Мохнатый наемник поднял лапу, закрываясь от удара девушки. Со стороны казалось - толстая стальная дверь, какие ставят разве что в королевской казне, поднялась между противниками. Но заговоренный меч прошел сквозь крепкий металл, словно разрезал листок пергамента.
Отрубленные пальцы посыпались на каменные плиты.
- Надо было держать руки при себе, - бросила Корделия.
Огр заревел от боли и отступил. Девушка была готова нанести ему еще один удар, но тут же второй великан занял место товарища.
Горк взмахнул палицей и начал надвигаться на Конана. "Зря я не взял с собой магического клинка", - пронеслось в голове у киммерийца. Он знал, что его верный меч на сможет так же легко справиться со щитом противника.
Однако северянин терпеть не мог волшебство, и не доверял колдовским предметам. Какие бы преимущества они ни давали в битве - Конан, как правило, не соглашался надеть даже простого амулета. Мысль о заговоренном мече исчезла так же быстро, как и появилась.
Зубастый великан поднял палицу, снова взмахнул ею и нацелил прямо в голову Конана. Силы удара хватало, чтобы разнести человеческий череп на кусочки, сровняв его остатки с шеей. Киммериец парировал удар. Стальная дубина остановилась, на морде огра отразилось удивление.
Никто из людишек еще не мог отбить его палицу. Многие пытались. Но за этим следовал только хруст костей, звон выпавшего оружия и предсмертные крики. Этот же незнакомец - подоспевший столь невовремя - владел оружием так, словно сам был огром.
Меч Корделии опустился, быстрый, как молния - но ее противник тоже успел нанести удар. Большие и неуклюжие с виду, огры отличались быстротой и ловкостью. Много умелых воинов погибло лишь потому, что недооценили своих мохнатых врагов.
Заговоренный клинок встретился с шипастой палицей. Волшебная сталь глубоко вошла в дубину - и застряла в ней. Морда наемника оскалилась в торжествующей улыбке. Он взмахнул лапой, и легко вырвал меч из руки Корделии. Девушка выдохнула - она поняла, что осталась безоружной.
От палицы огра тоже было мало проку. Наемник отбросил ее в сторону, вместе с застрявшим клинком. Однако аквилонке не стоило слишком радоваться - одного удара стальным щитом хватило бы, чтобы отправить ее к праотцам.
Девушка оглянулась.
Прямо позади нее поднимались три огромных ящика из ливанского кедра, поставленные один на другой. Все вместе они в полтора раза превышали человеческий рост.
Корделия высоко подпрыгнула, и ухватилась за край верхнего из них.
Удар тяжелого щита прошел мимо. Аквилонка перевернулась в воздухе, и вскочила на импровизированный помост.
- Чур, не заглядывать под юбку, - бросила она.
Одноглазый огр напрягал все силы, чтобы выбить клинок из рук Конана. Но напрасно - шипастая палица монстра словно застыла в воздухе. Наемник не мог поверить, что в обычном человеке кроется такая сила.
Киммерийцу приходилось нелегко. Каждый мускул напрягся, дыхание с трудом вырывалось из груди. Другой на его месте попробовал бы смошенничать - отпустить меч и ударить огра в открытый живот или пах.
Но северянин всегда сражался честно, даже если силы были неравны.
Вот противник пошатнулся, вот сделал шаг назад. Каждый отвоеванный дюйм давался Конану с огромным трудом. Но только такая победа делает человеку честь. Наконец одноглазый отступил снова. Он отвел палицу, клочья пены застыли на губах монстра.
Силы почти оставили киммерийца. Но северянин давно усвоил, усталость - это то, что можно позволить себе только после битвы. Он развернулся, и лезвие его меча глубоко вспороло живот наемника. Огр рухнул. Тяжелый стальной щит накрыл его, словно могильная плита.
Двое помощников одноглазого пытались добраться до Корделии. Их роста почти хватало, чтобы дотянуться до верхнего из ящиков. Один из них подпрыгнул, но его кривые, покрытые шерстью задние лапы не были для этого созданы. К тому же, наемнику мешали щит и палица.
