Где-то есть мир, в котором тяжело жить и тяжело умирать - и тем не менее, он чем-то привлекателен…
Содержание:
РАССКАЗ 15 - ГОРОД СВЕТА 1
РАССКАЗ 16 - ВСТРЕЧИ В ПУТИ 11
РАССКАЗ 17 - В ДАЛЬ СВЕТЛУЮ 23
РАССКАЗ 18 - Г И П Е Р Б О Р Е И 35
РАССКАЗ 19 - ДАЛЕКА ДОРОГА ТВОЯ… 45
РАССКАЗ 20 - ИМЕНЕМ МЁРТВЫХ 59
РАССКАЗ 21 - НА ДАЛЬНЕМ БЕРЕГУ… 78
РАССКАЗ 22 - БУДЕТ ЛАСКОВЫЙ ДОЖДЬ… 87
Примечания 92
Олег Николаевич Верещагин
Путь домой. Книга вторая
РАССКАЗ 15
ГОРОД СВЕТА
…Но всё же нашла на камень коса!
Тебе повстречался - я.
Тебе не поладить со мной добром,
Как водится меж людьми.
В гробу я видел твоё серебро,
А силой - поди сломи!
Игорь Басаргин
Если вам было четырнадцать лет, когда вы попали из спокойного и тихого советского городка в мир, где всё решают клинки…
Если вы три года странствовали по этому миру - не взрослея, но набираясь опыта - убили почти два десятка белых подростков и около четырёхсот негров…
Если вы потеряли многих друзей и приобрели новых; если мёрзли, голодали, мучились от жажды и ран; узнали, что такое любовь и ненависть; научились командовать и колоть живое тело, не мучась потом кошмарами; ночевать в снегу и не жмуриться, когда в вас летит свистящая толла…
Если всё это так, будьте уверены - вы сильно изменитесь. Не внешне, нет; если ваша рука достаточно верна, вы сможете избежать большинства шрамов, а то и всех. Изменения коснутся вашего "я". И через какое-то время вы поймёте, что от вас прежнего только внешность и осталась…
…Где-то около недели я провалялся на соломе в вонючем сарае, и негры несколько раз начинали обсуждать, съесть меня, пока не сдох - или нет. Меня это мало колебало, потому что я был без сознания и, наверное, умер бы, если бы не ребята, которых содержали тут же. Это оказались двое испанцев помладше меня, и они меня поили и кормили тем, что им самим давали. Я был в отрубе, но пил и глотал. Потому и не умер…
Я не узнал, как их звали. Их убили в тот день, когда я всё-таки вынырнул из забытья прочно и лежал на отвратительно разящей соломе, ощущая тошнотную, рвотную слабость во всём теле. Вошедшие негры скрутили обоих и, обезглавив точными ударами топоров, начали потрошить и разделывать. А двое подошли ко мне. Я слишком слаб был, чтобы пошевелиться, поэтому просто плюнул в них и выругал, не узнавая собственного голоса, на нескольких языках. Негры стояли надо мной, переговариваясь и разглядывая меня. Я ощущал неудобства от того, что голый под их взглядами не больше, чем в присутствии собак или козлов. Другое дело, что собаки или даже козлы не вызывали у меня такой ненависти.
Они вздёрнули меня на ноги и, вывернув руки назад синхронным движением, легко поставили на колени. Нога уперлась мне в спину между лопаток - так, что я невольно выгнулся, вытянув шею и почти касаясь лицом земли. От неё пахло сырыми нечистотами, и я ощутил не страх, не боль, а глухую тоску при мысли, что этот запах и эта мокрая земля будут последним, что я смогу ощущать и видеть в своей жизни. Стоило выживать!!!
И я ждал этого удара. Сопротивляться не было сил, я представлял себе, как выгнется, расплёскивая кровь, моё обезглавленное тело, откатится в сторону голова (сколько раз я видел такое!) - и…
И я больше никогда-никогда не увижу Танюшку. Это и было почему-то обидней всего.
Только три года. Не пять, я не дотянул до "среднего срока".
Меня отпустили, и я упал на эту землю уже всем телом. И медленно подумал (странно, именно так), что, кажется, остался жив.
