Для тех, кто еще не обрел эфирное зрение, Хранители оставались невидимыми, но для Астартес Тысячи Сынов, наделенных особыми силами, они выглядели исключительно красиво. Аэтпио, служивший Ариману уже на протяжении целого столетия, представлял собой прекрасное зрелище вращающихся световых колец и глаз. Ютипа был огромным бесформенным сгустком энергии, таким же агрессивным, как Фозис Т’Кар, а Паэок виделся в облике орла, составленного из миллиона солнц, такого же самолюбивого и горделивого, как Хатхор Маат.
Поначалу Ариман считал их ангелами, но это старинное слово было отвергнуто исследователями эфира как слишком эмоциональное, слишком связанное с понятием божественности. Хранители были частицами Изначального Творца, облеченными в форму и выполняющими определенные функции теми, кто обладал достаточными для этого силами.
Он ненадолго установил мысленную связь с Аэтпио. Если Магнус действительно попал в беду, им придется разбираться без помощи Хранителей.
В его видениях не было ничего определенного, но интуиция подсказывала Ариману, что надо готовиться к худшему. А Магнус, будучи Магистром всех культов Просперо, учил, что, извлекая содержание из течений Великого Океана, следует доверять интуиции не меньше, чем откровенным видениям.
Ариман подозревал беду, а Фозис Т’Кар и Хатхор Маат ждали ее с нетерпением.
Двадцать восьмая экспедиция прибыла на Агхору три месяца назад. Официальным названием этой планеты в реестре Военного Совета было Двадцать восемь - Шестнадцать, но в Пятнадцатом Легионе этим обозначением никто не пользовался. Успешно приведя к Согласию мир Двадцать восемь - Пятнадцать, шестьдесят три корабля экспедиции вынырнули из Великого Океана, ожидая обнаружить систему унылых и безжизненных миров.
Имелись сведения о том, что когда-то здесь существовала жизнь, но со временем она исчезла. Причины подобного катаклизма, поразившего целую систему, были никому не известны, но, когда флотилия приблизилась к центру, стало очевидно, что пятая планета каким-то образом пережила страшную катастрофу.
Как Магнус узнал о существовании изолированной колонии людей, затерянной в удаленном уголке Галактики, оставалось только гадать, поскольку не было отмечено никаких электромагнитных излучений, позволявших предполагать наличие жизни.
Рехахти настойчиво советовал Магнусу продолжать путь, поскольку Великий Крестовый Поход был в самом разгаре и Тысяче Сынов еще предстояло заслужить свою долю славы. Почти два столетия прошло с тех пор, как под громкое пение фанфар был начат Великий Поход, и за эти два столетия поисков и сражений множество миров присоединилось к зарождавшемуся Империуму Человечества.
Но Легион Тысячи Сынов участвовал в боях меньше ста лет.
В ранние годы Похода, предшествовавшие появлению Магнуса, Астартес Тысячи Сынов проявили особую генную нестабильность, что выражалось в спонтанном отторжении тканей, резком увеличении психического потенциала и других отклонениях от нормы. На них тотчас навесили ярлыки "мутантов" и "неудачников", и какое-то время казалось, что Легион обречен на бесславную гибель на задворках истории Великого Крестового Похода.
Но все изменилось, когда флотилия Императора в забытом уголке Галактики, на планете Просперо, отыскала Магнуса Красного.
- Как я стал твоим сыном, так и они будут моими сыновьями, - заявил Магнус Императору, и эти слова навсегда изменили судьбу Тысячи Сынов.
После воссоединения с Легионом, несущим его генетическое наследие, Магнус призвал на помощь все силы своего возвышенного интеллекта для устранения вреда, нанесенного его необычными генами.
И добился успеха.
Магнус спас Легион, но для этого потребовалось значительное время, а Великий Крестовый Поход продолжался, так что его воины с нетерпением рвались в бой, чтобы сравняться в славе со своими собратьями.
Экспедиционные флотилии Легионов по всей Галактике разлетались от колыбели человечества и восстанавливали разрушенные связи. Примархи, словно соперничающие братья, боролись за право быть рядом со своим отцом, но лишь один оказался достоин сражаться бок о бок со спасителем человечества: Хорус Луперкаль, примарх Легиона Лунных Волков и любимый сын Императора.
Император, возглавив Лунных Волков и Ультрамаринов Жиллимана, готовился обрушить свой ужасный гнев на зеленокожих Улланора. Эта война обещала стать самой суровой и жестокой. Кому же, как не любимому сыну, стоять рядом с отцом, когда требуется выбить дух из врагов-варваров?
Война на Улланоре могла положить конец всем войнам, но Тысяче Сынов предстояло сражаться в другом месте. Несущие Слово примарха Лоргара и Космические Волки примарха Лемана Русса в двойном скоплении звезд под названием Причал Ковчега вели войну против агрессивной планетарной империи, правители которой отвергли предложение Императора стать частью большего государства.
