Потрепав Ворона по загривку, я отправился к краю холма, выходившего на реку. Встав у самого обрыва, огляделся вокруг. Эх, хорошо-то как. Внизу, перемывая камни, плещет река, чуть скрытая поредевшим туманом. Вдали горы, подернутые синевой, со снежными шапками на самых высоких вершинах. Сейчас бы кофе, целую турку, с коричневой плотной пенкой наверху, и сигарету.
Курить я бросил почти три года назад, сразу же как только попал сюда. Как говорится, нет человека – нет проблем, нет табака – нет и курения. Здесь не курили и даже не подозревали, что такое возможно. Но иногда тянет, и еще как.
Ладно, нет кофе – вино с утра тоже неплохо, а с полоской вяленого мяса так вообще красота. Завтрак туриста называется. Что-то на лирику потянуло, – наверное, день будет сложный. Кстати, а я ведь еще не взглянул, как там вайхи, – может, уже убрались к чертям свинячим. Ага, как же, вот они, как на ладони, тоже просыпаются.
Наказав дозорным сразу же уведомить меня, если они заметят поднимающуюся пыль или вайхи начнут всматриваться в сторону степи, я отправился завтракать. Подошел Проухв, помялся в сторонке, затем поинтересовался у меня, что будем делать с пленниками.
– С этими, что ли? – Я ткнул пальцем в лежащих вайхов, дожевывая кусочек мяса. – Этих мы съедим. – И запил вином свой скромный завтрак.
– Как – съедим? – поразился Прохор.
– Понимаешь, Проухв, существует старинный воинский ритуал, согласно которому мы должны съедать захваченных врагов. – Я посмотрел на побледневшего парня. – Тут ничего не поделаешь, воин, это обычай, и нарушать его нельзя.
– Я не буду их есть, – попятился Прошка.
Было слышно, как поочередно захрюкали Шлон, Нектор и Ворон с Котом, сдерживая смех.
– Вообще-то их положено есть сырыми, но я вижу, что Шлон уже проснулся и сейчас приготовит их. Одного можно сварить, а другого зажарим.
Шлон с готовностью вскочил на ноги, извлек откуда-то два кинжала самого зловещего вида и стал точить их. Он со скрежетом водил лезвиями друг по другу, плотоядно поглядывая на пленников. Вайхи не поняли ни слова, но задергались в путах, догадываясь, что дело очень худо.
Проухв отступил еще на два шага.
– Я не буду их есть, – упрямо повторил он. Отдыхающие возле костра землю грызли, чтобы не взорваться от смеха.
– Очень жаль, – сказал я голосом, полным сожаления. – Есть должны все, иначе какой смысл. Придется их отпустить. Шлон, отпусти их, к дьяволу.
Первым не выдержал Кот, затем прорвало остальных. Какой уж тут сон – парни вставали со своих походных постелей, отряхиваясь и утирая слезы.
Шлон одним движением вогнал кинжалы в землю до половины, подошел к вайхам, поднял их за шиворот и поволок прочь. Мне стало жалко парня: всегда так, сначала наговорю, он поверит, а потом начинаю сожалеть о содеянном.
– Проухв, ну когда же ты наконец начнешь понимать шутки? Нельзя же так, в самом деле. Я же пошутил, всем вокруг это понятно. – И обратился к остальным: – Господа, поскольку я вижу, что никто не спит, имеет смысл позавтракать и приступить к работе. Не думаю, что вайхи попытаются атаковать нас имеющимися силами, но существует вероятность того, что к ним подойдет подкрепление. И тогда наш адский труд не пропадет всуе. Мое скромное мнение, что лучше недоспать, чем почить вечным сном.
К сожалению, никто из нас не знал языка кочевников, поэтому держать их в плену не имело смысла, и я с легкой совестью решил отпустить их.
Но Шлон решил иначе. Когда я обратил внимание, куда устремлены взгляды всех остальных, было уже поздно. Оглянувшись, я увидел, как Шлон сбросил мычавшего сквозь кляп и яростно дергающего конечностями вайха с площадки, с которой мы вчера помешали степнякам поить лошадей. Я не успел даже набрать в легкие воздуха, чтобы закричать "отставить", как вслед за первым полетел и второй. Шансов у них не было: если с такой высоты упасть на камни, торчавшие из воды, то это верная гибель.
