– Не знаю даже… – засомневался я.
Мы ехали по лесной дороге, когда впереди стал приближаться свет фар. Навстречу ехала легковая машина.
У меня сжалось сердце и возникло волнение такой силы, что в глазах начало мутнеть. Что ночью тут может делать легковая машина? Неужели за нами? Волнение стало еще больше нарастать по мере приближения фар, и казалось, что я вот-вот закричу. Анфиса вцепилась мне в руку и сжалась от напряжения. Когда машины сблизились, Василий Александрович дал правее, чтобы мы могли разъехаться, но встречная машина перегородила нам дорогу. "Все! Приехали!" – мелькнула мысль. Сердце словно сорвалось с места и бешено заколотилось. Анфиса сдавила мою руку так, что захрустели кости.
– Из машины не вылезайте! – скомандовал дед, а сам вышел.
Из другой машины вылезли двое и направились к нам.
– В чем дело господа? – спросил Василий Александрович.
– Расслабься, дед, мы знаем, в чем дело, – ответил один, подходя к нашей машине и заглядывая в окно.
– Ну так поделитесь, – ответил дед.
– Из машины вылезли! Живо! – рявкнул все тот же.
– Ребята со мной и трогать их нельзя! – резко сказал Василий Александрович и жестом приказал нам не выходить из машины.
Незнакомцы переглянулись и удивленно уставились на Васю.
– Ты че, дед? Пропади отсюда!
– Вы что, фраера?! Берега попутали?! Они со мной! А вам времени соскочить не много, – сказав это, дед резко развел руки.
Один из недоброжелателей двинулся на Василия Александровича, но тот резким и плавным движением ударил его костяшками пальцев в кадык. Тот захрипел и повалился на землю, схватившись за горло. Не успел второй среагировать, как Вася оказался возле него. Такими же плавными и ровными движениями нанес удары в печень, по уху и последний в пах, так, что тот подпрыгнул и завалился на землю, держась за причинное место.
– Словами, мусорята, недоступно? Так я объясню популярно! – заорал дед.
Он подошел к первому, расстегнул у него куртку и достал из кобуры пистолет.
– Где ксива?
Бедняга указал ему на внутренний карман.
– Забери у второго оружие, – крикнул мне дед, обыскивая первого.
Я выскочил из машины, еще не понимая, что произошло, и кое-как на скрюченном теле бедолаги-мента расстегнул его куртку и достал из кобуры пистолет. Затем обыскал, забрал кошелек, полный долларов, удостоверение майора полиции, телефон и наручники.
Пока я его обыскивал мент немного отошел и прохрипел:
– Ну, суки! Я сам вас шлепну обоих!
– Что он пищит? – спросил дед, подходя.
– Шлепнет, говорит. Обоих, – ответил я.
– Да тебе жить осталось от силы пять минут, – с усмешкой сказал Вася майору. – Раз ты у нас заговорил, будем беседовать. Вы чего сюда приперлись? Нет тут таких птиц, которых тебе по должности ловить положено.
– Да пошел ты! – прохрипел тот.
– А вот это хорошо! – дед аж подпрыгнул. – Это по-нашему. Присмотри за ними, – сказал он мне и направился к машине.
Василий Александрович открыл скрипучий багажник и стал там что-то искать. Когда вернулся, в руках у него была большая монтировка.
– Ты думаешь, фраер, я тебе тут шутки шутить буду? – спросил он, подойдя к майору и размахнувшись.
Тот зажался в клубочек, закрыл голову руками и закричал:
– Я расскажу! Все расскажу!
– То-то же! А то геройствовать тут будет… – дед опустил монтировку. – Все рассказывай. Кто прислал, зачем приехали? То, что вы тут по работе, можешь не втирать. Лучше сразу правду. Чтобы без жертв.
