каша с мясом, свежие фрукты – чего ещё можно надо желать путнику?

– Хлеба… – грустно ответил Геллер, пряча облизанную ложку за кушак.

– Не балуй, – ответил атаман, задумчиво стругая длинный желтый фрукт в чашку с кашей. – Вот выйдем в акиян, вспомнишь свежее мясцо и сладкие плоды.

– Дык, это я так… По привычке, – смутился Володимир, подумал и вновь достал ложку.

– Дядько, – влез с вопросом Ивашка. – А что это за мясо было?

– Какая разница? Главное, что съедобное, – отмахнулся дядька, накладывая себе кашу с горкой. Горка была солидная. – Ешь давай, атаман прав, нескоро мы ещё свежаниной побалуемся.

К шатру подошёл купец. Спесь Федорович поднялся с земли и пригласил уважаемого гостя на разостланный ковёр. Ковёр волхв выпросил у Аладдина, надо же уважить человека.

– Ждём вас и жаждём продолжения бывальщины.

Собравшиеся мореходы поддержали атамана, и, после обязательных отнекиваний, караванщик продолжил свой рассказ о жизни и смерти, о любви и предательстве, в общем, о том, что нас окружает.

– Не все, далеко не все, кинулись искать песчинку в бархане. Очень многие отказались и разъехались по домам. Но никому не было причинено обиды, и даже гордые дети предгорий не могли найти урон для своей тщательно сберегаемой чести. Но всё-таки были и мечтатели, по-иному трудно их назвать. Они разъехались по пустыне, и это всё о них. Речь пойдёт о простом жителе славного и великого города Багдада, молодом парне по имени… Впрочем, что нам до его имени? По-разному его звали, назовём и мы его по-своему. Козир , пусть будет так. Рыбка хоть и мала, но врагов у неё много. Но не по зубам им она, ершистая больно. Итак, Козир, как обычно, пребывал на базаре, жадно ища хоть какую-нибудь работу. И в этот момент запели трубы и услышал весь Базар, что ищет Великий Визирь юношу, крепкого телом, храброго и не безобразного. Готов Магрибец поручить ему службу трудную и сулил награду великую. Вместе со всеми вышел и Козир, терять ему было нечего, а работы он не боялся. Повезло ему или нет, в тот час сказать было трудно, но выбрали стражники и его. Всех, немногим больше двух десятков, привели в сад, что примыкал к дворцу Великого Визиря, и попросили обождать. И хоть непривычно и смешно было видеть – подумать только – вежливых стражников, никто даже не улыбнулся. Слишком все были взволнованы, так что напрасно стояли на столах кувшины с прохладным шербетом и блюда с яствами. Почти напрасно, потому что Козир здраво рассудил, что быть может всякое, а наесться про запас не помешает. Немного времени прошло, как стали приглашать юношей по одному во дворец. Назад в сад никто не возвращался, и оставшийся народ потихоньку начал тревожиться. Опять-таки – кроме нашего героя. "Чему быть, того не миновать. А чему не бывать, того и не надо бояться", – спокойно ответил он на вопросы и продолжил своё увлекательное занятие. Подошла и его очередь, и юноша спокойно проследовал навстречу судьбе. Конечно, спокоен он был только внешне. От острого взгляда не ускользнуло то, что шёл он последним, и то, что эбеновые стражники держали в руках секиры со сверкающими лезвиями. "Никогда не надо платить только у друзей, а где их взять?" С такими мыслями он и вошёл в комнату, освещенную лишь пламенем жаровни. Не сразу Козир заметил хозяина, но, увидев высокого человека в богато расшитом халате, стал осторожно его рассматривать. Хоть и немало было лет Магрибцу, но черна была его борода и чёрные же кудри спускались на плечи. О, Магриб! Край, где песчаное море сталкивается с морем воды. Край, где люди разных народов живут, любят и воюют под сверкающим мечом солнца. Край – от слова "крайность". Выходят оттуда либо люди высочайшей добродетели, либо мерзкие чёрные колдуны. А вот кем являлся хозяин, было скрыто в мареве пустыни.

"Ты наелся?" – в голосе Магрибца послышалась только добрая улыбка. "Низкий поклон, о, Великий, – поклонился юноша. – По твоей милости слуги накормили голодного". "Я рад, что ты так высоко оценил это деяние. Согласен ли ты оказать мне мелкую услугу?" "Ты можешь распоряжаться мною", – пожал плечами Козир. "Это хорошо. Умеешь ли ты читать?" "У учителя на базаре громкий голос, а глаза у меня зоркие. Целое лето я слушал и смотрел, так что прочитать что-нибудь смогу". "Это прекрасно. Пропусти его к столу!"

