Она наклонила головку и, слегка нахмурясь, поглядела на меня. Она откинула легкую голубую ткань, которая покрывала ее волосы; она тщательно расправила свое голубое платье. Она выглядела смятенной.
- Чужой… - пробормотала она.
- Чужой, - согласился я.
- Но, - тут она сделала паузу, - но ты же великий герой человечества, князь Эрекозе. Ты знал Некраналь в дни его славы и могущества, ты правил в нем тогда, тебя именовали Победителем. Ты знал древнюю пору Земли, ты освободил ее от цепей элдренов. Тебе известно о нашем мире больше, чем мне, Эрекозе.
Я пожал плечами.
- Да, многое тут мне знакомо и становится ближе с каждой минутой. Но до вчерашнего дня меня звали Джоном Дейкером и я жил в городе, вовсе не похожем на Некраналь, и я отнюдь не был воином. Я не отрицаю, что я - Эрекозе; помимо всего прочего, мне нравится это имя. Однако я не знаю, кем был Эрекозе. Во всяком случае знаю не больше твоего. Он был великим героем древних времен и перед тем, как умереть, поклялся, что если понадобится, он вернется, чтобы вмешаться в распрю между элдренами и людьми. Его положили в довольно, надо сказать, мрачную гробницу на холме вместе с мечом, который мог носить он один.
- И который звался Канайана, - прошептала Иолинда.
- Значит, у него есть имя?
- Да. Канайана - это больше, чем просто имя. Произнося это слово, ты называешь истинную сущность клинка, мистическую природу тех сил, которые в нем заключены.
- А есть какая-нибудь легенда, которая объясняла бы, почему только я могу носить мой меч? - спросил я.
- Их несколько, - ответила девушка.
- Расскажи мне ту, которая тебе нравится больше всего, - попросил я.
Иолинда в первый раз за все утро взглянула прямо мне в глаза и, понизив голос, проговорила:
- Мне нравится та из легенд, в которой говорится, будто ты - избранный сын Всеблагого, Всевышнего, будто твой меч - клинок Богов, будто он повинуется тебе потому, что ты и сам - бессмертный Бог.
Я расхохотался.
- Ты веришь в подобную чепуху?
Иолинда потупилась.
- Если ты скажешь мне, что легенда лжет, я поверю тебе, - произнесла она. - Да, так.
- Разумеется, я здоров и исполнен сил, - сообщил я. - Однако я вовсе не ощущаю себя богом. И потом, будь я им, я бы, наверно, о том знал. Я бы обитал в той плоскости, где обитают боги, я бы знался с другими богами, среди моих друзей были бы богини…
Бросив взгляд на Иолинду, я умолк. Она казалась обеспокоенной.
Я легонько дотронулся до ее руки и сказал:
- Может, ты и права. Может, я и вправду бог, ибо имею счастье разговаривать с богиней.
Она оттолкнула мою руку.
- Ты смеешься надо мной, господин.
- Нет. Клянусь, что нет.
Иолинда поднялась.
- Такому великому воину, как ты, я, должно быть, кажусь дурочкой. Прости, что донимала тебя своей болтовней.
- Ты вовсе меня не донимала, - возразил я. - Сказать по правде, ты помогла мне.
Она от удивления приоткрыла рот.
- Помогла?
- Ну да. Ты рассказала мне обо мне. Я не помню себя как Эрекозе, но теперь по крайней мере я знаю о своем прошлом столько же, сколько любой другой. Что отнюдь не плохо!
- Наверно, твой вековой сон лишил тебя памяти, - произнесла девушка.
- Может быть, - согласился я. - А может, за время этого сна появилось множество других памятей, памятей о других жизнях.
- Что ты имеешь в виду?
- Мне кажется, что помимо Джона Дейкера и Эрекозе, я был еще многими другими людьми. Мне на память приходят чужие имена, странные имена на незнакомых языках. Мне думается - может быть, совершенно напрасно, - что пока я, будучи Эрекозе, спал, мой бессонный дух, так сказать, гулял по свету.