– С работы уволили нас… Работаем на мужика одного… – мент начал медленно рассказывать. Монтировка подействовала как сыворотка правды. – Недели две назад нас нанял за археологом следить. Что-то он важное раскопал, а час назад позвонил и сказал, чтобы сюда на озеро быстро ехали, эта вещь, говорит, около озера, с обратной стороны поселка. Мы сюда и полетели, в первый поворот свернули, и вот тут…
– Теперь давай подробнее – что за мужик?
– Не знаю про него ничего. Познакомились на улице. Он подошел и сказал: есть работа для тебя, пойдем со мной. Я хотел его послать сначала, а потом поразмыслил, осмотрел его, одет дорого, взгляд серьезный, информацией обо мне обладает, если так сразу подошел и сказал, значит, знает что-то. Мне семью кормить надо. Я пошел. Он сразу объяснил, что за работа, и аванс дал приличный, не дожидаясь моего согласия. Звонил с разных телефонов, и встречались в разных местах. Зовут не знаю как.
Тем временем и второй пострадавший очухался, и дед, пинками подогнав его к майору, пристегнул их друг к другу наручниками.
– Что вы делали помимо слежки за археологом? – продолжил Василий Александрович допрос.
– Ничего, только следили…
– Как он узнал, что находка археолога здесь находится?
– Я не знаю… Он не простой мужик… Как будто все знает и мысли читает…
– Что он конкретно сказал, когда звонил?
– Сказал, что вещь эта здесь, Цветок. Скорее всего, с ними, – он махнул головой в мою сторону.
Анфиса сидела в машине, не вылезая, испуганно зажавшись в уголок.
– Вечером у археолога вы были? – спросил я.
– Нет, мы следили только. Археолог вчера, предположительно, этот Цветок, как он его называл, домой забрал из хранилища. Мы доложили, и он нас отпустил, но сказал, чтобы готовы были.
– Что у археолога произошло, знаешь? – задал я еще один вопрос.
– Нет, мы следили до дома, потом уехали и приехали другие.
– Кто другие, знаешь? – спросил дед.
– Не знаю! Видел только мельком. У него много людей работает…
– Что за предмет археолог нашел, знаешь? – спросил наш спаситель.
– Нет, не знаю… Цветком его называл…
Настала небольшая пауза. Василий Александрович задумался, что еще спросить, а может быть – что делать с этими недотепами?
– Поверим в твою искренность, – промолвил он наконец.
Он передернул затвор пистолета и направил его на них. Оба сжались и взмолились, чтобы их не убивали.
– Шучу! – с улыбкой проговорил дед. – Из карманов все вытаскивайте…
Они поспешно стали все выгребать, что мы не нашли. Затем мы еще раз проверили. Вася нашел у майора телефон и пнул его ногой в живот со словами:
– Сука, заныкать хотел?
Потом взял еще одни наручники, найденные у бывших ментов, и потащил их подальше в лес, пристегнув к дереву так, что они его обнимали и были руками пристегнуты друг к другу. Все Васины движения, слова, походка, напоминали не пенсионера, а молодого парня, особенно когда он уложил двух товарищей, не напрягаясь и без лишней суеты, как будто для него это обычное дело – вырубить двух здоровых мужиков. А может быть, и обычное, я ведь про него ничего не знаю.
Пока Василий Александрович ходил пристегивать ментов, я собрал все их вещи, засунул к нам в машину и снова устроился на своем месте рядом с Анфисой. Она сидела, прижавшись к двери, и испуганно смотрела на меня.
– Что же это делается, Толик? Как они нас нашли? – испуганно спросила она.
– Я не знаю, – ответил я, – Но все закрутилось очень серьезно, и что нам теперь делать, я не имею ни малейшего представления.
Анфиса прижалась ко мне и заплакала. Василий Александрович сел в машину, и мы спешно уехали с места, оставив иномарку с проколотыми колесами и двух ментов, пристегнутых друг к другу вокруг дерева.
– Куда же вы влипли, ребятки, что вас так оперативно вычисляют? – спросил дед, когда мы выехал на трассу.
– Мы не знаем, – задумчиво ответил я.