Кобра, которую он считал бронзовой статуей, раскинувшая свой капюшон перед юношей, быстро скользнула в тёмный угол. Осознав, как близок он был к свиданию с разрушительницей наслаждений и собраний, Козир вздрогнул, но внешне остался бесстрастным. Подойдя к столу, он увидел на нём медную, начищенную до блеска, лампу и пожелтевший свиток с написанным летящим почерком словом.

"Прочитай слово. Только вслух пока не произноси!! Прочитал?" "Да". "Сможешь повторить вслух"? "Конечно". "Прелестно. Теперь слушай, куда тебе надо съездить".

На конюшне Козиру предложили смоляно-чёрного жеребца под богатым седлом и, как парень ни отнекивался, пришлось ехать на этом сыне иблиса. Фирман Великого визиря отворил городские ворота, и пустыня приняла искателя счастья в свои ласковые объятия. Посмотрев в бездонную чашу небес, опрокинутую над нашей землей, паренек быстро нашёл звезду, самую северную из семи звезд-фиников. Вы, северяне, называете её Стожаром. Чёрный конь смирился под удилами и быстро нёс своего всадника к цели. Покачиваясь в седле, Козир твердил про себя жуткое слово, стараясь не проговорить его вслух. Ибо предупредил его Магрибец, что после произнесения слово теряет власть. Такова природа всего тайного – стоит только озвучить его, как спадает пелена и люди изумленно восклицают: "Куда смотрели мои глаза!" Но проходит всё, кроме, конечно, времени, и миновали мгновения дороги. Воткнув в песок копьё, Козир накинул на него уздечку и, прихватив только пустой хурджин, смело вступил в зияющую пасть пещеры. И ринулся на него демон Мара, всё же не зря предупреждал Великий Визирь об индийском происхождении вместилища тайны. Серебрились на солнце хрустальные струи водопада, и юные нагие девы весело смеялись под струями живительной влаги. Завидев юношу, они призывно замахали руками, и райское наслаждение обещали их алые уста. Закрыл глаза Козир, ведь это обман, мара, но так же были видны дразнящие улыбки и сверкающие капельки воды в пленительных ложбинках. Мужские губы должны были собирать эти капельки, но твёрд был парень и только считал вслух, стараясь заглушить звон воды и переливы чарующего смеха. "Уахид, итнин, талята…" – звучало в душной тишине пещеры, и исчезли девы, только раскаленный солончак окружал человека. А впереди колыхалась стена пламени. Завидев Козира, огонь рванулся ему навстречу, но не дрогнул человек. "Всё это обман, этого нет, не может быть", – твердил он, слыша, как трещат, сгорая, его волосы, ощущая, как мучительно больно обгорающей коже. И отступился Мара, впереди была только Тьма.

Леденящая душу, выпивающая жизнь Тьма метнула к юноше свои щупальца, стремясь дорваться до жизни, до тепла. Но пришла пора, и отверзлись уста: "Ка-муф-ляж!"

Бессмысленное слово кануло в пещеру, и на краткий миг Козир ощутил прикосновение Бездны. Только не может быть ошибки в великом искусстве колдовства, потому что навеки умолкли ошибающиеся, и память о них рассыпалась прахом. Исчезла чернота, и оказалось, что человек ступает по ковру из золотых монет. Заколебался бедняк, он даже представить себе не мог, что золота бывает так много. И среди злата лежал человеческий скелет с ножом в том месте, где было сердце. Что произошло в незапамятные времена, кто был этот несчастный, навсегда осталось тайной. Возможно, он сам принёс себя в жертву неназываемому, чтобы служить стражем сокровища. Или погиб как-то по-другому? Склонив голову перед останками, Козир прошёл мимо раскрытых сундуков со сверкающими камнями, мимо разбитых кувшинов с вытекающим жемчугом. На камне стояла скромная среди всех богатств медная лампа. Начищенная давным-давно неизвестным человеком, она сверкала по-прежнему, и парень с неудовольствием заметил своё причудливо выгнутое отражение. Обернув руку платком, Козир взял лампу и положил её в хурджин. Затрещал казавшийся незыблемым свод пещеры, растворились в небытии несметные сокровища, и быстрее ветра юноша побежал к выходу.

Всё так же ровно светили звёзды, ласковый ветерок гладил парня по голове, и только толчок воздуха, выпихнувший Козира из-под рухнувшего камня, напомнил, что кончилась ещё одна сказка. Постояв у развалин, парень запоздало вздрогнул и запрыгнул на коня. "Всё, теперь за наградой"! "Сча-а-ас…" – раздался издевательский голос, и юноша оказался сидящим на песке.

