- Погоди… а светил-то он как? - забрал тыкву эту из рук у Артика, сунул в дырку палец и покрутил. - Что за хрень, - говорит, - не пойму. Пустая же! Только на стенках плесень какая-то… или тина.
А точно. У него на пальце осталось что-то такое, то ли серое, то ли зелёное, липкое.
- Эти, наверно, не работают, - говорю. - Долбоклюи какие-нибудь лампочки вывинтили - лес же!
Динька говорит:
- Лампочки вывинтили, а провода где? - и второй шар поднял, тот, что с другой стороны. Та же самая песня, ёлки: тыква с дыркой, пустая.
- С собой унесли, - говорю. - Цветной металл, блин. Может, загнать хотели.
Динька то место в нишке, где шар стоял, рукавом потёр. Гладкая площадка. Никаких следов проводов. Никаких выключателей. Фигня какая-то.
Артик у Вити тыкву забрал и аккуратно её пристроил на место. И повернулся - морда странная, задумчивая такая… нехорошо задумчивая.
Когда в автобусе мы в "Иглу" ехали и на КПП остановились - у него такая же задумчивая морда была.
- Джентльмены, - говорит, - а ведь никаких лампочек в этих шарах не было… и в том фонаре, который мы наблюдали ночью - тоже не было. И я почему-то уверен: это рабочие фонари.
Витёк криво ухмыльнулся, нос сморщил, спрашивает:
- И как они, по-твоему, светят? На этом липком говне, что ли?
А Артик кивает.
- Точно, - говорит. - В десятку, Витя. Я бы предположил, что это липкое говно - культура каких-то светящихся организмов. Кто-то поселил их внутри высушенного плода - и они, вероятно, питаются чем-то на его стенках, а по ночам светят. Как светлячки или гнилушки, только, как видите, гораздо ярче. Такие дела.
- Ни фига себе! - говорю. - Не наша технология!
Ведь точно же, ёлки! Похоже ведь! Артик, конечно, тюкнутый, но соображает хорошо: всё сходится. Гнилушки светятся, точно. А эти сопли внутри - на гнильё похожи…
А Артик посмотрел на меня - и даже лыбиться не стал. Видно было, как он умотался, глаза ввалились, синячищи - и дождь у него по морде тёк, как слёзы.
- Не наша, - говорит, - технология, Сергей. Твоя правда. И всё то, что мы тут наблюдаем… дорога, мост, фонари… не земная технология. Не человеческая технология.
И никто не стал спорить. Точно же, блин. Не человеческая.
Испытатель №25
Бежал я через силу. Вообще не знаю, как мне удавалось бежать. У меня болело в груди.
Я бы предположил, что ночь, проведённая в лесу, предоставила мне отличный бронхит с неплохими шансами перейти в пневмонию - если бы дело было дома, на Земле. Здесь…
Здесь это мог быть любой вирус. Любой. Или не вирус - кто-нибудь мог есть мои бедные лёгкие изнутри без моего разрешения. И я подумал, что, по-видимому, первым… как это говорится о человеке моей комплекции? Перекинусь или дуба дам? Эх, в данном конкретном случае явно скажут просто: гигнулся Артик…
Откуда вообще у меня взялась энергия на бег? Мне было тяжело дышать. Видимо, меня подняли страх и надежда: я боялся остаться в лесу один и надеялся, что мы всё же найдём людей. Глупая вера: люди помогут, отогреют, накормят, окажут медицинскую помощь…
Глупая. Нет тут людей. Не знаю, что за существа сплели этот невероятный мост из воздушных корней четырёх удивительных деревьев, похожих на фикусы-мутанты - стволы их казались скрученными из чего-то, напоминающего одеревеневшие канаты, кроны состояли из мелкой, жёсткой, глянцевитой листвы, и косматый мох или лишайник свисал с корней прядями длинных спутанных зелёных волос. Не могу представить, что за существа вырастили тыквы-фонари и заселили их гнилью, светящейся по ночам электрическим светом. Их дорога была так же невероятна - сказанув про литопсы, я тут же подумал, что сходство сугубо внешнее: эти растения, предчувствую, жили большей частью под грунтом, а не над ним. Только чудовищная корневая система могла сделать дорогу настолько упругой, такой немыслимо проходимой - и эти растения тоже казались мне неестественными.