В принципе это наилучшее решение проблемы: нас мало, а освобожденные пленники, когда вернутся, не станут своих уговаривать вернуться в родные стойбища. Но все же…
Со стороны вайхов донесся шум – действия егеря не остались незамеченными.
Шлон вернулся и, скаля белоснежные зубы, доложил:
– Господин барон, пленники отпущены… К дьяволу, как вы и приказали. – И засмеялся, довольный.
Что ж, теперь уже ничего не изменить. Я придал своему лицу соответствующее выражение: мол, собственно, это и имел в виду.
– Кстати, Шлон, как твои корешки, действуют?
Шлон ответил не сразу, явно о чем-то вспоминая.
– Действуют, господин барон. Разжевал я кусочек, проглотил, и, когда прошло с полчаса, все сереть вокруг стало. Я уж было подумал, что рассвет скоро, но потом смотрю – какой, к черту, рассвет, ночь только началась. Бодрость появилась, такое, знаете, желание спуститься с холма и порвать вайхов голыми руками. И еще… – Он немного помялся, но все же вымолвил: – Бабу мне захотелось, да так захотелось, что просто жуть какая-то. Я чуть не завыл, еле сдержался – боялся остальных разбудить.
Нектор, естественно, не преминул поддеть друга:
– Так сходил бы, – он указал рукой в сторону лошадей. – Я давно заметил, что ты на одну кобылку неравнодушно смотришь.
Обычный солдатский юмор, но сейчас не до этого. Мне нужно знать подробности, и я жестом прервал Нектора, который собирался продолжить тему.
– И как долго продлилось это состояние, я имею в виду ночное зрение?
– Да пока не уснул, но часа три точно.
– Сколько ты принял и хватит ли на всех нас?
Шлон отмерил большим пальцем первую фалангу указательного и добавил:
– На пару раз точно хватит.
– Отлично, Шлон. У меня маленькая просьба. К вечеру приготовь по кусочку всем своего волшебного средства. Кстати, как ты себя чувствуешь – говорил, что должна голова болеть, или, может быть, еще какие побочные эффекты проявились?
– Мне и этих во как хватило. – Шлон провел ногтем большого пальца по горлу, рассмешив всех присутствующих…
Близился полдень, мы все чаще поглядывали в сторону кострища с подвешенными над ним котелками, в которых поспевал наш обед. Легкий ветерок то и дело доносил до нас вкусные запахи, пробуждая аппетит. Работа над укреплениями близилась к концу, еще часа три, – максимум четыре неспешной работы – и все будет готово. И тогда нас будет очень трудно сковырнуть с вершины холма, если, конечно, к вайхам не подойдет подкрепление. Я все время посматривал в сторону вражеского лагеря, пытаясь определить по поведению степняков, не ждут ли они помощи. В этом случае единственный наш шанс – бегство. Бежать придется налегке, бросив все что только можно. Холм мы не удержим, если к вайхам присоединится еще хотя бы сотня воинов.
Взглянув в очередной раз на вайхов, я увидел, что от шатра, стоящего в центре лагеря, самого большого и высокого (остальные и шатрами-то назвать нельзя), отделился всадник. Затем к нему присоединились еще двое, и все они направились в нашу сторону. На копье одного из них, того, что справа, болталась тряпка, вероятно обозначавшая белый флаг. Остановившись на середине расстояния между своим лагерем и нами, как раз в самой низине, тот, что с тряпкой, начал усиленно размахивать копьем над головой. Не иначе как парламентеры, мать их.
– Что надо? – заорал Шлон своим зычным голосом.
– Поговорить хотим! Зови главного на переговоры, – послышалось в ответ почти без акцента. Я жестом остановил Шлона, уже набравшего воздух, чтобы крикнуть что-нибудь в своем репертуаре, и сказал:
– Крикни им, пусть подождут. Сейчас спустимся. Коллайн, Проухв, поедете со мной. Кадьен, приведи лошадей. Ворон, остаешься за старшего. Еще принесите кто-нибудь воды умыться, никак местный владыка встретиться желает. – Я ухмыльнулся.
