Он еще раз построил карточный домик и предложил Лемюэлю выбрать карту. Летописец назвал одну из карт, и тогда Ариман, закрыв глаза, снова встал перед столом. На этот раз он поднял руку и близко свел большой и указательный пальцы, как будто уже поймал невидимую карту. Затем его дыхание стало глубже, а глаза под опущенными веками то поднимались, то опускались.
- Давай, - скомандовал Ариман.
Лемюэль хлопнул по столу, разрушив хрупкую постройку. Ариман не шелохнулся, но одна из карт, пролетев по воздуху, скользнула точно между его пальцами. Лемюэль даже не удивился, когда увидел на карте фигуру с огненным мечом в правой руке и увенчанным орлом глобусом в левой. По обе стороны от нее летели ангелы и трубили в золотые трубы со свисающими серебряными знаменами.
- Как раз то, что ты хотел, - сказал Ариман. - "Правосудие".
Четыре дня спустя Лемюэль снова уютно устроился в личной библиотеке Аримана, хотя на сегодня вместо занятий ему были обещаны воспоминания. Прошел почти целый год с тех пор, как летописцев не допустили на поверхность Улланора, и теперь Лемюэль надеялся услышать рассказ о возвышении Хоруса Луперкаля из уст очевидца и участника Великого Триумфа. Но его ожидало разочарование.
Как только Лемюэль начал расспрашивать о торжестве, Ариман пожал плечами, словно это было рядовое событие, не заслуживающее внимания летописцев.
- Это было наше частное дело, - сказал он.
Лемюэль едва не рассмеялся, но вдруг заметил, что Ариман говорит совершенно серьезно.
- И почему тебе все же так хочется о нем услышать?
- Серьезно?
- Да.
- Вероятно, потому, что там присутствовал Император, - сказал Лемюэль, стараясь понять, почему Ариман находит странным желание узнать подробности этого выдающегося события. - Или, возможно, потому, что Император вернулся на Терру и Великий Крестовый Поход получил нового командующего. Хорус Луперкаль стал Воителем. Такое событие представляет собой поворотный пункт в истории человечества, ты ведь и сам это прекрасно понимаешь, верно?
- Верно, - кивнул Ариман. - Хотя боюсь, что я не слишком хороший рассказчик. Я уверен, что другие, когда придет время, поведают об этом событии лучше меня.
Ариман сидел за письменным столом и прихлебывал прозрачное золотистое вино из огромного оловянного кубка. Лемюэль догадывался, что он просто не хочет говорить об Улланоре и лишь потому ссылается на свое неумение рассказывать.
Пожалуй, воспоминаний сегодня будет не много. Мысли Аримана были заняты каким-то событием, произошедшим на поверхности Улланора, но узнать, что именно случилось, Лемюэлю, пожалуй, не удастся.
Лемюэль никак не ожидал встретить Астартес, которого беспокоит что-либо еще кроме сражений, и он присмотрелся к Ариману. Даже без боевых доспехов, в одной красной тунике и солдатских брюках цвета хаки, этот воин был огромен. Пластины брони скрывали его тело, и тогда оно казалось гладким и ровным, словно машина, а теперь можно было рассмотреть его вздувшиеся бицепсы и волнистую поверхность грудных мышц. Без доспехов Астартес, пожалуй, производили еще более пугающее впечатление. Их тела своими пропорциями вполне соответствовали человеческим, но в силу величины казались чужеродными.
Лемюэль достаточно хорошо познакомился с Ариманом после Улланора - не настолько тесно, чтобы считать его своим другом, но и не так плохо, чтобы не замечать его настроения. Своих друзей-летописцев он видел очень редко, поскольку Камилла и Каллиста большую часть времени проводили в библиотеке "Фотепа" в обществе Анкху Анена, который учил их развивать проявившиеся способности. Но если женщин он хоть изредка встречал, то Махавасту Каллимака не видел совсем.
- Лемюэль? - окликнул его Ариман, возвращая мысли к настоящему.