Игорь Басаргин
"Ложная надежда - это плохо! -
Учит нас прославленный мудрец. -
Если сил осталось на два вздоха,
И куда сильней чужой боец,Если видишь сам, что дело худо
И уже удачу не догнать -
Надо ли надеяться на чудо?
Лучше поражение принять…"Но тогда как быть, коль самый-самый
Врач, к которому явился ты на суд,
Разведёт беспомощно руками:
"Тут и боги жизни не спасут!"Это значит - воспринять, как благо
Темноту - и ждать своей судьбы,
Позабыв про гордость и отвагу,
Не пытаясь взвиться на дыбы?!.Ну уж нет! По древнему закону,
Что ещё никем не отменён -
Кто себя признает побеждённым,
Только тот и вправду побеждён.
Я всегда боялся боли. Но, как и любой нормальный мальчишка, ещё больше я боялся, что о моём страхе узнают, потому что это означало унижение, а унижение - намного страшнее. Ещё там , на той Земле, я научился терпеть боль. Здесь , на этой Земле, я научился смеяться, когда моё тело полосовали сталью. Научился отдавать приказы в то время, когда на мне по-живому зашивали раны - колотые, рубленые, резаные. Научился терпеть выматывающую, ни с чем несравнимую , ежемгновенную боль от заживания этих ран - по нескольку дней кряду.
Не смог я научиться только одному - терпеть унижение. Не только не смог - я и не мог этому научиться, потому что окружающий меня мир не располагал к безответности, а чётко и определённо говорил: на оскорбление словом отвечают ударом клинка. Тот, кто не хочет его получить - не будет оскорблять. Граждане пассажиры, будьте взаимно вежливы.
Можно посадить на кол человека. А можно посадить на кол душу. Нет, не ту, с крылышками и арфой, я в неё не верил никогда. Вернее, просто никогда о ней не думал. Душу - это честь, достоинство, верность, любовь. Всю, так сказать, составляющую - нематериальную, но самую важную составляющую - настоящего человека.
Честное слово. Дико звучит. Не поверишь даже. Но посаженная на кол душа - страшней, чем посаженное на кол тело.
Страшней.
А ещё страшней - смириться, свыкнуться с тем, что тебя растоптали, унизили, обесчестили. Смирившись - умираешь. Живёт только твоя оболочка. Кому-то - всё равно. Но если ты несколько лет свыкался с тем, что в тебе живёт душа - тебе "всё равно" уже не будет.
Наверное, к страху можно привыкнуть, научиться жить одним мгновением, радуясь тому, что именно в него, в это мгновение, с тобой ещё не случилось ничего плохого. Я это понимал, но сам так не мог.
Может быть - пока не мог?
Больше всего я боялся не смерти. Нет, не смерти, не боли, а… изнасилования. В этом было что-то чудовищно унизительное и мерзкое - меня, мальчишку, и мальчишку сильного, отважного, стойкого, бойца и рыцаря, заставили бояться именно этого.
Я бы предпочёл умереть. Хотя и жить хотелось очень-очень, до воя, до онемения внутри. Но меня терзала неотступно одна мысль: почему они меня не убили? Почему меня не оставили жить, почему не сожрали, перед этим "попользовавшись"? Почему лечили худо-бедно? Куда меня везут?
Говорят, если впереди неизвестность, то человек то впадает в отчаянье, то начинает надеяться. Со мной было не так. Неизвестность впереди была страшней, чем смерть сейчас, хотя путь в эту неизвестность продлевал мою жизнь…
…Я точно не знаю, сколько провёл ещё в этом сарае в одиночестве. Меня кормили и поили. Когда я более-менее восстановился, то попробовал копать, но земля пола была утрамбована вдоль стен до твёрдости бетона, да и, судя по звукам, негры были вокруг постоянно… Меня несколько раз охватывала лихорадочная, сумасшедшая надежда, что плен вот-вот кончится, как кончился он прошлые два раза. Я вслушивался, почти уверенный в том, что вот-вот послышится шум, лязг стали, голоса людей - и этот дурной сон оборвётся. Наверное, я бы чокнулся от этих мыслей, если бы в конце концов не запретил себе к ним возвращаться. Алгоритм, как в разделе "Игры с Чипом" журнала "Пионер". П.1: надо бежать. П.2: бежать нельзя. Значит - п3: надо сначала просто выжить. Потом см.п.1.