Корделия с силой пнула его сапожком по лбу. Утяжеленный каблук мог служить опасным оружием - и незадачливый огр сразу же это понял. Он отлетел, как подброшенный ногой котенок, и ухватился лапами за мохнатую башку, роняя оружие.
- Выше головы не прыгнешь, - усмехнулась девушка.
Другой наемник успел оправиться от раны. Он вынул изо рта искалеченную руку. Его губы покрывала кровь, смешанная со слюной. Три пальца из шести лежали на каменных плитах. Остальные были подрублены - какой короче, какой длиннее.
Но огр, кажется, совершенно забыл о боли. Отбросив в сторону меч, он ринулся вперед, и ухватился за средний из ящиков. Мощный рывок потряс все сооружение. Корделия покачнулась, и едва не упала. Монстр радостно зарычал, и дернул еще раз.
Только богам известно, что жадные купцы хранили под прочным ливанским кедром. Но, на счастье аквилонки, груз оказался достаточно тяжелым - и огр не сумел выдернуть ящик ни с первой, ни со второй попытки. Однако было ясно, что третий раз окажется для девушки последним.
Первый наемник, получивший удар в голову, уже стоял рядом со своим товарищем. Уродливую морду заливала кровь. Но щит и палица вновь красовались в огромных лапах - он ждал, пока Корделия упадет вниз, и распластается на камне беззащитной жертвой.
Его напарник напряг все силы. Его тело, и без того сгорбленное, согнулось, как тетива лука. В это же мгновение девушка прыгнула вниз, и обеими ногами приземлилась на спину огра.
В ее руках сверкали два длинных кинжала. Словно молния сверкнула - и стальное перо устремилось к горлу огра. Но как быстро ни летел нож, чудовище оказалось проворнее. Наемник поднял щит, и клинок с жалобным звоном отлетел прочь, бесполезный и беспомощный.
Морда огра исказилась в самодовольной улыбке. Через секунду ее сменили удивление и боль. Он медленно согнулся, так и не выпустив из рук палицу. Второй кинжал пронзил его сердце, войдя в грудь по самую рукоятку. Монстр попытался крикнуть, но захлебнулся от страха и растерянности. Огр медленно сел наземь, будто хотел собраться с силами, и жизнь оставила его.
- Я же сказала - под юбку не заглядывать, - сказала девушка.
Все это произошло так стремительно, что другой огр не успел распрямиться. Он стоял, согнувшись, и все еще сжимал в огромных лапах ливанский ящик.
Аквилонка высоко подпрыгнула, и всем своим весом опустилась на шею несчастного огра. Раздался мокрый, вязкий хруст. Лохматая голова запрокинулась, гнилые зубы оскалились в предсмертной гримасе.
Девушка легко спрыгнула с тела огра, и подошла к Конану. Поединок киммерийца с Горком только что закончился. Северянин оперся на меч, и хмуро оглядывал поле боя.
- Надо уходить, пока не появилась портовая стража, - бросил он.
В других обстоятельствах, Конан обязательно осмотрел бы тела убитых. Это был единственный способ узнать, кто их нанял. Но огры никогда не брали с собой вещей, которые могли выдать их заказчика. Такой обычай сложился уже давно.
Мохнатые воины сражались храбро, но были слишком безрассудны, и многие из них часто погибали. Те, кто прибегал к их услугам, знали - живые огры никому ничего не расскажут. Оставалось позаботиться о том, чтобы так же молчали их мертвые тела.
III
- Не могу взять в толк, откуда у них зуб на меня, - сказала Корделия.
Путешественники быстро шли по причалу. Стоило им выйти из небольшого закутка, где на девушку напали лохматые воины - как шумная толпа сразу же обступила со всех сторон.
Конан знал, что расслабляться рано. Находясь среди людей, он не чувствовал себя в безопасности. Любой незнакомец мог внезапно ударить в спину, вогнать нож под ребра - и раствориться в людском море, более обширном, чем зеленый океан у горизонта.