Перед ним стоял Магрибец, держа в руке острый ятаган. "Награда нашла героя", – продолжал язвить он. "Давай сюда хурджин, и я оставлю тебя живым". "Живым? Среди безводной пустыни?" "Или ты умрёшь сразу". На остром лезвии жалобно дрогнул луч звезды и рассыпался на мельчайшие лучики. "Или нет, – опустил ятаган мучитель. – Слишком большая награда для такого простака. Ах, как я мучился… Нельзя мне было взять эту лампу самому, именно на меня была заколдована ловушка. Но что не получилось тысячу лет назад, получилось сегодня! Там, где не справилась армия, помог один человечек! Отдай лампу, и ты будешь жить!! Будешь жить… скорпионом! Ха-ха-ха!!!" Кинув ятаган в ножны, чёрный колдун стал шептать заклинание, размахивая руками. Близился миг, когда жизнь человеческая прервётся, превратившись в существование ядовитого насекомого. Под руку Козиру что-то попалось, и в отчаянии юноша кинул это во врага. Благословенен будет зверь пустыни, неутомимо шагающий сквозь песчаное море и несущий между двумя своими горбами людей и грузы. То, чем жители песков топят свои очаги, попало в лицо Магрибцу. Злой колдун поперхнулся от полузасохшей лепёшки и замолчал на полуслове. Тут же спохватившись, он попытался продолжить, но волшебство, как и женщина, не прощает отвлечения. Сверкнула вспышка – и только пепел на песке на несколько мгновений заменил собой надгробную надпись. А затем ветерок разметал и эти следы, напоминавшие о коварном злодее. Ослепленный Козир с трудом проморгался и задумался. Один враг погиб, а на востоке робко, но неумолимо розовела заря.

Вставало солнце, а Козир всё так же сидел на песке и разочарованно крутил в руках лампу. У него не было даже масла, чтобы использовать её по назначению. Первый, ещё осторожный, луч сверкнул на полировке, и юноша заметил крошечное пятнышко. Видно, не успел безвестный хранитель закончить свою работу, или испачкали во время пути. Оторвав самый чистый клочок от своих одежд, Козир дохнул на медную поверхность и стал тереть.

– Ну наконец-то… – прозвучал заспанный голос, и из носика лампы, позевывая, вылез джинн.

Рассказчик снова набрал полную грудь воздуха, но шум голосов возле шатра усилился, и стало слышно, что ищут Ибн-Комода.

– Ох, совсем я заговорился. Особый почёт рассказчику – внимательные слушатели. Пора браться за дело, которое выбрал я сам и которым наградил меня падишах, то есть вести караван из людей и ослов, – проворчал купец, вставая и направляясь к выходу.

Ивашка устремился вслед за ним:

– А дальше что?

– А дальше, мой юный друг, Козир вернулся в город и преподнес падишаху, да славится его имя в веках, давно разыскиваемую лампу. И вышла к нему принцесса, и встретились их глаза. Всё.

– Как всё?!

– Всё, кончилась эта сказка. Началась другая, но сказка та только для двоих и называется она – любовь. И пока живут под небом мужчины и женщины, сказка эта будет продолжаться, потому что без неё нет жизни.

Выскочив наружу, парень недоуменно оглянулся: всё вроде бы оставалось по-прежнему. Не было ни дворцов, ни пустыни. Вздымались до неба оплетенные лианами деревья, журчал ручей на месте дороги, из полумрака джунглей доносилось дикое верещание. Какая же это сказка? Звонкий девичий смех, колокольчиком рассыпавшийся по поляне, привлёк внимание Ивашки. Юноша повернулся, и у него перехватило дыхание. Принцесса тискала какого-то странного гривастого котёнка, который, недовольно порыкивая, пытался вырваться из бесцеремонных рук. Но сидела она на расшитом золотой нитью огромном ковре. И это чудо парило над землей, пусть невысоко, пока на уровне колена, однако оно летало! Приглядевшись, Ивашка удивился ещё раз: у Жасмин в руках был тот зверь, которого Вбану с почтением называл "Симба". И зверь этот явно был взрослым, только очень маленьким. Так что приходилось гордому царю и падишаху животного мира терпеть ласки взбалмошной девицы! Что и говорить, такова мужская доля.

Спесь Федорович был догадлив, но краток, как и положено атаману.

– Джинн?

– Да, великий джинн оказал нам любезность и превратился в ковёр-самолет. Очень скоро мы предстанем пред ликом здешнего владыки и избавимся от тягот пути.