Дорога не была прямой. Она выходила из леса и уходила в лес, петляя, как тропа. Какая логика могла подсказать её строителям - или сеятелям - этот дикий изгиб крутой подковой? Мы не знали, удаляемся от населённого пункта или приближаемся к нему; нас вела только та самая глупая вера.
Нас встретят, пустят погреться, нальют супа или чаю - и всё кончится. Можно будет некоторое время лежать в сухости и тепле, не двигаясь, чувствуя, как потихоньку уходит боль.
Ох.
На кого я рассчитываю?
О чём я говорю! Я даже не мог осмыслить до конца, насколько мы чужды этому миру. Денис взглянул на меня и сказал:
- Артик, а вдруг им покажется, что мы - чудовища?
Тогда нам конец, подумал я, но промолчал. Зато Сергей выдал:
- А вдруг нам покажется, что они сами - чудовища, а, ёлки?! - и захохотал.
И умный Виктор судорожно вздохнул и буркнул:
- А какая, нахрен, разница?!
Перебравшись на другой берег реки, мы ещё бежали минут пять или чуть больше - но темп падал и падал; в конце концов, мы окончательно перешли на шаг. Я смотрел на своих товарищей и невольно удивлялся тому, как быстро нас свернуло… а ведь мы не случайные люди. Мы - здоровые парни, прошедшие специальный отбор. Нет, дело не в голоде и не в усталости. Дело в мире, куда мы угодили, в мире, которому мы совершенно не нужны - и он равнодушно избавляется от нас, как от блох.
Мы больны за одни сутки. Даль нашей карьеры видна мне совершенно отчётливо: либо мы адаптируемся, отлежимся и отлижемся, как псы - либо покинем сей мир в ближайшее время, двинувшись куда-то дальше… только на сей раз не телесно, а чисто духовно.
А наши заморённые тела примет этот лес и придумает, как их переварить. В конце концов, лес так велик, а мы - такое мизерное, не стоящее упоминания явление…
Дождь начал стихать, он уже не лил яростно, лупя нас каплями, как градинами, а мелко моросил. Небо, серое, мутное, лежало на верхушках деревьев, было ужасно холодно. Каждый порыв ветра пронизывал нас насквозь: наши комбинезоны, такие эффектные, будто специально сделанные для хроникальных съёмок, фотогеничные такие комбинезоны, совершенно не годились для лазанья сквозь колючий кустарник, беготни по воде и сна на голом песке. Мы были мокрые и грязные, как черти. Наша форма приобрела столько же оттенков, сколько использовали для знаменитого плаща Иуды на мозаике в Исаакиевском соборе: и зелёные, и бурые, и серые, и почти чёрные, и красные, и чёрт ещё знает какие - разница мне виделась только в том, что упомянутый плащ всё же издали казался белым.
Но одежда всё равно выглядела лучше, чем лица. Смотреть на Сергея мне было тяжело: его щека распухла, стала багровой и отливала синевой. Денис напоминал панду - бледная физиономия и иссиня-чёрные подглазья. Лицо Виктора в одночасье достигло последней степени худобы - без фаса, как сказал кто-то, лишь два профиля… Подозреваю, меня бы тоже не пригласили на фотосессию в гламурный журнал.
Через полчаса мы тяжело брели, почти не глядя по сторонам.
Дорогу пересёк птеродактиль ростом с голубя, летящий довольно низко. Чёрный, глянцевый, он блестел, как полированный - и его чернота отливала неожиданной розовостью на грудке. Мы остановились, чтобы проследить за его полётом, а больше - чтобы чуть отдохнуть.
- Интересно, - задумчиво спросил Денис, - а есть их можно?
Сергей хмуро буркнул:
- Поймай - попробуем.
- Очевидно, можно, - сказал я. - Вообще, мясо животных мне кажется более безопасной пищей, чем растения…
- Да уж, - кивнул Денис. - Ягод мне долго не захочется. А вообще… вот бы сварить из него суп… типа куриного… Знаете, мужики, есть вроде бы не очень и хочется, а бульона выпил бы.
Я кивнул. Я чувствовал то же самое: мне хотелось не есть, а выпить чего-нибудь горячего.