– Спасибо, что вы нам помогли, – тихо поблагодарила Анфиса.
– Если бы не помог, лежали бы все трое в лесочке, под елочкой, – ответил наш спаситель. – Менты – не бандиты, на темных делах живых оставлять не любят…
– Откуда вы узнали, что они менты? – спросил я.
– У каждого мента на роже написано, что он мент. Ведут они себя более нагло, чем бандиты, им без разницы, кто пред ними, за ними закон, вот и беспредельничают. Меня в городе каждый жулик знает, а кто не знает, все равно не полез бы так нагло, видя, что блатарь перед ним. А этим все равно, – заключил дед и смолк.
Какое-то время мы ехали молча, каждый напряженно думал, пока Василий Александрович снова не нарушил тишину и не спросил:
– Что это, молодежь, у вас за археологическая находка такая? Как я понял, из-за нее вы и влипли.
"Вот этот вопрос мне не нравится", – подумал я.
Как он выразился, он – блатарь, то есть криминальный элемент. Что ему стоит нас ножичком по горлу и в канаву, а Цветок отвезти этому мужику, за приличное вознаграждение?
– Вы не бойтесь, – как угадал он мои мысли, – мне ваши сокровища не нужны, своих хватает. Интересно мне, зачем люди сейчас гоняются, платя такие деньги за пару недель, – он взял с переднего сиденья один из трофейных бумажников, набитый стодолларовыми купюрами. – Если за пару недель, очень неплохо… Потратиться они тоже успели. Будь ваша коробка забита драгоценностями, она бы столько не весила. А вы ее как пустую швыряете. И судя по поведению ваших друзей, это очень непростая коробка, и имеет она какую-то мистическую силу.
– Мы сами не знаем, что это такое… – сухо ответил я.
– Ну, хоть догадками поделитесь, раз уж я тоже влез с вами в эту историю, расстелив этих ребят, – не успокаивался Василий Александрович.
Он действительно влез в историю. Двое из леса, если случится им выбраться, его будут искать вместе с нами. И то, что он помог нам, можно в какой-то мере считать гарантией доверия.
– Догадки таковы, – начал я, немного помедлив, – что эта вещь может послужить началом конца нашей цивилизации, если попадет в руки тех людей, которые хотят использовать ее в своих интересах.
– Ого! Хороша коробочка! – удивился дед, – Типа "черного чемоданчика" у президента: на кнопочку нажал – и нет страны.
– Может быть, – хмуро ответил я.
– А что произошло у археолога? – спросил Василий Александрович, вспомнив вопрос, который я задавал менту.
– Этого мы тоже не знаем, – нехотя ответил я, пытаясь побороть накатившую на меня усталость.
Старик понял меня и вопросов больше не задавал, только сказал:
– Как я понял, ехать вам сейчас некуда, поэтому сейчас поедем ко мне. А завтра разберемся. Утро вечера мудренее.
Я не возражал против его решения, так как ехать нам действительно было некуда, а отдохнуть очень сильно хотелось. Анфиса уже спала у меня на плече.
Когда мы подъезжали, Вася попросил меня выключить телефоны и снять с них батареи. На улице стало светло. Мы оставили машину за несколько кварталов до дома Василия Александровича и пошли пешком. Измученные чередой событий, уставшие, сонные и грязные, мы с Анфисой шли, поддерживая друг друга. Дед бодро шагал впереди, что-то напевая себе под нос.
Возле подъезда сталинской пятиэтажки он осмотрелся по сторонам – то ли по привычке, то ли по ситуации, и, убедившись, что за нами не следят, открыл дверь и пропустил нас в подъезд и сам, зашел следом. Поднявшись на третий этаж, мы вошли в его в квартиру – с высокими потолками, шикарно уставленную антикварной мебелью из дорогих пород дерева и соответствующим дизайнерским ремонтом под старину. Я не особо вглядывался в детали интерьера, сейчас меня интересовала лишь та кровать, на которой можно поспать, но я отметил что вся обстановка в доме не очень соответствует облику дедушки на стареньком москвиче.