– А это? – Спесь кивнул на принцессу. Ибн-Комод понизил голос.

– Джинн мудр и знающ. Пусть лучше девочка играет со зверьком, чем на мужских нервах.

– Отлично! Всем срочно собираться и грузиться!

– Атаман… – жалобно протянул Лисовин. – А может лучше по старинке, ножками… Оно так надежней будет.

– Отставить панику! Прогресс движется вперёд, главное – вовремя с его пути убраться! Высоко лететь не будем, так что ничего страшного.

– Спесь Федорович, а что такое ковер-самолет? – поинтересовался волхв, помогая собирать вещи.

– Потом, всё потом. Нельзя заставлять женщину ждать, а то она может и дождаться…

Уже устроившись на ковре и прогулявшись до его центра, где магией были созданы миниатюрные джунгли, Ивашка вернулся к своему вопросу. Кудаглядов вальяжно возлежал на густом ворсе, положив голову на мешок с мягкой рухлядью, и благосклонно отнесся к любопытству своего летописца:

– Ты вот, Ивашка, человек, вроде, грамотный. А вопросы не стыдишься задавать, за что тебе отдельная хвала. Не усохло твоё любопытство, аки лепёшка коровья на солнышке жарком. Но вот иногда как спросишь… Совсем как замкадыш какой. Неужто ни разу не слышал про чудовинку эдакую? Ковры-самолёты, вещь очень редкая для обычного человека. А почему? Да потому, что насквозь чародейная и в придачу живая. Ты же у нас волхв, не чужд знаний и способностей, иному человеку недоступных. А такой простой вещи не знаешь. Говоришь, не успел? Ну тогда слушай. В иных мирах кудесники их добывают, а потом объезжают, как степных лошадей. И поэтому слушаются они только волшебника. Для остальных же – с виду обычный ковёр, когда богатый, когда не очень. А вашей братии, сам знаешь, немного. Так что не в каждом княжестве ковёр такой может быть. У нас-то нет, потому что не хочет твой учитель с ними связываться. Говорит, всё равно либо об ёлку стукнешься, либо на злых духов, гиббонов, нарвёшься. Тогда вообще без порток останешься. Так что Лисовин, в общем-то, прав, ножками оно надежней. Но коли явил нам свою милость дух Халява, грех от неё отказываться. Отдыхай паря, скоро мы самого Дыка убачим.

За разговорами никто не заметил, как джинн поднялся и полетел над джунглями. На ковре стояло безветрие, и только вопль ошарашенной птицы, до сих пор мирно сидевшей на верхушке высокого дерева, помог обратить внимание на полёт.

– Хорошо-то как, – зевнул Спесь – и задремал. Остальные ватажники последовали его примеру, только Ивашке было всё интересно. Покосившись на принцессу, всё так же беззаботно забавляющуюся со зверёнком, парень встретил твёрдый взгляд Аладдина. Мудрость приходит с опытом, и юноша ясно прочитал, что "дружба дружбой, но сюда не смотри". Вздохнув, поискал глазами Ибн-Комода, но тот был занят. Вместе со своими помощниками перебирал сундуки. Снова вздохнув, парень откинулся на спину и стал рассматривать небо. Безоблачная синева притягивала взгляд, растворяя в себе, заставляя забыть о мелких, по сравнению с бесконечной лазурью, человеческих проблемах и заботах. Неожиданно чёрная точка, что мелькала где-то на границе видимости, дрогнула и стала увеличиваться в размерах. Огромный орёл пикировал на ковёр, уже наметив добычу. Ивашка вскочил и хотел крикнуть, но горло перехватило, и он смог только показать рукой. Никто не успел среагировать… никто, кроме джинна. В самый последний миг, когда когти уже зависли над Жасмин, ковёр резко отпрыгнул в сторону, и орёл с громким треском скрылся в листве. Оглушительная птичья ругань приветствовала столь неожиданного гостя, но чем закончился этот неофициальный визит, парень уже не увидел. От толчка он потерял равновесие и рухнул на атамана. Спесь Федорович открыл один глаз и недовольно проворчал:

– А вот телячьих нежностей не надо. Я не девка, могу и обидеться.

Впрочем, извинений он слушать не стал и вновь заснул. Позавидовав такому нужному умению, юноша осторожно отошёл к краю и стал смотреть вниз. Джинн заботливо приподнял краешек, чтобы образовать барьер, но внизу всё сливалось в одну зелено-бурую ленту и рассмотреть что-либо было невозможно. Разочарованный Ивашка улёгся на бок и сам не заметил, как уснул.

Назад Дальше