Минут через пять все было готово. Я натянул куртку, перепоясался широким ремнем, подцепил шпагу и дагу, сунул за пояс два пистолета, надел шляпу с высокой тульей и широкими полями. Прекраснейшая вещь, скажу я вам, – отлично защищает и от жары, и от холода, и от солнца. Только в сильный ветер немного неудобно – парусит. Еще в тулье есть хитрое устройство из металлических пластин, позволяющее амортизировать удар – не очень сильный, конечно, но все же.
Все наши бойцы уже собрались с ружьями в руках, прикрытые земляным валом примерно до середины груди, один Шлон спустился вниз по склону с горящим фитилем в зубах. Что еще задумал этот баламут, ведь все бомбы остались за валом. Ну да ладно, не до него, нас уже заждались внизу.
Я вскочил на Ворона и поехал через проход, освобожденный от заграждения, сделанного из трофейных копий, связанных арканами и полосками кожи. Справа от меня Коллайн, тоже при параде, слева чуть сзади – Прошка с неизменным балотом на плече. Так мы и спустились вниз, остановившись шагах в пяти от поджидавших нас вайхов. Я оглядел вожака, сидевшего на лошади с легкой небрежностью, что дается многолетней практикой. Чему удивляться – степные жители садятся на лошадь, когда, наверное, и ходить-то еще не умеют.
Старше меня на несколько лет, светлые глаза с легким прищуром, вислые широкие плечи, обрит наголо. Кроме того, властный взгляд, шрам на левой щеке, на поясе сабля и кинжал с дорогими рукоятями, пара неплохих пистолетов. Он одет в мундир имперского гвардейского офицера, почти новый. Трофей, надо полагать.
Меня так и подмывало приложить правую ладонь к левому плечу, вытянуть руку и сказать "хау!". Желание было такое сильное, что я с трудом отбросил это ребячество. Помолчали: ты меня позвал, тебе и разговор начинать. Главарь – а как его еще называть? – продолжал сверлить меня взглядом. Дорогой ты мой, чего ты хочешь добиться? Я, знаешь ли, умею держать и не такие взгляды – учился. Действенная методика, проверено на практике. Психологический тренинг называется, если тебе знакомы такие слова. Хватит играть в гляделки, надоело. Я зевнул, нисколько при этом не напрягаясь, прикрыв рот ладонью.
Наконец вождь сказал:
– Это моя земля. – Надо же, и акцента почти не чувствуется.
– Барон Артуа де Койн, – представился я. – А этого господина зовут Анри Коллайн, тоже барон.
Прошка отдельного представления не удостоился.
– Это моя земля, – повторил главарь.
И что я должен был ему ответить? Помолчали еще. И тут он понес откровенную чушь – я даже не ожидал ничего подобного. Он говорил о доблести вайхов, об их воинском искусстве, о том, что рано или поздно они положат всю Империю под копыта своих лошадей.
Ты для кого это все говоришь – для нас или для своих? Еще один потрясатель Вселенной, мать твою. С виду неглупый человек, зачем тебе все это?
Ворон потянулся головой к лошади человека с тряпкой на копье, принюхался – не иначе кобылу почуял. Ворон, да как же тебе не стыдно? Здесь вопрос жизни и смерти решается, а у тебя одно на уме. Я улыбнулся своим мыслям, хлопнул коня по крупу, осаживая, и, подняв правую полусогнутую руку со сжатым кулаком, стукнул ребром ладони левой по сгибу локтя. Надеюсь, этот жест и здесь в обиходе.
Тронув поводья, развернул Ворона и поехал назад нарочито неторопливо, не видя смысла продолжать разговор.
Когда мы, возвращаясь, поравнялись со Шлоном, егерь оглушительно свистнул, привлекая внимание вайхов. Оглянувшись, я увидел, что на звук обернулся все тот же человек с тряпкой на копье. Остальные сочли ниже своего достоинства реагировать на свист. Шлона устроил и такой вариант.