Я замолчал. Разговор уводил меня в дебри метафизики, в которой я никогда не был особенно силен. Откровенно говоря, я считал себя прагматиком. Я всегда потешался над предрассудками вроде идеи о перевоплощении; даже сейчас, несмотря на мой недавний опыт, при мысли об этом меня разобрал смех.
Но Иолинде явно хотелось, чтобы я продолжил свои никчемушные размышления вслух.
- А дальше? - спросила она. - Продолжай же, князь Эрекозе, прошу тебя.
Чтобы подольше задержать красавицу возле себя, я согласился на ее просьбу.
- Ну что ж, - сказал я, - в то время, когда вы с твоим отцом пытались призвать меня к себе, мне как будто вспомнились иные жизни, отличные от жизней Эрекозе и Джона Дейкера. Перед моим затуманенным мысленным взором проносились картины других цивилизаций, хотя я не могу сказать тебе каких - прошлых или будущих. Если быть честным, то прошлое и будущее мне теперь безразличны, поскольку я не имею представления, находится ли, скажем, ваш мир в грядущем по отношению к миру Джона Дейкера или в прошедшем. Он тут, и я тут. Мне кое-что предстоит сделать. Вот все, что я знаю.
- А те, другие воплощения? - спросила Иолинда. - Ты помнишь хоть что-нибудь о них?
Я пожал плечами.
- Ничего. Я пытаюсь описать тебе смутное чувство, а не точное впечатление. Имена, которые я уже забыл. Лица, которые исчезли из памяти при пробуждении. Может быть, и не было ничего - одни только сны. Может быть, моя жизнь в бытность Джоном Дейкером, подробности которой, кстати сказать, тоже начинают потихоньку стираться из памяти, - это просто сон. Имена сверхъестественных существ, о которых упоминали Каторн и твой отец, для меня - пустой звук. Я не знаю никакого Азмобааны, никакого Всеблагого или Всевышнего, никаких демонов или, если уж на то пошло, ангелов. Я знаю лишь, что я - человек и что я существую на самом деле.
Лицо Иолинды было серьезным.
- Верно, ты человек. Ты существуешь. Я видела, как ты материализовался.
- Но откуда я пришел?
- Из Иных Краев, - ответила она. - Из места, куда после смерти уходят все великие воины, где они дожидаются своих жен, чтобы наслаждаться вместе с ними счастьем без конца.
Я улыбнулся, но тут же согнал улыбку с лица, испугавшись оскорбить девушку.
- Такого места я не помню, - сказал я. - Я помню только битвы. Если я где-то и обитал, то не в краю вечного счастья, а во многих землях, в землях, где ведется бесконечный бой.
Внезапно я ощутил себя подавленным и утомленным.
- Бесконечный бой, - повторил я и вздохнул. Иолинда сочувственно поглядела на меня.
- По-твоему, такова твоя судьба - вечно сражаться с врагами человечества?
Я нахмурился.
- Не совсем так. Я помню времена, когда я не был человеком в том смысле, в каком ты понимаешь это слово. Если, как я сказал, мой дух перебывал во многих оболочках, то надо признать, что порой оболочки были… гм… чужими.
Я решил не додумывать мысль до конца. Она была слишком сложной, чтобы ухватить, слишком страшной, чтобы жить с ней.
Иолинда встревожилась. Встав с постели, она метнула на меня недоверчивый взгляд.
- Но не… не…
Я улыбнулся.
- Элдреном? Не знаю. Вряд ли, ибо это слово ничего мне не говорит.
Она облегченно вздохнула.
- Так тяжело верить… - проговорила она.
- Верить чему? Словам?
- Чему угодно? Когда-то, видно по молодости, я считала, что понимаю мир. Теперь же я ничего не понимаю. Я не знаю даже, доживу ли до следующего утра.
- Твои страхи не новы, они терзают всех смертных, - сказал я тихо. - Мы, к сожалению, не вечны.
- Мы? - недобро усмехнулась Иолинда. - Ты бессмертен, Эрекозе!
Мои мысли до сих пор обращены были на другое. А вдруг и в самом деле? В конце концов, почему бы и нет? Я рассмеялся.
- Скоро мы это узнаем, - сказал я, - в первой же схватке с элдренами.
С уст девушки сорвался еле слышный стон.
