- Именно так. С той поры я ни разу не смеялся и не знаю, что значит спокойно спать всю ночь. Моя душа скрыта в зеркале. Таким образом, чернокнижник заставил меня выполнить для него некое задание. По ходу дела, мне повстречался ужасный песчаный дух, рыскавший по пустыне между Аренджуном и Замбулой. От него я узнал, как победить Хиссар Зула. По возвращению, колдун пробовал меня убить, да только я оказался хитрее, чем он думал. Это маг отправился к праотцам, но моя душа осталась заключенной в зеркале. Выбор был невелик - или я или он. Если бы зеркало разбилось, я стался бы в живых, но без души. Кстати, подобные создания прислуживали Хиссар Зулу. Лучше принять мучительную смерть, чем стать таким существом! Однако если зеркало разобьет коронованный владыка, душа вернется в мое тело. Так сказал песчаный демон, который, как выяснилось, являлся родным братом Хиссар Зула и был им подло убит.
- Ох, Конан! Видит Иштар, как это все ужасно! - Хаштрис приблизилась к юноше, и ее искусная прическа качнулась на высоте его лба. - Будь у меня на голове корона, я бы помогла тебе незамедлительно! И думаю, моя кузина положит конец твоим страданием сразу же после того, как мы доберемся до дворца. Можешь не сомневаться, она все сделает.
"Теперь, добрая госпожа, которая могла бы быть моей матерью, наверняка знает, что я вступлю в схватку с самим Сетом, чтобы защитить ее" - так думал Конан, влезая обратно в седло. Он помнил, что его нанимали в качестве охранника, а не приятного попутчика.
* * *
Ночью варвара разбудил звук, который, казалось, не должен был здесь иметь место. Но Конан точно знал, что слышал его. Шубал спокойно похрапывал рядом, в двух футах. Киммериец решил не будить товарища и бесшумно поднялся на ноги. Не тратя времени на одевание кольчуги, он быстро опоясался мечом, не создавая при этом ни шороха, ни бряцанья. Потом, также тихо выбрался из палатки. Конан специально не стал тормошить шемита, чтобы тот ненароком не вскрикнул или не застонал. Ведь те, что находились снаружи, не должны догадаться, что их присутствие заметили. Конан давно взял в привычку появляться перед подобными типами неожиданно.
Шатер Хаштрис стоял от его палатки больше чем в десяти шагах. Лагерь был разбит в виде треугольника, и его третью, наиболее отдаленную вершину венчало временное жилище носильщиков. Сейчас там суетились какие-то люди. Ближе всех к киммерийцу и в стороне от остальных находился незнакомец, который склонился над лежащей на земле человеческой фигурой. В свете луны сверкнуло длинное, узкое лезвие и тут же раздался приглушенный стон. Когда в глазах умирающего отразился отблеск стали, Конан узнал в нем нанятого им же носильщика - офирца.
Пригнувшись, варвар подался вперед, как крадущаяся пантера.
Через пару мгновений на земле лежали уже два трупа. Человек, убитый Конаном оказался одним из парней, которых нашла госпожа из Хаурана. Сидя на корточках, киммериец оглядел окрестности. Волчий оскал исказил его черты. Подельники предателя ничего не услышали. Очень осторожно они подбирались к шатру Хаштрис.
Конан молниеносно принял решение. Опережая злоумышленников, он с тыла приблизился к палатке благородной дамы. Врагов четверо… Кто же выследил путников? Очевидно, тот, кто вступил в сговор с носильщиками из Шадизара.
Юноша присел за шатром, и через мгновение материя тихо зашуршала под острым лезвием.
Кузина королевы пробудилась, когда широкая ладонь закрыла нижнюю часть ее лица. Она забилась, пытаясь освободиться, но тут в ее ухо проник шепот:
- Тихо. Это я, Конан. Успокойся.
У Хаштрис бешено колотилось сердце. С зажатым ртом, чувствуя крепкое плечо, упирающееся в грудь, женщина гадала: "Защищают ее или, наоборот, собираются причинить зло?". Кромешный мрак и тишина действовали так угнетающе, что удары сердца звучали, как топот марширующей армии. Она слышала также грохот, исходящий из могучего торса, который прижимался к ее обнаженной спине.
Полоску ткани, преграждающую вход в палатку, отдернули снаружи. На ложе появилась дорожка лунного света. В образовавшийся проход проскользнула сгорбленная мужская фигура. За ним следом вошел еще один. Третий злоумышленник стоял чуть поодаль, держа в руках меч наготове.