Король Волков неоднократно призывал Пятнадцатый Легион принять участие в этих сражениях, но Магнус игнорировал все его обращения.
На Агхору он обнаружил нечто более интересное.
Он нашел Гору.
Глава 2
БАРАБАНЫ ГОРЫ
ХРАМ СИРБОТИДОВ
МЕСТО МЕРТВЕЦОВ
Сначала подъема прошло не больше двадцати минут, а Лемюэль уже успел пожалеть о своем предложении проследить за отрядом Астартес. Эту тропу, скрытую среди скал, он отыскал во время одной из частых одиноких прогулок по нижним склонам грандиозной Горы. Ступени, искусно упрятанные в глубокой расщелине всего в сотне метров от мертвых камней, петляли между скал и круто уходили вверх, образуя более прямой подъем, чем тот, которым воспользовались Астартес.
Да, этот путь был намного короче, но ничуть не легче. Рубаха Лемюэля покрылась пятнами пота, и мужчина подозревал, что от него не слишком приятно пахнет. А стук сердца отдавался в ушах грохотом триумфальных барабанов, приветствующих самого Императора.
- Долго нам еще идти? - спросила Камилла.
Она с радостью воспользовалась возможностью хоть немного углубиться в Гору, а вот Каллиста отнеслась к этой затее с меньшим энтузиазмом. Она восхищалась Астартес и немного побаивалась их, но в первый момент мысль о слежке за Тысячей Сынов вызвала у Каллисты приятное возбуждение. Теперь же, хотя Лемюэль и не мог прочесть ее ауру, по лицу женщины было ясно, что она сожалеет о своем согласии пойти с ними.
Лемюэль остановился, глядя в отливающее металлическим блеском небо. Он попытался восстановить дыхание и утихомирить неистово бьющееся сердце.
- Еще минут десять, - сказал он.
- А ты уверен, что выдержишь столько? - насмешливо спросила Камилла.
- Все в порядке, - заверил ее Лемюэль и отхлебнул из фляжки. - Я уже поднимался сюда. Мне кажется, осталось совсем немного.
- Только не вздумай на меня падать, - предупредила его Камилла. - Мне совсем не улыбается тащить тебя вниз.
- Тогда можешь скатить меня по склону, - через силу пошутил Лемюэль.
- Нет, серьезно, - настаивала Камилла. - Ты уверен, что сможешь подняться?
- Я в порядке, - повторил он, демонстрируя уверенность, которой не чувствовал. - Поверь, трудности того стоят.
Внизу, среди мертвых камней, затея показалась всем троим увлекательным приключением, но сейчас все чувства Лемюэля словно онемели: ему будто заткнули уши и завязали глаза. Снизу Гора казалась черной стеной небытия, но по мере подъема Лемюэля охватило ощущение, что эта пустота постепенно заглатывает их.
Он передал фляжку женщинам, радуясь, что Камилла и Каллиста тоже остановились на отдых. День клонился к вечеру, но жара ничуть не спадала. Хорошо еще, здесь было нетрудно отыскать тень. Короткая передышка не нарушала их планов, поскольку на подъем по второму пути Астартес потребуется не меньше часа.
Лемюэль снял с шеи платок и промокнул лицо. Ткань тотчас напиталась влагой, и летописец поморщился. Камилла, запрокинув голову, посмотрела на уходящие вверх ступени.
- Куда все же ведет эта тропа? - спросила она.
- Там наверху есть плато, - пояснил Лемюэль. - Что-то вроде смотровой площадки.
- Смотровой площадки? - переспросила Каллиста. - Но для чего?
- Она нависает над широкой долиной, которую я назвал храмом Сирботидов.
- Сирботидов? - удивилась Камилла. - Кто это?
- О них говорится в древней легенде моей родины, - ответил Лемюэль. - Сирботидами называли расу гигантов из эфиопского царства Мероэ.
- Но почему ты назвал это место храмом? - спросила Каллиста, напуганная самим этим словом.
- Вы все поймете, когда сами его увидите.
- Ты употребляешь слова, которые могут довести тебя до беды, - предупредила Камилла.
- Ни в коей мере, моя дорогая, - возразил Лемюэль. - Прежде всего, Астартес Тысячи Сынов и сами отступники. Я думаю, они оценят мою иронию.
- Отступники? О чем это ты? - сердито спросила Камилла.
- Ни о чем. - Лемюэль сообразил, что сболтнул лишнего. Утратив возможность читать ауры, он вдруг ощутил свою беспомощность. - Просто неудачно пошутил.
В подтверждение своих слов он широко улыбнулся Каллисте, и она тоже в ответ улыбнулась.
- Пошли, - сказал Лемюэль. - Надо еще немного подняться. Я хочу показать вам нечто интересное.