- Ша! - одёрнул Виктор. - Хорош о жратве трындеть. Ясно, что летучего - не поймаем. Надо что-то другое думать… И вот что ещё. Пацаны, вы заметили, какой тут лес странный?
Это показалось мне дьявольски смешным; я попытался сдержаться, но фыркнул - а Сергей загоготал в голос. Денис, улыбаясь, сказал:
- Витя, ты чего, только что заметил? Соколиный Глаз прямо!
У Виктора дёрнулась щека.
- Да заткнитесь вы, мудачьё! - сказал он с досадой. - Я же не про то! Ясен хрен, тут всё другое. Я вот о чём. Вот мы ведь по дороге идём, так?
- Ну? - Сергей поднял на него глаза, и я понял, что Виктор пытается высказать некую цельную и новую мысль.
- Мост перешли. Фонари там, ё-моё… соображаете?
И тут осенило Дениса.
- Витя, ты хочешь сказать - мусора нет? - сказал он, оглядываясь по сторонам. - Да? Дорога ухоженная, не заросла, фонари горят - тут народ бывает, да? А мусора нет…
Виктор хлопнул его по спине.
- Верно мыслишь, салага. Мы сколько прошли? Километра полтора? И - ни одной бумажки, ни одной бутылки, ни одной пробки там… Чисто, как в больнице, ёпт… Что это значит?
- Тут давно никого не было, - предположил Денис.
- Либо мы не воспринимаем как мусор то, что является мусором для этой цивилизации, - сказал я. - Кукла-орех, которую выловил из воды Сергей - очевидно, их мусор. Или, по крайней мере, следы быта. А остальное просто не остановило наших взглядов… мы устали.
Виктор задумался.
- Да… - сказал он, помолчав. - Это мне как-то в голову не пришло, - и передёрнулся. - Дальше пойдём?
- Очкуешь уже? - спросил Сергей с кривой ухмылкой и закинул свою дубину на плечо: ни дать, ни взять - питекантроп. - Чё, ссыкотно посмотреть на хозяев, а?
Виктор мрачно промолчал. Денис чуть пожал плечами и сказал:
- А что, нам теперь всю жизнь от них в лесу прятаться?
- Да, - сказал я. - Надо всё выяснить, Витя.
- А ты ничего не предчувствуешь? - спросил Виктор с надеждой.
- Нет, - сказал я виновато. - Мне нездоровится.
Виктор подумал ещё немного.
- Ладно, - сказал он в конце концов. - Пошли. Не шоссе же это… мы не в город идём. В деревню, наверное.
И мы побрели вперёд. Мелкий дождь шелестел в чаще, и громко капало с веток. Крики птеродактилей, притихших во время ливня, снова стали слышнее и чаще. В глубине леса кто-то издал странный звук, гнусаво протрубил в сиплую трубу - и ломанулся от нас через хрустящий кустарник; мы не увидели это существо, но услышали отчётливо.
Так мог бы ломиться лось или медведь; судя по тому, что ломились от нас, я предположил, что создание травоядное. Никто не стал спорить.
Наша дорога вильнула - и, свернув, мы увидали её конец. Меня передёрнуло с головы до пят.
Это было не déjà vu, а нечто значительно более яркое. Я видел это место во сне.
Перед нами, метрах в двухстах впереди, лес расступился, как кулисы - и на открытом месте мы увидали руины. Они выглядели, как останки целого комплекса построек; самая высокая была трёхэтажной, если только несколько этажей сверху не обрушились и не пропали без следа.
Это были самые вписывающиеся в пейзаж руины, какие только можно себе представить. Мох пропитывал стены насквозь, как вода - и стены, зелёные и мохнатые, казались сотканными из мха, а не выстроенными из какого-нибудь плотного материала. Дверные и оконные проёмы поросли длинными прядями зелёных "волос", свисающих экзотическими занавесами. Стены плавно переходили в поросль - как ни дико это звучит. Кустарник начинался из стен и плавно переходил в подлесок.
И мне ещё дома, на Земле, снилось, как я стою на верхнем этаже самой высокой постройки, смотрю в небо, благо нет даже следов крыши - и из мха стен выползают поросшие тем же мхом крабы или пауки. Мне сделалось основательно не по себе.
- Идём, что ли, - предложил Виктор неуверенно.