Помахав над головой дымящимся фитилем, он приложил его к круглому камню, издали похожему на бомбу, и катнул его вниз. Копьеносец с визгом ожег коня плеткой, бросая его с места в галоп, уносясь от катящейся мнимой бомбы. Остальные, увидев, чем пахнет дело, позабыли про всякое достоинство и понеслись вслед за ним, колотя пятками по бокам лошадей. Мои парни провожали их издевательским смехом и свистом. Шлон, довольный произведенным эффектом, исполнил свой коронный номер, повернувшись тылом к степнякам и согнувшись. Силен, бродяга, – поди, у самого уши заложило.
Когда мы слезли с лошадей и передали поводья Кадьену, Анри поинтересовался у меня, что обозначает этот жест, – и он в точности его скопировал. "Вот тебе раз, мои усилия прошли даром", – подумал я, а вслух сказал:
– Это жест отрицания, Анри. Всего лишь жест отрицания. Пошли обедать, остынет все. А так хочется горяченького похлебать.
После обеда разморило, прилег на часок в теньке, подремал.
Вообще-то у нас до вечера режим щадящий: отдыхаем, вяло показывая активность на рытье защитного вала. Проснувшись, я поднялся с подстеленной попоны, попил чайку, вернее, заменявшего его здесь бадана, и пошел осматривать нашу работу.
Неплохо, – даже лучше, чем задумывалось. С внешней стороны насыпь достигала почти полутораметровой высоты. Это не от людей, – конечно, человек перемахнет через нее не напрягаясь. А вот лошадь в конце подъема не сможет перепрыгнуть, не хватит разбега. Нам больше и не надо: секундная заминка в бою значит очень много. Но это все на крайний случай. А у нас совершенно другие планы.
Глава 14
Ночной бой
Мы собрались у ярко пылающего костра, когда уже совсем стемнело. Как будто бы все готово, оружие проверено, лошади оседланы, осталось только подтянуть подпруги. Не спеша поужинали, не забыв подменить дежуривших на валу часовых. Запили рассыпчатую кашу вином, чинно расселись вокруг костра. Ну что ж, пора приступать к инструктажу. Я уселся удобнее, с минуту помолчал, прогоняя в уме все моменты, уже в который раз за последние сутки, и начал:
– Слушаем все внимательно, запоминаем, вопросы и предложения в конце, когда закончу. В общих чертах план таков. После того как все обговорим, будем пару часов изображать застолье – с криками, смехом и пьяными песнями. Шлон, насчет пьяных песен у тебя должно получиться неплохо.
– Ваша милость, для полного правдоподобия неплохо бы…
Нектор прервал его "жестом отрицания": мол, перебьешься. Ишь как быстро переняли, подумал я, лучше бы, например, мои изысканные манеры.
– Парни, осторожнее с этим жестом. Это не совсем жест отрицания. По правде говоря, он обозначает следующее…
В нескольких словах я объяснил его действительное значение, чем вызвал оживление и смех среди своих людей.
Ну что ж, у нашего отряда есть своя песня, теперь обзавелись фирменным знаком. Я представил себе картину, как мы проезжаем мимо высокопоставленных особ и в едином порыве приветствуем их жестом отрицания. Мне самому стало смешно, а когда Прошка поинтересовался, что меня так развеселило, рассказал ему, что вызвало новую бурю веселья у всех.
Ничего страшного, времени для обсуждения моего далеко не идеального плана еще куча, а своим весельем мы претворяем в жизнь его первую часть, где говорится о пьяном веселье, для того чтобы притупить бдительность противника.
Когда все стихли, я снова взял слово:
– Итак, господа. Все, веселье кончилось, обсуждаем серьезные темы. Часа за три до рассвета принимаем корешки, чтобы ко времени атаки подействовало наверняка и на всех. Ворон, Кот, вы скрытно выдвигаетесь первыми, осматриваете склоны холма на предмет наблюдателей. Иначе, если вайхи обнаружат наши приготовления, нас ждет в лагере горячий прием. Затем идете к броду – вайхи могли оставить там своих людей на тот случай, если мы попытаемся форсировать реку в темноте. Мы будем настороже и, если услышим шум у переправы, сразу придем к вам на помощь. В этом случае атака лагеря отменяется, все возвращаются на холм. Если все пройдет благополучно, возвращаетесь и присоединяетесь к остальным.