- Прости, - сказал Лемюэль. - Я задумался об одном своем друге. Надеюсь, у него все в порядке.
- О ком это?
- О Махавасту Каллимаке, летописце примарха.
- А почему у него что-то может быть не в порядке?
Лемюэль пожал плечами, не зная, как объяснить свое беспокойство.
- В последний раз, когда я его видел, он был чем-то расстроен, а кроме этого, он пожилой человек, подверженный старческим болезням. Понимаешь?
- Не совсем, - признался Ариман. - Я сейчас так же здоров, как и две сотни лет назад.
Лемюэль хихикнул:
- Это должно было бы меня удивить, но удивительно другое: как быстро привыкаешь к самым невероятным вещам, особенно когда находишься в обществе одного из Тысячи Сынов.
Он поднес к губам небольшой хрустальный бокал с вином и сделал глоток, наслаждаясь редким вкусом напитка, в котором не ощущалось следов фильтрации.
- Как тебе нравится вино? - спросил Ариман.
- Оно более изысканное, чем то, к которому я привык,- сказал Лемюэль. - Очень ароматное и насыщенное, но в то же время на удивление деликатное.
- Виноград был выращен в подземных садах на Просперо, - объяснил Ариман. - Вино моего собственного приготовления, по генному образцу, взятому с бывшего острова Дименсландт, что находится в заливе Эретаунга.
- Я никогда не думал, что среди Астартес могут быть специалисты по виноделию.
- Нет? Почему?
Лемюэль склонил голову набок, прикидывая, не шутит ли Ариман. Главный библиарий Тысячи Сынов, безусловно, хранил серьезное выражение лица, но уж слишком часто эта серьезность нарушалась шутками, произносимыми с самым бесстрастным видом. Тем не менее аура Аримана свидетельствовала о том, что вопрос задан вполне серьезно, и Лемюэль стал подбирать слова для ответа.
- Ну, просто вы созданы для войны. Я не думал, что сражения оставляют много времени для мирных занятий.
- Другими словами, ты хочешь сказать, что мы не годимся ни на что, кроме войны? Так? Что Астартес - это просто оружие, инструмент для убийства и не имеют других интересов?
Лемюэль заметил блеск в глазах Аримана и решил ему подыграть.
- Астартес действительно очень хороши в войне, - сказал он. - Я понял это на Утесе Феникса.
- Ты прав, мы искусные убийцы. И я думаю, именно поэтому в нашем Легионе поощряются другие интересы, не относящиеся к сражениям. В конце концов, Великий Крестовый Поход не будет длиться вечно, и после его окончания нам потребуется другое занятие. Что станет с воинами, когда не будет больше войн?
- Они осядут на одном месте и будут выращивать отменный виноград, - сказал Лемюэль, после чего он прикончил вино, а Ариман снова наполнил его бокал.
Абсолютная нелепость этой сцены вызвала у него невольную дрожь. Лемюэль покачал головой и рассмеялся.
- Что тут смешного? - поинтересовался Ариман.
- В общем-то ничего, - ответил летописец. - Я только удивляюсь, как могло случиться, что Лемюэль Гамон, знаток и в то же время дилетант в эзотерических науках, вдруг решился выпить стаканчик вина с генетически усовершенствованным сверхчеловеком? Еще два года назад, если бы кто-то сказал, что я буду вот так сидеть с тобой за стаканом вина, я счел бы его сумасшедшим.
- Я тоже испытываю подобные чувства, - заверил его Ариман.
- Тогда давай выпьем за наши новые ощущения, - предложил Лемюэль, поднимая бокал.
Они выпили и помолчали, наслаждаясь странностью момента. Наконец Лемюэль счел паузу достаточно длинной и заговорил снова:
- Но ты так и не ответил на мой вопрос.
- Какой вопрос?
- Помнишь, во время тренировки с картами я тебя спросил, к какому виду предсказателей ты относишь себя: к тем, кто имеет непосредственный контакт с эфиром, или к тем, кому приходится бороться за каждую крупицу истины? Мне кажется, это первый вариант.