- Да на фига? - сказал Сергей и скривился. - Его бросили сто лет в обед! - но я заметил, что Сергей перехватил свою дубину поудобнее.
- Не, мужики, - возразил Денис. - Фонари. Дорога. Мост. Ничего его не бросили.
- Верно, - сказал я. - Если там и не живут, то бывают. Не могу сказать, что я в восторге от этого места, но нам не помешает крыша над головой. Вряд ли мы сейчас кого-нибудь встретим - так хотя бы посидим под крышей и чуть обсохнем.
Тут у меня так заболело в груди, что я не смог продолжать, пока не откашлялся - и ребята дождались, пока приступ кашля пройдёт.
- Идём, - сказал Виктор твёрже. - Под крышей хоть огонь можно будет развести. Моху надрать…
Я кивнул, хоть и сомневался в успехе и в том, что выйдет "надрать моху" с этих странных стен. Мы пошли вперёд.
Чем ближе мы подходили к руинам… тем отчётливее я понимал, что слово "руины" надо брать в кавычки. Мне померещился слабый свет в окнах верхних этажей, пробивающийся сквозь зелёную поросль. Вросший в стены кустарник при ближайшем рассмотрении оказался живой изгородью. Живая плитка, из которой состояла дорога, уходила за дом, видимо, покрывая двор. Вдобавок у меня было отчётливое ощущение, что из окон за нами наблюдают.
Это, кажется, чувствовали все. Ребята замедлили шаги. Сергей подобрался, будто готовясь шарахнуться в лес, если по нам вдруг откроют огонь. Виктор крутил головой, очевидно, пытаясь заметить опасность сразу, как только она возникнет. Зато Денис неожиданно вышел вперёд. Я смотрел ему в спину - и не чувствовал в его движениях напряжения или страха.
Денису было любопытно - и он не нервничал вовсе. Его доверие к этому миру, на мой взгляд, было совершенно избыточным; если бы хозяева "руин" решили нас убить, Денис умер бы первым… но мне не хотелось его одёргивать. В конце концов, трое осторожных всегда прикроют одного, если тот совершит опрометчивый поступок.
Денис совершил.
До "руин" оставалось метров двадцать, когда он резко остановился и сказал с какой-то детской радостью в голосе:
- Мужики, там - эльф.
Сергей поперхнулся и закашлялся:
- Кхм! Чё?!
Виктор развернул Дениса к себе лицом:
- Ты чего, Багров, бредишь, что ли?
А я оценил широкую наивную улыбку на простоватом лице Дениса. Я не видал того, что заметил он - но, судя по этой улыбке, замеченное было нестрашным и безопасным.
- Где эльф? - спросил я. - И почему он - эльф? Не жизнь, а сказка, да?
- Не как в сказке, - сказал Денис. - Настоящий. В окне на первом этаже видел - только ухи торчали. Ему тоже интересно, только он, наверное, мокнуть не хочет.
- Дождь мелкий, - сказал я, а Сергей криво ухмыльнулся и скептически выдал:
- Эльфов не бывает, во-первых. А во-вторых, хрен ли ты там видел, в окне? Там только водоросли какие-то…
- Тихо, ша! - вдруг приказал Виктор и заговорил намного тише. - Я тоже видел. Эльф - не эльф, но ухи, точно… не в окне уже. В зарослях. Осторожно, пацаны.
- Я его сейчас сюда позову, - сказал Денис и раньше, чем Виктор успел ему помешать, сделал несколько шагов вперёд, к зарослям высоких кустов, похожих на шиповник. - Эй! - окликнул он и протянул вперёд ладони. - Выходи, мы тебя видели!
Не выйдет, мелькнуло у меня в голове. Нас четверо, а "эльф" - один. Калюжный вцепился в свою дубину. У Виктора слишком напряжённый вид. Мы вымокли, грязны, я ещё и в крови… Не рискнёт.
Но он вышел. Я был настроен далеко не так восторженно, как Денис - и меня потрясла чуждость этого существа. За человека оно могло сойти только в сумерки. Эльф? Не уверен.
Нет, конечно, существо было прямоходящим, как и мы. У него были руки-ноги, как у нас, голова - и на ней копна тёмно-рыжих блестящих волос, которую хотелось назвать гривой. Но на этом сходство и кончалось.
