* * *
Вечером следующего дня Гарбо вновь появился в покоях Месьора - и опять опоздал против назначенного часа.
- К тебе не так легко попасть незамеченным,- вместо извинений бросил он Грациану, который, в ожидании гостя, успел прикончить почти целый кувшин вина,- впрочем, никаких признаков опьянения не выказывая.- Ты же не хочешь, чтобы по городу пошли слухи о том, что мы опять что-то замышляем…
Месьор недобро усмехнулся в ответ. Глаза под набрякшими веками блеснули - но тут же вновь погасли, взор сделался привычно усталым и тусклым. И все же, доведись сейчас увидеть своего приятеля Конану - или Паломе - они были бы порядком удивлены, ибо человек, встретивший в своих покоях Гарбо, мало чем напоминал того Грациана, которого знали они. Зато любой коршенец старше сорока без колебаний заявил бы, что зрит перед собою тень графа Маргелия. Того самого… убитого наемником Лаварро три десятка лет назад. Хищно кривился рот, на лице застыло выражение настороженной угрозы, во всем облике калеки чувствовалась несомненная опасность. Даже Гарбо, крепкий, здоровый мужчина, как будто осторожничал, то и дело косясь на двоюродного брата.
- Так что, она… согласилась? - наконец решился он.
Грациан кивнул.
- Мне это стоило немалого труда: ты же знаешь, она вот уже десять лет как не показывается на люди, а уж принять участие в такой авантюре… Но ты все же сын Паллия. Она не могла отказаться.
- Особенно зная, как ты умеешь убеждать…- Гарбо попытался засмеяться, но получилось скверно. Он явно нервничал - и с каждым мгновением все сильнее.
- Не понимаю, о чем ты.- Месьор отозвался нарочито сухо, однако в уголках губ затаилась усмешка.- Скажи лучше, удалось ли тебе договориться с Конаном?
- Разумеется. Уж не знаю, что сыграло свою роль - золото, или то, что это ты попросил его помочь… но он согласился. И не задавал никаких вопросов. По-моему, он ни о чем не догадывается.
Сидевший в кресле калека поморщился.
- На твоем месте, я бы не слишком на это рассчитывал. У нашего варвара, несмотря на медвежью внешность,- острый ум, чутье и недюжинная смекалка. К тому же, он не терпит обмана. Так что если он раскроет твою невинную хитрость… смотри, я тебя предупреждал.
Предупреждение это, однако, не было воспринято всерьез. Гарбо лишь небрежно повел плечами.
- Он ничего не заподозрит. Да и потом - Конан меня сейчас заботит меньше всего. Пусть пока пошатается вокруг дома Тусцеллы, обследует все и как следует подготовится. Если мы успеем вовремя - уже послезавтра ему предстоит идти на дело.
- Да, с этим лучше не тянуть,- согласился Грациан.- Чем дольше мы собираемся, тем сильнее вероятность, что кто-то узнает о наших планах, или что-то пойдет наперекосяк. Я просто хотел еще раз предупредить тебя - не подставляй северянина больше, чем мы условились. Он все-таки мой друг…
И вновь предупреждение пропало втуне. Напротив, слова Месьора как будто даже позабавили его собеседника.
- О, да. Ты - и твои представления о дружбе! Боюсь, они так сильно расходятся с общепринятыми, что…
- Помолчи! - Грациан оборвал Гарбо так резко, что тот даже поперхнулся от неожиданности. Сейчас в голосе калеки звучала небывалая властность и сила.
- Мальчик мой, тебя ли я слышу?! - раздался внезапно голос в дверях.- Клянусь небом, на миг мне показалось даже, что это сам…
Женщина не договорила. Гарбо, вскочив с места, бросился ей навстречу. Почтительно опустился на колени. Прижался губами к ее запястью. Даже Месьор дернулся в своем кресле, точно забыв на миг о своем увечье - но тут же неловко осел, выругавшись сквозь зубы.
Впрочем, он мгновенно овладел собой.
- Матушка!
