* * *
Они успели подойти как раз к закрытию ворот. Вернее, к попытке закрытия.
Солнце стояло высоко, чувствительно припекая затылки и спины сквозь тонкие рубашки - ни сам Конан, ни его спутники плащей не взяли. Да и незачем. Осень в Шеме жарче любого самого знойного лета в Киммерийских горах. Летом тут вообще приезжие не выдерживают, болеют от жары, потому-то все купеческие дела с иноземцами на весну-осень и откладываются. А местным любая жара нипочём, то-то они такие смуглые да морщинистые - здешнее жадное солнце из них всю лишнюю воду давно уже выпило!
Как оказалось - не всю.
Лица стражников, что, пыхтя и поминая нехорошими словами родословную Адониса, пытались сдвинуть тяжеленные створки городских ворот, были мокры от пота. Один из них - тот, что постарше - даже кидарис скинул на пыльные камни мостовой, чтобы не перегреться, и теперь непристойно сверкал потной лысиной.
- Навались! - орал десятник толстым голосом, вращая выпученными глазами. - Навались, шакальи дети!
И даже - вещь неслыханная! - сам пытался помочь, бестолково суетясь то с одного, то с другого бока. Но, несмотря на все его вопли и усилия стражников, дело продвигалось туго. Воротные створки и сами-то по себе весили немало, а сейчас, к тому же, снаружи на них отчаянно давила обезумевшая толпа тех, кто пытался прорваться внутрь, под защиту высоких стен.
Между створками оставалась довольно широкая щель - шага в два-три, и не маленьких шага. Сомкнуть створки плотнее никак не удавалось - сквозь эту щель в город непрерывным потоком вливалась орущая масса людей и животных. Понимая, что ворота вот-вот закроют, люди словно обезумели. Они прыгали через забитые барахлом возы, бежали по спинам овец и даже по плечам друг друга, затаптывая упавших и даже не замечая этого. Положение стало окончательно паршивым, когда у застрявшей в воротах перегруженной повозки отлетело колесо.
Теперь уже сомкнуть ворота не удалось бы при всём желании - осевшая на один бок повозка заклинила их намертво. Обрадованный люд за воротами торжествующе завопил и поднажал. На потных лицах стражников явственно проступило отчаяние. Они по-прежнему налегали на ворота всеми телами, упираясь деревянными подошвами казённых сандалий в мостовую, но это больше уже не помогало. Ноги их медленно, но неуклонно скользили по брусчатке, щель незаметно подавалась, становясь шире.
Конан переглянулся со своими спутниками. Улыбнулся нехорошо:
- Поможем служивым?
И неторопливо шагнул прямо к повозке, перегораживая мощным телом людской поток.
Впрочем, это только казалось, что неторопливо. Хьям и Клавий, во всяком случае, опередить его не сумели. Хотя и рванулись изо всех сил сразу же по получении приказа - один к левой створке, а другой к правой. А приказ в небрежно брошенной фразе они опознали моментально.
Какое-то время казалось, что людской водоворот сметёт Конана - сметают же в половодье горные речки огромные неподъёмные валуны. Хьям успел подумать об этом, упираясь руками в квадратный поперечный брус плечом к плечу с тяжело сопящим стражником. И ужаснуться - горные реки он видел не раз. И даже взмолиться успел - о, Иштар милосердная, ты же женщина! Взгляни на этого великолепного, но глупого мужчину! Он же не может тебе не понравиться! Он же просто ходячее воплощение Адониса! Так помоги же ему, что тебе стоит?! Помоги этому великолепному королю-недоумку, ведь нам же без него…
А потом отвлекаться стало некогда.
Конан же тем временем, отшвырнув рухнувшего ему чуть ли не на голову мужика, пробился к самой повозке и схватился левой рукой за невысокий бортик. В правой у него были зажаты задние ноги не вовремя подвернувшейся под сапог овцы. Передние ноги возмущённо блеющего животного волочились по земле. Конан не помнил, когда её подхватил, но отпускать пока не собирался - отбиваться ей было удобно. Очень отрезвляюще иногда действует на людей крепкий удар овечьей башкой по лбу.
Добравшись до повозки, киммериец сходу попытался её приподнять. И сразу же понял, что вряд ли сможет это и обеими руками, не то что одной. Повозка была перегружена - большие холщёвые и кожаные мешки возвышались на ней горой выше человеческого роста. Из-за сломанного колеса гора перекосилась и грозила обрушиться. Поверх туго набитых мешков лезли желающие прорваться в город, ещё более увеличивая вес повозки и шаткость качающейся горы. Очередной мужичонка попытался использовать конановское плечо в качестве ступеньки, а пихающийся подросток в драной ханди заехал по королевскому уху ногой.