Всем приготовить белые повязки на голову. Корешки корешками, но подстраховаться не мешает. Далее. Работать будем парами, выстраиваемся по пять человек в две шеренги. Растягиваться в линию не вижу смысла.
Начинаю с правого фланга. Первая пара – Ворон и Кот, вторая – барон Коллайн и Амин, третья – я и Проухв, четвертая – Кадьен и Пелай и наконец крайняя – Нектор и Шлон. Атакуем с левого крыла лагеря, доходим до скалы и поворачиваем направо. Затем проходим через центр, прорываемся к степи и возвращаемся на холм. Задача первых в двойке атаковать, ведомые прикрывают. "Дикие", к вам особая просьба: по возможности уничтожьте главного, он спит в единственном шатре, как выглядит – вы видели.
Шлон, приготовь две бомбы, запального шнура оставь вот столько, – я развел большой и указательный пальцы, – и две сумки под них. Одна бомба у тебя, другая – у Проухва. Бросать по команде, при отходе. Ружей с собой не брать, пистолетов у нас достаточно. Ружья оставим здесь, у насыпи. Если за нами случится погоня, они очень нам пригодятся. Мы должны во время атаки шуметь как можно сильнее, орать, визжать – словом, вести себя очень шумно. Вайхи видят, что мы их не боимся, спокойно чего-то дожидаемся. Так пусть подумают, что к нам пришло подкрепление, это будет только на руку. Главное – не останавливаться. Остановимся – нас затопчут.
И последнее, может быть, самое главное. Запомните, мы своих не бросаем. Десять ушли, десять вернулись на холм. Раненые, мертвые – неважно. Повторяю, десять ушли, десять вернулись. Или все вернулись, или все остались там. – Я показал рукой в сторону лагеря. – У меня все, теперь вопросы и предложения.
Пару минут все молчали, переваривая услышанное.
Затем Кадьен поинтересовался: а что будем делать потом? Все зависит от реакции вайхов, ответил я. И добавил, что утро покажет наши дальнейшие действия. К моему удивлению, вопросов больше не было – не знаю даже, хорошо это или плохо.
Дальше мы сидели у ярко горящего костра, изображая пьяную компанию. Бедные вайхи, на их месте я бы голову сломал, чтобы понять, что все это значит.
Наконец пришло время принимать коренья, и Шлон раздал каждому по небольшому кусочку. Я разжевал свой корешок, прислушиваясь к ощущениям. Немного горчит, чуть щиплет язык, слюна стала вязкой. Проглотил его и стал ждать результатов. Костер догорал. Это к лучшему – в любом случае пора привыкать к темноте. Посидели, помолчали, думая каждый о своем. Мне вспомнилась Энолия, ее ласки и поцелуи, стройное нежное тело. Почувствовав томление в чреслах, я одернул себя, встал, прошелся. Смотрите-ка, а ведь действительно окружающий мир стал светлее, раздвинулись границы видимости. Следом почувствовался пьянящий прилив сил, желание броситься на врагов, крушить их и рвать на части. Эге, передозировка, однако. Я посмотрел на остальных – то же самое читалось и в их глазах. Кивнул "диким": пора! "Дикие" встали и попрыгали, проверяя на себе источники шума. Затем, пригнувшись, скользящей походкой отправились в ночь.
Мы сидели верхом на лошадях у самого прохода, ожидая возвращения "диких". Корешки сработали на славу: я видел склон, лежащую за ним ложбину, но, несмотря на это, появление Ворона с Котом стало для меня неожиданностью. Я даже вздрогнул – настолько внезапно они появились перед самыми мордами лошадей.
Ворон развел руками в стороны и отрицательно покрутил головой. Указав в сторону реки и брода, поднял руку с тремя пальцами, а затем провел ладонью поперек груди. На склонах никого не оказалось, переправу сторожили трое, и все они уже мертвы.