И северянин, и девушка понимали - огры никогда не нападают без причины. Киммерийцу не терпелось остаться со своей спутницей наедине и вытрясти из нее всю правду. Но он догадывался - это бесполезно. Аквилонка успела нажить столько врагов, что и сама не подозревала, кто на сей раз взял ее на прицел.
Киммериец приметил своего недавнего знакомого, купца - тот следил за погрузкой, и недовольно покачивал головой вслед каждому тюку.
Конан остановился и придержал Корделию.
- Мне это не нравится, - сказал он. Девушка хихикнула.
- Хочешь сказать, что тебе когда-то нравились толстые мужики? - спросила она.
- Не время для глупых шуток. Скажи, на каком корабле мы плывем?
Корделия недовольно взглянула на собеседника.
- Тебя что, огр по голове ударил? Это "Лаида", вот она, перед тобой. Я тебе три раза говорила название, а ты все повторял, что и так запомнишь. И вот - все же забыл.
Конан недовольно отмахнулся,
- Именно так называется корабль, который стоит перед нами, - сказал он.
- Хотя бы читать ты не разучился, - бросила Корделия. - И потом - почему ты так долго возился с тем огром? Дал бы ему ногой по яйцам, и всего делов.
Киммериец нахмурился. Он никогда не прибегал к таким подлым приемам, считал их недостойными настоящего воина. Северянин охотно растолковал бы это своей спутнице, но сейчас его занимало другое.
- Видишь купца, который руководит погрузкой? - спросил он.
- Да, - отвечала девушка. - Его зовут Меламед, он из Шема. Однажды нанял меня охранять своего сына.
- И что? - спросил Конан, не отводя глаз от торговца.
- Потом выгнал, скотина этакая. Кто ж знал, что его пострел должен был оставаться девственником и попасть в монастырь Стильпиона.
- Он все еще жив, хотя не заплатил тебе? - удивился киммериец.
Девушка фыркнула.
- Узнав, что мне дали расчет, сынок дал мне в два раза больше. Видно, сам не сильно стремился на постриг. А чем тебя заинтересовал толстяк?
Киммериец задумался.
- Только что он сказал мне, что отплывает через два дня. Даже обещал денег, если я пойду к нему в телохранители. "Лаида" отходит сегодня, и ее капитан не станет ждать у причала даже ради богатого торговца. Мне надо выяснить, в чем дело.
- А, это ты, добрый человек! - приветствовал его купец. - Передумал? Мое предложение еще остается в силе. Корабль отходит вечером, так что поспеши.
- Вы же сказали - два дня, - произнес Конан, стараясь не выдать голосом своей заинтересованности.
Лицо торговца потемнело. Он оглянулся, затем понизил голос.
- Неспокойно стало в порту, очень неспокойно. Говорят, нашли трех огров, изрубленных в куски. Ты же знаешь, что местные носильщики почти все состоят из этих великанов. Говорят, надо ждать волнений.
- Отчего это? - удивился Конан.
- А как же, - купец заговорил еще тише. - Местным не понравится, что кто-то убил их братьев. Еще работать откажутся. Или того хуже - на людей бросаться начнут. Вот я и подумал, что не стоит мне терять времени.
Он досадливо подтолкнул одного из слуг, словно это могло ускорить погрузку, и вновь погрузился в тревожные мысли.
* * *
- Тридцать золотых на нос, - сообщила Корделия. - Меламед, конечно же, сердится на меня из-за того случая, однако выбирать ему не приходится.
Они стояли у борта корабля, и наблюдали за тем, как грузчики доставляют на борт последние ящики и тюки. Спускался вечер.
- Как тебе не стыдно, - проворчал Конан. - Торговец предложил это не тебе, а мне. Я никогда не согласился бы взять у него деньги. Если на корабль нападут пираты - с ними должны сражаться все, кто может держать в руках оружие. Оплата здесь ни при чем.
- Как хочешь, - девушка хмыкнула. - Возьму себе твою долю.
Если она думала, что это как-то затронет киммерийца, то ошибалась. Северянин думал о другом.