Подобное неуважение окончательно вывело Конана из себя. Если до этого он предполагал просто немного поразвлечься, то теперь окончательно рассвирепел. Он передёрнул всем телом, словно вышедший из реки волк, одним движением стряхнув с себя и бородатого мужичонку, и нахального недоросля, и ещё с добрый десяток чьих-то рук. Отброшенные отлетели на шаг, а то и два, и вокруг Конана на какое-то время образовалось пустое пространство. Чем он и не преминул воспользоваться.
Вскинутая в широком замахе овца жалобно взмемекнула и попыталась брыкнуться. Что только добавило эффективности - к этому времени Конан уже вовсю охаживал ею наступающих. Так рассвирепевшая хозяйка гоняет тряпкой добравшийся до припасов мышиный выводок. Люди сыпались с повозки, как горох из прохудившегося мешка, падали на тех, что напирали сзади, увеличивая суматоху. Конан отбросил овцу и запустил в упрямо цепляющуюся за бортик перекошенную морду тяжёлым мешком. Морда исчезла.
Бросив ещё два или три мешка на особо ретивых, киммериец спрыгнул с повозки и обеими руками вцепился в бортик. Крякнул, напрягаясь. Мышцы на шее вздулись буграми, а плечи словно увеличились в размерах вдвое. С хрустом подломились задние колеса, дурным голосом заверещал кто-то придавленный, пытавшийся проскочить понизу. И повозка медленно встала на дыбы.
Дальше пошло легче - часть мешков соскользнула, и вес уменьшился. Конан зарычал, и опрокинул повозку наружу, прямо на головы вопящих людей. Толпа отшатнулась в едином порыве, словно действительно была одним животным, безмозглым, но сильным и живучим.
- Налегай! - заорал Конан.
И сам навалился на створки ворот, схватившись левой рукой за одну, а правой за другую.
Створки сомкнулись. Толпа за воротами взвыла. И какое-то время - очень долгие восемь, а то и все десять ударов сердца - Конану пришлось удерживать сомкнутые створки практически в одиночку, потому что засов для ворот был изготовлен из цельного ствола железного дерева. И чтобы справиться с ним, требовалось не менее пяти, а то и шести стражников. Киммериец упёрся в ворота плечами и головой, чувствуя, как бьётся с той стороны людской прилив. Когда ему уже начало казаться, что спинной хребет сплющился, засов, глухо громыхнув, встал в предназначенные для него пазы.
Конан осел на землю, отдуваясь и с трудом возвращая спине её нормальное прямое положение. Попытался опереться о землю, но рука наткнулась на что-то мягкое - рядом приходила в себя отброшенная в пылу сражения с воротами овца.
Надо же! Живая…
Многострадальная овца тем временем с трудом поднялась на подгибающихся ножках. Мемекнула угрожающе. И вдруг, наклонив лобастую голову с мощными завитками рогов, попёрла на Конана.
Конан удивился.
Схватил агрессивное животное за левый рог, удерживая на расстоянии вытянутой руки. Овца рыла копытцами землю и блеяла угрожающе. Впрочем, какая же это овца?! Баран самый натуральный, вон рога какие отрастил! То-то ещё в запарке боя показалось, что слишком уж вразумляющее действие оказывают наносимые овечьей башкой удары. Ещё бы - этакими-то рогами, да в лоб! Любого поневоле отрезвит.
- А здорово мы их, да?! - плюхнувшийся рядом пожилой стражник радостно ткнул Конана кулаком в бок. По приятельски ткнул. - Ну и здоров же ты! Если бы не вы, туго бы нам пришлось.
- Чего расселся, словно на собственных похоронах? - над ними завис потный десятник. На его толстомясом лице выражение явного облегчения боролось с профессиональным недовольством. - Иди, помогай, шакалье отродье! А вы кто такие?
Конан встал, выпрямляясь во весь немалый рост, расправил плечи. Отпихнул ногой упорного барана - тот с прежним неистовством начал атаковать запертые ворота. С боков к киммерийцу, словно бы невзначай, подтянулись Клавий и Хьям.
- Мы-то? - переспросил Конан, словно в задумчивости. - Путники, - и добавил, улыбнувшись хищно. - Мирные.
Десятник осмотрел цепким глазом литую фигуру аквилонского короля, скользнул оценивающе взглядом по его спутникам, и несколько подобрел. Гримаса недовольства слегка дрогнула и уступила место гримасе начальственной озабоченности. Оценив же небогатую и пропылившуюся одежонку добровольных помощников, он подобрел ещё больше.