Хозяин разулся и исчез в одной из комнат. Мы тоже сняли обувь, но не успели двинуться в каком-либо направлении, как появился хозяин с двумя шелковыми халатами, красным и черным, и произнес:
– Вот ванна, – он показал на дверь, – там машина стиральная, постирайтесь, помойтесь… а вот и апартаменты ваши, в комнате для гостей, – дед открыл одну из дверей в коридоре и провел нас в комнату. – Не стесняйтесь, располагайтесь, как дома, а я – отдыхать. Спокойной ночи или утра!
– Спокойной ночи, – неловко ответил я.
Он пропал за одной из многочисленных дверей огромного коридора. Мы остались стоять посредине комнаты, на блестящем паркетном полу, под огромной люстрой. Перед нами стояла шикарная кровать с белым балдахином и перинами на ней. Я как увидел ее, так ни о чем больше думать не мог, меня потянуло как магнитом завалиться и уснуть. Анфиса стояла и, ничего не понимая, озиралась по сторонам. Я ее одернул:
– Давай стираться… И – спать!
Она закивала головой, взяла у меня халат и направилась в ванную.
Я пытался что-то сообразить о нашей ситуации, но мозг отказывался работать, впрочем, как и весь организм, который был готов выключиться в любой момент.
Я чувствовал, что лишь благодаря невероятным усилиям воли я не упал на паркет тут же, посереди комнаты. Сколько я простоял, отчаянно сопротивляясь наваливающемуся сну, не знаю, но, когда услышал сзади легкое шуршание и повернулся. В комнату в красном халате вошла Анфиса. Сексуально торчавшие соски подсказали, что под халатом ничего нет, и это меня возбудило так, что сон и усталость как рукой сняло. Она прошла мимо меня, слегка покачивая бедрами, и каждое ее движение отдавалось у меня импульсом невероятного возбуждения. Когда она, не снимая халата, упала на кровать, лицом в подушку, я представил ее в своих объятиях, и у меня подкосились ноги. Я устремился в душ, чтобы прийти в себя.
В ванной комнате я ощутил себя, как во дворце. Пол и стены – из розового мрамора… Позолоченные краны… Огромная ванна – как бассейн… Я быстро помылся, закинул стирать одежду и, накинув халат, побежал в комнату, по-ребячьи думая, что меня под балдахином ожидает Анфиса, готовая принять в свои объятия. Но меня ждало разочарование – Анфиса мирно спала, а мне пришлось лишь умилиться своей наивности и последовать ее примеру. Заботливо укрыв девушку периной, я залез под нее сам, и как только коснулся головой подушки, моментально уснул. Или мне лишь показалось, что уснул…
Глава 10
В голове мелькали разнообразные мысли, быстро сменяя друг друга. Мысли стали переходить в картинки, что-то вроде видеороликов, сменяющих друг друга. Огромные мегаполисы… улицы, заполненные людьми… они торопятся, бегут, едут по своим делам, как муравьи в разные стороны… китайцы на мотороллерах, велосипедах, машинах… кричат, ругаются, благодарят, что-то объясняют… Вдруг картинка меняется: город плавно расплывается, улицы превращаются в деревья, цветные вывески рекламы – в листву. Под деревьями сидят люди, индейцы, на поляне между деревьев бегают дети и гоняют сдувшийся мяч. Под деревьями идет живая дискуссия, она не останавливается, разговор меняет язык, меняются люди, одежда, листва деревьев плавно становится зонтами на широкой тихой улице. Тишину нарушает лишь шумный говор людей, спрятавшихся от знойного солнца в тени зонтов, возле большого белого дома. Люди все в белом, одни мужчины, арабы. Все резко замолкают и уходят в дом, прятаться в охлажденный кондиционерами воздух или молиться. Пустынная раскаленная улица сменяется широкой рекой, на берегу около лодок копается человек, чернокожий, в набедренной повязке, что-то перебирает, вытаскивает из лодки. Недалеко от реки, по кругу стоят бамбуковые хижины, женщины что-то варят в большом котле, вокруг в пыли носятся черные, как деготь, дети и весело смеются. Поляна плавно, по спирали, смазывается, и возникает новая картина, потом еще и еще – кадры быстро сменяются. Я перестаю улавливать смысл, мелькают города, люди, небоскребы, поезда, самолеты. Кадр останавливается. Я осознаю самого себя сидящим на пляже. Предо мною раскинулось голубое море, далеко над горизонтом висит ярко-красный диск заходящего солнца, окрашивающий облака в нежно-красные, розовые и оранжевые тона. Небольшие волны в море поблескивают на солнце, перебирая воду и создавая приятный шум прибоя. По пустынному пляжу не спеша идет женщина. Недалеко перед ней на золотистом песке резвятся трое: мальчик лет десяти, девочка лет семи, а с ними мужчина – бегает, догоняет их, громко кричит, а дети смеются и убегают.