- Да, когда-то так и было, - сказал Ариман, и в его ауре Лемюэль смог прочесть гордость и одновременно сожаление. - Я мог без особых усилий извлечь видения будущего из эфира, я вел свое братство самыми эффективными тропами в сражениях и в учебе, но теперь я вынужден усиленно работать ради самого краткого отблеска будущего.
- А что изменилось?
Ариман встал, обошел вокруг стола, взял колоду карт и тщательно ее перемешал. Лемюэль, глядя на него, подумал, что он мог бы стать крупье в любом казино. Ариман с невообразимой легкостью вертел карты между пальцами, даже, казалось, не замечая их.
- Течения Великого Океана все время меняются, и их влияние то нарастает, то ослабевает. Бурный поток в долю секунды может превратиться в едва заметный ручеек. Пологая волна способна увеличиться до яростного тайфуна. Так и способности предсказателя растут и уменьшаются в зависимости от его настроения, а оно отличается непостоянством, словно полет бабочки.
- Ты говоришь о нем как о живом существе, - сказал Лемюэль, отметив задумчивое выражение глаз Аримана.
Ариман улыбнулся и положил карты на стол.
- Возможно, - согласился он. - Древние мореплаватели Терры часто говорили, что у них две жены - земная женщина и океан. Обе они ревновали друг к другу, и люди верили, что и та и другая имели равные права на жизнь моряка. Жить так близко к эфиру - значит стоять одной ногой в другом мире. Оба мира грозят опасностями, но человек может научиться узнавать о взаимодействии миров и подстраиваться под их ритм. Самое важное - угадать верный момент и оказаться на гребне энергетической волны.
Лемюэль протянул руку и постучал пальцем по картам с золотой рубашкой.
- Похоже, что именно это мне и не удается, - сказал он.
- Да, предсказания не твой конек, - согласился Ариман. - Хотя в чтении эфира у тебя есть определенные способности. Возможно, я сумею уговорить Утизаара из братства Атенейцев выкроить для тебя немного времени. Он сумеет развить в тебе эту черту.
- Я часто слышу о ваших братствах и давно хотел спросить: к чему такая узкая специализация? Я проходил обучение у сангомов, и эти мужчины и женщины служили своему народу самыми различными способами. Они не ограничивали себя строгими рамками какой-то одной области. Почему в твоем Легионе воины следуют учениям разных культов?
- Лемюэль, сангомы, о которых ты говоришь, получили лишь крошечную часть знаний Великого Океана. Самый молодой стажер любого братства Тысячи Сынов знает и использует больше тайн, чем самый опытный сангом.
- В этом я не сомневаюсь, - сказал Лемюэль и отпил еще глоток вина. - Но почему их так много?
Ариман улыбнулся:
- Допивай свое вино, а я расскажу тебе о первом путешествии Магнуса в пустоши Просперо.
- Просперо настоящий рай, - начал свой рассказ Ариман. - Это чудесная планета, светлая и прекрасная. Ее горы возносятся к небу белоснежными клыками, леса удивляют пышным цветением, а океаны кишат жизнью. Этот мир восстановил былую славу, но так было не всегда. Задолго до появления Магнуса планета оказалась на грани опустошения.
Ариман взял с верхней полки книжного шкафа ящичек из простого железа и поставил его на стол перед Лемюэлем. Под крышкой ящика оказался причудливый череп явно не человеческого происхождения, темный и блестящий, словно покрытый лаком. Череп имел удлиненную форму, с двумя выдающимися мандибулами и огромными глазницами. С первого взгляда он был похож на останки отвратительного насекомого.
- Что это? - не скрывая своего отвращения, спросил Лемюэль.
- Это законсервированный экзочереп психнойена, ксенохищника, который водится на Просперо.
- А почему ты решил мне его показать?
- Потому что без него не возникли бы братства Тысячи Сынов.
- Не понимаю.