- Да, милый, это я. У меня появилась нежданная возможность ускользнуть - и я поспешила воспользоваться ею. Прости, что не смогла тебя предупредить…
С этими словами женщина прошла в комнату, на миг задержалась перед креслом Грациана, взирая на него сверху вниз со странной смесью жалости, любви и страха, потом быстро наклонилась, поцеловав его в лоб - и поспешила отойти, как будто опасаясь задержаться рядом слишком надолго.
Гарбо усадил ее в свое кресло, сам подвинул себе другое… и какое-то время все трое молчали, глядя друг на друга - а потом заговорили все разом:
- Ты совсем не изменился, Гарбо…
- Рад видеть тебя в добром здравии, матушка…
- Как хорошо, что вы смогли прийти, графиня…
И все трое засмеялись. Неловкость понемногу таяла, словно льдинка под солнцем.
Графиня, в свои без малого пятьдесят лет была все еще хороша собой. Высокая, сохранившая почти девическую стройность фигуры, она держалась очень прямо и несла себя с достоинством королевы. Темные волосы, в которых едва проглядывала седина, были убраны под капюшон плаща. Морщин на лице почти не было заметно - только горестные складочки в уголках губ, да паутинка вокруг черных, молодо блестевших глаз.
- Город так изменился,- произнесла она вдруг задумчиво, ни к кому не обращаясь. Десять лет я не ступала на улицу… это так странно. Хотя дорогу сюда, в наш старый дворец, я нашла бы и вслепую!
- Город изменился? - переспросил Грациан.
- О, да. Стало чище. Богаче. Люди… какие-то другие. Все же Лаварро не такой уж плохой правитель…
Гарбо округлил глаза.
- Вы оправдываете его, графиня? После всего, что он сделал?!
Та пожала плечами. Вместо матери ответил Месьор.
- Надо разделять самого человека - его натуру, устремления… и отдельные поступки. Деяния могут нести зло другим людям, однако…
- О, только не надо мне этих митрианских проповедей! - Гарбо был все себя от возмущения.- Я оцениваю людей лишь по тому, что они сделали мне лично. Этого достаточно!
Грациан засмеялся.
- Смотри, не забудь об этом, когда наш друг-северянин раскусит твою игру!
- Если раскусит… И довольно об этом! Ты просто помешался на своем киммерийце, а это никогда для тебя добром не кончается. Вспомни хоть, в прошлый раз, с этим немедийским щенком…
- Гарбо.- В голосе Месьора слышался свист бича. Шипение змеи. Глаза на закаменевшем лице смотрели с такой ненавистью, что Гарбо, даже оторопел, испугавшись, что на сей раз в своей дерзости зашел слишком далеко.- Ты - больше - никогда - не будешь - поминать…
- Мальчики. Мальчики,- властно вмешалась графиня.- Подраться вы все равно не сможете, а осыпать друг друга оскорблениями - пустая трата времени и сил. К тому же, мне скоро нужно возвращаться, пока меня не хватились, а мы еще ни о чем не договорились…
Медленно, неохотно Грациан опустил голову. Стиснутые челюсти понемногу разжались. Гарбо шепотом пробормотал какие-то извинения… Когда же Месьор вновь посмотрел на графиню - его было не узнать. На лице играла приветливая улыбка, глаза смотрели почти весело.
- Прошу простить, матушка, что тебе. пришлось стать свидетелем этой сцены. Я что-то совсем одичал в последнее время… Но нам, и правда, пора поговорить о делах. Гарбо. Поведай графине, чего ты хочешь от нее.
- О, да,- оживилась женщина.- Грациан сказал мне только, что я должна сыграть какую-то роль, чтобы выручить тебя из беды. Я не уверена, что смогу… все-таки уже столько лет я ни с кем, кроме слуг, не общаюсь… но мой долг - помочь сыну Паллия. Я сделаю все, что в моих силах.
