Первый день пути прошел спокойно, нам никто не повстречался. Нас самих, едущих на фоне леса, заметить со стороны степи проблематично. Мы довольно рано остановились на ночлег, выбрав местом стоянки небольшую поляну с пробегающим невдалеке ручьем. Шлон принялся кашеварить, чему мы все очень обрадовались – готовил он вкусно. Остальные в ожидании ужина занимались кто чем. Ворон, правивший засапожный нож, закончил занятие и встал. Он взял в руки балот Проухва, прислоненный к дереву, повертел его немного, проверяя балансировку, и, поманив заинтригованного Прошку, направился к краю поляны.
Мы все заинтересованно смотрели в его сторону. Ворон остановился, взял балот посередине и показал нам такое, от чего мы все пришли в восхищение. Балот ожил в его руках. Не принимая вычурных поз и не совершая акробатических прыжков, Ворон делал то, за что уважают "диких" друзья и боятся враги. Скупые, экономные движения, использование инерции оружия – все пошло в ход. Вот колющий удар сменяется сбивом, сбив переходит в рубящую атаку по широкой дуге, и тут же балот прикрывает древком голову Ворона, чтобы уже через долю секунды снова атаковать длинным выпадом.
Все смотрели на работу Ворона затаив дыхание. Настоящий мастер, ничего не скажешь. Закончив демонстрацию, Ворон подозвал Проухва к себе и начал что-то объяснять, наглядно показывая технику владения балотом. Прошка внимал ему, брал оружие в руки и пытался повторить движения Ворона.
Все, процесс пошел. "Дикие" откликнулись на мою просьбу, и это не может не радовать. Поужинав, мы легли спать, не забыв выставить караулы. Я долго ворочался. Сон не шел: вспоминалась Энолия, ее ласковые руки и горячее тело. Промаявшись с полчаса, уселся рядом с догорающим костром. На своем ложе заворочался Прошка, я жестом успокоил его: спи, все нормально, мне нужно побыть одному. Игра света на углях завораживала, мысли плавно перетекали с одной темы на другую.
"Зачем мне все это надо? – думал я. – Опасности, ночевки у костра, подгоревшая каша, непрожаренное мясо и кислое вино. Мне вполне хватит доходов с подаренного имения – найду милую девушку, женюсь, пойдут дети, обязательно дочка и обязательно сын. Буду растить их, воспитывать. Вечерами будем сидеть с любимой женой на террасе в удобных креслах, смотреть на догорающий закат и целоваться. Накоплю денег, куплю домик с фруктовым садом у самого моря, лодочку с парусом. Море – оно всегда такое красивое, и когда ласково плещется возле твоих ног, и когда бьется в ярости пенными валами…"
С этими сладкими мечтами я и уснул, подложив под голову седло…
Утро выдалось прохладное, ночью выпала роса, покрыв траву и листья деревьев капельками воды, переливающимися всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Позавтракав, мы отправились в дальнейший путь. Я специально не стал поднимать людей еще в потемках – первый ночлег после отдыха у Крейга, пускай втягиваются.
За световой день мы успели отмахать порядочное расстояние, не останавливаясь привалом и перекусывая на ходу. И снова ужин у костра, ночлег, подъем, бесконечный день в седле, который, казалось, никогда не закончится.
Мы двигались почти строго на юг, и на исходе четвертых суток ландшафт начал понемногу меняться. Лес становился все реже, степь местами теряла густой травяной покров и напоминала пустыню.
На шестой день мы достигли места, откуда наш путь лежал через степь. Человек, с которым разговаривал Анри, подробно объяснил, где именно мы должны повернуть на запад. Пики двух гор – той, что повыше и подальше, и другой, пониже и поближе, – должны оказаться на одной линии. Последние два дня, со времени появления гор на горизонте, мы с нетерпением ждали этого момента. И вот он настал.