Уши существа и вправду виднелись издали. У него были громадные подвижные ушные раковины; их кончики смотрели не вверх, как у эльфов в обычном их традиционном виде, а в стороны, вызывая в памяти поговорку "развесить уши". Эти локаторы с острыми кончиками и этакой щёточкой или кисточками по нижнему краю повернулись в нашу сторону - существо прислушивалось.
И принюхивалось. Его нос бросался в глаза не меньше, чем уши. Его переносица была раза в два длиннее человеческой - нижняя часть лица выдвинута вперёд и вниз, общий вид - очеловеченная нервная морда борзой. Ноздри с длинными разрезами по крыльям носа, втягивая воздух, расширялись и сужались, что тоже придавало "эльфу" сходство с псом. Вообще лепка лица у него казалась изящной, даже, можно сказать, аристократичной: чёткая линия скул и надбровных дуг, подбородок, очерченный жёстко и правильно, большие влажные карие глаза… Но всё лицо существа покрывала мелкая-мелкая шёрстка золотистого цвета, необыкновенно нежная. По линии бровей и около век шёрстка темнела до шоколадного - и над бровями в ней росли пучки настоящих вибрисс, как у кошки. Над губами тоже росли вибриссы, только покороче. Усы?
Только на веках, на губах и на носу вокруг ноздрей шерсть отсутствовала: чуть шершавая на вид кожа имела оттенок корицы.
Тело этого создания, похоже, тоже покрывала шёрстка, но на ладонях и запястьях с внутренней стороны, которые существо повернуло к нам, шерсти не было - там я тоже увидел голую оранжево-коричневую кожу. Меня сильно удивили эти узкие пятипалые ладони - слишком человеческие руки, у инопланетянина пальцев должно быть больше или меньше.
Во что существо было одето, я не мог понять: что-то, напоминающее длинный и мохнатый зелёный свитер с рукавами до локтей или короткое платье, не достающее до колен; бахрома свисала намного ниже бёдер. Обуви "эльфа" сперва не было видно, но потом он вышел из кустарника на дорогу - я увидел его вполне человеческие ступни, и на них - пожалуй, "сандалии" из подошвы и сложной системы гибких ремешков, почти скрывающих ногу.
Мне показалось, что существо молодо, не старше нас. Но я не разобрал, парень оно или девушка: свитер был слишком мохнат, чтобы дать разглядеть его грудь, скрадывал бёдра, а фигура в целом, астеническая, довольно-таки угловатая, но не без своеобразной грации, могла принадлежать особи или особе любого пола.
Выражение его лица никак не определялось. Страх, удивление, напряжённое внимание? "Брови" приподняты, глаза широко раскрыты, ноздри шевелятся, "усы" - тоже… Виктор присвистнул - и одно ухо уморительно развернулось в сторону резкого звука.
А владелец уха что-то сказал.
Голос у него оказался довольно высоким, как у девушки или подростка, а сама фраза… Её, видимо, можно было воспроизвести человеческими языком и гортанью, но слова, цокающий, чирикающий акцент - не ассоциировались решительно ни с чем земным. "Дзги-цнирь! Цзи-ци гри-нелл?" - вот как это примерно прозвучало для моих ушей, причём я отлично отдаю себе отчёт, что моё нелепое звукоподражание выглядит, как попытка записать английскую речь кириллицей.
Но интонация была определённо вопросительная. Не злая, не надменная. В голосе, интонация которого понималась лучше, чем выражение лица, звучали тревога и любопытство.
- Мы с планеты Земля, - сказал Денис тоном героя фильма. Я не видел его лица, но слышал улыбку в голосе. - Заблудились мы. Понимаешь?
"Эльф" сделал шаг - и Денис шагнул навстречу, хотя по закону жанра полагалось бы отпрянуть.
"Эльф" протянул руки ладонями вверх к лицу Дениса. Денис со смешком взял "эльфа" за руки и принялся рассматривать их вблизи. И мы подошли ближе: я тоже разглядел шёрстку на руках "эльфа", похожую на шёрстку крохотных комнатных собачек, только ещё короче и нежнее, светло-золотистого цвета - и его ногти, плоские, как у людей, только не светлые, а почти чёрные.