- Графиня! - Гарбо рассыпался в благодарностях.- В нашем плане нет ничего сложного - однако кроме вас никто не сумеет справиться с этой ролью. Вы должны будете изобразить знатную аквилонку, которая оказалась в Коршене проездом. И здесь у нее внезапно случились денежные затруднения. Поэтому она хочет продать кое-что из своих украшений. Самоцветы и жемчуг. Но поскольку в городе она не знает никого, то вынуждена обратиться за советом к хозяину постоялого двора.
- О, так мне придется жить там?
- Два или три дня, не более, матушка. Ты сможешь на это время сказаться больной во дворце?
Женщина пренебрежительно усмехнулась.
- Лучше на меня нападет очередной приступ набожности. Я запрусь у себя, дабы молиться Митре за грехи своего рода. Они уже знают, что в такие дни меня лучше не беспокоить!..- По губам ее скользнула лукавая улыбка, и на миг эта величественная женщина сделалась похожа на ту шкодливую девчонку, какой была когда-то…
- Вот и отлично. За наши грехи стоит помолиться,- серьезно кивнул Грациан.- Что касается хозяина "Золотого быка" - то он не преминет доложить кому следует. И можешь быть уверена, что покупатель появится очень скоро.
- Если вам самой предложат отправиться куда-то на встречу - отказывайтесь наотрез,- добавил Гарбо.- Тусцелла должен прийти к вам сам. Настаивайте на этом.
- А если он пришлет кого-то из подручных? - Графиня, похоже, уже вовсю включилась в игру, и это неожиданное приключение искренне забавляло ее. Еще бы - после стольких лет затворничества!
- Несомненно, сперва он именно так и сделает. Но ты покажешь его человеку камни такой изумительной красоты, что Тусцелла обязательно пожелает взглянуть на них сам, прежде чем покупать. Он помешан на драгоценностях!
- Верно ли я поняла…- Графиня устремила проницательный взор на сына,- что ты имеешь в виду ожерелье, оставшееся мне от отца? - В голосе ее звучал неподдельный ужас. Но Грациана это, похоже, ничуть не смутило.
- Это всего лишь камни, мама. Стекляшки - пусть они и стоят целое состояние. Но разве они купили тебе счастье? Разве они стоят нескольких минут веселья? Полнокровной жизни?
Графиня рассмеялась.
- О, да. Ты прав, сын своего отца! Ты прав. И я сделаю это! Но…- вновь засомневалась она,- А не попытается ли этот ваш Тусцелла попросту украсть ожерелье? Подошлет своих разбойников, и…- она сделала выразительный жест рукой у горла.- Видите, мальчики, даже до несчастной затворницы дошла репутация этого злодея - а ведь он истинный негодяй, и ни перед чем не остановится!
Грациан кивнул. Он не собирался обманывать мать, преуменьшая опасность: слишком высоко ценил ее, чтобы опускаться до утешительной лжи.
- Скорее всего, он именно так бы и поступил - если бы ему дали время. Но сперва ему придется все же выбраться из своей норы, чтобы полюбоваться на твои сокровища. Он же должен решить, стоит ли игра свеч! А нам этого будет достаточно. Ты же, как только встретишься с ним,- немедленно возвращайся во дворец. Не смей рисковать собой!
Неожиданно графиня засмеялась.
- Что такое, матушка?
- Да вот я подумала, какая все же это удача для вас, что меня столько лет не видели в городе, что все давным-давно забыли, как я выгляжу. И что бы вы делали в другом случае?!
Вместо ответа Гарбо, поднявшись с места, вновь припал к руке графини.
- Моя госпожа, если бы не вы, нас всех бы не было здесь сейчас…
Грациан с усмешкой прикрыл веки.
- И самое забавное, что это не лесть, а чистая правда. Матушка, я преклоняюсь перед тобой!