Хуже всего срасталась левая рука, но и она восстанавливалась достаточно быстро. Просто удивительно быстро, если учесть, что я был в плену.
Я не считал дней. Это не имело смысла просто потому, что я не знал, сколько провалялся без сознания и где вообще нахожусь - может, меня сюда неделю везли? Но моё заключение в сарае кончилось - просто открылась всё та же дверь, и трое негров без разговоров выволокли меня наружу, где, как оказалось, было весьма оживлённо.
В большую крытую повозку были впряжены четыре медлительных и флегматичных безрогих вола. Кузов кривовато сидел на неровных колёсах, доски - и его, и верха - были обшиты пятнистыми шкурами.
Меня пихнули в спину. Двое негров открыли, отодвинув засов, заскрипевшую дверь в кормовом торце. Снова толкнули сзади, потом - мерзко "подсадили" лапами под зад. Я оглянулся через плечо - лапавший меня ниггер, ухмыляясь, облизнулся, и я, с трудом переведя дыхание, ввалился в душное, тёмное нутро фургона.
Позади стукнул засов.
То, что в повозке я не один, я ощутил мгновенно. Она дёрнулась, поплыла вперёд в каком-то мерзком, взбалтывающем нутро ритме; я не удержался на ногах и, падая, попал рукой в человека. Тот немедленно отодвинулся, а я сел, буркнув:
- Извини, я не хотел…
- Ничего, - голос был тихий. Кажется - девчоночий… но, может, это просто младший мальчишка? Хоть не негр… Я таращился в темноту, стараясь поскорей к ней привыкнуть.
- Ты советский? Русский?
Это точно была девчонка, и я различил в голосе акцент.
- Советский, - отозвался я.
- Я догадалась. Я слышала, как ты говорил.
- Ещё я голый.
- Я тоже… - она сдержанно дышала в темноте. - Теперь, по крайней мере, не так страшно. Тебя как зовут?
- Олег, - сказал я, садясь наощупь удобней. - А тебя? Ты откуда?
- Дейна… Я из Ирландии.
- Ты давно здесь?
- Здесь - это здесь?
- Ну… нет, в этом мире…
- Четвёртый год.
- Я тоже… - я вроде как начал различать её в темноте - как ещё более тёмный силуэт. - А в плену?
- Почти месяц, - вздохнула она. Помолчала и спросила: - Ты очень устал?
Вопрос был странным, но я почему-то понял, чего ей хочется, и ответил:
- Да нет, не очень… Ты поговорить хочешь, да?
- Ага, - она всё-таки хорошо знала русский. - Понимаешь, я раньше думала, что ничего не боюсь. За эти годы столько всего было… всякого, и я правда не боялась. Ничего. А тут так страшно…
- Я понимаю, - тихо сказал я. - Мне тоже страшно.
На самом деле страх немного отпустил. Дело в том, что мужчины (настоящие, конечно; ну и мальчишки - тоже) так устроены: если рядом с ними кто-то слабее них, то становится не до страха за себя…
…Дейна Джиллиан могла бы и не пересказывать свою историю, настолько обычной она была. В этом мире Ирландия была соединена с Британией перешейком, и они вместе представляли собой северный полуостров Европы - Темза впадала в Рейн. Дейну схватили в Малой Азии, раненую - их привёл туда эрл (очевидно, такой же упёртый, как я!) Джаспер, англичанин по национальности. Не добили, даже не насиловали, а зачем-то вылечили…
- У тебя есть девушка? - закончив рассказ, спросила Дейна. Я стиснул зубы, прикрыл глаза и отрывисто ответил:
- Да.
- А моего парня убили, - она что-то сказала на непонятном мне, но красивом языке. - Он не смог меня защитить и погиб…
- Он тоже был ирландец? - спросил я.
- Нет, - вздохнула Дейна. - Мы познакомились здесь, он был валлон из Франции… Весёлый и сильный. Его звали Леон… А твою девушку как зовут, Алек? - так она произнесла моё имя, довольно красиво, кстати.
- Таня, Татьяна, - сказал я, и у меня перехватило дыхание.
- Таттиан, - повторила она. - Тебе хорошо. Она будет ждать…
Я уже неплохо её видел. Ну - насколько это вообще возможно. Дейна была красивой, что и говорить. Черты лица я не очень различал (вообще почти не различал), но видел широкие скулы, копну растрёпанных волос, крупную красивую грудь, длинные ноги (она сидела, подогнув ноги вбок и опираясь ладонью об пол). Подробностей не было видно, и я надеялся, что и она меня видит примерно так же. Не то, чтобы я стеснялся, просто…
- Ждать, - усмехнулся я, садясь удобней. - Не знаю, может, лучше пусть и не ждёт… Послушай, Дейна, - я невольно понизил голос, - я убегу. Ну, попробую убежать, как только возможность будет.
Несколько секунд было тихо, только слышно, как она дышит. Потом вздорхнула:
- Если поймают - убьют.
- Наверное, - согласился я. - Ну и что? Ты сама подумай: ну куда нас могут везти? Хуже не будет.
- Да я согласна, - кивнула она. - Возьмёшь меня с собой? Всё равно же кончится тем, что в какое-нибудь рабство продадут… и изнасилуют, что тебя, что меня. А подстилкой жить не хочется.
Меня передёрнуло - ирландка угодила точно в мой страх. И, скрывая его, вновь появившийся, я заторопился:
- Мы, наверное, где-то в Персии. Один мой знакомый как раз из этих мест выбрался… Главное - постараться духом не падать сейчас. И хоть как-то силы поддерживать, а то надо будет бежать, а мы и не разогнёмся… Ну, Дейна? Руку?
- Руку, Алек, - и я почувствовал, как её сильные пальцы сжали мою ладонь.
Алексей Зацепин
В краю, где пурга свистит,
Где ветер и снег,
Вдруг может на полпути
Устать человек.
Начнёт отступать, начнёт
Ругать пургу…
Но друг разведёт
Костёр на снегу.Кто ночь раздвигал плечом
У скал Ангары -
Тот знает, они почём,
Такие костры!
Утихнет пурга, и жизнь
Придёт в тайгу…
И друга спасёт
Костёр на снегу.Сейчас за окном цветы,
И в мире тепло…
Но если заметишь ты,
Что мне тяжело,
Что я отступить могу,
Упасть могу -
Ты мне разведи
Костёр на снегу!Пускай не трещат дрова
В ладонях огня…
Скажи мне, что я права,
Что ты - за меня!
И будет назло беде
Плясать в кругу
Костёр на снегу,
костёр на снегу…
* * *
Мы тащились на волах двое суток, останавливаясь на ночь. Круглые сутки в закрытой повозке было жарко. Ночью - абсолютно темно, днём светлело, и через кожу полосками - пошире, поуже - просвечивали щели между досками. Нас аккуратно кормили три раза в день - какой-то кашей из сильно разваренного зерна и мясом. Точнее - птицей, мясо из рук негров я бы не рискнул есть. Раз в день ставили деревянное ведро с водой, тепловатой, но свежей. Самым неудобным был туалет - тридцатисантиметровая дыра в носу повозки, хотя каждый раз тот, кто был "не у дел", уходил в корму и там устраивался спиной ко второму. К тому, что мы оба были нагишом, и я и Дейна по молчаливому уговору относились так, словно не замечаем этого.
Мы много разговаривали, вспоминая в основном свою жизнь в том мире - я свой Кирсанов, а Дейна такой же маленький городок Клонмел на реке Шур. Здешнюю свою жизнь вспоминали реже - она у нас была похожей… да тут любой сказал бы то же самое о своей здешней жизни. А в нашем коротеньком мирном прошлом оказалось много такого, о чём приятно и даже весело было вспоминать.
О будущем своём мы не говорили, если исключить вопрос побега. Отсюда бежать было невозможно - доски, несмотря на грубую работу, оказались подогнаны прочно. Но мы были готовы использовать малейший шанс.
Вечером третьего дня повозка остановилась вновь. И мы невольно застыли, стиснув зубы, когда застучал засов…
…Солнце садилось за плоские гряды лесистых холмов на западе. В километре от нас текла широкая ленивая река, ветерок, тёплый и лёгкий, качал заросли тростника, над которыми кружились густые птичьи стаи, устраивавшиеся на ночлег. Было жарко и сыровато, трава, короткая и жёсткая, у наших ног становилась ближе к реке всё выше и сочнее.
Фургонов, оказывается, было несколько, но такой, крытый, как наша тюрьма - только один. Негров я насчитал не меньше двухсот, и среди них увидел бритых наголо, вислогрудых женщин, а рядом с ними - пузатых, шустрых детей, похожих на чёрных обезьянок. И те, и другие держались от нас подальше, хотя то и дело поглядывали в нашу сторону. Да и воины на нас не обращали особого внимания - несколько, правда, уселись вокруг нас, как часовые, но именно уселись, и я внезапно понял (с удивлением): нас выпустили просто погулять .
У ирландки тоже было удивлённое лицо. Очевидно, и до неё это дошло.
- С чего это они такие добрые? - процедила она.
- Скорей всего - мы уже близко к цели, - так же тихо ответил я. Мы переглянулись тревожно. Дейна пожала плечами:
- Ладно, хоть разомнёмся, - она неожиданно упруго подскочила вверх, вскинув руки над головой, а ноги стремительно разведя на шпагат. Я присвистнул от восхищения, а ирландка, ловко приземлившись, предложила как ни в чём не бывало: - Станцуем?
- А они? - я кивнул в сторону негров, ощущая, как во мне начинает петь какая-то шалая струнка, словно зуд по всему телу идёт. Мне определённо хотелось выкинуть что-нибудь вызывающее.
- Да пусть смотрят! - Дейна гордо-презрительно вскинула свой классический прямой нос с лёгкими веснушками. - Могут даже дрочить, если хотят.
- Давай, - выдохнул я. - Танцор я не очень, но кое-что умею…
- Подстрахуй, - она сделала знак, чтобы я чуть отошёл и упруго перенесла вес на левую ногу, чуть согнув колено. Я невольно подумал, что и сам не отказался бы на неё… гм…подрочить, но отогнал эту мысль - из тех, что появляются из каких-то глубин сознания и заставляют нас стыдиться, даже не будучи высказанными вслух.
- Давай, - шевельнул я левой рукой…
…Дейна действительно умела танцевать. То, что мы делали, походило на смесь гимнастики, акробатического рок-н-ролла и спортивного танца-аэробики. А то, что мы выступали нагишом, только "заводило".
Представьте себе эту картину: где-то в глубине Персии, про которую никто тут не знает толком, что это Персия, в окружении вооружённых негров самозабвенно и весело отплясывали взятые ими в плен обнажённые мальчишка и девчонка, забывшие обо всём на свете, кроме танца. Та ещё картинка, правда? Не знаю, что меня подталкивало, но скорей всего это был своего рода вызов неграм. По-моему, и Дейна ощущала то же.
Когда я выпустил её руку, дыхание ирландки ничуть не сбилось. И на меня она смотрела вполне одобрительно.
- Это ты называешь "не очень"? - поинтересовалась она. - Тебя учила твоя Таттиан?
- И ещё мама, - усмехнулся я. - Она занимается аэробикой. Но там я танцевать так и не научился.
Приятный разговор был прерван самым поганым образом. Меня огрели по заднице ладонью и, обернувшись, я увидел высоченного негра - костлявого, как Смерть и такого же страшенного. Скалясь - типичная их улыбочка - он одной рукой массировал свой член, а другой сделал мне недвусмысленный жест.
Лицо у меня вспыхнуло куда жарче мягкого места. Негра окликнул кто-то из его приятелей (сожителей, блин!) - вроде бы предупреждающе, но он лишь визгливо огрызнулся и, упершись лапой мне в шею, попытался наклонить.
Угумс. Щазз.