Дорога до плато заняла у них еще полчаса, и к тому времени Лемюэль поклялся больше никогда не подниматься в горы, какими бы соблазнительными ни были открывающиеся виды. Стук сердца с каждым шагом становился все громче, так что Лемюэль пообещал себе сбросить вес, пока лишние килограммы его не убили.
Небо потемнело и стало желтовато-коричневым, но настоящей темноты здесь никогда не было, и Лемюэль мог не беспокоиться о предстоящем спуске.
- Это восхитительно! - воскликнула Каллиста, оглядываясь на тропу. - Ты был прав, Лемюэль.
- Да, - согласилась Камилла, доставая пиктер. - Совсем неплохо.
Лемюэль покачал головой.
- Я не имел в виду солончаки. Посмотрите туда, - сказал он и указал на ряды тонких скал, стоявших на краю плато, словно сталагмиты.
Если бы у кого-то и возникли сомнения по поводу искусственного происхождения Горы, вид этих сталагмитов, явно бывших остатками изогнутой балюстрады, мгновенно их развеял бы.
- Туда, - повторил он, еще задыхаясь после трудного подъема. - Взгляните туда.
Камилла и Каллиста подошли ближе к сталагмитам, и даже их позы выдавали восхищение увиденным. Лемюэль улыбнулся, радуясь, что не разочаровал спутниц, когда обещал им удивительное зрелище. Затем он выпрямился и потянулся. Дыхание уже вошло в норму, только вот стук в ушах не утихал ни на секунду.
- Ты не ошибся, назвав это место храмом, - сказала Камилла, снова переводя взгляд на долину.
- Прекрасное зрелище, не правда ли?! - воскликнул Лемюэль, к которому вернулась прежняя самоуверенность.
- Да, но я не это имела в виду.
- Вот как?
Лемюэль вдруг понял, что стук раздается вовсе не в его голове. Звук доносился из долины: настойчивый, нескончаемый бой барабанов, одновременно угрожающий и гипнотизирующий. Рокот множества барабанов поражал чудовищной дисгармонией, раздражал Лемюэля и вызывал в спине тревожную дрожь.
Едва передвигая уставшие ноги, заинтригованный Лемюэль присоединился к женщинам, стоявшим на краю плато. Положив руку на плечо Камиллы, он глянул вниз.
От удивления у него широко распахнулись глаза и даже приоткрылся рот.
- Трон Терры! - воскликнул Лемюэль.
Ариман услышал бой барабанов и в какофонии звуков, отражавшихся эхом от склона Горы, различил запрещенные с древних времен ноты. Этот звук не предвещал ничего хорошего: в долине явно происходило нечто неестественное. Воины Сехмет ускорили шаг, невзирая на огромный вес доспехов.
- Это дурное предзнаменование, - произнес Фозис Т’Кар, прислушиваясь к усиливающемуся бою барабанов. - Проклятие, мне не нравится это место. Я здесь словно слепой.
- Мы все здесь ослепли, - подтвердил Хатхор Маат и посмотрел на верховье долины.
Психическая слепота раздражала Аримана не меньше, чем Т’Кара. Как один из Свободных Адептов, он достиг значительных вершин мастерства, мог странствовать в эфире, общался с Хранителями, усвоил процедуры вызывания духов и колдовства. Все Астартес отряда Сехмет были могущественными воинами и обладали силами, о которых простым смертным оставалось только мечтать. Каждый из них в одиночку мог покорять миры, но в этом месте, лишенные своего могущества, они были простыми Астартес.
Простыми Астартес. Эта мысль вызвала улыбку на лице Аримана. Как высокомерно это звучит.
Он по-прежнему продолжал внимательно следить за открывающейся впереди долиной, а в голове уже возникали тезисы научного трактата для его гримуара - рассуждения на тему о том, как опасны зависимость и излишняя самоуверенность.
- Из этой ситуации можно извлечь урок, - сказал он. - Нам пойдет на пользу встреча с опасностью, когда мы лишены своих сил. А то мы расслабились и скоро забудем, как сражались когда-то.
- Опять поучаешь? - проворчал Фозис Т’Кар.
- Опять, - согласился Ариман. - И опять учусь. Каждый новый опыт - это возможность что-то узнать.
- И какой же урок я могу извлечь из этой ситуации? - недовольно спросил Хатхор Маат.
Из всех троих Хатхора Маата больше остальных пугала вероятность оказаться беспомощным, и эта прогулка к Горе стала для него самым суровым испытанием храбрости.
- Мы зависим от имеющихся у нас способностей, - пояснил Ариман, прислушиваясь к ощущению вибрации, передающейся через подошвы бронированных ботинок. - И нам снова придется научиться драться так, как дерутся Астартес.