- Ну что ж, мирным путникам наш город всегда рад! С собой у меня ничего нет, - он похлопал по пустому поясу. - Но, если вы придёте в казармы, я распоряжусь, чтобы вам выдали десяток саббат…
Конан смотрел серьёзно и невозмутимо, Клавий - непонимающе, а вот Хьям скривился и сплюнул. Саббат были мелкой разменной монетой, да и хождение имели только внутри города. Пять саббат стоила кружка кислого эля в захудалой таверне, а вчерашняя лепёшка там же - восемь. Десяток давали золотарю за вывоз поганой бочки.
- Каждому! - десятник заметил реакцию Хьяма и поспешил на всякий случай прибавить. - И накормят бесплатно, у нас едальня своя, стряпухи чуть ли не лучшие в городе! - и добавил после небольшой паузы вкрадчиво. - А господа мирные путники случайно работу не ищут? Работа в городской страже хорошо оплачивается, а еда и жилье за счёт города.
- Мы подумаем, - ответил Конан веско.
И десятник отстал, только покосился уважительно.
- Что он вам пообещал? - рядом возник пожилой стражник. Тот самый, с потной лысиной. Свой кидарис он уже подобрал, и теперь отряхивал от пыли, но надевать по жаре не спешил. Помогать остальным загонять в пазы дополнительные брусья он тоже не торопился. Впрочем, там уже и без него справились.
- По десятку саббат на каждого. И кормёжку.
Стражник сплюнул.
- Жлоб! Наверняка доложит, что не меньше сотни дал. А то и полторы. Он так всегда делает. Ну, это ничего. Вы только подождите немного, сейчас смена подойдёт, наше-то время давно закончилось, просто беспорядки эти… Я тут недалеко отличный питейный дом знаю, да и кормят там неплохо.
- На работу звал, - сказал Конан, словно в задумчивости.
Стражник просиял:
- О! За это тем более надо выпить!
* * *
- За это тоже надо выпить!!!
Плешивого любителя выпить звали Эзрой. После пятого или шестого подобного вопля Клавий перестал вздрагивать и хвататься за оружие, а Конан - понимать, за что они пьют теперь. Впрочем, говорливого Эзру это не останавливало. Как и мерзкий вкус отвратительной кислятины, которую в его любимой таверне имели наглость выдавать за вино. Конан пригубил, сморщился. Хорошо ещё, что водой разбавляют немилосердно, а то бы вообще пить невозможно было.
Таверна ему не понравилась. Мало того, что вино мерзкое, а девка-подавальщица грязна и уродлива, так ещё и расположено неудачно - на рыночной площади, напротив позорной колоды. И в тот момент, когда Конан с новообретённым другом собрался выпить, на этой колоде городской стражник деловито рубил руку попавшемуся базарному вору. Вор верещал и вырывался, плюясь и швыряясь проклятиями во все стороны. Его вполне можно понять - правой руки у него уже не было, он прижимал к плечу обмотанную тряпьем культю, всё норовя ударить стражника локтем. Стражник упорствовал, но всё никак не мог придавить ногой левую ладонь попавшегося вторично к колоде поудобнее, чтобы было проще ударить коротким топориком. Наконец ему это удалось. Вжикнула бронза, хрустнула кость, вор завыл, а Конан поморщился. Действительно - крайне неудачно была расположена та таверна.
Впрочем, они давно уже пили не в ней.
- Брат! Ты мне теперь брат! - Эзра с пьяной сентиментальностью брякнул свою кружку о кружку Конана, заливая вином стол надвратной караулки, и от избытка чувств ударил по плечу сидящего рядом стражника. Стражник не реагировал - он спал, запрокинув набок кудлатую голову и открыв рот.
Идею проведать сменщиков и отнести им "немножко вина", чтобы тоже порадовались, высказал Эзра. Правда, Конану пришлось пару поворотов клепсидры изрядно попотеть, и влить в Эзрино тщедушное тельце немало этой мерзкой здешней кислятины, прежде чем подобная идея дошла до его сознания. Да и то дело чуть было не сорвалось, когда в самый ответственный момент оказалось, что Эзра уже истратил все свои наличные и готов бежать домой, потому что дома у него деньги есть, а для друзей ему ничего не жалко.
Попытку бежать киммериец пресёк в зародыше, вывалив на стол собственный кошель и заявив, что теперь его очередь угощать. Перемену ролей Эзра воспринял с той же радостью, с каковой он воспринимал, похоже, любое событие. Просиял, прослезился от умиления, сказал, что за это надо выпить, и поволок всех в караулку. Там их поначалу встретили довольно настороженно, но вино и живописные рассказы Эзры сделали своё дело. А тут ещё сотник заглянул, скривился было при виде кувшина на столе, но углядел Конана и расплылся в понимающей улыбочке:
- Обживаетесь? Эт хорошо! Вы с ребятами потолкуйте, они худого не посоветуют.
И ушёл почти радостный, уже однозначно определив грозных пришельцев в графу "прибыль". Караульные - не глупцы, сколько бы ни выпили - истинного размера положенной стражникам платы не скажут. А, значит, на луну, а то и две плату эту можно будет уполовинить, да умножить на три. Приятная мысль.
Десятник не был бы столь уверен в благоразумном молчании караульщиков, если бы заглянул под стол и обнаружил, что, вдобавок к стоящему наверху кувшину, там обретаются ещё более дюжины его братьев-близнецов. Но с какой стати десятнику под стол заглядывать? Невместно ему. Вот и ушёл, довольный…
Конан поднял кружку к губам, глотнул, незаметно оглядывая караулку. Пятеро стражников мало отличались по состоянию от своего самого юного собрата. Разве что тем, что двое из них пока ещё не спали, пытаясь с пьяной дотошностью выяснить какие-то нанесённые друг другу позапрошлозимние обиды. Да лез периодически с жаркими объятиями Эзра, повысивший Конана из просто "лучшего друга" до "брата". Эзре, похоже, всё было нипочем, хотя и пил он не менее прочих.
Что ж, более удобного момента может и не представиться…
- Пойду, проветрюсь, - медленно выговорил Конан в пространство и встал с нарочитой пьяной тяжеловесностью. Пошёл к двери, пошатываясь и прихватив со стола кружку. Вставшему было следом Клавию сделал незаметную отмашку-запрет - сиди, мол, за обстановкой наблюдай. Действительно, выйди они на улицу вдвоём, Эзра может и следом потащиться. И даже не из подозрительности, а просто так, потому что общаться в караулке станет не с кем.
Догорающий на стене факел чадил, слегка раздвигая ночной мрак. Лестница была высокой и крутой, Конан спускался шумно и неторопливо. Но кружку держал ровно.
- Вышел вот, - с пьяной сосредоточенностью доложил стоящему внизу стражнику. - Проветриться.
Вообще-то стражникам здесь полагалось стоять по двое - в связи с осадой. Но вторым был тот, самый молоденький. Его развезло после первой же кружки, и он просто не смог вернуться на пост. Да и пост этот не зря считался синекурой. Что тут могло случиться - при закрытых-то воротах? Это тебе не всю ночь на вышке угловой торчать и в темень непроглядную до одури всматриваться, глаза напрягая.
Солдат, давно уже с завистью прислушивающийся к доносящимся из надвратной караулки звукам ночной пирушки, с тоской посмотрел на кружку. Сглотнул густую слюну. Конан неторопливо поднёс кружку ко рту и сделал шумный глоток. Хекнул, зажмуриваясь и выражая лицом несказанное удовольствие. Лица стражника по причине зажмуренных глаз он не видел. Но отчётливо слышал, как тот снова страдальчески сглотнул.
Конан глотнул ещё раз. Отставил пустую кружку на ступеньку. Стражник вздохнул и переступил с ноги на ногу, проводив кружку тоскливым взглядом.
- Ты, эта… - Конан сделал рукой великодушный жест, тяжело оседая на ступеньки рядом с кружкой. - Иди. А то они там… всё выпьют! А я тут… вместо тебя пока… ик… покараулю.
Стражник не стал заставлять себя упрашивать - дунул по лестнице вверх так, что только пятки засверкали. Конан подождал, пока грохот деревянных сандалий по деревянным же ступенькам сменится грохотом двери, отрезавшим шум пьяного веселья, и встал.
Он больше не притворялся пьяным и двигался стремительнее и бесшумнее снежного барса. Дополнительные брусья подались легко - на все три не больше десяти ударов сердца. Главное было - положить их на мостовую аккуратно, не брякнув о камни. Но вот главный брус, тот самый, из цельного ствола железного дерева…
Вообще-то считалось, что троим стражникам это не под силу. Эзра хвастался, что в Сабатее даже вроде состязания такие проводили - кто и на сколько пальцев сумеет приподнять хотя бы один конец бруса. Несколько пальцев Конана не устраивало - крючья, на которых брус лежал, были не менее двух ладоней. Хорошо ещё, что высота вполне удобная, как раз на уровне плеч. Конан упёрся поудобнее руками в отполированный сотнями ладоней ствол и напрягся…