- О! - вскричала она. - Не говори так! Иолинда повернулась к двери.
- Ты бессмертен, Эрекозе! Ты… ты вечен! Только в тебе могу я быть уверенной, только тебе могу доверять. Не шути так. Я умоляю тебя, не шути так!
Ее волнение привело меня в замешательство. Не будь я под одеялом абсолютно голым, я бы поднялся с постели, обнял девушку и постарался бы ее утешить. Правда, она уже видела меня нагишом, когда я возник из ничего в гробнице Эрекозе, но я недостаточно разбирался в здешних обычаях и потому не в состоянии был сказать, шокировал ее тогда мой вид или нет.
- Прости меня, Иолинда, - проговорил я, - я не думал…
О чем я не подумал? О том, как сильно бедняжка напугана? Или о чем-то более серьезном?
- Не уходи, - попросил я.
Она остановилась у двери и обернулась ко мне; в ее огромных, прекрасных глазах стояли слезы.
- Ты вечен, Эрекозе. Ты бессмертен. Ты никогда не умрешь!
Я промолчал.
Насколько я мог судить, в первой же стычке с элдренами меня поджидает смерть.
Внезапно я осознал, какую ношу согласился на себя взвалить. Иолинда вышла из комнаты, и я, обессиленный, рухнул на подушки.
Я судорожно сглотнул. Сдюжу ли?
Хочу ли я нести такую ношу?
Нет. Особой уверенности в себе у меня не было, так же как и причин считать себя отменным военачальникам. Взять того же Каторна, так у него куда больше опыта в подобных делах. Он вправе таить на меня злобу. Я перебежал ему дорогу, лишил его того, чего он вполне заслуживал. Неожиданно я понял Каторна и посочувствовал ему.
Какое у меня право вести человечество в битву, которая решит его судьбу?
Никакого.
Потом пришла другая мысль.
По какому праву человечество ждет от меня подвига? - подумал я, охваченный жалостью к самому себе.
Они пробудили меня ото сна, прервав спокойную, размеренную жизнь Джона Дейкера. А теперь они требуют, чтобы я вернул им надежду и силы, которые они растеряли.
Я лежал в постели и ненавидел их всех - короля Риге-носа, Каторна и людей вообще, в том числе - прекрасную Иолинду, которые вынудили меня задуматься над этим.
Эрекозе-Воитель, Защитник Человечества, Величайший из Витязей, а в сущности - несчастный человек, лежал в постели, трясясь от страха и оплакивая свою участь.
5. Каторн
Со смущением и досадой позволил я рабам вымыть меня и побрить. Потом встал и облачился в простую тунику. Пройдя в оружейную палату, я снял со стены ножны, в которые был запрятан мой меч.
Я обнажил клинок, и прежний восторг пронизал мое тело. Я начисто забыл про недавние страхи и громко рассмеялся, размахивая мечом над головой и ощущая, как наливаются силой мышцы.
Я сделал выпад, и мне почудилось, будто меч превратился в часть моего тела, будто он стал еще одним членом, о существовании которого я до сих пор не догадывался. Я воздел клинок над собой, затем с силой опустил вниз, закрутил им в воздухе… Мне радостно было держать его в руках.
Он сотворил из меня того, кем я никогда раньше не был. Он сотворил из меня мужчину. Воина. Победителя.
В бытность мою Джоном Дейкером мне лишь пару раз случалось сжимать в ладони меч. Если верить тем моим друзьям, которые считали, что они на этом деле собаку съели, то вид у меня тогда был не ахти.
Увидев боязливо жмущегося к стене раба, я с неохотой убрал клинок обратно в ножны. Я вспомнил, что только Эрекозе может не опасаться меча.
- Что там? - спросил я.
- Пришел князь Каторн, господин. Он хочет говорить с тобой.
Я повесил ножны на стену.
- Зови, - приказал я рабу.
В палату быстрым шагом вошел Каторн. Как видно, ему пришлось некоторое время дожидаться у двери, и потому настроение у него было ничуть не лучше, чем в нашу первую встречу. Его сапоги с металлическими набойками звонко процокали по каменному полу оружейной палаты.
- Доброго утра, князь Эрекозе, - сказал он. Я поклонился.
- Приветствую тебя, князь Каторн. Извини, если заставил тебя ждать. Я пробовал меч.
- По имени Канайана, - проговорил Каторн, задумчиво глядя на оружие.
- Он самый, - сказал я. - Не хочешь ли подкрепиться, князь Каторн?
Я изо всех сил старался быть с ним любезным, и не только потому, что глупо в канун грандиозной битвы заводить себе врага в лице столь опытного воина, но из-за того еще, что, как я уже говорил, я ему сочувствовал.
Однако Каторн, очевидно, не собирался идти на мировую.
- Я позавтракал на рассвете, - бросил он. - У нас есть более срочные дела, князь Эрекозе.
- Какие же? - я решил не замечать его дерзости.
- Дела войны, князь. Других нет.
- Разумеется, разумеется. И о чем же ты хочешь говорить со мной, князь Каторн?
- Мне кажется, нам нужно упредить элдренов и напасть первыми.
- Нападение - лучшая форма защиты, так что ли?
Он как будто удивился. По всей видимости, ему не доводилось слышать этой фразы.
- Хорошо сказано. Красиво ты говоришь, не хуже элдренов.
Он явно пытался вывести меня из равновесия. Но я проглотил намек, не моргнув глазом.
- Значит, - сказал я, - мы нападаем на них. Где?
- Вот это нам как раз надо обсудить, да и кое-какие другие вопросы тоже. Вообще-то я уже выбрал место.
- Какое?
Все тем же быстрым шагом он сходил в соседнюю комнату, принес карту и расстелил ее на скамье. На карте изображен был третий континент, которым безраздельно владели элдрены, Мернадин. Острием кинжала Каторн ткнул в точку, на которую мне показывали прошлым вечером.
- Пафанааль, - проговорил я.
- Самая подходящая цель для первого удара, тем более что элдрены, как мне кажется, не ждут от нас активных действий, зная, как нас мало и как мы устали.
- Но если так, - сказал я, - не лучше ли захватить сперва городок поменьше?
- Ты забываешь, князь, что наших воинов вдохновила весть о твоем появлении, - сухо ответил Каторн.
Я усмехнулся. Каторн, увидев с моей стороны такую реакцию, нахмурился.
Я сказал спокойно:
- Нам придется научиться сотрудничать, князь Каторн. Я высоко ценю твой опыт военачальника. Я признаю, что ты куда лучше моего знаком с элдренами. Мне нужна твоя помощь не меньше, чем королю Ригеносу, как он полагает, - моя.
Каторн вроде бы слегка смягчился. Откашлявшись, он продолжил:
- Захватив Пафанааль и его окрестности, мы получим плацдарм, с которого можем организовывать рейды в глубь материка. Овладев Пафанаалем, мы окажемся в чрезвычайно выгодном положении. Мы сможем действовать по собственному усмотрению, а не плестись в хвосте у элдренов. Нам надо загнать их обратно в горы; вот что самое главное. На выкуривание их оттуда могут уйти годы, но по сравнению с нашей задачей это - сущие пустяки.
- Пафанааль сильно укреплен? - поинтересовался я.
Каторн улыбнулся.
- Элдрены полагаются в основном на свои корабли. Если мы одолеем их флот, можно считать, что Пафанааль в наших руках.
Он обнажил зубы - как я понял, в усмешке. Внезапно во взгляде его мелькнуло подозрение; он словно сожалел, что столько мне наговорил.
Молчать было нельзя.
- Что у тебя на уме, князь Каторн? - спросил я. - Или ты не доверяешь мне?
Он уже овладел собой.
- Я вынужден доверять тебе, - произнес он ровным голосом. - Мы все вынуждены доверять тебе, князь Эрекозе. Разве ты вернулся не за тем, чтобы сдержать давнишнюю клятву?
Я настороженно поглядел на него.
- Ты в это веришь?
- Я вынужден в это верить.
- Веришь ли ты, что я - на самом деле Эрекозе-Воитель?
- Опять-таки я вынужден верить.