Конан оттолкнул от себя перепуганную женщину и вскочил на ноги. Его хриплый голос, неожиданно прозвучавший во тьме шатра, на миг парализовал убийц.
- Что вы ищете, паршивые собаки? Свою смерть?
Юноша кинулся вперед и нанес грубый, размашистый удар. Безусловно, при свете дня он бы действовал иначе. Правда, его глаза уже несколько привыкли к сумеркам, господствующим в шатре, в отличие от ворвавшихся негодяев. Поэтому риск был оправдан.
Меч киммерийца рассек мышцы и кости противника, который издал ужасающий стон. Конан немедленно освободил лезвие из тела жертвы и тут же отпрыгнул в сторону, слыша шум падающего врага.
- Кто … кто ударил? Барантес? - послышался возглас.
- Я ударил, собаки! Вы пришли, чтобы убивать, так делайте свое дело! - заревел варвар.
Человеческий голос, который одновременно напоминал звериное рычание, был так страшен, что у Хаштрис по коже побежали мурашки. Оба убийцы окаменели от ужаса.
- О, Сет! Это же Конан!
Киммериец не стал больше разводить разговоры. Юноша присел и выбросил меч вперед. Длина его руки от плеча до запястья составляла не меньше трех футов, а с вытянутым мечом - все шесть. Когда острие достигло цели, противник взвыл и стал заваливаться на спину. Конан шагнул к нему, одновременно заслоняя своим телом Хаштрис. Он нанес сокрушительный удар сверху, будто рубил деревянную колоду. Все же, лезвие не достало до земли, застряв в кровавой мешанине. Человек с предсмертным хрипом вывалился из шатра. По характерному звуку, киммериец определил, что его меч угодил в шею или легкие врага. Им был второй вероломный носильщик, похожий обликом на стигийца, нанятый в столице Заморы.
Однако, в тот момент, Конан не рассуждал о его происхождении. С окровавленным клинком в руке он отскочил вправо и тут же услышал свист меча, рассекавшего воздух. Третий нападавший еще не осознал, что остался без поддержки своих товарищей.
- Лучше беги без оглядки, пес, - глухо огрызнулся Конан. - Я уже расправился со всеми твоими дружками, а Шубал и Хаштрис по-прежнему живут!
Вместо того чтобы принять разумный совет, мужчина яростно атаковал. Конан увернулся, и несостоявшийся убийца врезался в опору шатра с такой силой, что даже варвар поморщился в момент столкновения. Столб переломился пополам.
Когда палатка обрушилась, Хаштрис тонко взвизгнула. Конан же не растерялся. Он не стал пробовать попасть мечом в невидимого врага. Нащупав его плечо, юноша сначала сломал ему руку, после чего свернул налетчику шею.
Киммериец играл роль живой колонны, стоя в полной темноте. Его голову и плечи покрывала ткань шатра. Тело врага обмякло, и последний нападавший ничком упал у ног Хаштрис. Хауранка снова пискнула.
- Здесь их было трое, - Конан передвинулся под оседающим полотном, руководствуясь ее голосом, и пристроился рядом.
Женщина была старше варвара в два раза. Но, как тот уже знал, в темноте это обстоятельство не имело большого значения…
* * *
На рассвете взволнованный Шубал оттянул край обвалившейся палатки и от удивления вытаращил глаза, обнаружив рядом с госпожой улыбающегося Конана.
- Привет, Шубал! У тебя крепкий сон. Ну, да ладно, - киммериец небрежно махнул рукой. - Теперь, не будешь ли ты так добр и не набросишь ткань обратно? Ненадолго.
С открытым ртом шемит сделал то, о чем его просили. Конан встал и какое-то время поддерживал полотно, чтобы благородная Хаштрис смогла найти свою одежду.
Глава 4. Душа киммерийца
Конан, Шубал и госпожа Хатрис остались единственными живыми людьми в лагере. Все носильщики были мертвы, но в качестве утешения им достались две лишние оседланные лошади. Среди трупов можно было опознать двух офирцев, убитых бандитами. Еще двоих предателей уничтожил Конан. Остальных налетчиков варвар раньше не встречал.
Зато их знали Хаштрис и Шубал. Ими оказались, прикинувшийся больным, телохранитель и охранник, сбежавший во время ночной стычки в Шадизаре.