Лес в этом месте оказался совсем чахлым, да и воду, чтобы напоить лошадей, мы отыскали с трудом. До заката оставалось еще часа четыре, но я принял решение остановиться на ночлег, а утром, перед самым восходом, продолжить движение к теперь уже близким горам. Степь здесь совсем напоминала глинистую пустыню с редкими островками чахлого кустарника. В принципе кочевники должны пренебрегать этим участком степи – здесь даже неприхотливых овец трудно прокормить, но ближе к горам протекает река, а где вода, там и трава. Там-то и существует наибольшая вероятность встретить кочующие племена вайхов.
Все оставшееся время до заката солнца мы посвятили подготовке к переходу, мелкому ремонту снаряжения и просто отдыху. Шлон приготовил неплохой ужин – еще по дороге Нектор умудрился добыть парочку крупных степных птиц, не умеющих летать, но быстро бегающих. Шлон запек их в глине, я разрешил достать кожаные мехи с вином, но на предложение Шлона употребить под дичь что-нибудь более крепкое ответил, что эликсира мало и в следующий раз мне нечем будет лечить его дурную голову.
Кстати, он наконец поменял свою чалму на форменную егерскую шляпу, оставшуюся у него еще со времен службы. На розовую плешь, образовавшуюся после удара саблей, Шлон зачесал отросшие за время пути волосы. Нектор, желая подшутить над приятелем, предложил ему на выбор – содрать остальную кожу с головы либо же приклеить кусок овечьей шкуры с шерстью на место плешины. На это Шлон резонно заметил, что волосы на голове отрастут, а клочок кожи с шерстью необходимо приклеить Нектору на подбородок. И с гордостью погладил свою кудрявую бородку, изрядно отросшую за время похода.
У Нектора на месте бороды действительно было сплошное недоразумение, которое он категорически отказывался сбривать, несмотря на постоянные шутки друга.
Глава 12
Жизнь на холмах
День не задался с самого начала. Сначала Нектор, ни с того ни с сего занявший место штатного повара Шлона, умудрился испортить пшенную кашу, наш обычный завтрак на всем протяжении пути. Часть каши подгорела, а оставшаяся осталась недоваренной, так что пришлось вывалить ее на землю. Затем обнаружилось, что у одной из вьючных лошадей раздулись бока. Кадьен, наш самый опытный лошадник, внимательно осмотрев ее, заявил, что лошадь придется бросить, так как она, видимо, умудрилась схватить какую-то лошадиную инфекцию. Пришлось распределить груз между остальными лошадями отряда.
Наконец, ко мне обратился Амин, дежуривший последнюю треть ночи:
– Ваша милость, может, я ошибаюсь, но мне показалось, что за нами кто-то наблюдал вон с того места. – Он показал на небольшую возвышенность, находившуюся в четверти лиги от нашей стоянки.
Я послал Шлона с Нектором, лучших следопытов отряда, осмотреть холм. Вернувшись, они принесли не очень приятные вести – на вершине холма остались следы то ли человека, то ли животного. Отметин от лошадиных копыт нет, но там, у подножия, каменистая россыпь. Жизнь научила меня всегда рассчитывать на самый худший из возможных вариантов, и поэтому я склонился к мнению, что наблюдатель действительно был. А это не есть хорошо, это есть очень плохо. Кроме вайхов, здесь никого не может быть. Следует поторопиться.
Сборы заняли совсем немного времени. Буквально через считаные минуты мы уже двигались рысью по направлению к горным пикам, служившим путеводным ориентиром, оставив бедное животное привязанным к дереву, чтобы не увязалось за нами. Оголодает – оторвется, кожаный ремешок не такой уж и крепкий.
Первые часы пути прошли спокойно, тревога понемногу рассеивалась. Но ко времени, когда солнце поднялось в зенит, появились первые признаки преследования: Амин, самый зоркий из нас, далеко сзади разглядел клубы пыли. Мы прибавили ходу, стараясь оторваться от возможного преследования. Через час бешеной скачки стало ясно, что уйти от людей, преследовавших нас, не удастся.
Вскоре пришлось перейти на рысь – лошади не могут долго выносить сумасшедший темп галопа. А погоня все приближалась, превращаясь из темных точек в маленькие фигурки конных вайхов. Даже на беглый взгляд было видно, что врагов не меньше полусотни.