- Я тебе объясню. - Ариман вынул череп из ящика и протянул его Лемюэлю. - Не бойся, он давно мертв, и даже остаточная аура уже растворилась в Великом Океане.
- Нет, благодарю. Эти мандибулы, того и гляди, оторвут мне голову.
- Это было возможно, но не они делали психнойена таким грозным хищником. Главную опасность представлял репродуктивный цикл этих существ. Самка психнойена реагировала на психические излучения, а кроме того, обладала зачатками телепатии и телекинеза. В период размножения она откладывала яйца в мозг живого существа, не обладавшего защитой от влияния эфира.
- Отвратительно, - ужаснулся Лемюэль.
- Но это еще не самое худшее.
- Вот как?
- Далеко не самое худшее, - не без удовольствия повторил Ариман. - Яйца были мелкими, не больше песчинки, но уже на следующее утро из них вылуплялись личинки, которые начинали пожирать мозг. Сначала жертва не чувствовала ничего, кроме слабой головной боли, а к середине дня уже наступала агония, сопровождавшаяся жестокими мучениями и безумством, поскольку личинки выедали весь мозг изнутри. К закату жертва умирала, а опустевший череп кишмя кишел жирными червями. В течение нескольких часов зародыши доедали труп, а потом прятались в темные места и окукливались. На следующий день они выходили на свет уже взрослыми особями, готовыми к охоте и размножению.
У Лемюэля тотчас скрутило внутренности, и он постарался прогнать мысли о существах, чей мозг изнутри пожирали мерзкие паразиты.
- Какая ужасная смерть, - пробормотал он. - Но я все же не понимаю, какое отношение имеют эти отвратительные создания к жизни на Просперо и формированию Тысячи Сынов.
- Терпение, Лемюэль. - Ариман уселся на край стола. - Дойдем и до этого. Ты ведь слышал о Тизке, Городе Света, не так ли?
- Это место, которое мне не терпится увидеть, - ответил Лемюэль.
- Скоро увидишь, - усмехнулся Ариман. - Именно Тизка стала последним оплотом цивилизации, исчезнувшей несколько тысячелетий назад, и те, кто пережил всепланетную катастрофу, скрывались там от психнойенов. Есть предположение, что необычайно сильный прилив в Великом Океане вызвал у населения планеты неконтролируемый всплеск психической энергии, что послужило толчком к агрессивному поведению психнойенов во время размножения. Цивилизация Просперо потерпела сокрушительный удар, а немногие оставшиеся обитатели бежали в город.
- Тизка, - прошептал Лемюэль, предвкушая рассказ о давней истории Просперо.
- Верно, - подтвердил Ариман. - Жители Тизки выдержали не одно тысячелетие, но все, что они создали после прибытия с Терры, превратилось в прах. На поверхности Просперо и сейчас сохранились многочисленные свидетельства древней цивилизации, но городами завладели леса, а в дворцах правителей обитают дикие звери.
- Но как же они выжили?
- Несмотря на катастрофу, они сберегли достаточно знаний и оборудования, чтобы создать технопсихические приспособления и изыскать возобновляемые источники энергии, что позволило им построить гигантские гидропонные сады в пещерах на нижних отрогах гор.
- Где ты выращиваешь отличный виноград для этого превосходного вина, - добавил Лемюэль, приподняв бокал. - Но я спрашивал не об этом. Как они спасались от психнойенов?
Ариман постучал пальцем по лбу:
- Они развивали в себе силы, которые сделали их не столь уязвимыми. Тизка привлекала к себе тысячи психнойенов, но среди выживших нашлись одаренные псайкеры, которые силой разума сумели воздвигнуть невидимые барьеры. Это были примитивные и грубые силы по сравнению с теми тонкими методами, которыми пользуемся мы, но они держали чудовищ на расстоянии. И вплоть до появления Магнуса эти специалисты-практики оставались в узких границах, обусловленных непониманием природы Великого Океана.
Лемюэль поставил свой бокал на стол. Предания, связанные с ранними периодами жизни примархов, как правило, были перегружены гиперболами и аллегориями и сверх меры изобиловали деталями, которые описывали их силу, ловкость владения оружием и прочие подобные достоинства.