– Посмотри, как красиво, – услышал я вдруг позади знакомый мелодичный голос.
Я обернулся.
Передо мной стояла женщина лет сорока пяти, но все еще очень красивая, с приятными мягкими чертами лица и светлыми, невероятно добрыми, излучающими ум и любовь глазами. В них отражалась мудрость, накопленная человечеством тысячелетиями. Ее белое платье, ровное от плеч до пят, легонько касалось песка, по которому она то ли шла, то ли летела в мою сторону.
Так вот как выглядит обладательница того, из сна, приятного мелодичного голоса! И как ее облик гармонирует с тем садом, в котором я ее слышал в первый раз! – подумал я.
– Ты ведь никогда не видел ни моря, ни заката на море… – то ли спросила, то ли констатировала она.
– Нет, никогда не видел, – ответил я. – Здесь очень красиво…
– Это все создано для тех, кого ты видел… И для тебя в том числе. Для людей, – она сделала короткую паузу. – Но вы этого не цените, и поэтому ваша цивилизация может покинуть Землю, как это солнце покидает на ночь небо, а потом появляется, чтобы дать новый день, новую жизнь.
– Наша цивилизация пока еще находится у истоков своего развития, – возразил я. – Ей еще рано исчезать…
– Все исчезнувшие цивилизации стояли у истоков своего развития. Развитые знают истину, поэтому не станут губить себя и свою планету. Вы же истину не слышите из-за своей гордыни, жажды власти и материальных благ.
– Но ведь не все люди на Земле одержимы пороками, – я попытался не согласиться с доводами собеседницы.
– Большая часть людей способна услышать только слова "Этот мир создан для вас!", – тихо и спокойно отвечала мне женщина, – и они начинают пользоваться планетой так, как они захотят, не задумываясь о последствиях. Они хотят быть богами, не успев стать людьми. Но ты прав. Не все так живут. Есть среди вас люди достойные носить имя людей, и поэтому сейчас вы стоите на распутье, где одна из дорог ведет к закату, другая – к рассвету. В какую сторону вы пойдете? Решает одно сердце. Твое.
– Почему мое? – изумился я.
– Ты тоже – на перепутье своей дороги, и если сможешь услышать свое сердце, поймешь, куда оно тебя позовет, то его стук услышат сердца многих людей, и они проснутся, устремившись в радости к Господу своему, и люди поверят в истину. Тогда и настанет рассвет вашей цивилизации.
– Но как мне услышать мое сердце?
– Сейчас твое сердце слабее твоего ума. Но когда настанет час, только безмолвие ума поможет тебе услышать твое сердце, – с этими словами она приложила свою руку к моему сердцу, и приятное тепло разлилось по всему телу, доставляя нежное удовольствие, как близость любимого человека.
В глазах все поплыло, в тумане, появившемся, как пелена перед глазами, я плохо различал последние лучи солнца, заходящего, как наша цивилизация. Все пропало. Остался только свет в глазах и тепло в сердце.