Мы снова перешли на галоп, пытаясь сохранить дистанцию. Но тщетно, вайхи все приближались. Безжизненная пустыня под ногами менялась на поросшую травой и кустарником степь. Местность пошла под уклон, сначала не очень заметный. Я оглядел своих людей: пока все нормально, никто не отстает, лошади идут тяжело, но ровно, захромавших нет. Эх, всем бы по такому аргхалу, как у меня. Ворон шел не напрягаясь, ни пены, ни лоснящихся от пота боков. Горы все ближе, но до них не успеть. Здесь же, в степи, принимать бой равносильно самоубийству. А решение пора принимать.
Растительность вокруг все гуще – наверняка сказывается близость воды. Что у нас впереди? Ложбина, в конце которой блестит вода, но вот что там – перекат, брод, огромные валуны, где переломаешь лошадям все ноги? Речка горная, может быть все, что угодно. А слева холм с плоской вершиной и одиноким сухим деревом. Подъем на него крутой, но верхом подняться можно. Я поднял руку, привлекая внимание, свистнул для того же и указал направление. Мы, не замедляя хода, повернули левее и, разогнав лошадей, заскочили на вершину. Ого, места здесь предостаточно, есть где разместиться даже с относительным комфортом.
– Спешиться! Пелай, убрать лошадей ближе к дереву! Прошка, бери свою мортиру! Шлон, бомбы! Быстро!
Мы заняли позицию возле подъема, по которому попали на вершину холма. Отсюда прекрасно можно было разглядеть приближающихся вайхов. Пересчитать затруднительно, но, во всяком случае, их не меньше, чем предполагалось.
Времени, до того как они приблизятся, еще много, можно осмотреть окрестности. Отсюда хорошо видно, что ложбина, расширяясь и углубляясь, спускается прямо к реке. Река в этом месте, судя по всему, не слишком глубокая, и течение не казалось стремительным.
А что у нас с краем холма, который выходит к реке? Здесь можно никого не опасаться, берег обрывистый, до воды метров пятнадцать, а то и все двадцать. Я все не мог привыкнуть к имперским мерам длины, всем этим фатумам и дойнам, воспринимал только лигу, в которой примерно два километра – сам шагами измерял, был такой случай. Другой склон холма даже склоном не назовешь – сплошная отвесная скала, местами козырьком нависающая над землей. Третья сторона примерно до половины очень круто спускается к земле, а оставшаяся часть выглядит вполне доступной для пешехода, но конному по ней не подняться.
Артуа, ты гигант военной мысли! Надо же выбрать отличное местечко. С маху отсюда нас не выковырнуть, думал я, возвращаясь к своим бойцам. Хотя если реально глядеть на вещи, позиция на той стороне реки вообще идеальна для обороны. Чтобы добраться туда, необходимо пересечь реку, преодолеть крутой подъем. Но это только с вершины нашего холма становится заметным, а снизу, на скаку…
Когда я вернулся, для обороны все было уже готово. Прошкин мушкет с дымящимся фитилем облокотился на рогатку, у ног Шлона лежали в невысокой траве бомбы, все шесть штук.
Пики и копья, воткнутые наконечниками в землю, тоже ждали своего часа. И лица у парней хорошие – сосредоточенные, без признаков нервозности. Шлон в обычной своей манере подкалывает лучшего друга, Нектора. Нектор, сама невозмутимость, обращает на него внимания не больше, чем на легкий ветерок, тянущий с реки. Чуть правее расположились Ворон с Котом, ходячие арсеналы. Ворон своей невозмутимостью и привычкой молчать мог поспорить с Нектором, да и Кот трепаться попусту не любил. Подбежал Пелай, управившийся с лошадьми, и занял место между Кадьеном и Амином. Левый фланг, где расположились наименее опытные бойцы, почти упирался в каменную кручу, да и косогор там больше. Еще левее, на самом краю холма, природа создала из скалы подобие башни с площадкой на вершине, поросшей кустарником. Вот туда и будем отступать, если до этого дойдет дело.