…Когда графиня ушла, Гарбо обратился к двоюродному брату:
- Послушай, прости, если я дерзок и лезу не в свое дело, однако я все же член семьи… затворничество графини давно сделалось притчей во языцех, говорят, она уже десять лет не отпирает двери своих покоев ни мужу, ни даже детям… отчего это так? И почему она все же согласилась пуститься с нами в эту авантюру? Я до сих пор не могу поверить…
Но если он и рассчитывал на откровенность, то был разочарован. Лицо Грациана вновь обратилось в каменную маску, и после недолгих раздумий он ответил лишь одно:
- Мне неведомо, что движет матерью, и почему она делает то, что делает. Через пару седьмиц она может не пустить на порог и меня самого - собственно, такое случалось уже не раз,- не говоря уже о тебе. Лаварро что-то знает об этом - спроси его, если посмеешь. Что касается моих сводных сестер и братьев, они считают ее сумасшедшей. Решай сам
- Но ты? Ты-то что думаешь об этом?
- Я? - Грациан недоуменно передернул плечами, словно ему докучали вопросом, ответ на который был самоочевиден.- О, разумеется, она безумна. Но пусть это тебя не смущает. Разве не таковы же и все мы?!
* * *
Следующий день выдался хлопотным для Конана-киммерийца, однако он не сетовал на усталость, а, напротив, словно даже воспрянул духом после утомительной и бесплодной поездки в Немедию: сейчас он словно вернулся на пять лет назад, когда был удачливым и бесшабашным шадизарским вором, не признающим иных законов, кроме собственных прихотей, превыше всего ценящим отчаянную удаль и капризную удачу. Казалось бы, не так уж много времени прошло с той поры, но Конан здорово изменился. О, он все так же готов был пуститься в самые рискованные авантюры, соблазненный призраком богатства, или даже из чистого молодечества, не слишком заботясь о выгоде; он по-прежнему любил жарких красоток, и те платили ненасытному варвару взаимностью; его кутежи и загулы все так же делались легендой, где бы ни оказался этот достойный сын Крома… однако годы и дороги добавили шальному бродяге мудрости и рассудительности, научили не лезть на рожон и не подставлять попусту под удар свою буйную головушку.
Вот почему, сговорившись о деле с Гарбо, Конан не бросился тут же искать себе подельщиков, с кем взять штурмом убежище Тусцеллы, и не затаился в ожидании ночи, чтобы тайком пробраться в дом и похитить статуэтку… Нет, он решил сперва отправиться туда просто так, на прогулку, чтобы при свете дня без помех определить, с чем имеет дело - а там уже определить наилучший план действий.
Оказалось, не зря.
Когда Гарбо говорил, что Стервятник превратил свое убежище в крепость, киммериец пропустил его слова мимо ушей. Не раз и не два доводилось ему уже слышать подобные речи, но на поверку всегда оказывалось что произносил их человек, совершенно несведущий в том, какое множество разнообразнейших способов существует, чтобы достичь цели. Зато Конан все эти способы знал отлично! Что всякий раз и демонстрировал изумленным компаньонам.
Однако на сей раз готов был спасовать и он. Потолкавшись по округе битый день, он не сумел отыскать ни единой лазейки и теперь вполне понимал, почему Гарбо сам не взялся за дело, а пришел к нему на поклон.
Тусцелла построил свое жилище в небогатом торговом районе, носившем странное название Поясок. С этим была связана какая-то древняя городская легенда - но даже из местных жителей мало кто сумел бы припомнить ее с точностью. Однако название зацепилось… Улочки Пояска были узкие - едва-едва двум повозкам разминуться,- грязные и многолюдные. Народ толпился на рыночной площади, заманивали покупателей зазывалы в окрестных лавках… Но мало кто тратил деньги - больше шлялись, да глазели, щупали товар, да приговаривали возмущенно: "Эко цены-то ломят, собаки!.."
Конану это было на руку: лишний человек, даже такой приметной внешности, как у него, в этакой толчее не слишком намозолит глаза соглядатаям… а в том, что их тут полно, сомневаться не приходилось. Тусцелла ведь был не просто бандитом, а главарем коршенских низов! Черным бароном… А это персона куда значительнее, в каком-то смысле, чем даже барон настоящий!
Итак, особняк Тусцеллы высился среди этих небогатых домишек, лавчонок, торговых палаток, словно настоящий княжеский дворец. Выделялся не высотой - ибо было в нем всего три этажа, не более, чем в окрестных строениях,- и даже не богатством… разве что стоял на земле прочнее и основательнее соседских развалюх, которые, казалось, ветер дунет - и улетят… Но, окруженный высоким; в полтора человеческих роста, каменным забором, дом этот взирал на мир столь свирепо, так угрюмо смотрели с его ' серой физиономии крохотные черные окошки-бойницы, что всякий прохожий невольно ежился, торопясь ускорить шаг, дабы быстрее миновать неприятное место - и еще долго не оставляло его впечатление, будто кто-то недобрым, очень недобрым взглядом пялится ему в спину.
Конан, разумеется, был не из пугливых, и, незаметно, но цепко обозрев жилище Стервятника, отметил про себя лишь то, что пробраться туда будет весьма непросто.
По счастью, на улице Кинжальщиков, куда выходили главные ворота дома, ютилось немало оружейных лавок, и заходя то в одну, то в другую, ожидая, пока ему поправят снаряжение или навострят меч, киммериец без помех смог довольно долго наблюдать за особняком. Увиденное ему совершенно не понравилось.
Гостей было мало - разве что к вечеру явились один за другим человек пять или шесть - скорее всего, принесли дань главарю младшие подельщики; всех их ждал один и тот же суровый прием. Двое стражников– выходили на улицу, причем ворота за ними тщательно запирались изнутри; новоприбывших тщательно обыскивали, оружие свое они оставляли в особой корзине в караулке - и лишь после этого, в сопровождении двух других охранников их препровождали к дому. Причем таков был ритуал не только для посторонних, но даже и для близких приятелей и постоянных гостей: подслушанные обрывки разговоров убедили в этом киммерийца.
Сколько охраны могло быть в особняке? Наверняка сказать невозможно, но если Конан хоть что-то смыслил в своем деле, то - не меньше человек тридцати - тридцати пяти. Это он смог определить, когда торговцы подвезли в середине дня продукты и вино. Их, кстати, тоже не пустили даже во двор - слуги разгрузили повозки прямо перед воротами, расплатились, а уж затем сами втащили все в дом.
Наблюдая за всем этим, Конан хмурился все сильнее, но вера его в собственные силы, ловкость и удачу была так велика, что он и на мгновение не допускал мысли о том, что не сумеет исполнить задуманное. Должен, непременно должен сыскаться способ проникнуть внутрь!
Не желая больше мелькать на улице Кинжальщиков, он неспешно обошел квартал кругом, по соседним улочкам, чтобы посмотреть, куда выходит особняк Тусцеллы другими своими сторонами.
…Большей частью там положение представлялось совершенно удручающим. За глухой стеной - ни ворот, ни калитки! - то и дело слышались голоса охранников,- да и не станешь же карабкаться наверх на глазах у всей улицы! И лишь одно место показалось сулящим некоторые возможности.
Здесь, как видно, прежде стояли какие-то лачуги, примыкавшие почти к дому Тусцеллы, но совсем недавно их снесли: площадь была сплошь в обломках и строительном мусоре. Должно быть, столь явное соседство нищеты оскорбляло "черного барона". Если повезет, и ночь будет безлунная, то можно попытаться вскарабкаться здесь на проклятую стену!
…Наступления темноты Конан дождался в уютной таверне, подальше от Пояска, ибо совершенно справедливо подозревал, что в том квартале обо всех подозрительных чужаках Тусцелле становится известно в тот же день, а он и без того немало рисковал, шатаясь там с утра и до сумерек.
В меру подкрепившись вином и отменным жарким и прихватив с собой немного хлеба и сыра - кто знает, сколько еще придется караулить! - киммериец вернулся к особняку.
Луна не подвела: ибо давно известно, что она - верная возлюбленная Бела, бога воров, и потому особо благоволит к его служителям. Стыдливо прячась за тучами, она даровала киммерийцу спасительную тьму.
Двигаясь почти на ощупь, северянин без особого труда отыскал намеченное место.