- Скорее всего, эта парочка все и затеяла. И вы оба должны были сегодня разделить судьбу несчастных носильщиков, - озвучил свои мысли Конан. - Наверное, они успели снюхаться с ворами из Шадизара. Ты, Хаштрис, путешествуешь с большим богатством, но с очень плохой охраной, - киммериец впервые назвал хауранку по имени.
Это не осталось без внимания Шубала, но шемит промолчал, а благородная дама лишь поджала губы.
- Так это или иначе, теперь не узнаешь, - продолжал варвар.- Известно только, что тебе, госпожа, ловко подсунули этих двоих носильщиков. Ведь ты их сама нанимала?
- Как я была глупа! - воскликнула Хаштрис.
- Конечно, - не стал отрицать юноша. - Все это время двое предателей следили за нами. Накануне, этот стигиец - полукровка угостил нас с Шубалом орехами, которые были пропитаны какой-то усыпляющей отравой. К счастью, я не любитель подобных лакомств и выплюнул их украдкой, чтобы парень не обиделся. По замыслу бандитов, шемит и я должны были крепко спать, а, тем временем, тебя бы ограбили и убили. Может быть, не сразу убили… Еще неизвестно, почему сначала расправились с офирцами, а не с нами.
- Пусть Иштар проклянет меня за беспечность! - взорвался Шубал. - Ты должен меня высечь, Конан!
- Наша хозяйка больше заслуживает наказания, - возразил киммериец. - Ей хватило ума дать работу только двум достойным людям, но вместе с тем она наняла четырех коварных крыс! Однако хватит об этом. Всем свойственно ошибаться. А ты, моя благородная госпожа, - обратился он к даме, - на сей раз оставишь свой жалкий стул с жердями и поедешь верхом, как честный человек, а не какой-нибудь жрец проклятого Сета. Не захочешь, так иди пешком! Мы с Шубалом не откажемся от коней. Кром! У нас теперь целых восемь лошадей! Так что? Привязать тебя или сама сумеешь удержаться в седле?
Женщина смотрела на варвара, часто моргая большими глазами.
- Я … Я никогда … мои ноги …
- Ноги моей госпожи более красивы, стройны и сильны чем ноги пятнадцатилетней девушки. Хоть в этот раз забудь, что ты благородная дама! Ну, смелее. Я уверен, тебе понравится.
Хаштрис хлопала глазами и кусала губы, но потом вдруг широко улыбнулась и кивнула.
* * *
Через какое-то время троица путешественников въехала в окруженную высокими стенами столицу Хаурана. Они ехали по главной улице, восседая на хороших верховых лошадях. Хаштрис держалась прямо, сжимая босыми ногами конские бока. При виде благородной дамы, едущей верхом, встречный люд разевал рты. Но женщина ни на кого не обращала внимания и смотрела прямо перед собой.
Одна из лошадей тащила на себе вещи и оружие убитых. Конан не любил обирать трупы, но и не хотел, чтобы, например, добротная сталь ржавела где-то в придорожных кустах.
В конце концов, они добрались до виллы из зеленого мрамора, с черными колоннами, расположенной недалеко от королевского дворца. Слуги радостно приветствовали вернувшуюся госпожу Хаштрис. Конан заставил себе хорошенько помыться, а тем временем, ему выстирали тунику и почистили оружие. В доме Хаштрис не было ничего подходящего для огромного киммерийца, поэтому варвару пришлось напялить на себя после купания мокрую одежду. Поверх нее он надел стеганую рубаху и кольчугу.
Сама дама еще не подготовилась. Конан с Шубалом ждали ее, коротая время за кувшином вина и разговором. Шемит переоделся в просторное, расшитое серебром, белоснежное одеяние и короткий плащ из парчи, который его товарищ счел совершенно излишним и неуместным.
Наконец, появилась Хаштрис - причесанная и переодетая, после ванны. Она немедленно заметила пыльную епанчу Конана. Госпожа принялась горячо убеждать юношу надеть плащ вроде того, что носил Шубал, который наблюдал всю эту забавную сцену с глупой ухмылкой на лице. Варвару все же удалось кое-как отговориться, и в итоге он остался в том, в чем приехал.
Потом Хаштрис в сопровождении своих телохранителей отправилась во дворец, куда посыльный уже принес известие об их визите.
По пути к королеве, множество зевак с любопытством наблюдало за высоким юношей могучего сложения с горящими синими глазами и гривой черных волос, ровно подрезанных на середине лба. Варвар и шемит неотступно следовали за своей, увешанной драгоценностями, хозяйкой. Большинство мужчин в Хауране носило бороды, но Конан предпочел гладко выбрить лицо. Новая, почищенная кольчуга сверкала на солнце. Хотя ее владелец с момента покупки успел отправить на тот свет четырех человек, на ней не было ни единой царапины.