- Купец солгал, - произнес он, и кратко пересказал девушке свой разговор с торговцем. - Где ты видела, чтобы портовые огры бунтовали из-за гибели наемников?
- Это вздор, - согласилась девушка. - Лохмачам все равно, сколько их братьев перережут. Думают только о деньгах. Помню, однажды на меня напали шестеро, и один маг. Я убила троих и их нанимателя. Что бы ты думал? Остальные прекратили сражаться, как ни в чем не бывало. Да еще начали спрашивать, нет ли у меня работы для них.
- Да, ограм чувство локтя незнакомо, - кивнул Конан. - Наверное, это и к лучшему - и для них, и для окружающих. Только не возьму в толк, зачем купец мне солгал.
Он помолчал немного.
- Когда мы с ним разговаривали в первый раз, он уже точно знал, куда направляется. А про убитых огров услышал в последний момент - и не нашел более подходящей отговорки, когда я поймал его на лжи. Я бы понял, обмани купец другого торговца. В этом ремесле обхитрить товарища - значит потуже набить карман самому. Но лгать простому прохожему?
- Толстячина сделал это по привычке, - пояснила Корделия с таким знанием дела, что не приходилось сомневаться - уж она сама постоянно этим занимается. - Если человек лжет всем подряд, то просто не может остановиться. Неважно, принесет это ему выгоду или нет. Вот так и со мной у него вышло. Умолчал, что хочет сына отправить в монастырь - а почему? Сам потом не мог объяснить. Слишком привык осторожничать, а это до добра не доводит.
- Может, ты и права, - согласился Конан, но в его душе оставались сомнения.
Небо над их головами темнело; нежные голубые краски уступали место мягким оттенкам багрянца. Конан не переставал удивляться, как плавно в этот закатный час лазоревый цвет переходит в красный у берегов Шема. У него на родине небо темнело иначе.
Он помнил, как шел по заснеженной пустыне, а синева над головой становилась все гуще, с каждой минутой темнела, пока не превращалась в черную бездну, усеянную холодными звездами. Подумал он и о том, какое ощущал одиночество перед лицом бескрайних белых просторов под ногами и бездонной мглы в вышине.
Потом это чувство прошло, и киммериец сам не смог бы ответить - то ли он стал старше, то ли поддерживает его мысль о том, что в каждом городе, в каждой сторожевой крепости ждут верные друзья. А если и нет - наверняка найдутся и с незнакомцами общие приятели, боевые товарищи, или места, где приходилось сражаться вместе, но ни разу еще не встретиться.
Неторопливые размышления Конана прервала Корделия. Девушка не любила думать и хранить молчание, если есть с кем поговорить. Компания друзей имеет и обратную сторону, успел подумать киммериец, когда аквилонка отрывисто произнесла:
- А пойду-ка я спрошу у купца сама. Северянин неодобрительно нахмурился.
- Если он не захотел рассказать - стоит ли его принуждать? Или, может быть, тебе мало неприятностей на сегодня?
Но девушка уже не слушала его. Люди вообще становятся глухи, когда говоришь им добрые советы, с некоторой горечью подумал Конан. Корделия же решительно направилась прямо к торговцу.
Купец стоял возле широкого трапа, по которому поднимались носильщики.
Были среди них и шемиты, и огры, и даже несколько людей-ящериц, невесть как затесавшихся в портовый город. Ни один из них не собирался ни бунтовать, ни даже отказываться от работы - да и не удивительно, ведь никто не может заставить человека работать на пристани, кроме голода и нужды.
Торговец следил за тем, как поднимают на борт его добро. А поскольку сам он никак не мог вмешаться в этот процесс, ускорить его или хоть чем-то помочь - то тем сильнее волновался и больше суеты поднимал. Он размахивал руками, словно перед ним собрался в круг большой асгалунский оркестр, и исполняли они сложную симфонию - вроде тех, что всегда наводили на Конана сон и недоумение, как можно слушать подобную дребедень.