- Зачем?! - воскликнул Хатхор Маат. - Мы одарены силой. В каждом из нас имеется частица могущества Изначального Творца, так почему мы не должны этим пользоваться?
Ариман покачал головой. Хатхор Маат, как и он сам, прошел через испытание Доминус Лиминис, но его мастерство соответствовало уровню Старшего Адепта. Хатхор достиг уверенности в своих силах, но ему еще только предстояло добиться единства личности и отказаться от своего эго, чтобы перейти на высший уровень Исчислений. На это были способны лишь немногие из Павонидов, и Ариман подозревал, что Хатхор Маат не относится к их числу.
- Ты с таким же успехом мог бы послать нас сражаться голыми руками, - продолжал Хатхор Маат.
- Возможно, настанет момент, когда так и придется сделать, - сказал Ариман.
Тропа стала еще круче, а бой барабанов - громче, словно отвесные стены ущелья усиливали звуки. Взгляд Аримана, как это часто бывало в последнее время, притягивала громада Горы. Вершину он не видел, ее заслонял уходящий бесконечно вверх склон, над которым нависало безоблачное небо, ставшее из желтого уже коричневато-оранжевым.
Здесь естественное происхождение этой величественной вершины казалось еще менее вероятным. Слишком правильными были ее пропорции, слишком приятны глазу ее формы, а добиться таких изящных линий и изгибов не смогли бы никакие природные силы. Ариману уже приходилось видеть столь совершенные произведения искусства.
На Просперо.
Пирамиды Витрувия и храмы братств Тизки строились с учетом принципа золотого сечения и числовых последовательностей из "Книги абака". При сооружении Города Света Магнус Красный усовершенствовал эти принципы, и от красоты и великолепия столицы у всех, кто ее видел, захватывало дух.
Куда бы ни посмотрел Ариман, везде он видел свидетельства геометрического совершенства, словно создатель Горы тщательно изучил божественные пропорции древних, а потом сотворил этот участок суши по их проекту. Завитки спиралей образовывали на земле безукоризненные изгибы, каменные столбы располагались через точно выверенные промежутки, а каждый поворот склонов и стен ущелий шел под строго определенным углом. Ариман мог только гадать, что за причина послужила основанием для создания столь величественного геоморфологического сооружения.
Устье долины направляло звук барабанов в их сторону, громкость то увеличивалась, то уменьшалась, как поначалу показалось Ариману, совершенно произвольно. Но затем его усиленные чувства подсказали, что это не так.
- Оружие к бою! - приказал он.
По его команде одновременно поднялось пять десятков стволов - штурмболтеры, огнеметы и недавно принятые на вооружение автоматические многоствольные пушки, способные выпускать по тысяче зарядов в минуту. Официально их называли штурмовыми пушками, но столь неблагозвучное имя не соответствовало мощи предыдущей инкарнации орудия, и нумерологические исследования привели к тому, что в Легионе Тысячи Сынов осталось ее прежнее обозначение - "Жнец".
Адепты Механикум не обладали ни знаниями, ни достаточной интуицией, чтобы понять значение имен и ужас, внушаемый удачно выбранным названием. Согласно нумерологии, числом пушки была девятка, и, поскольку Легион Тысячи Сынов образовывал Песеджет из девяти братств, название пушки отлично прижилось.
Ариман вызвал в памяти мантры, позволяющие прибегнуть к низшим Исчислениям, чтобы замедлить процессы в усиленном организме, лучше усваивать информацию и не поддаваться страху, находясь в окружении врагов. В обычных условиях после чтения мантр его восприятие значительно обострялось и окружающий мир становился будто прозрачным, но рядом с Горой все пространство представлялось абсолютно безжизненным и непроницаемым.
Впереди забрезжил рассеянный свет факелов, затем появились огни костров. Вибрация, передающаяся по земле, казалась Ариману сердцебиением самой Горы. Неужели и он кажется кому-то ничтожной букашкой, ползущей по огромному телу, которую так легко смахнуть?
- Загайа! - скомандовал Ариман, и воины Сехмет образовали позади него ступенчатый треугольник. В других Легионах это построение было известно как "наконечник копья", и хотя Ариману нравилось это грубоватое и ясное обозначение, он предпочитал древнее название, которому его научил Император на острове-крепости Дименсландт.
К нему подошел Фозис Т’Кар, и Ариман отметил жажду жестокости, обуревающую собрата-капитана. В дальней части его мозга возник вопрос: почему он всегда называл Фозиса Т’Кара своим приятелем, но не другом?
- Какие будут приказания? - послышался взволнованный и напряженный голос Хатхора Маата.
- Никакого насилия без моей команды, - ответил Ариман, включая общий для всего Сехмет вокс-канал. - Это разведывательная миссия, а не военная.
- Но будьте готовы к тому, что она станет военной, - возбужденно добавил Фозис Т’Кар.