Вскоре они оказались в мраморных залах дворца. Там особенно хорошо был слышен цокот каблуков Хаштрис и шуршание ее золотистых юбок. По бокам украшенных арабесками дверей стояли стражи в доспехах, которым по уставу полагалось ничего не замечать. Навстречу попадались служанки, всякий раз, низко приседая перед кузиной королевы. Таким образом, троица добралась до высоких двустворчатых дверей, инкрустированных серебром. Неизвестный мастер, должно быть, потратил не меньше года, чеканя на пластинах разные сцены из прошлой жизни правящей династии.
Хаштрис тут ждали. Герольд возвестил о ее прибытии, после чего она вошла в палату. Конан без колебаний направился за ней и очутился в громадном зале. На стенах из розового мрамора с красными и серыми прожилками висели разноцветные флажки. Пол устилали вендийские ковры. На отделанных золотом поставках из оникса стояли зажженные светильники.
Здесь не было стражников. В зале находилось шестеро взрослых и девочка лет десяти, одетая как маленькая королева. Впрочем, ребенка почти сразу увела няня.
Конан задержал на ней взгляд. У сестры убитой ведьмы были темные волосы, как у Хаштрис, но не уложенные в такую замысловатую прическу.
Хаштрис преклонила колено перед женщиной на троне, который стоял на возвышении, на пурпурном ковре. Конан и Шубал, стоя за спиной своей госпожи, тут же согнули шеи в почтительном поклоне.
Королева Хаурана поразительно походила на свою родственницу. Только ее прическа была устроена иначе, чем у Хаштрис и еще более сложно. Пучок волос в виде гребня возвышался над короной. Его покрывала тонкая золотая сетка с вплетенными жемчужинами и дымчатыми топазами. Камни сверкали и переливались. Они будто ободряюще подмигивали Конану. Молодую женщину укутывало одеяние из вышитого бархата и искристого сатина, оставляя открытыми лишь лицо и кисти рук. Поэтому варвар вряд ли бы мог что-либо сказать определенное относительно ее фигуры. Наверное, только то, что королева была несколько полновата и имела широкие бедра.
Ее высокий лоб и тонкие брови не пришлись по вкусу горцу из холодной Киммерии. Понравились ему пухлые губы винного цвета и прекрасный, изящный носик с маленькими ноздрями. К своему удивлению, он не нашел, что у этой женщины печальное лицо.
Королевский наряд был великолепен. Складки бархата стекали вниз из высокого, стоячего воротника, выполненного из розового шелка. Рукава над локтями сжимали золотые ленты, а ниже - ткань спадала свободно, переходя в тесные кружевные манжеты.
Ниже груди струился водопад из блестящего нежно-голубого сатина, сравнимого с бирюзой, видимой через призму льда. Лиф, похожий скорее на юбку, был алого цвета с причудливым узором. Пояс вокруг талии с перламутровой пряжкой представлял собой переплетение серебряных нитей с вкраплениями из крупных жемчужин. Прямо из него вырастала широкая юбка с несколькими разрезами, прикрывающая еще одну, более длинную.
Из ушей королевы каскадом свисали серьги исключительно тонкой работы. На правой руке Йаламис носила витой перстень из золота, чудесным образом переплетенного с серебром.
Конан проглотил слюну. Хауранская правительница всего на несколько лет была старше него. Следовательно, наемный охранник ее кузины мог позволить разыграться своему воображению.
При королеве находился градоначальник Акраллидус. Его борода совершенно поседела тогда, как волосы сохранили каштановый цвет. Возле него стоял советник Архаурус, облаченный в темно-коричневые и красные одежды. Этот мужчина среднего возраста пребывал в расцвете сил. На его шеи висела на серебряной цепочке большая королевская печать. Привлекательный молодой человек, стоящий по правую руку королевы, звался Сергианусом, сыном владетельного немедийского князя Торы. Грудь его украшал блестящий золотой медальон.
Молодой дворянин из далекой страны, как с первого взгляда определил Конан, был беззаветно предан королеве и влюблен в нее безгранично. Киммериец обратил также внимание на то, что Йаламис тоже далеко не безразлично смотрит на Сергиануса. По всему выходило, что у королевы есть жених, и сын кузнеца тут же забыл о своих мечтах.