Но рассказом о деяниях примарха в его домашнем мире, услышанным от воина его Легиона, мог похвастаться не каждый летописец; правдивое повествование не шло ни в какое сравнение с приукрашенными легендами итераторов. От предвкушения у Лемюэля участился пульс, и он ощутил за спиной дуновение ветерка, словно кто-то прошел мимо. И вдруг в гранях хрустального бокала ему привиделись красные блики, а потом почудился и золотой глаз, словно выглядывающий из вина.
Лемюэль, нахмурившись, оглянулся через плечо, но сзади никого не было.
Он перевел взгляд на бокал и увидел только золотистое вино. Тряхнув головой, он прогнал остатки видения. Ариман с довольным видом смотрел на него, словно ожидая каких-то слов.
- Так ты рассказывал, - заговорил Лемюэль, не дождавшись продолжения, - о Магнусе?
- Да, - ответил Ариман. - Но это не моя история, и не мне ее рассказывать.
Лемюэль в растерянности откинулся на спинку стула:
- А чья же это история?
- Моя, - произнес Магнус, возникший рядом с Лемюэлем будто из воздуха. - И я ее расскажу.
Глава 17
ПУСТОШИ ПРОСПЕРО
УПАВШАЯ СТАТУЯ
НОВЫЙ ПРИКАЗ
Сидеть в присутствии столь могущественной личности было верхом неприличия, но, как ни старался Лемюэль подняться, ноги его не держали.
- Мой лорд, - с трудом выдавил он.
Примарх был в просторном багряном одеянии, схваченном на талии широким кожаным поясом с пряжкой в виде нефритового скарабея. Его изогнутый меч покоился в ножнах за спиной, а яркие волосы, заплетенные в несколько косичек, загибались, словно корни гигантского дерева.
Своим присутствием Магнус заполнил всю библиотеку, хотя и казалось, что ростом он не выше Аримана. Лемюэль моргнул несколько раз, чтобы избавиться от дымки, окутавшей фигуру примарха, а затем уставился в его единственный глаз - золотисто-янтарный, с ослепительно-белыми искрами. На том месте, где должна была быть вторая глазница, блестела чистая кожа, словно глаза никогда не было.
- Лемюэль Гамон, - произнес Магнус.
Звуки, из которых складывалось имя летописца, стекали с губ примарха, словно капли меда, словно древнейшее заклинание силы.
- Э... Это я, - заикаясь произнес он, чувствуя себя полным идиотом, но ничуть не расстраиваясь по этому поводу. - То есть да. Да, мой лорд. Это большая честь видеть тебя, я не ожидал...
Наконец Магнус поднял руку, и он умолк.
- Ариман рассказывал тебе, как я основал братство Просперо?
Лемюэль все-таки сумел справиться со своим голосом:
- Да, он начал рассказ. И я был бы весьма польщен, если бы ты продолжил повествование.
Его просьба прозвучала довольно дерзко, но неожиданно для себя Лемюэль осмелел. У него вдруг возникло твердое убеждение, что приход Магнуса не случаен и эта встреча так же подготовлена, как все якобы импровизированные выходы на сцену Коралины Асенека.
- Я продолжу рассказ, потому что ты не обычный человек, Лемюэль. Ты способен смотреть на то, от чего в страхе убежало бы подавляющее большинство смертных. На тебя возлагаются большие надежды, и я намерен проследить, чтобы они не оказались тщетными.
- Благодарю, мой лорд, - ответил Лемюэль, хотя в дальнем уголке его сознания возникла тревога, поскольку он и представления не имел, о чем идет речь.
Магнус, проходя мимо, коснулся его плеча, и радость от этого контакта мгновенно смыла все его сомнения. А примарх, обойдя стол, взял в руки колоду позолоченных карт.
- Колода Висконти-Сфорца, - сказал он. - И если не ошибаюсь, это колода Висконти ди Модроне.