Корделия подошла к купцу сзади, неслышно, словно не ступала по корабельным доскам, а летела на крыльях. Потом взяла за ухо и резко вывернула его. Торговец заверещал и стал еще сильнее размахивать руками, словно тоже собирался взлететь - и лишь рука аквилонки удерживала его на палубе корабля.
Носильщики, проходя мимо, смотрели на купца и только посмеивались. Ни один не собирался приходить на помощь толстяку. Во-первых, руки у всех были заняты, а во-вторых, никто им за добрые дела не платил.
Корделия наклонилась к торговцу - а ей пришлось это сделать, ибо он был на две головы ниже - и проговорила:
- Кое-кто здесь нанял меня его охранять.
Купец подпрыгнул от неожиданности - словно не думал, будто схвативший его за ухо враг умеет разговаривать.
Затем попытался бежать, да забыл, что пальцы девушки по-прежнему крепко сжимают ему мочку, и только заверещал от боли.
- А потом, - неторопливо продолжала Корделия, словно сидели они друг перед другом в высоких креслах и пили изысканное вино. - Этот кто-то начал мне лгать и изворачиваться, как в прошлый раз. Ты помнишь, как нехорошо тогда получилось, мой пирожок со свининой?
То ли купец не расслышал нелестного сравнения - и не мудрено, если вспомнить, в какую переделку попало его ухо - то ли было ему не до достоинства, но он никак на "пирожок" не ответил, а только забормотал виновато:
- А что ж тут объяснять, добрая госпожа. Ежели пираты нападут, будете жизнь мне спасать, с приятелем своим. Да отпусти же наконец мое ухо, девка шальная. Видно, жалели в детстве на тебя розог, да зря.
Слово "зря" как раз подходит к подобным словам, если тебя держат за ухо, а ты не можешь освободиться. Корделия хмыкнула и поволокла торговца через всю палубу, к Конану.
- Отпусти его, - негромко приказал киммериец. - В конце концов, он прав - ты очень плохо воспитана.
- Еще не хватало, чтобы варвар меня учил, - бросила аквилонка, но подчинилась.
Торговец осторожно поднес пальцы к уху, словно боялся, что оно вот-вот отвалится и шлепнется ему в ладонь.
- Ничего я от вас не скрыл, - произнес он жалобным голосом.
- Лжешь, приятель, - ответила Корделия. - Сделаем вот как. Конан у нас слишком добрый. Скажу ему, что вон там, на пристани, трое моряков напали на жреца. Он побежит спасать бедолагу, а мы тут поговорим, по-свойски. Как старые знакомые.
- Чумы на тебя нет, - сплюнул купец. - Все мои беды из-за твоей несносности. Сынка-то своего, единственного, доверил этой стервозе, - оборотился он к Конану. - А она что?
- Уверен, ничего, чего бы тот сам не хотел, - отвечал киммериец.
Купец взглянул на северянина, словно на самого последнего предателя. Конан столько раз клялся, что не станет разбирать чужие ссоры, но вновь нарушил свое обещание.
- Надеюсь, с твоим сыном ничего страшного не случилось? - спросил он.
- Да как же, - всплеснул руками купец. - Тоже торговать, поскребыш, начал. У меня всему научился. А теперь куда ни глянь, мне разорение. Заказчиков отбивает, поставщиков переманивает. Эх! Жил бы он сейчас в монастыре, бед не знал, головой об пол при молитве бился.
Торговец замолчал, глубоко сожалея об упущенной возможности, и о загубленной жизни в целом.
"Впервые Корделия сделала доброе дело, раз спасла парня от заточения в келье", - подумал Конан, а вслух произнес:
- Так ты что-то собирался нам рассказать, добрый купец?
Торгаш, в лице которого не осталось не только ничего доброго, но и мало человеческого, скривился еще больше.
- Тайна это великая, - вздохнул он. - Триста талантов за нее заплатил.
Слово "заплатил" застряло у него в горле, когда он посмотрел на Корделию. Прекрасно помнил, барыга, что в свое время обманул девушку с деньгами. Мысль об этом заставила его поскорее продолжать, оставив позади скользкую тему: