"Зря он считает их способными проговориться", – еще усмехался про себя искусник, а в душе уже крепло понимание, кого именно они сюда притащили. Того самого искусника, который делал ловушки, больше некого.
– Это Дерон, – подтвердил его догадку Гарат. – Он хочет помочь.
– Нужно было ему кресло принести, – выдал Инквар первую пришедшую в голову мысль, рассматривая худое, как у тяжелобольного, тело.
– Сегодня я ему и кресло и лошадь, – спокойно заявил Кержан. – Травницы мастера всего на пять минут отпустили.
– Я сейчас дам ему своих зелий, – доставая кошель с флакончиками, пообещал Инквар и мягко улыбнулся бледному, полуседому мужчине с молодым, исчерченным шрамами лицом и больными глазами: – Так где здесь лаборатория?
– Нужно пройти немного дальше, – попытался объяснить Дерон слабым голосом, но Инквар решительно отверг это предложение:
– Нет, дальше отсюда никто не сделает и шагу. Этот гад знает слишком много наших секретов и умеет тоже немало. Не может быть, чтобы он не устроил еще нескольких ловушек.
– А допросить его нельзя? – нахмурился Кержан.
– Есть особое зелья забвения, человек забывает лишь то, чем занимался в последний день, – пояснил Гарат. – В таком случае разговаривать с ним бесполезно. Для себя такие хитрецы оставляют записку в надежном месте или у преданного друга. Но чтобы это проверить, придется потратить много времени, поэтому Юдган прав, не стоит туда соваться.
– А когда вернемся, возьмешь у травниц зелья от бешенства. Я усилю, и напоите всех до единого, – заявил Инквар, подавая Дерону крошечный флакончик. – Вот зелье регенерации, достаточно одной капли на полстакана. Выпей несколько раз, ну ты и сам, я думаю, знаешь.
– Рисуйте план, – решительно глянул лучник и не сдержался, предупредил еще раз: – И отойдите, бешеные звери от огня становятся намного мощнее.
Через несколько минут он легко, как белка, карабкался на полуразрушенную водокачку, а Инк следил за ловкими движениями друга и прикидывал, хватит ли у них с Ленсом сил, чтобы выжечь заразу за один заход, или придется приходить еще. И по всему выходило – нужно попытаться сделать все, чтобы расправиться с этой задачкой сейчас, завтра будут новые проблемы, и нельзя забывать про Минса и железного барона, которому доложат о каждом его шаге.
Первым делом Дайг зашвырнул пращой несколько кусков мяса, и вскоре все расслышали вой и яростное урчание, доносящееся из руин.
– Собак жалко, – тихонько вздохнул Ленс.
– Не нужно жалеть, – неожиданно жестко предупредил резко помрачневший Дерон. – Это плохие собаки. Фужинт натравливал их на людей… и самых свирепых я сам уже отравил.
– В нем было хоть что-нибудь человеческое? – с ненавистью рыкнул Кержан и услышал категоричный ответ:
– Нет. Он самый подлый, жадный и жестокий из всех здешних ночных баронов, так они себя зовут. У них ведь у каждого есть где-то под Азгором богатые дома, охрана, женщины и даже дети, сюда приезжают раз в несколько дней под личиной. Прикидываются путниками, покупают места в идущих сюда обозах, а где-то на подходе к крепости, если обоз богатый или в нем есть искусники, подают сигнал своим людям. Я сам так к нему попал.
– Честные вожаки дальше Азгора обозы не водят уже лет пять, – хмуро буркнул Кержан. – После того как начались эти нападения.
– Но не всем путникам рассказывают об этом в начале путешествия, – еле слышно произнес сидевший у него на руках мужчина, и вожак сжался, как от удара.
– Он не хотел тебя обидеть, – на миг оглянувшись, сочувственно глянул на богатыря Ленс.
– Он может и обижать, – мрачно выдавил Кержан. – Ему я все прощу. Я много сделал в жизни ошибок и часто шел не той тропой. Но однажды она привела меня в маленькую деревушку, где погиб мой друг, и теперь я ни о чем не жалею. Видимо, как раз туда и вели меня боги.
– А сейчас они уведут тебя к травницам, там ты сдашь больного и объяснишь женщинам, зачем нужен котел для отваров и чистые флаконы, – внешне равнодушно буркнул Инквар, не оборачиваясь, чтобы никто не заметил тоски в его взгляде.
В последние дни во снах ему все чаще виделась Лил, сверкала озлобленным взглядом из-под рыжих лохм, махала черными вороньими крыльями, и каждое упоминание о ней острым дротиком вонзалось в сердце искусника. В благородство и сочувствие Корди он и раньше никогда не верил, а теперь точно знал – о таких чувствах железный барон даже представления не имеет.
Где-то впереди злобно рычали дерущиеся из-за мяса псы. Как объяснил Дерон, в крыше постройки, где запер собак главарь, была дыра, и больных животных кормили только через нее. Дайг умудрился попасть туда несколько раз, и не только мясом. А теперь методично разбрасывал вокруг псарни, лаборатории и лохани, где мыли искусника, выданные ему амулеты.
– Зажигай! – закричал он наконец. – А я посмотрю, может, еще куда бросить в промежутках.
– Бросай так, – не согласился Инквар, готовясь разом добавить силы всем сиявшим перед ним огонькам. – И сразу слезай.
– Иначе заставишь? – едва слышно буркнул упрямый лучник, точно зная, что друг его непременно услышит.
В ответ Инквар молча усмехнулся – пусть обижается сколько угодно. Шутить такими вещами и подставлять друзей под удары он не станет никогда.
Дайг соскользнул с башни через пару минут, отряхнул ладони и встал рядом с Инком, дерзко щуря глаза.
– Уходи, – мягко улыбнулся ему немолодой клоун, в которого снова превратился едва не потерянный друг, и вдруг подмигнул знакомо и хитро: – И не спорь сейчас, ладно?
– Когда я спорил? – для виду насупился Дайг, но, заметив, как ожидающе посматривает на него замерший неподалеку Гарат, нехотя побрел следом за ним.
Лучник успел отойти на полсотни шагов, как вдруг на руинах перед ним заиграли отсветы бушующего позади пламени, и в спину ударил жар близкого огня. Дайг неверяще оглянулся и тотчас прищурился, спасая глаза от бьющего в лицо неистового света. И тут же дернулся назад, бежать искать в этом чудовищном горниле сумасшедшего друга и его не менее безумного ученика.
Успевший уйти лишь чуть дальше Гарат с непонятным восклицанием кинулся следом, но ни один не успел сделать и пары шагов.
– Бегом прочь, – выскочил прямо на них яркий и горячий клоун, тащивший в руках мальчишку, и помчался к проходам, показывая дорогу.
И они понеслись следом, стараясь прикрывать воротниками затылки от нестерпимого жара.
– Целы? – выскочил навстречу встревоженный Кержан, отобрал у клоуна Ленса, вгляделся в его посеревшее лицо и стиснул губы, чтобы не начать ругаться.
Но смолчал и почти бегом ринулся вперед, радуясь про себя, что не постеснялся, попросил зелье силы у незнакомых искусников, с которыми теперь все время совещался дед. И впервые не пожалел, что сумел переступить свою гордость: мастера улыбались ему так дружески, словно были давным-давно знакомы, а ценное зелье дали беспечно, как кружку речной воды.
Внизу под шахтой никого уже не было, наемники торопливо уходили в сторону выросшего нового лагеря, уводя с собой последних пленников, а на дамбе стайкой ворон замерла кучка черных искусников, глядящих на огромный столб черного дыма и бушующее над крышами руин исступленное пламя.
Рядом с ними стояла крытая повозка, и получивший приказ Кержан помчался к ней, прижимая к груди легкое тело Ленса.
– Не волнуйся, – пробормотал тот вдруг усталым, как у старика, голосом. – Все сгорит, и собаки не вылезут.
– Разве я о собаках? – еще спорил вожак, а в глубине души отдавало холодом неожиданное понимание: мальчишка каким-то образом почувствовал его печаль обо всех невинных людях и животных, павших жертвами жестокости и ненасытной жадности ничтожного, злобного человечишки, сумевшего ложью и подлостью подчинить себе толпу таких же, как и он сам.
Глава 21
– Алильена, вставай. Мы идем в город, я хочу купить себе пудру.
– Не пойду, – зевнула Лил, ночью она почти не спала и теперь дремала, удобно устроившись на кровати с книжкой в руках.
Якобы решила почитать, хотя на самом деле смотрела на каждую страницу по несколько минут, потом перелистывала, так и не прочтя ни слова. Не до книг ей сейчас было, тягуче и надрывно, как никогда раньше, болела душа за Ленса и Инка, и еще за папеньку. А кроме того, все чаще приходили воспоминания… обо всем, и о хорошем и о плохом. Плохого, как водится, было больше, но теперь Алильену почему-то расстраивали вовсе не те вещи, какие не давали покоя раньше. И не было больше ни жалости к себе, ни злости на деда. Наоборот, временами было так стыдно, что она начинала шипеть и спешила заняться чем-нибудь, лишь бы забыть, какой глупой, оказывается, бывает временами.
– Зато я хочу, – капризно топнула ногой Лавиния, вызвав на губах дочери мимолетную едкую усмешку.
Маменька снова устраивает представление для шпионов, и только тот, кто не знает ее так же хорошо, как родные дети, может поверить, будто жена искусника способна с утра думать о какой-то пудре. Которую, можно не сомневаться, лакеи Корди притащили бы ей по сотне баночек всех сортов, какие найдутся в магазинчиках Гавра.
– Тебе не дают охрану или лакея, чтобы сопровождал? – с притворным равнодушием спросила Лил.
– Мне не интересно мнение лакеев и охраны! – рявкнула Лавиния, входя в роль. – Я могу советоваться только с теми, чьему мнению доверяю.
– А я имею право находиться во дворце дядюшки, но не гулять по магазинам, – отбила первую атаку Лил.
– Твой хозяин точно так и выразился? – не поверила маменька и правильно сделала, ничего подобного Гарат не говорил.
– Точно так не говорил, но это подразумевалось.
– Раз не говорил, значит, можно пойти. Я выяснила, Гавр считается поместьем Корди, и значит, ничего запретного ты не совершишь. Тем более что скоро на нашу помолвку соберутся все бароны со своими искусниками, и Густав тебя выкупит.
"И тогда я буду обедать вместе с прислугой и выполнять все указы твоего жениха", – хотелось съязвить Алильене, но она снова лишь усмехнулась.
– Поэтому поднимайся и идем, – сделав вид, будто не замечает этой ухмылки, продолжала настаивать Лавиния. – Неужели не надоело целый день сидеть на кровати?
– Нет, – спокойно произнесла Лил. – Нисколько. Я так устала за последний год, теперь никак не могу отоспаться.
Откровенно глянула в лицо маменьки, отметила ее вмиг побледневшие щеки и нехотя слезла с постели. Натянула простые туфли, провела гребнем по волосам и мрачно буркнула:
– Веди.
Из дома они вышли беспрепятственно и по дорожкам шли вдвоем, не сопровождаемые ни слугами, ни охраной. И даже ворота миновали свободно, как обычные люди, но пройдя лишь несколько шагов, заслышали позади себя дружный топот, и Лил не удержалась от усмешки:
– Твой эскорт.
– Густав очень внимательный, – гордо вздернула нос Лавиния, и в этот момент их догнали запряженные в легкие коляски дюжие рабы.
Две коляски были свободны, в третьей сидел Тенкос Ферд, скаливший зубы в самой учтивой улыбке:
– Ваши светлости, барон прислал вам коляски, город хоть и невелик, но обойти его пешком нелегко.
– С чего вы взяли, будто я намерена бродить по городу? – с холодным изумлением приподняла бровь Лавиния. – Как мне сказали, рыночная площадь рядом, а там на колясках неудобно.
– Вам везде будет удобно, – пообещал Ферд, но Лавиния задрала нос еще выше:
– Я сама знаю, как мне лучше. А вы можете следовать за нами на достаточном расстоянии и подождать возле площади.
– Я не собирался ездить с вами по лавкам, – ехидно усмехнулся Ферд. – Барон просто попросил предупредить городскую стражу, чтобы вас случайно не обидели.
Он достал из кармана свисток и поднес к губам.
Похожая на птичью, мелодичная и абсолютно не подходящая для сигнала трель унеслась в переулки, взлетела в небо, отозвалась перезвоном восточных колокольцев в дверях ближайшей лавки. И словно пробудила полусонное, размеренно скучное существование небольшого, едва ли не до блеска вычищенного и вылизанного городка. Со всех сторон неслись звуки шагов, впечатываемых в мостовую подкованными сапогами, конский топот и мягкий перестук каблуков дорогих сапог.
А потом в глубине переулков и улочек показались всадники и пешие, и, несмотря на различную одежду, было у всех и нечто общее. Широкие светло-зеленые пояса с большой серебряной пряжкой, украшенной баронским гербом.
– Это охрана города и принадлежащих Корди заведений, – развалившись в своем кресле, снисходительно объяснил Ферд и, строго глянув на вытянувшегося перед ним мужчину с вышитым на плече офицерским знаком, представил: – Ее светлость Лавиния Корди, невеста вашего барона, и ее дочь. Все поняли?
Толпа слитно кивнула и так же дружно уставилась на неожиданно свалившуюся на них головную боль, и Лил неожиданно остро пожалела маменьку. Та столько силы и изобретательности проявила, чтобы поговорить с дочерью о чем-то секретном, а барон одним мановением пальца разбил все ее надежды.
– Приятной прогулки, – снова широко улыбнулся Ферд, но в его ухмылке отчетливо виделась тонкая издевка.
Ах вот как, внезапно разозлилась девушка, здесь считают их глупыми курицами?! Запертыми в золотой клетке и не понимающими, что впереди может быть лишь суп или новая клетка, только похуже? Так, может, пора немного показать самоуверенным баронским прислужникам и ему самому, насколько непросты его пленницы?
– Благодарю за внимание, – опережая дочь, ледяным тоном произнесла Лавиния, – но должна предупредить… по-хорошему. Я не выношу, когда мне мозолят глаза и лезут под ноги люди в таких вот красивых поясах. И не трудитесь их снимать, я все равно всех уже запомнила.
Подхватила успевшую опомниться Лил под руку и пошла вперед, через стремительно расступающуюся толпу. Запряженные в пустые коляски рабы уныло плелись следом за ними.
Некоторое время Лавиния водила дочь из магазина в магазин, перебирая кучу товаров и откладывая те, которые должны были доставить во дворец, и наконец, выйдя из очередной лавки, заявила, что желает отдохнуть и выпить чашку чая. К этому времени она успела сунуть в руки дочери свернутую тугой крошечной трубочкой записку и парой жестов объяснить, что ответа не ждет, но дело серьезное.
– Вот вроде неплохое место, – небрежно бросила Алильена, показывая на кондитерскую. – А я не против помыть руки.
Через минуту маменька уже сидела за столиком в небольшой отдельной комнатке для чаепития, и бледный от волнения хозяин расхваливал ей свою выпечку. А Лил, стоя в довольно темной и тесной каморке с маленьким оконцем, торопливо читала написанную крохотными буквами записку и усмехалась все мрачнее.
Оказывается, дядюшка уже вовсю занят устройством ее будущего. Даже изобрел целую интригу, как заполучить будущую падчерицу в свое личное пользование, и со свойственной ему жестокостью посвятил невесту в свои планы. Разумеется, в общих чертах, не раскрывая ни одного секрета, но Лавиния не могла не встревожиться. И вряд ли Корди этого не предусмотрел, не с его огромным опытом интригана делать такие промахи. И теперь терпеливо, как паук, наблюдает из своего убежища, какие меры предпримет для спасения черная искусница, получив предупреждение маменьки.
Но даже представить пока не может, что Лил уже несколько дней как раз этим только и занимается. Да и как ему могло бы прийти подобное в голову, ведь барон наверняка считает, будто девчонка просто тоскует по "погибшему" возлюбленному, ведь сообщили же ему шпионы о страшном пожаре, устроенном Канзом в убежище наемников. И достаточно просто немного выждать, через некоторое время Лил обо всем забудет, а успокоившись и пригревшись под маменькиным крылышком, как беспризорный щенок, с благодарностью согласится с выбором проклятого дядюшки. Или у него еще более грандиозные планы?
Жаль, но нельзя пока и виду подать, что вовсе не Алильене, а ему самому пора начинать волноваться за свое будущее. Проклятому Корди никогда не суждено узнать, какую неоценимую услугу он сам оказал магине, ее брату и учителю, заставив черных искусников опутать весь дом привязанной к драгоценным камням защитой, в которой только истинные маги могут поменять одно условие на другое.
И тем более барон не представляет, что играть в свои грязные игры ему придется вовсе не с худой и хмурой девчонкой в черном платье, а против Юдгана и помогающих ему искусников, и первый незаметный и тайный ход они уже сделали. Но никто, тем более маменька, не должен догадаться об этом раньше времени.
Алильена сожгла записку магией, растерла в пальцах пепел и тщательно вымыла в бадейке руки, щедро добавив ромашкового мыла. Затем оправила платье и прическу и, нацепив на лицо скучающую гримасу, отправилась пить чай.
Лавиния глянула на дочь с немым вопросом, не получила в ответ ни улыбки, ни знака, но даже виду не подала, как ждала хоть малейшего движения ресниц. С самым беззаботным выражением лица принялась рассуждать о достоинствах и недостатках здешних пирожных и лавок, которые они посетили.
Обратно родственницы барона ехали в колясках, и вскоре везший маменьку раб словно нечаянно вырвался вперед, подтвердив этим подозрение Алильены о полученных возчиками особых инструкциях. Но она не собиралась ломать голову над тем, чего желает добиться этими ухищрениями Густав, просто откинулась на спинку и наслаждалась видом встающих на горизонте заснеженных вершин.
Но когда на ведущей к дворцу дорожке ее коляска отстала от маменькиной еще сильнее, а затем и вовсе свернула в сторону, Лил поняла, что обмануть жениха матери не удалось, и сейчас ее ждет допрос. Ну и прекрасно, она давно была к этому готова, смешно надеяться, что рано или поздно дядя не попытается поговорить с будущей падчерицей наедине, без мешающих ему Ленса и Лавинии.
Девушка продолжала сидеть так же безмятежно, когда, рассмотрев поднимающийся прямо перед ними знакомый земляничный холм с мозаичным гротом, сообразила, куда везет ее раб. Вряд ли дядюшка решит причинить ей вред, но вот припугнуть точно попытается. И одно развлечение она себе сегодня все-таки позволит, но очень небольшое. Еще не время показывать барону и его преданным советникам всю свою силу.
Раб втащил коляску прямо в зал испытаний, поставил перед сидевшим в кресле Корди и исчез, пятясь и низко склонив голову, словно в чем-то провинился.
– Не догадываешься, зачем тебя сюда привезли? – непривычно холодно осведомился барон, в упор глядя на Алильену.
– Нет, – спокойно качнула она головой, не обращая внимания на сидевших рядом с дядюшкой Тенкоса Ферда и Сиберна Шмиле.
– О чем говорила с тобой моя невеста?
– Какая? – равнодушно осведомилась магиня.
– Алильена! Не крути! У меня одна невеста – Лавиния!
– Вот теперь понятно, – безмятежно произнесла девушка. – До сих пор мне не было известно, сколько у вас невест.
– Так о чем она с тобой говорила?
– О многом, – задумалась Лил. – О пудре, перчатках, тканях, о ваших охранниках и о пирожных.
– Ты знаешь, что я могу тебя наказать? – почти нежно осведомился барон.
– Нет, – равнодушно смотрела мимо него Лил.