Передние всадники вайхов перешли на шаг, поджидая отставших товарищей. Вероятно, будут пытаться смести нас плотной массой. Давайте, ребята, давайте, мы уже побывали не так давно в подобной ситуации, а опыт – великое дело. Стрелять вы не будете, нам достаточно присесть – и попробуй тогда попади. Вам же еще в горку забраться надо, а потом успеть поменять луки и ружья на копья и клинки. Задним всадникам стрелять вообще не резон – впереди сплошные спины своих, поднимающихся вверх по косогору. Кто-то из наших произнес: "Шестьдесят семь", другой возразил: "Семьдесят два", в любом случае расклад получается хреновенький. Но почти сорок наших выстрелов в упор вы получите, господа кочевники.
– Цыплят по осени считают, – заявил я, привлекая к себе внимание и ловя недоуменный (при чем здесь цыплята?) взгляд Анри, стоявшего, как обычно, справа от меня. Ах да, здесь в ходу другие пословицы. – Парни, стреляем только по моей команде. Внимание! Приготовиться!
Вайхи стремительно приближались к нам, подбадривая себя визгом и криками. Только бы нервы выдержали у всех! Один преждевременный выстрел – и никого уже не остановить. А все дело именно в дружном залпе. Вот до них уже метров пятьдесят, вот сорок, тридцать. Наездники прикрыты головами и грудью коней, бедные животные, они всегда первыми отвечают за людскую глупость. Пора.
– Огонь! – заревел я, нажимая на спуск тяжелого, с укороченным граненым стволом ружья.
Бах! Почему-то первой громыхнула базука Прошки, откинув отдачей даже такого крупного парня, как он.
Бабах! Слились в одном звуке остальные выстрелы. Выронив ружье из рук, я выхватил оба пистолета. Первые всадники валились на землю вместе с лошадьми, второй залп, уже совсем не дружный, был почти в упор, а уж третий…
Справа выстрелы гремели один за другим, у Кота с Вороном на двоих десять стволов, и стрелки они отменные. Я взглянул на Шлона, который, словно почувствовав мой взгляд, повернулся ко мне. Показав ему два пальца, сложенные рогаткой, я махнул рукой: мол, давай, родимый. И родимый выдал.
Не знаю, сколько он оставил от запального шнура, но бомбы, пущенные им по склону, словно шары из кегельбана, взорвались сразу, как только скрылись за передними из притормозивших под плотным огнем степняков с интервалом в пару секунд, не больше. Удачнее бросков и придумать было невозможно, как нельзя вовремя. Взрывы просто разметали середину скучившихся вайхов.
– Копья к бою! – проорал я, пытаясь перекричать шум боя, и, схватив копье, выставил его перед собой. Дикое ржание лошадей, визг вайхов, рев моих бойцов…
Пространство перед нами немного очистилось от дыма. Вайхи бегут, разворачивая коней, нахлестывая их, спеша скорее покинуть место, где их встретила сама смерть. Не дошло дело до рукопашной, дрогнули степняки, повернули. Мы кричали, вздымая к небу оружие вслед удаляющимся от нас врагам.
Я опомнился:
– Зарядить оружие! Поторопись, поторопись, ребята! – И уже тише добавил: – А вот теперь считайте. Пора. Самое время.
Человек двадцать мы положили, это факт. Тела самых ближних от нас вайхов лежали метрах в пятнадцати, не больше. Лошади тоже пострадали, я насчитал четыре трупа, меньше, правда, чем ожидал увидеть. Дождавшись, когда парни зарядят все стволы, что заняло не так уж мало времени, учитывая их общее количество, отдал еще одно распоряжение:
– Амин, Кадьен, Пелай, соберите ружья, пистолеты, сабли и копья не забудьте. Егеря и "дикие" – на подстраховке. И еще мне нужны арканы, штук пять, не меньше. Вперед!
На особенную поживу я не надеялся: впереди у вайхов всегда самые молодые воины идут за славой и чтобы самоутвердиться. Откуда у них приличное оружие? Его еще добыть надо. Но и нам нужна не добыча, а стволы – наша сила именно в их количестве.