- Ты веришь в это, ибо считаешь, что если я не Эрекозе - не тот Эрекозе, о котором говорится в легендах, то человечество обречено?
Он наклонил голову, соглашаясь.
- А что, если я не Эрекозе, князь?
Каторн посмотрел на меня.
- Ты должен быть им… князь. Если бы не одна вещь, я сказал бы…
- Что бы ты сказал?
- Ничего.
- Что я - переодетый элдрен? Правильно, князь Каторн? Хитрый нелюдь, принявший человеческий облик? Верна ли моя догадка, князь?
- Да, - подтвердил Каторн, сдвинув мохнатые брови и облизывая побелевшие губы. - Ходят слухи, что элдрены могут читать мысли, а вот за людьми такого не водится.
- Уж не боишься ли ты, князь Каторн?
- Кого, элдренов? Клянусь Всеблагим, сейчас я тебе…
Массивная ладонь Каторна легла на рукоять его меча.
Я поднял руку и указал на висевший на стене клинок.
- Вот деталь, которая опрокидывает все твои построения, не правда ли? Если я не Эрекозе, то как мне удается совладать с его оружием?
Он не вытащил меч, однако ладонь с рукояти не убрал.
- Ведь правда, что ни одно живое существо, будь оно человеком или элдреном, не смогло бы коснуться клинка и остаться в живых? - спросил я тихо.
- Так гласит легенда, - согласился он.
- Легенда?
- Я никогда не видел, чтобы элдрен пытался взять в руки Канайану.
- Тем не менее ты должен признать, что это так. Иначе…
- Иначе человечеству не на что больше надеяться, - сами собой сорвались с его губ страшные слова.
- Верно, князь Каторн. Значит, ты признаешь, что я - Эрекозе, призванный королем Ригеносом для того, чтобы вести человечество к победе?
- Мне не остается ничего другого.
- Вот и ладно. А теперь моя очередь.
- Твоя?
- Я признаю, что ты будешь сотрудничать со мной, что не станешь плести за моей спиной заговоров, не утаишь от меня никаких мало-мальски важных сведений, не попытаешься объединиться с теми, кто окажется обиженным или недовольным мной. Сам видишь, князь Каторн, твоя недоверчивость может привести к крушению наших планов. Воин, который завидует своему командиру и держит на него зло, способен причинить больше вреда, чем самый страшный враг.
Каторн кивнул и расправил плечи, убрав руку с меча.
- Я уже думал над этим, князь. Не стоит считать меня глупцом.
- Я знаю, что ты не глупец, князь Каторн. Будь ты глупцом, я не заводил бы с тобой такого разговора.
Он поиграл желваками, переваривая мой ответ, потом сказал:
- И ты тоже не глупец, князь Эрекозе.
- Благодарю за лестное мнение.
Хмыкнув, он снял шлем и провел пятерней по густым волосам, как видно, все еще пребывая в сомнениях.
Я ждал, когда он заговорит. Однако Каторн решительным движением нахлобучил на голову шлем, сунул в рот палец и поскреб ногтем зуб. Вынув палец, он внимательно его оглядел, бросил взгляд на карту и пробормотал:
- Что ж, по крайней мере мы друг друга поняли. Пожалуй, так нам будет легче в этой поганой войне.
Я кивнул.
- Думаю, что гораздо легче.
Он фыркнул.
- А в каком состоянии наш флот? - спросил я.
- В довольно приличном. Он, правда, не столь велик, как раньше, но, я думаю, это поправимо. Верфи работают день и ночь; число кораблей растет, и новые крупнее старых. А в литейных мастерских льют для них могучие пушки.
- Людей хватает?
- Мы набираем в экипажи кого только можем, даже подростков и женщин. Тебе не солгали, князь Эрекозе: воистину все человечество поднялось на войну против элдренов.
Я промолчал, начиная втайне восхищаться величием духа моих соплеменников. Меня уже меньше тревожили заботы насчет того, что я делаю так, а что - не так. Я очутился непонятно в каком месте и непонятно в каком времени; но здешний народ сражался не за что-нибудь, а за собственное выживание.
Тут мне в голову пришла другая мысль. А вдруг то же самое можно сказать про элдренов?
Я подавил сомнение.