Ага, а что делают вайхи? Степные воины (честно говоря, скорее бандиты) остановились за ложбиной, проскакав еще с четверть лиги. Обжегшись при попытке сломать нас с налета, они совещались, собравшись в большую кучу. Вот, приняв, по всей видимости, какое-то решение, начали разъезжаться. И что же? Да ничего, они становятся лагерем – иначе трактовать такое трудно.
Вот и мои парни возвращаются с трофеями. А ведь неплохо, черт возьми. Стволов с десяток, если не больше, плюс холодное оружие – и арканы, между прочим, не забыли. Сложив оружие в кучу и кинув сверху арканы, парни собрались вокруг меня. У всех в глазах один вопрос: а что дальше-то? Дальше же будет вот что.
– Сколько вайхов там лежит? – задал я вопрос сразу всем.
Они поглядывали друг на друга: неужели никто не догадался сосчитать? Наконец, выдержав паузу, ответил Ворон:
– Двадцать один, господин барон, семеро из них ранены, почти все тяжело. Мы не стали их добивать.
Я согласно кивнул: все верно, решение правильно.
И еще мне понравилось, что Ворон назвал меня господином. Нет, это не льстит моему самолюбию, дело в другом. Ворон – "дикий", пусть даже и бывший, а это особая каста. Чувство собственного достоинства у них на высоте, и очень приятно, что они полностью признали мое старшинство. Это Прошке легко назвать меня "вашей милостью", для него это в порядке вещей…
– Господин барон, может, лучше добить их? – подал голос Шлон.
– Экий ты кровожадный, воин, – хлопнул я Шлона по плечу. – Мы не будем делать этого ни в коем случае. И не из-за нашей душевной доброты, коей мы скоро прославимся на всю степь. – Я обвел рукой усеянный трупами склон. Парни заулыбались, принимая шутку. – Чует мое сердце, что скоро вайхи попросят у нас разрешения забрать раненых, и тогда эти самые раненые станут воевать на нашей стороне.
– Как это, ваша милость? Они что, на своих кинутся? Они же еле дышат, какой с них толк? – Это уже Прошка, наивная душа.
– Сейчас, Проухв, я нарисую тебе одну картинку, и ты все поймешь. Убитых похоронят – и все, их не видно. А раненые стонут, проклинают врагов, требуют заботы, иногда умирают. Еще они постоянно напоминают живым, что такое может случиться с каждым и в любой момент. Они не дают спокойно отдыхать, спать и есть. Вот такие дела, Прохор.
Проухв изумленно посмотрел на меня:
– Так это что же получается, ваша милость, кровожадный-то не Шлон, а вы!
Мы хохотали так, что даже вайхи, услышав нас, забеспокоились, тревожно поглядывая в нашу сторону.
Наконец, когда смех утих, Шлон, утирая слезы, выступившие от смеха, спросил:
– Господин барон, что будем делать дальше?
Интересный вопрос, кому бы мне самому его задать. Сразу после боя я задумался над этим вопросом, рассматривая варианты, прикидывая так и этак. Больше всего меня интересовало, есть ли поблизости другие отряды вайхов или их стойбища и послали ли они за помощью.
Допустим, представил я себе, послали они гонца в стойбище за подмогой. Гонец прибывает и падает ниц перед Великим вождем (нойоном, касиком, Кормчим):
– Великая беда у нас, Отец народа. Сила вражеская, несметная пришла на наши земли.
– Сколько их? – спрашивает вождь нации.
– Десять человек, – отвечает гонец.
– О горе нам! – восклицает конунг и шлепается на землю рядом с гонцом.
– И еще три вьючные лошади, – тихо добавляет гонец, в бессильной ярости стуча кулаком по земле. Вождь смертельно бледнеет и падает в обморок.
– Мы пытались напасть на чужаков, подло ступивших на нашу священную землю.
– Сколько же вас было, отважные герои?
– Меньше сотни, всего семьдесят воинов.
– И что произошло?
– Враги перебили почти треть, остальные вайхи геройски убежали.